я составления
общего отчета по губернии, мое начальство ко мне... Плох он был в грамоте...
     - Как, вы, ссыльный, писали административные отчеты? - расхохотался я.
     - Это  здесь  не  редкость!  Иной  исправник совсем  не  умеет  связать
нескольких  предложений,   а  отчета  требуют...   Кто  ж  напишет,  коли  в
каком-нибудь сибирском городке иногда нет  ни  одного,  буквально ни  одного
грамотного человека?  Ну,  и просит помочь случайного грамотного жителя... В
наше время и обыватели не сторонились и вообще как-то мирнее было.
     - А после разве хуже стало?
     - Больше  бесполезных придирок...  Ну,  куда,  скажите,  вы  убежите из
какого-нибудь Нарыма?.. А бывают такие начальники, которые не пускают вас за
город...  И обыватель,  под давлением такого начальства, обегает... никакого
занятия  не  дает  и  в  большом  городе,  где  есть  возможность что-нибудь
заработать.  И  живи,  как  знаешь,  на  шесть  рублей  месячного  казенного
пособия...   Шибко  бедуют...   Уроков  давать  нельзя,  практиковать  врачу
нельзя...  Один вот  приехал с  женой в  Тюкалу,  так стал вывески писать...
Другой стекла вставлял... Так много ли вывесок-то всех в Тюкале?
     - Это  вы   про  политических?   -   вступил  в   разговор  бывший  тут
ex-исправник.  -  Ах,  я вам доложу,  господа, чистая беда с ними... С одной
стороны,  боишься,  как бы  из-за них в  ответе не быть,  с  другой -  опять
видишь,  что человеку,  что называется,  ни тпру ни ну...  Вот тут и разводи
бобами...  Да вот в Нижне-Илимске был случай...  Жил там на покаянии молодой
доктор один, с женой. Так, бывало, пойдут на реку да с удочками и сидят. Тем
только и поддерживали себя... А как нарочно в ту пору народ шибко мер, тифы,
да  скарлатины,  да  дифтериты,  а  на целый округ один врач,  которого и  с
собаками не сыщешь.  Зовут люди этого самого рыболова-доктора, а он не смеет
подать помощь,  потому что не  дозволено...  Приехал я  и  вижу,  что делать
нечего...  Разрешить не  разрешил,  а  так,  знаете  ли,  на  словах говорю:
"Лечите,  мол,  коли хотите, но в случае чего... я не разрешал..." Смеется и
обрадовался... Стал лечить, народ и вздохнул, - видит, что помощь есть... Да
только блажной какой-то был этот доктор... Большой чудак...
     - А что?
     - Да как же?..  Мог бы он в те поры деньги заработать, всякий охотно бы
ему платил,  а  он лечил даром...  Только с  подвального да с богатых и брал
плату...  Много ли  с  таких наберешь?..  После,  как  отбыл свой пятилетний
термин и  стал в  некотором роде свободным гражданином,  выехать-то и  не на
что...  Так и остался в Сибири, место городового врача в каком-то городишке,
слышал я, получил...
     Много  еще  интересного рассказывали сведущие люди  о  жизни  случайных
гостей в Сибири, но передавать эти рассказы не стану.


     Через  неделю этого  однообразного плавания с  остановками у  пустынных
берегов для  пополнения запаса дров,  пароход подошел к  нарымской пристани.
Самый Нарым был в нескольких верстах.
     На  песчаном берегу островка было  несколько построек:  маленький домик
для  пассажиров,  пекарня  для  заготовки  хлеба  на  арестантскую  баржу  и
лавчонка.  На берегу собрались местные жители с  молоком,  яйцами,  хлебом и
просто в  качестве любопытных зрителей.  Две дамы в  шляпках и с зонтиками в
руках, очевидно, принадлежали к нарымской аристократии.
     Несколько остяков и  остячек сидели  на  бревнах и  апатично глядели на
пароход.  Другие  подъехали  на  своих  челноках  с  рыбой.  Дешевизна  рыбы
(маленькие  порционные  стерлядки,   например,  продавались  по  семи-восьми
копеек) поражала пассажиров, особенно петербуржцев.
     Я  подошел к группе остяков и заговорил с ними.  Только один из них мог
ответить по-русски,  да  и  то  с  грехом  пополам,  мешая  русские слова  с
остяцкими.
     Тяжелое  впечатление  производят  остяки.  Вообразите  себе  маленькую,
неуклюжую фигуру,  плоское темно-желтое лицо, узкие гноящиеся глазки и шапку
нечесанных, жестких, черных волос на голове. Выражение лица покорно-тупое. Я
наблюдал одного остяка.  В  продолжение четверти часа  он  сидел неподвижно,
бессмысленно устремив глаза в одну точку.  Одеты они были в рубахах и портах
из самого грубого холста... Ни сапог, ни шапок ни у кого не было.
     И   местная   статистика   и   свидетельства  наблюдателей  единогласно
подтверждают факт  постепенного вымирания этого  полудикого народца финского
племени.  Сифилис и  разные  эпидемии и  грубая  эксплуатация,  доводящая до
нищеты,  губят их.  Помощи они ниоткуда не имеют.  В Нарымском крае, площадь
которого занимает 300 верст по Оби и  2000 верст с  запада на восток,  всего
один врач.  Сообщения примитивные:  летом - на лодках, а зимой - на санях на
весьма ограниченном протяжении,  главным же образом - на лыжах. Понятно, что
медицинская помощь бессильна. Нередки случаи и голодовок. "Вот уже несколько
лет  подряд,  как  остяки  Сургутского  округа  подвергаются  самым  ужасным
бедствиям. Рыбные и звериные промыслы у них с каждым годом делаются все хуже
и хуже,  а хлеб дорожает. Остяки впали в крайнюю нищету; между ними появился
голод.  Рассказывают, что года четыре или пять тому назад среди умиравших от
голода остяков дело доходило до  людоедства.  Кто был посильней,  тот хватал
слабейшего,  убивал его и  съедал.  В  нынешнем году в сравнительно короткое
время из ваховских и  других остяков умерло от голода,  по одним рассказам -
40, по другим - до 70 душ. Все это происходило в виду казенных хлебозапасных
магазинов, устроенных в центре остяцких поселений"*.
     ______________
     * Корреспонденция из Сургута (Петерб. Газета 1885 г.). (Прим. автора.)

     В  пояснение этого надо заметить,  что остяки,  звероловы и рыболовы по
преимуществу, не занимаются хлебопашеством, да и в том крае мало удобных для
того  мест.  Для  продовольствия инородцев  устроены  хлебные  магазины,  из
которых должна отпускаться мука за деньги,  а  иногда и  в долг,  по дешевой
цене. Мера эта, по-видимому, и разумная, не достигает цели. Заведующие этими
магазинами вахтера, большею частью из местных казаков, делают возмутительные
злоупотребления,  вступая в стачку с частными торговцами мукой.  Они продают
им  всю казенную муку,  записывая ее  проданной инородцам,  и  эти последние
должны поневоле покупать муку  и  соль  у  местных русских кулаков по  более
дорогой цене.
     Рыболовство,  чем  прежде  свободно  занимался  исключительно для  себя
инородец,   давно  уже   перешло  в   руки  русских  кулаков-промышленников,
завладевших насилием и  обманом  лучшими  "песками" на  Оби,  принадлежащими
остякам.  По  свидетельству людей,  близко  знакомых с  делом,  эксплуатация
инородцев  является  в   грубейшей,   возмутительной  форме.   То  же  самое
проделывается и  звероловами.  За  тяжкий  промысел в  глухих  урманах,  где
инородец,  в  поисках белки,  медведя и  лисицы,  рискует ежеминутно жизнью,
вознаграждается,  разумеется,  не промышленник,  а скупщик-кулак, у которого
инородец всегда в долгу. Спаивание водкой играет немалую роль при этом*.
     ______________
     *  О  промыслах  в  Нарымском  крае  есть  прекрасно составленный очерк
г.Шестаковича в Записках Западно-Сибирского Отдела Географ. Общества за 1884
год,  а  о  положении промысловых рабочих можно  найти интересные сведения в
Сибирской Газете (1884 и  1885 гг.)  и Сибирском Вестнике (1885 г.).  (Прим.
автора.)

     Остяки   официально   христиане,   но   в   действительности  язычники,
исповедующие культ грубого фетишизма.  Они поклоняются идолам,  обоготворяют
камни.  Идолы их -  грубые человекоподобные фигуры,  сделанные из дерева.  В
старое время,  говорят, находили идолов, сделанных из меди и даже из золота.
Остяки скрывают где-нибудь в глухом месте тайги своих идолов,  боясь,  чтобы
не  проведали русские и  не обворовали их,  так как остяки приносят жертвы и
деньгами.
     По словам людей, наблюдавших остяков, они честны, воровство у них почти
неизвестно.  Их  покорно-забитый вид,  тупость выражения не должны,  однако,
свидетельствовать  об  отсутствии  умственных  способностей.   Они,  правда,
умственно  неподвижны,   но   инородец-зверолов  нередко  выказывает  немало
сметливости и  находчивости.  Они скрытны и неохотно высказываются;  русских
недолюбливают.  Живут они бедно и  грязно.  В еде неразборчивы:  остяк ест и
рыбу, и мясо в сыром виде, не прочь и от крыс.
     "Когда режут оленя -  в остяцких селениях торжественное событие. Группа
остяков окружает только что  зарезанное животное,  и  лишь его  освободят от
верхних покровов, как остяки, живо работая острыми ножами, глотают, кусок за
куском, теплое сырое мясо, макая его в кровь или запивая ею".
     Так описывает остяцкую пирушку г.Павлов,  автор небольшой,  не лишенной
интересных сведений книги:  3000 верст по рекам Западной Сибири,  изданной в
1878 году в  Тюмени.  По  словам того же автора,  лучшее лакомство остяков -
кишки  белок,   наполненные  орехами.   Они  едятся  остяками  с  величайшим
наслаждением.
     Сколько мне  известно,  в  литературе имеется весьма мало обстоятельных
работ о  быте остяков,  об их верованиях и обычаях.  Очень жаль,  что ученые
общества  не  посылают  сюда  солидных  исследователей.  Пройдет  время,  и,
пожалуй, остяк исчезнет с лица земли.


XIV

     На десятый день мы вошли в Томь. До Томска уже было недалеко. Пассажиры
обрадовались:  так  надоели  им  однообразное плаванье и  обычная пароходная
жизнь; всем, как Колумбовым спутникам, хотелось "берега".
     Пристать мы должны были не к самому Томску, - к городу пароход подходит
только весною,  -  а  к Черемошину,  селению верстах в шести от города.  Там
пароходная пристань и там же бараки для переселенцев.
     Уже  пристань  была  в  виду,   как  наш  пароход  стал  на  мель{331}.
Провозившись с  добрый час,  сгрузили часть  груза  на  подошедшие лодки,  и
только тогда снова двинулись и наконец подошли к пристани.
     Через полчаса на двух извозчиках, в сопровождении двух телег с багажом,
мы  отправились  в  столицу  Западной  Сибири.  Расположенный  на  холмистой
поверхности,  окаймленный  зеленеющими  лесами,  сверкавший  куполами  своих
церквей под лучами заходящего солнца, Томск издалека казался привлекательным
городом,  и мы все нетерпеливо ждали города, заранее предвкушая удовольствие
хорошо выспаться на твердой земле после закуски и чая.
     Но,  увы!  телеги с багажом,  которые мы конвоировали, не позволяли нам
двинуться с  приличною скоростью,  вдобавок и эти дрожки-гитары,  попавшиеся
нам,  заставляли удерживать усердие  возниц  из  боязни  потерять  маленьких
пассажиров,  еще  не  приспособившихся к  балансированию на  этих  неудобных
орудиях передвижения.
     Наконец  показались  строения,   довольно  плохонькие.   Вот  и  улица,
немощеная,  с деревянными мостками по бокам,  вместо тротуаров, с низенькими
невзрачными деревянными домами. Мои маленькие спутницы почему-то вообразили,
что мы не в городе еще,  а в предместье, и нетерпеливо спрашивают извозчика:
"скоро ли город?" Оказалось,  что мы не только в "самом Томске",  но даже на
главной улице. Я утешал, что дальше город будет лучше, но мы ехали дальше, а
город все красивей не делался.
     Наконец наш  поезд  остановился у  единственной томской гостиницы.  "Ни
одного номера! Все, что было, занято под генерал-губернатора!" - сообщил нам
выбежавший лакей.  Повернули и  поехали в  номера Войцеховского.  "Был  один
номер, преотличный, да только что заняли!" - утешили нас и там.
     Наш  кортеж (две телеги впереди и  две "гитары" позади) направился,  по
совету извозчиков,  на постоялый двор. Подъехали к воротам. Вхожу на грязный
"постоялый двор".  Меня  встречает  сама  хозяйка,  несколько смахивающая на
ведьму, первым делом спрашивает: "чьи вы будете?" и уже потом говорит, что у
нее  есть  лишь  одна  свободная комната.  Осматриваю:  комнатка  крохотная,
кровать без  тюфяка,  грязь образцовая.  Предлагает еще  коридорчик на  ночь
("спокойный коридорчик") и снова,  приятно оскаливая зубы,  спрашивает: "чьи
вы будете и зачем приехали?"
     Ответив ей,  что  я  прибыл в  Томск  для  того,  чтобы открыть хороший
постоялый двор,  и повергнув ее в недоумение,  я вышел за ворота и устроил с
извозчиками маленькое совещание,  куда  теперь направиться?  В  этом митинге
приняли участие и двое прохожих,  вмешавшиеся в наше дело, но ничего путного
не присоветовавшие.
     Решили ехать на  другой постоялый двор.  "Там  хоть  и  не  очень чтобы
чисто,  а верно номера есть!" -  советовали оба извозчика, выражаясь об этом
дворе с видимою осторожностью.
     Тронулись.  Опять едем по той же улице (мы ее в этот вечер основательно
изучили),  доставляя скучавшим томичам даровой спектакль.  А  маленькие наши
спутницы уже  начинают зябнуть в  своих  летних ватерпруфчиках{332},  пробыв
часа два,  если не все три,  на воздухе,  который в  этот вечер не отличался
теплотой.  Уже  начинает темнеть,  когда наш поезд остановился у  постоялого
двора  в   одной  из   боковых  улиц.   И   там   ничего  нет:   все  занято
извозчиками-обозниками.
     Этот ответ несколько смутил нас.  Не  ночевать же  на  улице!  Советуют
ехать на  третий постоялый двор в  одной из  больших улиц.  Снова выехали на
злополучную большую улицу.  Все  молчаливы и  смущены,  как  вдруг из  ворот
одного дома нас поманили: "Стой!" Остановились.
     Какой-то черкес подошел и сказал,  что в этом доме есть комнаты,  можно
пристать.  Оказалось,  что этот черкес (из ссыльных,  конечно) был кучером и
дворником.
     Я  уже не осматривал комнат,  а  мы все прямо пошли в  дом.  Любезная и
милая хозяйка провела нас в  две маленькие комнатки и  обещала устроить нас.
Не прошло и четверти часа,  как уж на столе шумел пузатый самовар, появились
булки,  масло и сливки,  и затем внесли блюдо жареной телятины.  Мы имели не
только пристанище, но и отличный ужин.
     Спасибо милой сибирячке!  Она  нас действительно устроила и  призрела в
этот  злополучный вечер  нашего  приезда в  Томск  с  радушием и  вниманием,
оставившим самое приятное воспоминание.


ПРИМЕЧАНИЯ

В ДАЛЕКИЕ КРАЯ

     Впервые  -  в  журнале  "Русская мысль",  1886,  ЭЭ  1,  2,  4,  12,  с
подзаголовком  "Путевые   наброски  и   картины",   за   подписью  Л.Нельмин
(псевдоним).
     21  апреля  1884  года,  по  возвращении из  кратковременной поездки за
границу,   Станюкович  был  арестован  за  связь  с  русскими  политическими
эмигрантами и  публикацию в журнале "Дело" (с 1883 года он стал редактором и
владельцем журнала) статей,  авторами которых  были  деятели  революционного
движения.  После  годичного тюремного заключения в  начале  лета  1885  года
писатель  вместе  с   семьей  выехал  в  административную  ссылку  в  Томск.
Впечатления от этого вынужденного путешествия и легли в основу очерка.

     Стр.  238.  ...в страну...  классического "Макара"...  - Имеется в виду
русская поговорка: "Туда, куда Макар телят не гонял".
     Бедекеры.  -  Карл Бедекер -  составитель путеводителей.  Здесь это имя
употреблено как нарицательное.
     Стр.  239.  Суворинский  календарь  -  известный  "Русский  календарь",
издававшийся с  1872 года А.С.Сувориным и содержавший разнообразные сведения
исторического, географического и статистического характера.
     Ободовский,   Александр  Григорьевич  (1796-1852)   -   ученый-географ,
педагог. Автор популярных учебников.
     Кастрен,  Матиас-Александр (1813-1852) -  лингвист, этнограф, занимался
исследованиями Архангельской и Тобольской губерний.  В 1860 году было издано
"Путешествие Александра Кастрена по Лапландии, Северной России и Сибири".
     Паллас,  Петр-Симон (1741-1811) - ученый-натуралист, автор "Путешествия
по разным местам Российского государства", СПб., 1786.
     Гумбольдт, Александр (1769-1859) - естествоиспытатель и путешественник,
автор классических трудов по географии Азии, в том числе "Путешествия барона
Александра  Гумбольдта,  Эренберга  и  Розе  в  1829  году  по  Сибири  и  к
Каспийскому морю". СПб., 1837.
     Макк  (Маак),  Ричард  Карлович (1825-1886)  -  географ  и  натуралист,
исследователь Сибири и Дальнего Востока.
     Щапов,   Афанасий  Прокопьевич  (1830-1876)  -   общественный  деятель,
историк, автор работ по истории сибирского старообрядчества.
     Ровинский,  Павел Аполлонович (1831-1916) -  путешественник и писатель.
Его этнологические исследования о  Сибири печатались в "Известиях Сибирского
отдела русского географического общества" в 1870-1872 гг.
     Стр.  240.  Ядринцев,  Николай  Михайлович (1842-1894)  -  общественный
деятель,  публицист,  путешественник, автор монографии "Сибирь как колония",
СПб., 1882.
     Потанин,  Григорий Николаевич (1835-1920) -  путешественник и  историк,
автор известных "Материалов для истории Сибири".
     ...в   изданиях   сибирского  отдела   географического  общества...   -
Восточно-Сибирское   отделение   русского   географического  общества   было
учреждено в  1851 году,  в  1877 году в Омске было открыто Западно-Сибирское
отделение.   Основные  повременные  издания:   "Известия  Сибирского  отдела
русского географического общества" и "Ежегодник" того же отдела.
     ...в  положении...  щедринского  генерала  на  необитаемом  острове.  -
Имеется в  виду сказка М.Е.Салтыкова-Щедрина "Повесть о том,  как один мужик
двух генералов прокормил" (1869).
     ...сопоставить...  с  отзывами...  Шашкова.  -  Имеется в  виду  статья
С.С.Шашкова "Сибирское общество в начале XIX века", напечатанная в 1879 году
в журнале "Дело".
     "Сибирь" - газета, выходившая в Иркутске с 1873 по 1887 год.
     "Сибирская газета" -  выходила в Томске с 1881 по 1888 год.  Находясь в
ссылке,  Станюкович был одним из активных сотрудников газеты. С 1885 по 1888
год в ней печатались его очерки,  фельетоны (например, "Торжество чумазого",
Э 49,  1886;  "Осажденный город",  Э 47,  1886), сатирические стихотворения,
обличительный роман  "Не  столь  отдаленные места" (1886).  Под  псевдонимом
"Старый  холостяк"  писатель  опубликовал  здесь  цикл   очерков  "Сибирские
картинки".
     Ярыжка - низший чин служащего в приказе.
     Судебная  реформа  уже  введена...  -  Гласный  суд  -  суд  присяжных,
введенный судебной реформой 1862-1864  гг.  Назывался гласным между прочим и
потому,  что  судебное  разбирательство  происходило  в  нем  в  присутствии
публики.
     Стр.   241.   ...червонных  тузов  и  валетов...   -   т.е.   уголовных
преступников.
     Остяк. - Остяки - прежнее собирательное название нескольких народностей
Сибири: хантов, кетов и др.
     Самоед (устар.).  -  Самоеды - название ряда народностей северо-востока
России и Сибири: ненцев, нганасан и др.
     Стр.  242. Гасконцы - жители одной из провинций Франции, прославившиеся
находчивостью, храбростью, склонностью к преувеличениям и хвастовству.
     Шаньга (диал.) -  род ватрушек или лепешек, смазанных маслом, сметаной,
медом.
     Стр.  243.  Аркадия -  традиционный образ  страны  райской невинности и
патриархальной простоты нравов.
     Стр. 244. Екатеринбург - ныне г.Свердловск (с 1924 года).
     Стр.  247.  ...чичиковские слова генералу Бетрищеву:  "Терпением, можно
сказать,   повит  и  спеленат,  будучи,  так  сказать,  одно  олицетворенное
терпение,  ваше превосходительство!"  -  Неточная цитата из  второй главы II
тома "Мертвых душ".  У Гоголя: "На терпенье, можно сказать, вырос, терпеньем
воспоен,  терпеньем спеленат,  и сам,  так сказать,  не что другое, как одно
терпенье".
     Стр. 251. Ламентации - жалобы, сетования (лат.).
     Николаевская дорога -  строилась с 1837 по 1851 год. Ныне - Октябрьская
железная дорога.
     Стр.  252.  ...классические Держиморды... - Держиморда - полицейский из
комедии Гоголя "Ревизор".
     Винт - карточная игра, в которой обычно участвуют четыре человека.
     Стр. 253. ...услышите веселые замечан