о тысяч дерутся толпой - и убитых
       Нет между ними? Но вот свирепее натиск, и стали
       Шарить рукой по земле, поднимать и швыряться камнями -
       Самым обычным оружьем при бунтах, - хотя не такими
       Тяжкими, легче, чем Турн поднимал да Аякс Теламонид
       Или каким Диомед бедро раздробил у Энея:
       Камни у них таковы, чтобы выдержать правой рукою,
       Что уступает деснице героев, - рукой современной.
       Наш-то ведь род измельчал еще и при жизни Гомера.
70   Ныне земля производит все мелких да злобных людишек:
       Глянет на них кто-нибудь из богов - и смешно и досадно.
       От отступленья вернемся к рассказу. После того как
       Лагерь один, получив подкрепленье, решается взяться
       И за оружие, - бой начинают, стреляя из луков;
       При наступлении тех, что в Тентире живут, по соседству
       С пальмовой тенью, бежать пустились поспешно омбиты.
       Падает кто-то из них, убегающий в крайнем испуге,
       Пал кувырком - и в плену! Тут его разрубают на части:
       Много кусков, чтоб его одного хватило на многих, -
80   И победители съели его, обглодали все кости,
       Даже в кипящем котле не сварив, не втыкая на вертел:
       Слишком им кажется долгим огня дожидаться, немедля
       Труп пожирают сырой, находя наслаждение в этом.
       Радостно даже, что эта толпа огня не сквернила,
       Что Прометей подарил земле, похитивши с высей
       Неба. Стихию поздравить могу, и, наверно, стихия
       Рада. Но кто уже смог человечьего мяса отведать,
        Тот никогда не едал никакого охотней, чем это,
       Ибо при зверстве таком не допрашивай, не сомневайся,
90   Первая глотка познала ли вкус, и последний познал ли,
       Тот, что руками водил по земле - попробовать крови,
       После того как все тело уже уничтожено было.
       Баски (молва такова), было время, жизнь поддержали
       Пищей такой; но они не пример: у них была крайность
       В годы войны, к ним Судьба была зла, доведя до последней
       Страшной нужды при долгой осаде. Ведь самый образчик
       Этой ужасной еды, о которой сейчас говорится,
       Жалости просто достоин, и те, о которых сказал я,
       Всяких наевшися трав и всяких животных, к чему лишь
100 Ни понуждали мученья пустого желудка, - когда уж
       Сами враги сожалели их, бледных, худых, истощенных, -
       Жрали от голода члены чужие, готовые даже
       Грызть и свои. Да и кто из людей, из богов отказался б
       Их животы извинить, претерпевшие жуткие муки?
       Им бы могли простить даже тени тех, кого трупы
       Ели несчастные баски. Нас лучше наставят Зенона
       Правила: вовсе не все, полагают они, можно делать
       Ради спасения жизни. Но стоики разве кантабры,
       Да особливо еще в старину, при древнем Метелле?
110 Греков Афины и наши доступны теперь всем народам.
       Галлия стала речистой и учит юристов британских,
       Даже на Фуле идут разговоры о ритора найме.
       Все ж благородны и баски, и полное есть оправданье
       Равному в доблести им, по несчастному больше, Сагунту.
       Ну, а Египет жесточе еще алтарей Меотиды,
       Если ты даже считаешь правдивым преданье поэтов:
        Та уроженка Тавриды, что святопреступную жертву
       Изобрела, закаляла людей, - но большего страха,
       Чем умереть под ножом, ее жертва не знала. Какой же
 120 Случай египтян подвиг? Что за голод, какое оружье,
       Стенам угроза, понудили их на такое злодейство
       Гнусное? Что же тогда за ненависть к Нилу была бы,
        Коль не разлился бы он при засухе в землях Мемфиса?
       Бешенством так никогда не свирепствуют страшные кимвры,
        Ни дикари савроматы, ни страшный народ агатирсы;
       Так не ярятся бритоны, как эта трусливая сволочь,
       Что парусов лоскутки распускает на глиняных лодках
       И на весло налегает короткое в пестрой посуде.
       Этим народам, в сознанье которых и голод и злоба
130 Сходны вполне и равны, не найти наказанья злодейству,
       Нету достойных их кар. Природа сама утверждает,
       Будто дарует она человеку мягчайшее сердце:
       Слезы дала она нам, - а бывает ли лучшее чувство?
       Значит, она нам велит оплакивать друга, который
       В трауре дело ведет малолетнего, что обвиняет
       Лживого опекуна: его длинные кудри скрывают
       Наполовину лицо, увлажненное горькой слезою.
       Мы по закону природы вздохнем, повстречав погребенье
       Девушки взрослой иль гробик младенца, который не вырос
140 Для похоронных костров. Кто действительно честен и стоит
       Тайного факела, как полагается мисту Цереры,
       Чуждой не мнит никакую беду: в этом наше отличье
       От бессловесных скотов. Потому только мы, - что имеем
       Жребий высокий ума и богов голоса различаем,
       Мы, что способны к искусствам, могущие им обучаться, -
       Чувство впитали в себя, с небесной сошедшее тверди,
       Но недоступное тем, кто смотрит не в небо, а в землю.
       При сотворении мира творец уделил им дыханье
       Жизни - и только, а нам сверх того дал душу, с той целью,
150 Дабы взаимно влекло нас просить и оказывать помощь;
       Розно живущих - в народ единить; покинувши рощи
       Древних людей, оставляя леса - обиталище предков, -
       Строить дома, сочетая жилище свое воедино
       С крышей другой: чтоб доверье взаимное нам позволяло
       Возле порога соседей заснуть; для защиты оружьем
       Граждан упавших иль тех, что от ран зашатались тяжелых,
       Общей трубою сигнал подавать: защищаться совместно
 160 В башнях и общим ключом запирать городские ворота.
       Но даже змеи живут согласнее нас; и с окраской
       Схожей другого щадит всякий зверь: разве льва убивает
       Лев? Или разве когда кабана находили лесного,
       Чтоб издыхал от удара клыков кабана посильнее?
       Яростный Индии тигр уживается в длительном мире
       С тигром; у диких медведей - и то существует согласье,
       Людям же мало и тех смертоносных мечей, что куются
       На наковальне проклятой, - а первый кузнец-то, привыкший
       В горне калить сошники да лопаты, уставший от ковки
       Сох да мотыг, - ведь совсем не умел он меча приготовить.
170 Что за народ современный: ему недостаточно в злобе
       Только убить человека, но груди, но руки, но лица
       В пищу себе он берет! Ну, что бы подумал об этом
       Или куда б убежал, если б только узрел этот ужас,
       Ты, Пифагор, воздержаньем известный от всяких животных,
       Как от людей, и не всякий стручок допускавший в желудок?

                        Ювенал. Сатира шестнадцатая.

        САТИРА ШЕСТНАДЦАТАЯ.

        Кто преимущества все перечислит, все выгоды, Галлий,
        Службы военной? Раз в лагерь приходят для жизни счастливой,
        Пусть под звездой благосклонной меня принимают ворота
        Рекрутом робким: час добрый удачи ведь стоит не меньше.
        Чем если б к Марсу пришли мы с письмом от богини Венеры
        Или родимой Юноны, песчаный Самое полюбившей.
        Прежде всего назовем вообще удобства, из коих
        Немаловажно и то, что тебя не посмеет ударить
        Штатский: напротив, удар получив, он сам его скроет.
10    Выбитый зуб показать не осмелится претору либо
        Черную шишку, синяк, на лице его битом распухший,
        Или подшибленный глаз, что, по мненью врача, безнадежен.
        Кто наказания ищет за это, получит бардейца
        В судьи себе, и в сапог военный обутые икры
        Будут видны на скамьях судейских; обычай Камилла
        Надо блюсти, и солдат не должен судиться вне вала
         Иль далеко от знамен. Справедливейшим будет, конечно,
        Центурионов разбор солдатского дела: наказан
        Будет обидчик, коль есть законный для жалобы повод.
20    Недружелюбны, однако, манипулы все, и когорта
        Вся, как один человек, показанье дает, что возмездье
        Горше гораздо самой обиды. И будет пригоден
        Только Вагеллий один с его ослиным упрямством,
        Голени две лишь имея, споткнуться о столько военных
        Пар сапогов, столько тысяч гвоздей. Да и кто же решится
        В лагерь пойти, кто настолько Пилад, чтоб забраться за насыпь
        Вала? Пусть слезы сейчас же подсохнут; зачем беспокойство
        Ваших друзей? Все равно им придется просить извиненья.
        Скажет судья: "Дай свидетеля", - пусть кто-нибудь, кто побои
30    Видел, посмеет сказать: "Я видал" - и его я признаю
        Бороду предков достойным носить и длинные кудри.
        Мог бы скорей привести ты свидетеля ложного против
        Штатского, чем отыскать такого, кто правду сказал бы
        Против военных людей или что-нибудь против их чести.
        Дальше отметим другие достоинства, прибыль другую
        Службы военной: бесчестный сосед у меня отнимает
        Дол или поле в поместье отцов и камень священный
        Из середины межи вырывает - тот камень, что кашей
        Я ежегодно чту и большим пирогом в приношенье;
40    Или должник не желает вернуть мне занятых денег,
        Будто бы подпись руки недействительна, мол, на расписке;
        Ждать придется годами, когда-то начнут разбираться
        В тяжбах народа всего, да и там ты натерпишься много
        Тягот и много отсрочек, - знай, ставят скамейки для судей:
        Вот уж речистый Цедиций готовится скинуть лацерну.
        Вот оправляется Фуск, мы готовы, - и снова уходим,
        Ноги свои волоча по площади рынка песчаной.
        Тем же, кто ходит с оружьем и перевязь носит на плечах,
        Время ведения дел предоставят, когда им угодно,
 50    В тяжбе задержки им нет, и дела их решаются скоро.
        Кроме того, у одних лишь военных имеется право
        Дать завещанье при жизни отца: ибо все, что добыто
        Воинской службы трудом, не включается в список имений,
        Принадлежащих всецело отцу. Потому-то Корана,
        Спутника знамени, деньги копящего воинской службой,
        Ловит уже одряхлевший отец: ведь его выдвигает
        Правый почет, получает дары он за труд благородный.
        Для самого императора важно, конечно, чтоб всякий
        Храбрый вояка был счастлив вполне, чтоб радостны были
60    Все и довольны как сбруей коней, так и цепью почетной.