сокрылись в мрак густой:
 Там слышались победны клики,
 Сражающейся рати крики,
 И томный раздавался вой.

 "Ты зришь,- мне с кротостью вещало привиденье,-
 России торжество, врагов ее паденье.
 То щит отечества, его военный дух
 Пожарский, ревностный сотрудник мой и друг,
 Летит вслед извергов, оставивших столицу.
 Он мстительну на них уже вознес десницу.
 Пред ним свирепый мраз, страх бледный, тощий глад
 На истребление враждебных сил спешат.
 Уж в бегстве гибельном, их лютостью томимый
 И гневом божиим невидимо гонимый,
 Неистовый гордец, забыв позор и стыд,
 Окровавленной им дорогой вспять бежит.
 На каждом он шагу народну месть встречает;
 Рать сильна, рать его толпами низлагает;
 И кровью буйного упьется русский меч:
 От острия его не может он утечь.
 Тогда в свою чреду сей мира нарушитель,
 Сей бич вселенныя, Москвы опустошитель,
 Покажет царствам всем, простерт у наших ног,
 Сколь в гневе праведном велик российский бог;
 Сколь истинен в судах над нами справедливых
 Отец раскаянных, каратель злочестивых".
 Так рек; и, пастырска надвершием жезла
 Коснувшись моего пристрашного чела,
 Исчез. Внезапу гром по небу прокатился.
 Объятый трепетом, от сна я пробудился
 И Гермогена в сем видении познал:
 Надеждой скорбному он сердцу отдых дал.
 Утих бурливый ветр; луна над мной блистала,
 В дрожащих Псла струях себя изображала.
 Восхитилася мысль, и вспламенился дух.
 Казалось, старца речь еще разила слух,
 Еще по воздуху слова его носились.
 Неволею тогда уста мои открылись,
 Воображением я в будущем парил
 И, в полноте души, с восторгом возопил:

 "Дерзайте, россы! Гнет печали
 С унылых свергните сердец:
 Враги пред нами в бегстве пали,
 Победы нам отдав венец.
 Рассыпаны строптивых силы!
 Воззрите на сии могилы,
 Устлавшие бегущих след;
 На обагренны кровью реки:
 Над ними поздни узрят веки
 Трофей наш,- мщенья и побед.
 Неправды спеющих дорогой
 Творец наш гневом посетил;
 Но бич, орудье казни строгой,
 Над нашей выей сокрушил.
 На суд ли вышнего возропщем?
 Никак; но в умиленье общем
 Благодаренье воздадим
 За милосердную пощаду,
 Что яростному не дал аду
 Нас зевом поглотить своим.

 Теперь, несчастьем наученны,
 Отвергнем иноземный яд:
 Да злы беседы отравленны
 Благих обычаев не тлят;
 И, на стезю склоняся праву,
 Лишь в доблести прямую славу,
 Существенну поставим честь.
 Престанем чуждым ослепленьям
 Развратам и предубежденьям
 Подобострастно дани несть.
 Отечество ждет нашей дани.
 Протоптаны врагом поля,
 Прострем к убогой братье длани,
 Избыток с нею наш деля;
 Взнесем верхи церквей сожженных;
 Да алтарей опустошенных
 С весной не порастит трава;
 Пожаров след да истребится,
 И, аки феникс, возродится
 Из пепла своего Москва!"

 1812



 НА СМЕРТЬ НАПОЛЕОНА

 Высокомерный дух, смирися!
 Склони взнесенный буйства рог!
 Внемли прещенью и страшися:
 "Противится гордыне бог".
 Игралище всемощна рока,
 Не мни: нет власти, счастью срока.
 Се меч над выей уж висит.
 Се край отверзся небосклона;
 Зри вдаль: там прах Наполеона
 В пустыне каменистой скрыт.

 Пришлец,- свободныя державы
 Главой он был, пленив сердца.
 Почто ж чрез умыслы лукавы
 Искал он царского венца?
 Почто, воздев злату порфиру,
 Всеобщим самовластьем миру
 Безумно угрожать хотел? -
 Се казнь; и жрец всеалчный страсти,
 Предела не познавший власти,
 Ничтожества познал предел.

 Так с юга вихрь поднявшись бурный,
 Погибель наносил странам;
 Застлавши прахом свод лазурный,
 Размчал он жатвы по полям;
 Коснулся зданий-зданья пали;
 Ударил в лес-древа трещали,
 И ниц полег дремучий лес:
 Все буйным он громил стремленьем;
 Но вдруг,-с сильнейшим разъяреньем,
 В столп взвился к небу - и исчез.

 Исчез и славы метеора
 Блестящий луч так в миг один!
 Где верх торжеств, там верх позора:
 И в узах-грозный властелин!
 Какий преврат! простой породы,
 И всем безвестный,-юны годы
 Едва средь брани протекли,-
 Уж равного не зрел он боле;
 На велелепном сел престоле
 И жезл приял судьи земли.

 К подножью ног счастливца пали
 Народы, царства и цари:
 Цари от взора трепетали;
 Мечом решая мир и при,
 Он все подверг убийств законам;
 Ступал по раздробленным тронам,
 И след трофеями устлал;
 Но манье вышнего десницы -
 И с громоносной колесницы
 Строптивый победитель пал.

 Давно ли на гиганта с страхом
 Взирал весь изумленный мир?
 Престолы покрывались прахом
 И вретищами блеск порфир.
 Все рушила десница люта;
 Но грозна сближилась минута -
 И тот, кто троны все потряс,
 Преткнулся, шед в победном лике;
 И роковой царей владыке
 На севере ударил час.

 Бежит он по снегам стезею,
 Окровавленный им,-и росс
 Могущей дланию своею
 Низринул страшный сей колосс.
 Вотще отважная измена,
 Надеждой буйной ослепленна,
 Опять на трон его взвела:
 Он пал-судьба его свершилась,
 И в трон тирана превратилась
 Кремниста средь морей скала.

 Куда ни обращал он очи,
 Безбрежну зыбь везде встречал;
 Постылы дни, бездремны ночи
 В унынье мрачном провождал;
 Терзали дух воспоминанья;
 Престол, победны восклицанья,
 Все было, как призраки сна;
 Пробудок - ссылочна пустыня,
 И в ней смиренная гордыня
 Жива навек погребена.

 Теперь там труп титана кроет
 Лишь персти чужеземной горсть,
 И в черепе останки роет
 Презренный червь, гробницы гость;
 А тень, блуждая вкруг могилы,
 Лишь воплей слышит гул унылый
 И клятвы жертв убийств, крамол:
 Потомство клятв сих не забудет
 И в нем Наполеон пребудет
 Бессмертен слухом буйств и зол!..

 Вожди надменны! вразумитесь!
 Он был пример вам и глава;
 Священны всем сердцам страшитесь
 Насильством нарушать права.
 Чем боле счастье вас ласкает,
 Тем неприметней приближает
 К стремнине, с коей должно пасть.
 Судьба к неправде буйной строга:
 Вам срочна власть дана от бога;
 Его всевечну чтите власть.

 1822



 Н. М. ШАТРОВ

 ПОЖАР МОСКВЫ В 1812 ГОДУ

 Пою пожар Москвы несчастной!
 Нагрянул новый Тамерлан
 И бранью тяжкою, ужасной
 Вломился в Кремль, как ураган;
 И нет от сильных обороны;
 Повсюду страх, повсюду стоны,
 Здесь горький плач, там страшный бой,
 Везде насильство, притесненье,
 Везде убийство, истребленье,
 Везде грабеж, везде разбой.

 Летят под небом с воем, с блеском
 По грозным тучам смерть и гром
 И разливают пламень с треском
 На каждый храм, на каждый дом.
 Зияют страшные зарницы
 Над высотами всей столицы,
 И загорается Москва.
 Дым черный стелется, клубится,
 И се перестает светиться
 Москвы блестящая глава.

 Москва несчастная пылает,
 Москва горит двенадцать дней;
 Под шумным пламем истлевает
 Несметное богатство в ней:
 Все украшенья храмовые,
 Сокровища их вековые,
 Великолепия дворцов,
 Чудесных редкостей собранья,
 Все драгоценности ваянья,
 Кистей искусных и резцов.

 Еще двенадцать дней дымилась
 Столица славы и отрад.
 Пожара искра в пепле тлилась,
 Курился нестерпимый смрад.
 Повсюду ужасы встречались,
 От гибели не исключались
 Ни хижины, ни алтари;
 От переулка до гульбища
 Все претворилось в пепелища,
 В развалины и пустыри.

 Все истребилось, и сожглися
 Гостиный двор и Арсенал,
 Сам Кремль с Китаем сотряслися,
 И сам царь-колокол упал;
 Взорвались башни, сокрушились,
 Зубчаты стены развалились,
 Скатилися с бойниц главы;
 Повсюду ужас, разрушенье,
 Пять взрывов - и в одно мгновенье
 Не стало на земле Москвы.

 Меж тем от голода и хлада
 И от насилия врагов
 На смрадном пепелище града
 Толпы детей, толпы отцов
 И сонмы матерей несчастных.
 Под сумраками дней ненастных,
 Скорбей сердечных не стерпев,
 Без всякой помощи страдают
 И разной смертью погибают,
 Приютной кровли не имев.

 Между развалин закоптелых,
 Карнизов падших и колонн,
 Домов и лавок обгорелых
 Глухой, унылый слышен стон:
 Там умирающий и мертвый,
 Меча иль глада ставший жертвой,
 Одни под ветрами лежат;
 Никто им не закроет очи,
 И только звезды полуночи
 Тела усопших сторожат.

 Все стогны полны мертвецами
 Различных полов, лиц и лет;
 Враги с железными сердцами-
 И никому пощады нет;
 А там толпы полуживые,
 Главы седые, вековые,
 Как тени с Стиксовых брегов,
 Без обуви и без одежды,
 Без помощи и без надежды,
 Рабами стали для врагов.

 И, помня доброе былое,
 Свою свободу и покой,
 Клянут плененья время злое,
 Томясь под страшною рукой
 Ужасного Наполеона;
 И полны пепелища стона,
 И камни смочены слезой;
 Страшна спасенья невозможность:
 Все превратилося в ничтожность,
 Как под содомскою грозой.

 Москвы под пеплом погреблися
 Седьми веков и труд и ум,
 По всей вселенной раздалися
 Ее паденье, треск и шум.
 Все вопрошали в удивленьи,
 Кому Москва себя в забвеньи
 Такую жертву принесла,
 Которой не было примера,
 И страшная такая мера
 Кого и от чего спасла...

 Отечество? Но без пожара
 Великой из земных столиц
 Довольно смелого удара
 Бесчисленных ее десниц
 На пораженье супостата:
 Россия храбрыми богата,
 Полки ее богатырей
 Видали в поле Тамерлана.
 Ужель Европу от тирана
 И от бесславия царей?

 Тебе венец и почитанья,
 Царица русских городов.
 Твой плен, твой пепел и страданья
 Есть тайна божеских судов;
 Не человеческой злой воле
 На бранном кроволитном поле
 Была должна ты уступить:
 Но бог, казня Наполеона,
 Хотел Европу от дракона
 Твоим пожаром искупить.

 Узря Европы сотрясенье,
 Ты длань ей дружбы подала,
 Охотно для ее спасенья
 Себя всю в жертву отдала;
 От уз постыдных искупила;
 Но чем Европа заплатила
 Союзнице своей Москве?
 Москва сама собой восстала,
 И снова слава заблистала
 На царственной твоей главе.

 И следствием твоих страданий
 Есть мир и царство тишины.
 Уже волканы всех мечтаний,
 Завоеваний и войны
 Твоим пожаром потушились,
 Ужасных силы сокрушились,
 Исчез, исчез всемирный трон:
 Надежды гордых перестали,
 Кумиры слепоты упали,
 И пал наш враг Наполеон.
 Свобода! Пойте гимн свободы,
 Европы славные певцы,
 И вы, германские народы,
 Сплетайте в честь Москвы венцы;
 Сроднитесь с русскими сердцами
 И будьте все ее певцами:
 Пускай векам передадут
 Пожар московский песни ваши
 И поздние потомки наши
 Венец для ней, как вы, сплетут.

 Я духом речь потомков внемлю,
 Как отклик радостной молвы:
 "Подвигнем океан и землю
 Для прославления Москвы,
 И в память жертвы незабвенной,
 На поклоненье всей вселенной,
 Как всех столиц земных главе,
 Воздвигнем памятник!"-сказали,
 Воздвигнули-и написали:
 "Спасительнице царств Москве".

 1814



 И. А. КРЫЛОВ

 ВОЛК НА ПСАРНЕ

 Волк ночью, думая залезть в овчарню,
 Попал на псарню.
 Поднялся вдруг весь псарный двор.
 Почуя серого так близко забияку,
 Псы залились в хлевах и рвутся вон на драку.
 Псари кричат: "Ахти, ребята, вор!"
 И вмиг ворота на запор;
 В минуту псарня стала адом.
 Бегут: иной с дубьем,
 Иной с ружьем.
 Огня! - кричат,- огня!"
 Пришли с огнем.
 Мой Волк сидит, прижавшись в угол задом.
 Зубами щелкая и ощетиня шерсть,
 Глазами, кажется, хотел бы всех он съесть;
 Но, видя то, что тут не перед стадом
 И что приходит наконец
 Ему расчесться за овец,-
 Пустился мой хитрец
 В переговоры
 И начал так: "Друзья! К чему весь этот шум?
 Я, ваш старинный сват и кум,
 Пришел мириться к вам, совсем не ради ссоры;
 Забудем прошлое, уставим общий лад!
 А я не только впредь не трону здешних стад,
 Но сам за них с другими грызться рад.
 И волчьей клятвой утверждаю,
 Что я..."-"Послушай-ка, сосед,-
 Тут ловчий перервал в ответ,-
 Ты сер, а я, приятель, сед,
 И Волчью вашу я давно натуру знаю;
 А потому обычай мой:
 С волками иначе не делать мировой,
 Как снявши шкуру с них долой".
 И тут же выпустил на Волка гончих стаю.

 Октябрь 1812



 ОБОЗ

 С горшками шел Обоз,
 И надобно с крутой горы спускаться.
 Вот, на горе других оставя дожидаться,
 Хозяин стал сводить легонько первый воз.
 Конь добрый на крестце почти его понес,
 Катиться возу не давая;
 А лошадь сверху, молодая,
 Ругает бедного коня за каждый шаг:
 "Ай, конь хваленый, то-то диво!
 Смотрите: лепится, как рак;
 Вот чуть не зацепил за камень. Косо! криво!
 Смелее! Вот толчок опять!
 А тут бы влево лишь принять,
 Какой осел! Добро бы было в гору
 Или в ночную пору;
 А то и под гору и днем!
 Смотреть, так выйдешь из терпенья!
 Уж воду бы таскал, коль нет в тебе уменья!
 Гляди-тко нас, как мы махнем!
 Не бойсь, минуты не потратим,
 И возик свой мы не свезем, а скатим!"
 Тут, выгнувши хребет и понатужа грудь,
 Тронулася лошадка с возом в путь;
 Но только под гору она перевалилась -
 Воз начал напирать, телега раскатилась;
 Коня толкает взад, коня кидает вбок,
 Пустился конь со всех четырех ног
 На славу;
 По камням, рытвинам пошли толчки,
 Скачки,
 Левей, левей, и с возом-бух в канаву!
 Прощай, хозяйские горшки!

 Как в людях многие имеют слабость ту же:
 Все кажется в другом ошибкой нам;
 А примешься за дело сам,
 Так напроказишь вдвое хуже.

 Октябрь 1812



 ВОРОНА И КУРИЦА

 Когда Смоленский Князь,
 Противу дерзости искусством воружась,
 Вандалам новым сеть поставил
 И на погибель им Москву оставил,
 Тогда все жители, и малый и большой,
 Часа не тратя, собралися
 И вон из стен московских поднялися,
 Как из улья пчелиный рой.
 Ворона с кровли тут на эту всю тревогу
 Спокойно, чистя нос, глядит.
 "А ты что ж, кумушка, в дорогу? -
 Ей с возу Курица кричит.-
 Ведь говорят, что у порогу
 Наш супостат".-
 "Мне что до этого за дело? -
 Вещунья ей в ответ.-Я здесь останусь смело.
 Вот ваши сестры - как хотят;
 А ведь Ворон ни жарят, ни варят:
 Так мне с гостьми не мудрено ужиться,
 А может быть, еще удастся поживиться
 Сырком, иль косточкой, иль чем-нибудь.
 Прощай, хохлаточка, счастливый путь!"
 Ворона подлинно осталась;
 Но, вместо всех поживок ей,
 Как голодом морить
 Смоленский стал гостей -
 Она сама к ним в суп попалась.

 Так часто человек в расчетах слеп и глуп.
 За счастьем, кажется, ты по пятам несешься:
 А как на деле с ним сочтешься-
 Попался, как ворона в суп!

 Ноябрь 1812



 ЩУКА И КОТ

 Беда, коль пироги начнет печи сапожник,
 А сапоги тачать пирожник:
 И дело не пойдет на лад,
 Да и примечено стократ,
 Что кто за ремесло чужое браться любит,
 Тот завсегда других упрямей и вздорней:
 Он лучше дело все погубит
 И рад скорей
 Посмешищем стать света,
 Чем у честных и знающих людей
 Спросить иль выслушать разумного совета.

 Зубастой Щуке в мысль пришло
 За кошачье приняться ремесло.
 Не знаю: завистью ль ее лукавый мучил,
 Иль, может быть, ей рыбный стол наскучил?
 Но только вздумала Кота она просить,
 Чтоб взял ее с собой он на охоту,
 Мышей в анбаре половить.
 "Да полно, знаешь ли ты эту, свет, работу? -
 Стал Щуке Васька говорить,-
 Смотри, кума, чтобы не осрамиться:
 Недаром говорится,
 Что дело мастера боится".-
 "И, полно, куманек! Вот невидаль: мышей!
 Мы лавливали и ершей".-
 "Так в добрый час, пойдем!" Пошли, засели.
 Натешился, наелся Кот,
 И кумушку проведать он идет;
 А Щука чуть жива, лежит, разинув рот,
 И крысы хвост у ней отъели.
 Тут, видя, что куме совсем не в силу труд,
 Кум замертво стащил ее обратно в пруд.
 И дельно! Это, Щука,
 Тебе наука:
 Вперед умнее быть
 И за мышами не ходить.

 1813



 В. А. ЖУКОВСКИЙ

 ПЕВЕЦ ВО СТАНЕ РУССКИХ ВОИНОВ

 Певец

 На поле бранном тишина;
 Огни между шатрами;
 Друзья, здесь светит нам луна,
 Здесь кров небес над нами.
 Наполним кубок круговой!
 Дружнее! руку в руку!
 Запьем вином кровавый бой
 И с падшими разлуку.
 Кто любит видеть в чашах дно,
 Тот бодро ищет боя...
 О, всемогущее вино,
 Веселие героя!

 Воины

 Кто любит видеть в чашах дно,
 Тот бодро ищет боя...
 О, всемогущее вино,
 Веселие героя!

 Певец

 Сей кубок чадам древних лет!
 Вам слава, наши деды!
 Друзья, уже могущих нет;
 Уж нет вождей победы;
 Их домы вихорь разметал;
 Их гробы срыли плуги;
 И пламень ржавчины сожрал
 Их шлемы и кольчуги;
 Но дух отцов воскрес в сынах;
 Их поприще пред нами...
 Мы там найдем их славный прах
 С их славными делами.

 Смотрите, в грозной красоте,
 Воздушными полками,
 Их тени мчатся в высоте
 Над нашими шатрами...
 О Святослав, бич древних лет,
 Се твой полет орлиной.
 "Погибнем! мертвым срама нет!" -
 Гремит перед дружиной.
 И ты, неверных страх. Донской,
 С четой двух соименных,
 Летишь погибельной грозой
 На рать иноплеменных.

 И ты, наш Петр, в толпе вождей.
 Внимайте клич: Полтава!
 Орды пришельца снедь мечей,
 И мир взывает: слава!
 Давно ль, о хищник, пожирал
 Ты взором наши грады?
 Беги! твой кань и всадник пал!
 Твой след-костей громады;
 Беги! и стыд и страх сокрой
 В лесу с твоим сарматом;
 Отчизны враг сопутник твой:
 Злодей владыке братом.

 Но кто сей рьяный великан,
 Сей витязь полуночи?
 Друзья, на спящий вражий стаи
 Вперил он страшны очи;
 Его завидя в облаках,
 Шумящим, смутным роем
 На снежных Альпов высотах
 Взлетели тени с воем;
 Бледнеет галл, дрожит сармат
 В шатрах от гневных взоров...
 О горе! горе, супостат!
 То грозный наш Суворов.

 Хвала вам, чада прежних лет,
 Хвала вам, чада славы!
 Дружиной смелой вам вослед
 Бежим на пир кровавый;
 Да мчится ваш победный строй
 Пред нашими орлами;
 Да сеет, нам предтеча в бой,
 Погибель над врагами;
 Наполним кубок! меч во длань!
 Внимай нам, вечный мститель!
 За гибель-гибель, брань-за брань,
 И казнь тебе, губитель!

 Воины

 Наполним кубок! меч во длань!
 Внимай нам, вечный мститель!
 За гибель-гибель, брань-за брань,
 И казнь тебе, губитель!

 Певец

 Отчизне кубок сей, друзья!
 Страна, где мы впервые
 Вкусили сладость бытия,
 Поля, холмы родные,
 Родного неба милый свет,
 Знакомые потоки,
 Златые игры первых лет
 И первых лет уроки,
 Что вашу прелесть заменит?
 О родина святая,
 Какое сердце не дрожит,
 Тебя благословляя?

 Там все-там родших милый дом;
 Там наши жены, чада;
 О нас их слезы пред творцом;
 Мы жизни их ограда;
 Там девы - прелесть наших дней,
 И сонм друзей бесценный,
 И царский трон, и прах царей,
 И предков прах священный.
 За них, друзья, всю нашу кровь!
 На вражьи грянем силы;
 Да в чадах к родине любовь
 Зажгут отцов могилы.

 Воины

 За них, за них всю нашу кровь!
 На вражьи грянем силы;
 Да в чадах к родине любовь
 Зажгут отцов могилы.

 Певец

 Тебе сей кубок, русский царь!
 Цвети твоя держава;
 Священный трон твой нам алтарь;
 Пред ним обет наш: слава.
 Не изменим; мы от отцов
 Прияли верность с кровью;
 О царь, здесь сонм твоих сынов,
 К тебе горим любовью;
 Наш каждый ратник славянин;
 Все долгу здесь послушны;
 Бежит предатель сих дружин,
 И чужд им малодушный.

 Воины

 Не изменим; мы от отцов
 Прияли верность с кровью;
 О царь, здесь сонм твоих сынов,
 К тебе горим любовью.

 Певец

 Сей кубок ратным и вождям!
 В шатрах, на поле чести,
 И жизнь и смерть-все пополам;
 Там дружество без лести,
 Решимость, правда, простота,
 И нравов непритворство,
 И смелость - бранных красота,
 И твердость, и покорство.
 Друзья, мы чужды низких уз;
 К венцам стезею правой!
 Опасность-твердый наш союз;
 Одной пылаем славой.

 Тот наш, кто первый в бой летит
 На гибель супостата,
 Кто слабость падшего щадит
 И грозно мстит за брата;
 Он взором жизнь дает полкам;
 Он махом мощной длани
 Их мчит во сретенье врагам,
 В средину шумной брани;
 Ему веселье битвы глас,
 Спокоен под громами:
 Он свой последний видит час
 Бесстрашными очами.

 Хвала тебе, наш бодрый вождь,
 Герой под сединами!
 Как юный ратник, вихрь, и дождь,
 И труд он делит с нами.
 О, сколь с израненным челом
 Пред строем он прекрасен!
 И сколь он хладен пред врагом
 И сколь врагу ужасен!
 О, диво! се орел пронзил
 Над ним небес равнины...
 Могущий вождь главу склонил;
 Ура кричат дружины.

 Лети ко прадедам, орел,
 Пророком славной мести!
 Мы тверды: вождь наш перешел
 Путь гибели и чести;
 С ним опыт, сын труда и лет;
 Он бодр и с сединою;
 Ему знаком победы след.