ших  города, в
зависимости  от характера своей  новой дружбы. Тот, кто стремится к  цели по
реке  Почитания, встретит на  ее  берегах  множество городов,  в которых ему
нужно будет отдохнуть, потому что  путь очень  долгий.  Первым городом будет
Остроумие,  потому  как надо знать, что  путь к  сердцам  драгоценных
ведет  через  голову.  Затем  путник   проследует  мимо  сел,  расположенных
несколько в стороне от реки, а именно:

     Изящное Стихотворение, Записка и  Любовное Письмо,-- потому что,
как  известно,  это и есть  первые этапы интимного сближения. Продолжая свое
речное  путешествие, турист  сможет посетить  вполне  серьезные и порядочные
города, такие, как Откровенность, Великодушие, Праведность, Щедрость (!),
Уважение, Обязательность, Доброта. Обойдя все эти места, путник причалит
в  порту  Нежности-на-Почитании, где его с любовью встретит население
города. Во многих местах придется выйти на берег и отдохнуть,  конечно же, и
туристу,  стремящемуся в Нежность-на-Признательности.  По  пути можно
будет  посетить   города   Услужливость,  Покорность,  Душенька-Дружочек,
Внимательность,   Усердие.  Затем   последует  ряд  небольших  городков,
название которых объясняет,  почему  они маленькие:  Большие  услуги.
Ведь на дела, обозначенные этим словом, способны очень мало мужчин, и в этих
городах они почти не бывают;  именно  из-за недостатка туристов не развились
эти  городки. Но стойкий путешественник уже недалек от цели; некоторое время
он  проведет в гостиницах Уступчивости и Постоянства,  и после
долгого   и  утомительного   пути   блеснут   перед  ним   золоченые  купола
Нежности-на-Признателъкости.   После    всего    этого    любопытство
туриста-карточея достигает высшей точки, и он ждет  не дождется знакомства с
городами,  расположенными  по  берегам  реки Склонность,  ибо  в  них
наверняка сосредоточены самые интересные достопримечательности. Но, увы, его
постигнет  разочарование.  По  берегам до  самого  конца  нет  ни  одного
города. Почему? Потому что течение реки настолько быстрое, что у путника
не будет необходимости в отдыхе, река сама влечет корабль, который прибывает
в   Нежностъ-на-Склонности   в   два   счета.   Но   этими  тщательно
разработанными туристическими маршрутами находчивость мадемуазель де Скюдери
не  исчерпывается. Во все  три города можно попасть  и по суше, также
посетив все упомянутые города и села. Но для этого надо хорошо знать дорогу,
потому что указателей нигде нет.  И  турист может  легко  заблудиться. После
города  Новая Дружба пути  расходятся  во  многих направлениях.  Если
путешественник, не зная местности, вместо дороги к Остроумию повернет
вправо,  то, к  великому  своему разочарованию,  попадет в  пустой  и
холодный город Пренебрежение, и напрасно  он будет пытаться выбраться
оттуда,  отныне он  будет  натыкаться  только  на  места  с  дурной  славой.
Бездомный,   напрасно   он    будет   искать   отдохновения   в   гостиницах
Неустойчивости,  его  он не найдет,  ибо таково название города. Если
же,  устав  от  неприятных  дорожных  приключений,  он  захочет развлечься в
следующем  городе,  это  ему  не  удастся,  потому  что  зовется  тот  город
Тепловатость.  Зато уж  достаточно  волнений  придется  ему испытать,
попав  к легкомысленным жителям Ветрености. Бежав оттуда,  измученный
путешественник прямиком  прибудет  в  Забвение  с его непроизносимыми
улицами, и  дух в путешественнике держится одной  лишь надеждой, что, по его
расчетам,  дорога подходит к концу,  что Нежностъ-на-Почитании должна
быть недалеко. Дорога действительно кончается, но никакого города там нет, а
одна  лишь недвижная,  заросшая и зловонная вода -- озеро Равнодушия.
Так  же  худо   придется  и  тому  путешественнику,  который  отклонится  от
правильного    пути    влево.    Заблудившись,     он    попадет    в
Болтливость.  Положение его, правда, еще  не опасное, в худшем случае
его  замучают сплетнями.  Но дальше  --  дальше  последуют  мрачные с дурной
репутацией города: Вероломство, Спесь, Клевета, Злость. Преодолев их,
он,      бездомный,      понадеется,      что       уж      в       конце-то
Нежность-на-Признательности  должен быть обязательно. Дорога в  самом
деле кончается, и путник  попадает  на  берег бескрайнего моря,  закипающего
черной волной. Это море Ненависти, которое вечно сотрясают  ураганы и
штормы, не пересек его еще  ни один корабль -- вон, весь берег в обломках...
В какие же края  и  города мы попадем, если из Нежности-на-Склонности
захотим  проследовать  дальше по реке Склонности? -- вот  вопрос,  на
который  непременно   пожелает  получить  ответ   карточей,   узнавший   все
вышеизложенное.  Стоит  ли туда  ехать? Бюро путешествий мадемуазель Скюдери
ответит решительным нет. Более  того --  предостережет от этого рискованного
предприятия  с  неопределенным  финалом.  Река Склонность  впадает  в
огромный  океан,  имя  которому  Опасность. Океан этот  не  настолько
бурен,  как море Ненависти, опасность подстерегает путешественника не
столько на воде,  сколько на  другом берегу  океана.  Потому что  тот,  кому
удастся  этот  океан  переплыть, попадет  в Неизвестную местность,  о
которой  жителям  страны   Нежности  не  известно   ничего.  Дерзкого
путешественника стерегут там неопределенные  и непредвидимые страхи и ужасы.
На  этом  знаменитая  карта кончается. То,  что  драгоценные дамы  настолько
несведущи  в  географии  Неизвестной  местности, в  которой  имеются,
возможно,   и  огнедышащие  вулканы,  полыхающие  пламенем  чувственности  и
изрыгающие лаву сладострастья, похвалы, конечно, заслуживает. Но большинство
великосветских дам  Парижа  оказались на самом деле очень даже  сведущими во
всех картографических подробностях Неизвестной местности. Откуда  это
известно?  Примерно  в то же самое  время,  о  котором идет речь,  с треском
провалился  Фуке,  министр  финансов,  взяточник,  казнокрад  и  расточитель
государственных  денег на  личные  нужды.  Когда  опечатывали его имущество,
обнаружили,  что  ящики  его  письменного стола  набиты  любовными письмами,
которые были еще теплы от интимных признаний придворных дам.  То было бы еще
не  беда, но  нашлись собственноручные  записи Фуке,  содержавшие не  только
имена прекрасных корреспонденток, но  и,  в духе  педантичного финансиста, в
список было занесено, какая дама, когда и сколько золотых ливров получила
в награду...


     КАРТА ИМПЕРИИ ЛЮБВИ

     Сон  на  языке драгоценных обозначался  как  "оракул богов". Тогда  еще
верили,  что посредством  сна  высшие силы сообщают своим избранникам  тайны
грядущего. Но ни  греческие, ни римские, ни прочих национальностей боги даже
во  сне  не смогли  бы  нагадать мадемуазель  де  Скюдери,  что  через сто с
небольшим лет идея Carte du  Tendre воспрянет к новой жизни в другой стране.
В  1777  году  знаменитый  лейпцигский  печатник  Иоханн  Готтлоб  Иммануэль
Брайткопф издал восьмистраничную  брошюрку  под  курьезным  заглавием:  "Das
Reich  der Liebe.  Zweiter  Landchartensatz-Versuch" (Империя  любви. Вторая
попытка наборной  карты).  Начну  с  подзаголовка,  чтобы  потом  перейти  к
заглавию. В те времена по всей Европе пытались применить новый способ печати
карт  -- набор. За  решение проблемы,  волновавшей  воображение  печатников,
взялся  и  Брайткопф.  Первой  его попыткой было издание  карты окрестностей
Лейпцига:  "Gegend   urn  Leipzig.  Landchar-tensatz-  Probe"   (Окрестности
Лейпцига.  Проба наборной карты), 1776. "Империя любви" была второй попыткой
применить ту же технику. Напечатали карту по случаю свадьбы и в течение трех
дней. Брайткопф поставил перед собой цель произвести фурор среди печатников,
показать свою искусность  и  изобретательность. Свадьба подвернулась кстати.
Печаталась ли карта по  заказу или Брайткопф сам предложил идею, неизвестно.
Юмор  немецкого  любовного  Путеводителя  современный  читатель,   возможно,
воспримет так же вяло, как и галантное жеманство Мадлен де Скюдери. Но вкусы
вкусами, а  документ курьезный. Путешествующий по Империи любви отправляется
из Страны  Юности (Land der Jugend), в которой блещет пышностью город
Радостей,   неприступным   бастионом   стоит   на   границе  крепость
Беззаботности,   широким   и   стремительным   потоком   льется  река
Ненасытных    Желаний    и    очерчивает   горизонт    горная   гряда
Предупреждений.  Отсюда  мы  прибываем  к  ночи в край Идефикс
(Land der  fixen Ideen);  его  достопримечательности  -- город  Грез,
лесопарк  Желаний и крепость Беспокойства.  Повернув на запад,
мы  прибываем в страну Несчастной  Любви (Land der trauernden Liebe).
Неуютные места. Мрачно громоздятся  скалы Беспокойства,  зияют пещеры
Вздохов;  здесь берет  начало  река  Слез,  впадающая  в  море
Отчаяния.   Опасности   подстерегают   путешественника  и  в   стране
Страстей (Land der Luste).  Паломника  любви ожидают  здесь болезни и
смерть.  Так  что  будет  правильным  вовремя  взяться  за  ум  и  по  мосту
Надежды уйти в страну Счастливой  Любви (Land der gliicklichen
Lie-be). Глаза,  уста и прочее радует там все. Главные  города  этой страны:
Перспективы, Послушание, Истинная Любовь,  Нежность и другие. Есть  и
Гора Согласия.  К юго-западу от нее  цветут Сады  Наслаждений.
Вся страна делится на  две части рекою Восторгов Чувств; к  северу от
реки с распростертыми объятиями встретит паломника город  Благословенного
Родительства.
     Остается  еще  Страна Холостяцкой Жизни  (Land der  Hagestoize),
географические  названия  которой  говорят  о  неприятностях  и  неудобствах
одиночества. Отдохнуть путешественник сможет в Стране Покоя (Land der
Ruhe). Столица этой страны -- Дедушкин Стул -- очень спокойный город;
но  есть,  однако, и более спокойный  город  -- Спальный  Колпак.  Да
простит меня читатель за юмористические аллегории, в которых на самом деле и
нет   никакого   юмора.  Совершенно   серьезно  стоит  этой  странной  карте
поклониться:    она    ознаменовала    собой    начало    новой    эпохи   в
картотипографировании. Предыдущая глава | Содержание | Следующая глава

     ГРУБИЯНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА




 * ГРУБИЯНСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

     Один  из  наиболее  популярных  поэтов  конца  немецкого  средневековья
Себастьян Брант,  высмеивая  не в меру расплодившихся грубиянов, выдумал для
них скоморошного святого -- Святого Гробиана.
     Другой  немецкий  поэт,  Дедекинд,  окрестил  этим именем одно из своих
желчных  сатирических  произведений  в  стихах,  в  котором  учит  читателей
правилам  нормального поведения.  Едкие  стихи  дедекиндовского "Гробиануса"
переложил  на  венгерский Матэ Чакторняи. Размер перевода,  правда,  немного
хромает,  но работа,  безусловно,  заслуживает уважения. Тем  более,  что  в
Венгрии сохранился  один-единственный  экземпляр этой книги,  отпечатанной в
Коложваре  в конце  XVI столетия. Стихи  более чем четырехсотлетней давности
советуют читателям, склонным к грубости, так вести себя в гостях за столом:
     Девиз:
     Насилие полезно,--
     Вздохнет порой холоп болезный.
     Из пустяковины, из слова
     Умей поднять дебош толковый.
     Решит с тобою кто поспорить,
     Изведать злое должен горе,
     Заткни ему хлебало ором,
     Чтоб подавился разговором...
     ...А если не помогут вопли,
     Чтоб утереть болвану сопли,
     Хватай палаш для проясненья,
     Кто здесь достоин уваженья,
     И кто кого повалит на пол,
     Тот и мужчина, не растяпа.
     Последний стих  говорит  о  крайнем проявлении грубости --  оскорблении
действием  или,  попросту говоря, рукоприкладстве. И последнее, оказывается,
встречается  не  только  среди  малокультурного  простонародья,  но  как   к
аргументу, зачастую  далеко  не последнему, к нему  прибегают и господа. Ах,
если  бы  они били  только друг  друга!  Но  от  их кулаков  страдают  и  им
подчиненные  --  слуги, крестьяне  и  даже  женщины!  И  автор  "Гробиануса"
рассказывает  нам,  как  следует вести  себя  хозяину  дома,  который пьяным
возвращается домой после ночной гулянки:
     Ломись, что сил найдется, в дом,
     Чтоб все ходило ходуном,
     ...Жену б с постели поднял страх,
     Чтоб двери быстро нараспах,
     И чтоб при том мила была
     (Твои увидев вензеля),
     А ты с порога -- в морду ей,
     Затем, что нет вины на ней...
     Слыхал, как в людях говорят,--
     Три вещи лупят в аккурат,
     Чтоб пользу с них иметь одну:
     Ослов, орехи и жену.

     (Точный  перевод  забытой  латинской  пословицы:  "Орешник,  осел  и
женщина полезны, если только их бить"; речение сие, не уверен, что народное,
я  отыскал  только  в латино-венгерском  собрании  пословиц,  опубликованном
Петером Киш-Вицаи, евангелическим пастырем, на основе собрания Деция Баровия
в 1713 г.)

     Замечу, что благодушный  автор посвятил  эту книгу школярам и студентам
XVI века, но  "рецепты поведения", предложенные Дедекиндом, думаю, актуальны
и для молодежи века XX.

     "ПОНОСНОЕ ПИСЬМО"

     В  историю  "грубиянской  литературы"  вносит  свой  вклад  и  летопись
вооруженных потасовок и настоящих  баталий. В них речь идет о  сознательном,
так  сказать  --  хладнокровном  грубиянстве:  одна   из  враждующих  сторон
прибегает к нему, чтобы  вывести противника из  себя, заставить его обнажить
оружие.  Когда  Венгрия  была  под  турецким  игом  и  лишь  Трансильванское
княжество сохраняло права  самоуправляющегося  протектората, между турками и
венграми  не  раз   происходили   вооруженные   стычки,   которым   зачастую
предшествовал вызов одной из  сторон, случалось порою, что вызов по какой-то
причине оставался  без ответа; задирающаяся сторона посылала тогда молчащему
противнику письмо, которое в те времена называли "поносным письмом".
     В 1556  году  турецкий  паша  Мустафа чем-то оскорбил  трех  венгерских
витязей,  на  всю страну славившихся своей силой и отвагой,-- Ласло  Дюлафи,
Ференца Энинги Терека и героя среди героев Дердя Тури. И они втроем сочинили
паше поносное письмо. Ференц Терек начал так:
     "Письмо твое, в котором вся твоя бесчеловечность видима, мы поняли; был
бы ты и всамделе головой (Голова-- паша (тур.)) и кровей благородных,
любящим  честь  и  уважение,  не   допустил  бы  такого  лживого,  коварного
негодяйства.  Потому как ты  и сам ведаешь,  не  хуже  нашего, что  вся твоя
писанина самая доподлинная брехня, человеческое  свое с помоями  ты смешал и
на честь нашу  подло мортиры наставил.  Знаешь, собака, что подлинный витязь
мечом и копьем тешится в брани с врагом, но, что говорить, хил ты и немощен,
потому-то и лжешь по-собачьи, предательски, подло. Мы свободный народ,  сами
себе господа и честь свою знаем, а  ты, Мустафа, презренный холоп, и  на шее
твоей  постромки".  К  намеку  на постромки, т.  е.  на  казнь  через
удушение шелковым шнуром,  к которой по турецкому обычаю приговаривал султан
своих вельмож, добавил  несколько  увесистых оскорблений  Ласло  Дюлафи, и в
заключение Дердь Тури наказал Мустафе ответить не далее, как на третий день,
а не  то, пишет славный венгерский витязь, "всем вашим бекам, пашам и самому
твоему султану  разошлем  мы  такие письма, что от страха под матушкину юбку
полезешь, да найдут и заткнут твою лживую пасть".
     Поединок не состоялся. Мустафа не пошел на него. О всех трех венгерских
витязях, особенно о  непобедимом Дерде Тури, гремела такая  слава,  что паша
рассудил, верно, так: если он выйдет на схватку, то для постромок не будет и
места.

     ГРУБОЕ ОБЪЯВЛЕНИЕ ВОЙНЫ

     Объявление  войны   --  самая   веская  форма  вызова,  по  которому  в
смертельной схватке  сшибаются  целые народы. Обычно  война  объявляется  на
гладком  языке дипломатии. Но  бывали  случаи,  когда этот роковой  документ
расцвечивался грубыми оскорблениями.
     Одним из грубейших за всю историю войн было объявление войны, посланное
турецким  султаном   Махмудом  (Мухамедом)  IV  австрийскому  императору   и
польскому королю Собескому. Вот его текст:
     "Против тебя, император, мы посылаем тринадцать царей и миллион  триста
тысяч витязей! Эта невиданная армия,  не знающая пощады, сотрет с лица земли
твою  жалкую имперьишку.  Повелеваем  тебе  ждать нас в твоем стольном граде
Вене и приуготовить свою голову для  отсечения. Пусть сделает то  же самое и
никчемный польский королишко. Будут истреблены и все твои приближенные и все
неверные повсюду, где только ступит наша  нога. А  ваших детишек и старичков
мы прежде помучаем всласть, а потом  предадим  без пощады  позорной и жалкой
смерти. Тебе  же  и польскому королю дадим мы пожить  ровно столько, сколько
нужно, чтобы вы убедились в правдивости наших посулов".
     Из истории  мы знаем,  что император на всякий случай убрался из Вены в
надежное  место, а Собеский --  наоборот: рвался к австрийской столице через
все препоны, но не по приглашению султана, а чтобы отмести от  Вены турецкую
армию с ее тринадцатью царями и прочими страстями-мордастями. Это было очень
грубо с его стороны, но, что поделаешь, начал не он.
     И все  же стиль султана  Махмуда -- голубиное воркованье по сравнению с
тем лихим письмом, которое  получил он сам от запорожских казаков в ответ на
требование  подчиниться его владычеству.  Переписка, вошедшая  во  всемирную
историю, протекала так:
     Султан Мухамед IV -- запорожским казакам, 1680
     "Я, султан, сын Магомета, брат  солнца  и луны, внук и наместник Божий,
владетель всех царств: Македонского, Вавилонского и Иерусалимского, Великого
и Малого Египта;  царь над всеми царями; властитель над всеми существующими;
необыкновенный  рыцарь,  никем  не победимый;  хранитель  неотступный  гроба
Иисуса  Христа;  попечитель  Бога  самого;  надежда  и  утешение  мусульман,
смущение и  великий защитник христиан, повелеваю  вам,  запорожские  казаки,
сдаться  мне  добровольно  и  безо  всякого  сопротивления,  и  меня  вашими
нападениями не заставьте беспокоить! Султан турецкий Мухамед".
     Запорожские козаки -- турецкому султану
     "Ти,  шайтан  турецький,  проклятого чорта  брат  и  товариш  и  самого
люципера секретар! Який ти в чорта лицар, коли головою ср...ю iжака не вбъсш
?  Чорт  с...ас,  а ти  и  твое вiйско  пожирае. Не  будеш  ти  годен  синiв
християньскiх пiд собою  мати: твого  вiйська мы не боiмось, землею и  водою
будем биться  мы з тобою. Вавiлоньский  ти  кухарь,  македоньский  колесник,
icpyсалимьский броварник, александрийский козолуп, великого i  малого Египту
свинар, армяньска свиня, татарьский сагайдак, камъянецький кат, подолянський
злодiюка,  самого гаспида внук  и всього  свггу i пiдсвггу блазень, а нашего
бога дурень,  свиняча морда,  кобиляча с...ака, рiзницька собака, нехрещений
лоб, мать твою  чорт парив! Оттак тобi козаки  вiдказали, плюгавче, невгоден
еси мати  вiрних християн.  Числа не знаем, бо календаря не маем,  мiсяць  у
небi, а год у книжищ, а день такий и у нас, як у вас, поцiлуй за се в  г...о
нас! Та й убирайся вiд нас, бо будемо лупити вас. Кошовий оттоман Iван Cipко
со всiм кошом запорозьким".
     Письмо  взял я  из книги  Фритца Рекк-Маллецевена "Грубое  письмо". Еще
один   пример   из   этой   книги.   Хассан  бен   Омар,  старейшина   одной
восточно-африканской  деревни,  заказал  партию  мыла  у  гамбургской  фирмы
Беккер-Шульц  и компания.  По какой-то  причине мыло поставлено  не  было, и
старый Хассан послал возмущенное письмо:
     "Ньямхоэ-Огого,  Вост.  Африка,  26  августа  1912 г.  Почтенный сахиб,
почему не послал  ты мыло, что  я  заказал? Думаешь, мои деньги  плохие? Так
будь  же  ты   проклят,  Беккер-Шульц-и-компания,  да  пожрет  саранча  твою
кукурузу! да  искусают мухи-цеце твоих  коров и быков!-- за то,  что  ты  не
послал мне мыла.
     Покорный хадим твой, Хассан бен Омар".
     Какова   же,  спросит  читатель,  мораль?  Чему  нас  учит  грубиянская
литература,  история  которой  от  писем,  рассказов,  романов,   поэзии  до
исторических документов поисти