вровый венец,
 И власть, и замысел, обдуманный глубоко,-
 И в полковых рядах сокрыться одиноко.
 Там, устарелый вождь, как ратник молодой,
 Свинца веселый свист заслышавший впервой,
 Бросался ты в огонь, ища желанной смерти,-
 Вотще! -
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
 О люди! жалкий род, достойный слез и смеха!
 Жрецы минутного, поклонники успеха!
 Как часто мимо вас проходит человек,
 Над кем ругается слепой и буйный век,
 Но чей высокий лик в грядущем поколенье
 Поэта приведет в восторг и в умиленье!

 1835



 * * *

 Была пора: наш праздник молодой
 Сиял, шумел и розами венчался,
 И с песнями бокалов звон мешался,
 И тесною сидели мы толпой.
 Тогда, душой беспечные невежды,
 Мы жили все и легче и смелей,
 Мы пили все за здравие надежды
 И юности и всех ее затей.

 Теперь не то: разгульный праздник наш
 С приходом лет, как мы, перебесился,
 Он присмирел, утих, остепенился,
 Стал глуше звон его заздравных чаш;
 Меж нами речь не так игриво льется,
 Просторнее, грустнее мы сидим,
 И реже смех средь песен раздается,
 И чаще мы вздыхаем и молчим.

 Всему пора: уж двадцать пятый раз
 Мы празднуем Лицея день заветный.
 Прошли года чредою незаметной,
 И как они переменили нас!
 Недаром-нет!-промчалась четверть века!
 Не сетуйте: таков судьбы закон;
 Вращается весь мир вкруг человека,-
 Ужель один недвижим будет он?

 Припомните, о други, с той поры,
 Когда наш круг судьбы соединили,
 Чему, чему свидетели мы были!
 Игралища таинственной игры,
 Металися смущенные народы;
 И высились и падали цари;
 И кровь людей то славы, то свободы,
 То гордости багрила алтари.

 Вы помните: когда возник Лицей,
 Как царь для нас открыл чертог царицын,
 И мы пришли. И встретил нас Куницын
 Приветствием меж царственных гостей.
 Тогда гроза двенадцатого года
 Еще спала. Еще Наполеон
 Не испытал великого народа -
 Еще грозил и колебался он.

 Вы помните: текла за ратью рать,
 Со старшими мы братьями прощались
 И в сень наук с досадой возвращались,
 Завидуя тому, кто умирать
 Шел мимо нас... и племена сразились,
 Русь обняла кичливого врага,
 И заревом московским озарились
 Его полкам готовые снега.

 Вы помните, как наш Агамемнон
 Из пленного Парижа к нам примчался,
 Какой восторг тогда пред ним раздался!
 Как был велик, как был прекрасен он,
 Народов друг, спаситель их свободы!
 Вы помните-как оживились вдруг
 Сии сады, сии живые воды,
 Где проводил он славный свой досуг.

 И нет его-и Русь оставил он,
 Взнесенну им над миром изумленным,
 И на скале изгнанником забвенным,
 Всему чужой, угас Наполеон.
 И новый царь, суровый и могучий,
 На рубеже Европы бодро стал,
 И над землей сошлися новы тучи,
 И ураган их...

 1836



 Н. М. ЯЗЫКОВ

 Д. В. ДАВЫДОВУ

 Жизни баловень счастливый,
 Два венка ты заслужил;
 Знать, Суворов справедливо
 Грудь тебе перекрестил!
 Не ошибся он в дитяти:
 Вырос ты - и полетел,
 Полон всякой благодати,
 Под знамена русской рати,
 Горд, и радостен, и смел.

 Грудь твоя горит звездами:
 Ты геройски добыл их
 В жарких схватках со врагами,
 В ратоборствах роковых;
 Воин смлада знаменитый,
 Ты еще под шведом был,
 И на финские граниты
 Твой скакун звучнокопытый
 Блеск и топот возносил.

 Жизни бурно-величавой
 Полюбил ты шум и труд:
 Ты ходил с войной кровавой
 На Дунай, на Буг и Прут.
 Но тогда лишь собиралась
 Прямо русская война;
 Многогромная скоплялась
 Вдалеке-и к нам примчалась
 Разрушительно-грозна.

 Чу! труба продребезжала!
 Русь! тебе надменный зов!
 Вспомяни ж, как ты встречала
 Все нашествия врагов!
 Созови из стран далеких
 Ты своих богатырей,
 Со степей, с равнин широких,
 С рек великих, с гор высоких,
 От осьми твоих морей!

 Пламень в небо упирая,
 Лют пожар Москвы ревет;
 Златоглавая, святая,
 Ты ли гибнешь? Русь, вперед!
 Громче буря истребленья,
 Крепче смелый ей отпор!
 Это жертвенник спасенья,
 Это пламень очищенья,
 Это фениксов костер!

 Где же вы, незванны гости,
 Сильны славой и числом?
 Снег засыпал ваши кости!
 Вам почетный был прием!
 Упилися, еле живы,
 Вы в московских теремах,
 Тяжелы домой пошли вы,
 Безобразно полегли вы
 На холодных пустырях!

 Вы отведать русской силы
 Шли в Москву: за делом шли!
 Иль не стало на могилы
 Вам отеческой земли?
 Много в этот год кровавый,
 В эту смертную борьбу,
 У врагов ты отнял славы,
 Ты, боец чернокудрявый,
 С белым локоном на лбу!

 Удальцов твоих налетом
 Ты, их честь, пример и вождь,-
 По лесам и по болотам,
 Днем и ночью, в вихрь и дождь,
 Сквозь огни и дым пожара
 Мчал врагам, с твоей толпой,
 Вездесущ, как божья кара,
 Страх нежданного удара
 И нещадный, дикий бой!

 Лучезарна слава эта,
 И конца не будет ей;
 Но такие ж многи лета
 И поэзии твоей:
 Не умрет твой стих могучий,
 Достопамятно-живой,
 Упоительный, кипучий,
 И воинственно-летучий,
 И разгульно-удалой.

 Ныне ты на лоне мира:
 И любовь и тишину
 Нам поет златая лира,
 Гордо певшая войну.
 И как прежде громогласен
 Был ее воинский лад,
 Так и ныне свеж и ясен,
 Так и ныне он прекрасен,
 Полный неги и прохлад.

 Август 1835



 П. А. КАТЕНИН

 ИНВАЛИД ГОРЕВ
 БЫЛЬ
 (Отрывок)

 Тысяча восемьсот четвертого года
 Рекрут брали по всей Руси. Бонапарте,
 Брезгая консульством, молвил:
 "Я - император".
 Сытая бунтами Франция иго надела;
 Слабым соседям не спорить: признали с поклоном;
 Сильные ж с гневом отвергли, злое предвидя.

 Англия, враг коренной, поднялась кораблями,
 Цезарь-ратью на суше; царь православный
 К ним пристал, и с той поры началася
 На десять лет война: великие сечи,
 Сходки насмерть безвестных друг другу народов,
 Смены царств и владык, гульбы по столицам-
 С юга на север, с востока на запад; от моря
 Бурным приливом к Москве и отливом к Парижу.

 Вдоволь стоило денег, и крови, и плача
 Всем, покуда Бог виновника скорбей,
 Свергнув с престола, по смерть не запер в неволю.
 Видели мы чудеса; с трудом им поверят
 Внуки. В начале никто их не чаял; но просто
 Воинов новых, взамен отставных и умерших
 Двух с пятисот, по всей Руси набирали.
 Волости Спасской крестьянин Макар Еремеев,
 Горев по прозвищу, младший в семье из трех братьев,
 В город губернский свезен. В присутствие: годен!
 "Лоб!" Забрили. Пошел он на царскую службу,
 Биться с врагом. Поплакал он на прощанье.
 Есть и о чем: жена у него молодая,
 Сын по девятому году, парень отменный,
 Умный, красавец, весь в матушку Мавру Петровну.

 Вот на нее поглядеть, так сам надорвешься:
 Словно вдова безмужняя, голосом вопит,
 Слезы ручьем! А сколько слов причитает
 Ласковых-мужу, колючих-себе с сиротою!
 Вспомнить невмочь, а где пересказывать? Деверь,
 В сани ее посадив, увез уж насильно.

 Горев с другими пошел в свой полк гренадерский.
 В полгода там обучился приемам ружейным,
 Шагу, заряду, пальбе, глазам, поворотам,
 Словом, всему, что знает исправный служивый.
 В пору как раз. Полкам поход за границу.
 Спешно в Австрию звали на выручку русских.
 Всем не вдруг поспеть. Кругом на передних
 Враг налег. Пробились штыками навстречу
 Братьи, идущей к ним с отцом-государем.
 Стали лицом к лицу противники в битву:
 Тут цветки созрели в ягоды волчьи,
 Тут легло людей, что в жатву колосьев,
 Кровь лилась, что брага на свадебном пире.

 Горев сражался, покуда ноги держали:
 Рана в плече от осколка гранаты; другая-
 Пулей в ляжку; пикой в левую руку-
 Третья; в голову саблей-четвертая; с нею
 Замертво пал. Разъезд неприятельский утром
 Поднял, а лекарь вылечил. Пленных погнали
 Всех во Францию. Минул год с половиной;
 Мир заключили, вечный, до будущей ссоры.
 С миром размен; и многих оттоль восвояси
 Русских услали. Забыли о бедном Макаре!

 Беден всяк вдали от родины милой;
 Горек хлеб, кисло вино на чужбине:
 Век живи, не услышишь русского слова!
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 Наполеон меж тем взять новое царство
 Вздумал: Гишпанию алчному надо вдобавок!
 С сыном король не ладил. "Милости просим
 В гости!-сказал Бонапарте.-Соседнее дело,
 Мир". Те спроста приехали; он их, лукавый,
 В ссылку обоих за стражей; и землю с народом,
 Брата, как куклу, им в короли, и присвоил,
 Ладно бы все, да лиха беда: не даются! Силой бери!
 И, полк за полком, через горы
 Рать повалила, всякое племя земное.
 С прочими вечные слуги французов - поляки.
 С ними наши, кто был в полону. И Макару
 Велено вновь под ружье, под ранец в полпуда:
 Бейся насмерть, а не за матушку Русь, а уж бог весть
 За что! На смех играет судьба человеком!

 Люто стал за святыню народ богомольный:
 С ядом, не только с мечом. И даром что Горев,
 Истый наш брат христианин, не грешен в кощунстве,
 Не драл икон, не сквернил церковных сосудов,
 Даже других унимал, не бояся насмешки,-
 Все бы плохо попасть чернецам либо черни.

 В том и зло, что правый вравне с виноватым
 Гибнет в смуте войны и горячек мятежных:
 Где разбирать? Господь на том свете рассудит!
 Но бог милостив был и вывел Макара
 Жива-здорова, немногих в числе, как пришельцев
 Дочиста смел с земли своей полуостров.

 В то же время другую войну на противном
 Света краю завел губитель; и войска
 Столько с ним, что в месяц двадцать пять тысяч
 Тратить мог: его ж окаянное слово!
 Шли к Москве напролом, и дорого стоил
 Каждый шаг на Руси, но вождь не жалеет:
 Много в запасе! Пусть лягут на приступах тьмами,
 Две под Смоленском, четыре в полях москворецких,
 Лишь бы нам величаться в Кремле златоверхом.

 Бог попустил, на кару гордыни. Кутузов,
 Вечная память ему, сшепнулся с морозом;
 Выбрал крепкое место, так, чтобы мимо
 Взад ни вперед ступить нельзя супостату;
 Выждал, и стал вымораживать, словно хозяин
 Из дому вон тараканов. Недруги в драку:
 Нет удачи! Погреться?-Заперты двери.
 Съесть бы!-Падерой конской лакомись вволю.
 Бегство пошло; тут меч, и голод, и холод-
 Все против них: живые шатались как тени;
 Мертвыми путь усеян: на версту сотня!

 Вождь ускакал восвояси за новою ратью;
 Наша вперед, а немцы к ней приставали:
 Первый-преемник Фридриха; после и цесарь;
 Там и все. Числом встречались уж равным;
 Либо, как в Кульме, малым великое дело
 Делалось, к диву военных, к спасенью мирных.
 Царь хвалил, чужие сказали спасибо:
 Лестно было назваться воином русским.

 Бедный Макар! где ты был? что делал? Он жадно
 Слушал вести, носимые шумной молвою;
 Скрыть бы хотели, но шило в мешке не таится.
 Рейн перешли, во Франции русские. Сильно
 Сердце забилось у Горева; птицей из клетки
 Рвется в стан земляков: "Не стыд ли, не грех ли
 Здесь злодею служить? Палит он из пушек
 В наших, а я за него ружье заряжаю!
 Надо бежать; лишь ноги становятся хилы,
 Бок от раны болит и ломит к ненастью.
 Ну! да с богом: авось дойду". И сберется.

 После раздумье возьмет: "С ума ли я спятил?
 Сто ли верст пути? Нет!-тысяча будет.
 Схватят, воротят, судом расстреляют, как труса:
 Английских пуль испугался-де; русское имя
 Втянут в поклеп; а там одному мне не много
 Сделать: Гореву взять Париж не под силу!
 Волей разве служу не по долгу присяги?
 Рад бы в Сибирский, да в рай грехи не пускают".

 Он бы решился; но не было воли господней,
 Новый искус судивший долготерпенью,-
 Пятую рану, в ногу пониже колена,
 Меткий Ростбиф хватил его под Тулузой.
 Кончилась тут и война. Бонапарте на остров
 Эльбу уплыл, а новый король из Бурбонов,
 Умный старик и русским давно благодарный,
 Всех велел отыскать, снабдить и отправить
 В родину: так возвратился Горев в Россию.
 . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

 1835



 Ф. И. ТЮТЧЕВ

 НЕМАН

 Ты ль это, Неман величавый?
 Твоя ль струя передо мной?
 Ты, столько лет, с такою славой.
 России верный часовой?..
 Один лишь раз, по воле бога,
 Ты супостата к ней впустил -
 И целость русского порога
 Ты тем навеки утвердил...

 Ты помнишь ли былое, Неман?
 Тот день годины роковой,
 Когда стоял он над тобой,
 Он сам-могучий южный демон,
 И ты, как ныне, протекал,
 Шумя под вражьими мостами,
 И он струю твою ласкал
 Своими чудными очами?..

 Победно шли его полки,
 Знамена весело шумели,
 На солнце искрились штыки,
 Мосты под пушками гремели-
 И с высоты, как некий бог,
 Казалось, он парил над ними
 И двигал всем и все стерег
 Очами чудными своими...

 Лишь одного он не видал...
 Не видел он, воитель дивный,
 Что там, на стороне противной,
 Стоял Другой-стоял и ждал...
 И мимо проходила рать-
 Все грозно-боевые лица,
 И неизбежная Десница
 Клала на них свою печать...

 И так победно шли полки,
 Знамена гордо развевались,
 Струились молнией штыки,
 И барабаны заливались...
 Несметно было их число-
 И в этом бесконечном строе
 Едва ль десятое чело
 Клеймо минуло роковое...

 1853



 А. Н. МАЙКОВ

 СКАЗАНИЕ О 1812 ГОДЕ

 Ветер гонит от востока
 С воем снежные метели...
 Дикой песнью злая вьюга
 Заливается в пустыне...
 По безлюдному простору,
 Без ночлега, без привала,
 Точно сонм теней, проходят
 Славной армии остатки,
 Егеря и гренадеры,
 Кто окутан дамской шалью,
 Кто церковною завесой,-
 То в сугробах снежных вязнут,
 То скользят, вразброд взбираясь
 На подъем оледенелый...
 Где пройдут - по всей дороге
 Пушки брошены, лафеты;
 Снег заносит трупы коней,
 И людей, и колымаги,
 Нагруженные добычей
 Из святых московских храмов...
 Посреди разбитой рати
 Едет вождь ее, привыкший
 К торжествам лишь да победам...
 В пошевнях на жалких клячах,
 Едет той же он дорогой,
 Где прошел еще недавно
 Полный гордости и славы,
 К той загадочной столице
 С золотыми куполами,
 Где, казалось, совершится
 В полном блеске чудный жребий
 Повелителя вселенной,
 Сокрушителя империй...
 Где ж вы, пышные мечтанья!

 Гордый замысел!.. Надежды
 И глубокие расчеты
 Прахом стали, и упорно
 Ищет он всему разгадки,
 Где и в чем его ошибка?
 Все напрасно!..
 И поник он, и, в дремоте,
 Видит, как в приемном зале-
 Незадолго до похода -
 В Тюльери стоит он, гневный;
 Венценосцев всей Европы
 Перед ним послы: все внемлют
 С трепетом его угрозам...
 Лишь один стоит посланник,
 Не клонив покорно взгляда;
 С затаенною улыбкой...
 И, вспыливши, император:
 "Князь, вы видите,-воскликнул,-
 Мне никто во всей Европе
 Не дерзает поперечить:
 Император ваш-на что же
 Он надеется, на что же?"
 "Государь!- в ответ посланник.-
 Взять в расчет вы позабыли,
 Что за русским государем
 Русский весь стоит народ!"
 Он тогда расхохотался,
 А теперь-теперь он вздрогнул...
 И глядит: утихла вьюга,
 На морозном небе звезды,
 А кругом на горизонте
 Всюду зарева пожаров...

 Вспомнил он дворец Петровский,
 Где бояр он ждал с поклоном
 И ключами от столицы...
 Вспомнил он пустынный город,
 Вдруг со всех сторон объятый
 Морем пламени... А мира-
 Мира нет!.. И днем, и ночью
 Неустанная погоня
 Вслед за ним врагов незримых...
 Справа, слева-их мильоны
 Там, в лесах...
 "Так вот что значит-
 Весь народ!.."

 И безнадежно
 Вдаль он взоры устремляет:
 Что-то грозное таится
 Там, за синими лесами,
 В необъятной этой дали...



 М. Ю. ЛЕРМОНТОВ

 ПОЛЕ БОРОДИНА

 1

 Всю ночь у пушек пролежали
 Мы без палаток, без огней,
 Штыки вострили да шептали
 Молитву родины своей.
 Шумелабуря до рассвета;
 Я, голову подняв с лафета,
 Товарищу сказал:
 "Брат, слушай песню непогоды:
 Она дика, как песнь свободы".
 Но, вспоминая прежни годы,
 Товарищ не слыхал.

 2

 Пробили зорю барабаны,
 Восток туманный побелел,
 И от врагов удар нежданный
 На батарею прилетел.
 И вождь сказал перед полками:
 "Ребята, не Москва ль за нами?
 Умремте ж под Москвой,
 Как наши братья умирали".
 И мы погибнуть обещали,
 И клятву верности сдержали
 Мы в бородинский бой.

 3

 Что Чесма, Рымник и Полтава?
 Я, вопомня, леденею весь,
 Там души волновала слава,
 Отчаяние было здесь.
 Безмолвно мы ряды сомкнули,
 Гром грянул, завизжали пули,
 Перекрестился я.
 Мой пал товарищ, кровь лилася,
 Душа от мщения тряслася,
 И пуля смерти понеслася
 Из моего ружья.

 4

 Марш, марш! пошли вперед, и боле
 Уж я не помню ничего.
 Шесть раз мы уступали поле
 Врагу и брали у него.
 Носились знамена, как тени,
 Я спорил о могильной сени,
 В дыму огонь блестел,
 На пушки конница летала,
 Рука бойцов колоть устала,
 И ядрам пролетать мешала
 Гора кровавых тел.

 5

 Живые с мертвыми сравнялись,
 И ночь холодная пришла,
 И тех, которые остались,
 Густою тьмою развела.
 И батареи замолчали,
 И барабаны застучали,
 Противник отступил;
 Но день достался нам дороже!
 В душе сказав: помилуй боже!
 На труп застывший, как на ложе,
 Я голову склонил.

 6

 И крепко, крепко наши спали
 Отчизны в роковую ночь.
 Мои товарищи, вы пали!
 Но этим не могли помочь.
 Однако же в преданьях славы
 Все громче Рымника, Полтавы
 Гремит Бородино.
 Скорей обманет глас пророчий,
 Скорей небес погаснут очи,
 Чем в памяти сынов полночи
 Изгладится оно.

 1830-1831

 ДВА ВЕЛИКАНА

 В шапке золота литого
 Старый русский великан
 Поджидал к себе другого
 Из далеких чуждых стран.

 За горами, за долами
 Уж гремел об нем рассказ,
 И помериться главами
 Захотелось им хоть раз.

 И пришел с грозой военной
 Трехнедельный удалец,
 И рукою дерзновенной
 Хвать за вражеский венец.

 Но улыбкой роковою
 Русский витязь отвечал:
 Посмотрел - тряхнул главою.
 Ахнул дерзкий-и упал!

 Но упал он в дальнем море
 На неведомый гранит,
 Там, где буря на просторе
 Над пучиною шумит.

 1832



 БОРОДИНО

 - Скажи-ка, дядя, ведь не даром
 Москва, спаленная пожаром,
 Французу отдана? Ведь были ж схватки боевые,
 Да, говорят, еще какие!
 Недаром помнит вся Россия
 Про день Бородина!

 - Да, были люди в наше время,
 Не то, что нынешнее племя:
 Богатыри - не вы!
 Плохая им досталась доля:
 Немногие вернулись с поля...
 Не будь на то господня воля,
 Не отдали б Москвы!

 Мы долго молча отступали,
 Досадно было, боя ждали,
 Ворчали старики:
 "Что ж мы? на зимние квартиры?
 Не смеют, что ли, командиры
 Чужие изорвать мундиры
 О русские штыки?"

 И вот нашли большое поле:
 Есть разгуляться где на воле!
 Построили редут.
 У наших ушки на макушке!
 Чуть утро осветило пушки
 И леса синие верхушки-
 Французы тут как тут.

 Забил снаряд я в пушку туго
 И думал: угощу я друга!
 Постой-ка, брат мусью!
 Что тут хитрить, пожалуй к бою;
 Уж мы пойдем ломить стеною,
 Уж постоим мы головою
 За родину свою!

 Два дня мы были в перестрелке.
 Что толку в этакой безделке?
 Мы ждали третий день.
 Повсюду стали слышны речи:
 "Пора добраться до картечи!"
 И вот на поле грозной сечи
 Ночная пала тень.

 Прилег вздремнуть я у лафета,
 И слышно было до рассвета,
 Как ликовал француз.
 Но тих был наш бивак открытый:
 Кто кивер чистил весь избитый,
 Кто штык точил, ворча сердито,
 Кусая длинный ус.

 И только небо засветилось,
 Все шумно вдруг зашевелилось,
 Сверкнул за строем строй.
 Полковник наш рожден был хватом:
 Слуга царю, отец солдатам...
 Да, жаль его: сражен булатом,
 Он спит в земле сырой.

 И молвил он, сверкнув очами:
 "Ребята! не Москва ль за нами?
 Умремте ж под Москвой,
 Как наши братья умирали!"
 И умереть мы обещали,
 И клятву верности сдержали
 Мы в Бородинский бой.

 Ну ж был денек! Сквозь дым летучий
 Французы двинулись, как тучи,
 И все на наш редут.
 Уланы с пестрыми значками,
 Драгуны с конскими хвостами,
 Все промелькнули перед нами,
 Все побывали тут.

 Вам не видать таких сражений!..
 Носились знамена, как тени,
 В дыму огонь блестел,
 Звучал булат, картечь визжала,
 Рука бойцов колоть устала,
 И ядрам пролетать мешала
 Гора кровавых тел.

 Изведал враг в тот день немало,
 Что значит русский бой удалый,
 Наш рукопашный бой!..
 Земля тряслась-как наши груди,
 Смешались в кучу кони, люди,
 И залпы тысячи орудий
 Слились в протяжный вой...

 Вот смерклось. Были все готовы