даже то, что есть на дорогу.
        Вот в старину процветал покоренный нами союзник:
        Не было стонов и не было ран понесенной утраты;
100  Полной чашей был дом, повсюду лежали большие
        Деньги, из Спарты плащи, пурпурные ткани из Коса,
        И со скульптурой Мирона, с картиной Паррасия жив был
        Фидий в слоновой кости, и много работ Поликлета;
        Редкий стол обходился без Ментора славных изделий.
        Вот откуда тащил Антоний, тащил Долабелла
        Или безбожный Веррес: в глубине корабельного трюма
        Тайно добычу везли побольше военных триумфов.
        Что ж у союзников ныне? Лишь пара волов, табунок лишь
        Конский, стада вожак, участочек поля, - все взято,
110  Вплоть до ларов самих, коль статуя есть повиднее,
        Хоть бы одно божество в кивоте: ибо и это
        Ценно теперь и считается главным. Ты по заслугам,
        Может быть, сверху глядишь на Коринф умащенный, на Родос
        Столь невоинственный: что тебе сделают юноши в смолах,
        Хоть бы и целый народ, что на ляжках выщипал волос?
        Лишь избегай ты суровых испанцев, и области галлов,
        Да берегов иллирийских, щади и жнецов, что питают
        Рим, пока отдает он досуги театру и цирку.
        Да и какие награды возьмешь ты за счет преступленья,
120  Раз так недавно Марий раздел догола африканцев?
        Прежде всего воздержись обижать союзников бедных,
        Но храбрецов; отбери хоть бы золото все, что имеют,
        И серебро, однако оставь и щиты и мечи им,
        Дротик и шлем, чтоб оружие все ж у ограбленных было.
        То, что я высказал здесь, не только мнение, - правда:
        Верьте, что я прочитал пророческий свиток Сивиллы.
        Если чиста твоих присных толпа и если решений
        Не продает твоих долговолос, если нет за супругой
        Вовсе проступков, и Гарпия эта с когтями кривыми
130  По городам не гуляет твоим, на сборищах грабя, -
        То хоть от Пика свой род исчисляй, и если прельщают
        Древних тебя имена, выставляй хоть все войско титанов
        Как твоих предков и с ними возьми самого Прометея,
        Или же пращура сам выбирай из любой родословной.
        Если ж тебя увлекают стремительно гордость и страсти,
        Если ломаешь ты прутья в союзников крови, прельщаясь
        Тем, что секиры тупятся в руках твоих ликторов, - значит,
        Знатность предков самих восстает на тебя и предносит
        Яркий светоч твоим постыдным делам и поступкам.
140  Ясно, чем выше считается тот, кто грешит, тем заметней
        Всякий душевный порок, таящий в себе преступленье.
        Что в тебе, если привык ты подписывать ложные акты
        В храмах, что дед воздвиг, пред лицом отцовской почетной
        Статуи, - прелюбодей, ночной гуляка, укрывший
        Спрятанное лицо под плащом из шерсти сантонской?
        Вот мимо праха отцов и костей их в лихой колеснице
        Скачет толстяк Латеран и сам - хоть консул - колеса
        Тормозом сильным жмет, как возница, правда средь ночи;
        Но это видит луна, и звезды-свидетели смотрят.
150  Только лишь кончится срок Латерана службы почетной,
        Он среди бела дня возьмется за бич, не стыдяся
        Встретиться так с одним из друзей, уже престарелым,
        Первый хлыстом взмахнет в знак привета, сена достанет,
        Всыплет сам ячменя своей уставшей запряжке.
        Он пред Юпитеровым алтарем, по обычаю Нумы
        В жертву мохнатых овец принося и бурую телку,
        Только Эпоной клянется и писанными на конюшнях
        Мордами. Если ж пойти он захочет в ночную харчевню,
        Тут навстречу ему выбегает сирофиникиец,
160  Влажный от пряностей, бывший жилец ворот Идумейских:
        Этот харчевник приветствует гостя "царем" и "владыкой",
        С ним и Киана с коротким подолом вино предлагает.
        Скажет защитник греха: "И мы, молодые, такими ж
        Были". Пусть так: но ведь ты перестал и больше ошибкам
        Не поблажаешь? Пусть будет недолгой позорная удаль:
        Шалости разные надо сбривать нам с первой бородкой.
        Только к юнцам снисходи; Латеран же стремится к холщовым
        Вывескам с надписью, к чаше вина в дешевой харчевне -
        В пору, когда он созрел для военного дела, охраны
170  Рек арменийских, сирийских, для службы на Рене, на Истре,
        В возрасте мощном, способном хранить безопасность Нерона,
        В Остию, Цезарь, его посылай; но легата в харчевне
        Надо искать: он там выпивает с каким-то бандитом,
        Вместе с матросами, вместе с ворами, с рабами из беглых,
        В обществе палачей, мастеров гробовых, среди смолкших
        Бубнов Кибелы жреца, что лежит на спине, растянувшись.
        Все там вольны равно, и кубок общий, особых
        Кресел нет никому, и стол ни к кому не подвинут.
        С этаким вот рабом ты, Понтик, как поступил бы?
180  Верно, в этрусский острог посадил бы, сослал бы к луканам.
        Вы же, потомки троянцев, себе позволяете гадость:
        То, что сапожнику стыдно, достойно Волезов и Брута?
        Что, если сверх приведенных примеров, постыдных и гнусных,
        Есть примеры, что нам говорят о худших пороках?
        Вот Дамасипп, добро расточив, свой голос подмосткам
        Отдал, желая играть в "Привиденье" крикливом Катулла:
        Также и Лентул проворный в "Лавреоле" выступил ловко,
        Став достойным креста не только на сцене - и в жизни.
        Ты извиняешь народ? Извинения нет меднолобым:
190  Смотрят сидят, как патриции их скоморохами стали,
        Фабиев смотрят босых, и звук оплеухи Мамеркам
        В них вызывает лишь смех. И зачем продают свою гибель
        Эти патриции? Разве Нерон их к тому принуждает?
        Зря продают, для игры перед претором, севшим высоко.
        Даже представь, что здесь - мечи, а там вон - подмостки:
        Что предпочесть? Кому смерть страшна настолько, что станет
        Мужем ревнивым Тимелы, товарищем глупым Коринфа?
        Впрочем, странного нет в вельможном актере, когда сам
        Цезарь кифару взял. Остались дальше лишь игры, -
200  Новый для Рима позор. Не в оружье хотя б мирмиллона,
        Не со щитом выступает Гракх, не с клинком изогнутым;
        Он не хочет доспехов таких, отвергает с презреньем,
        Шлемом не скроет лица; зато он машет трезубцем;
        Вот, рукой раскачав, висящую сетку он кинул;
        Если врага не поймал, - он с лицом открытым для взоров
        Вдоль по арене бежит, и его не узнать невозможно:
        Туника до подбородка, расшитая золотом, с крупной
        Бляхой наплечной, с которой висит и болтается лента.
        Даже секутор, кому приказано с Гракхом сражаться,
210  Худший позор при этом несет, чем рана любая.
        Если б народу был дан свободный выбор, то кто же -
        Разве пропащий какой - предпочел бы Нерона Сенеке?
        Чтобы его казнить, не хватит одной обезьяны,
        Мало одной змеи, одного мешка для зашивки.
        Сын Агамемнона то же соделал, но повод другой был:
        Разница в том, что по воле богов за родителя мстил он.
        Был Агамемнон убит среди пира; Орест не запятнан
        Кровью Электры-сестры, ни убийством супруги-спартанки,
        Он не подмешивал яд никому из родных или близких.
220  Правда, Орест никогда не пел на сцене, "Троады"
        Не сочинял. За какое из дел, совершенных Нероном
        В годы его свирепств, кровавой его тирании,
        Больше должны были мстить Вергиний и с Виндексом Гальба?
        Что за деяния, что за художества в цезарском роде:
        Радость позора от скверного пенья на чуждых подмостках,
        Данная греками честь - заслужить венок из петрушки!
        Пусть же портреты отцов владеют наградами пенью:
        Длинную сирму Фиеста, костюм Антигоны иль маску
        Для Меланиппы сложи Домиция ты к пьедесталу,
230  Ну, а кифару повесь хоть на мрамор родного колосса.
        Кто, Катилина, найдет высокое происхожденье,
        Как у тебя, у Цетега? И все же, как варваров дети,
        Точно отродье сенонов, готовите ночью оружье,
        Пламя несете домам, угрожаете храмам пожаром -
        Дерзость, что кару несет зажженных, как факелы, туник!
        Консул, однако, бдит, укрощает ваши знамена:
        Новый, незнатный совсем человек из Арпина, недавно
        Всадником бывший простым, повсюду ставит заставы,
        Трудится по семихолмому Риму средь граждан смятенных
240  Подвиг такой в стенах столицы принес ему славу
        И титула, поболее тех, что добыл Октавий
        Близ Левкады, в полях Фессалии мечом, обагренным
        Цепью убийств, - и Рим, свободный тогда, Цицерона
        Провозгласил отцом, отцом отечества даже.
        В вольских горах другой арпинец, над плугом наемным
        Изнемогая, просил за работу обычную плату;
        После того по башке получал суковатою палкой,
        Если ленилась кирка и медленно шло укрепленье.
        Он-то и взял на себя опасность великую в деле
250  С кимврами и лишь один защитил весь Рим трепетавший.
        После побоища кимвров, что поле устлали телами, -
        Более крупных клевать даже ворону не доводилось, -
        Знатный товарищ героя имел лишь вторую награду.
        Дециев дух был плебейским, плебейскими были и сами
        Их имена, но богам преисподней, земле их отчизны
        Было довольно двоих за все легионы и войско
        Римских союзников всех и за все поколенье латинов.
        Деции сами дороже, чем все, что они сохранили.
        Самый последний из добрых царей, заслуживший трабею,
260  Прутьев пучки, диадему Квирина, был сыном служанки.
        Консула же сыновья, которым надо бы сделать
        Нечто великое ради свободы, что превзошло бы
        Подвиг Коклекса и Муция подвиг или же девы,
        Тибр переплывшей, тогда границу всего государства, -
        Тайно изъяли засов у ворот для возврата тиранов.
        Раб сенату открыл преступление, зревшее втайне:
        Плачьте, матроны, об этом рабе! А тех справедливо
        Палок карает удар и первая римская плаха.
        Лучше отцом тебе был бы Терсит, лишь бы сам с Ахиллесом
270  Сходен ты был и владел оружьем работы Вулкана,
        Чем Ахиллес породил бы тебя на Терсита похожим.
        Сколь бы далеко ни взял и сколь бы вдаль ни подвинул
        Имя свое, - ты ведешь свой род от подлого сброда.
        Первый из предков твоих, кто бы ни был он, - или пастух был,
        Или такой, что о нем и вовсе думать не стоит.

                          Ювенал. Сатира девятая.

                САТИРА ДЕВЯТАЯ.

        - Невол, хотел бы я знать, отчего ты всегда такой мрачный,
         С вечно нахмуренным лбом, словно Марсий, уже побежденный?
         Ходишь ты с Раволы видом, который недавно был пойман,
         Тершись о чресла Родопы своей бородой отсыревшей.
         Так вот дают подзатыльник рабу, что пирожное лижет.
         Тот Креперей Поллион, что, давая тройные проценты,
         Всех обошел, не найдя дураков, не имел такой мины
         Жалостной, как у тебя. И откуда морщины такие
         Сразу пошли? Ты немногим довольствовался, исполняя
 10    Роли домашних шутов, остроумный всегда собутыльник,
         Шуткой горазд и соленой и едкой, столичного типа
         Нынче же - наоборот: ты лицом стал серьезен, сухой твой
         Волос стоит будто лес, и на коже ни чуточки блеска,
         Что придавали повязки бруттийские жгучей смолою,
         А на ногах твоих грязных, запущенных - заросли шерсти;
         Худ, точно ты застарелый больной, которого сушит
         Четырехдневная, с давней поры угнездясь, лихорадка.
         Скрытые в теле больном душевные муки мы видим,
         Также и радость заметна: лицо принимает и этот
 20    Облик отсюда, и тот. Но мне кажется, что изменил ты
         Планы свои и идешь поперек своей прежней дороги.
         Ты ведь, развратник почище Авфидия, помню, недавно
         Храмы сквернил Ганимеда и Мира, Исиды, Цереры,
         Храм Палатина с его таинственным Матери культом
         (Проституируют женщины всюду, где только есть храмы!),
         И втихомолку склонял к своей похоти даже супругов. -
         "Многим полезен такой обиход, но мне ни к чему он,
         Проку в нем нет. Ну, засаленный плащ, оторочка для тоги -
         Жесткие, толстые, грубой окраски и тканные плохо
 30    Где-то у галльских ткачей на гребнях их, - вот все, что получишь
         Ты как клиент, да порой серебра низкопробного малость.
         Рок управляет людьми; есть свой рок и у тех наших членов,
         Что прикрывает одежда. Коль звезды тебе не позволят,
         То даже уд непомерной длины твой ничем не поможет,
         Хоть бы и зрел тебя голым Виррон и текли его слюнки,
         Хоть бы и звали тебя постоянно записочкой сладкой,
         "Ибо миньон сам собой прилипает к деснице мужчины".
         Но ничего нет чудовищней, нежели жадность миньона:
         "Я подарил тебе то, дал это, немало унес ты", -
 40    Все сосчитает, виляя. - "Пусть выложат счеты, таблицы
         Пусть принесут нам рабы. Считай: пять тысяч сестерций
         В общем итоге, да сверх того труд мой чего-нибудь стоит.
         Разве легко и удобно вгонять в тебя член мой изрядный -
         И натыкаться в нутре у тебя на остатки обеда?
         Менее жалок тот раб, что копает садовую землю,
         Чем бороздящий господ. Наверно, считал себя нежным
         Мальчиком ты и красавцем, достойным небес и киафа.
         Разве патроны дадут что-нибудь своим прихвостням жалким,
         Разве они снизойдут к нам, клиентам? Дадут лишь болезни.
 50    Вот подарил бы ты зонтик зеленый, янтарь покрупнее,
         Лишь наступает сырая весна иль рождения праздник:
         И твой любовник лежит на подушках длинного кресла,
         Перебирая подарки секретные к первому марта.
         Ну, для кого бережешь ты, голубчик, холмистые земли,
         Столько в Апулии вилл и пастбищ, что коршун устанет
         Их облетать? Трифолин в преизбытке несет тебе лозы,
         Так же как Кумский хребет и склоны пустынного Гавра:
         Больше, чем нужно, ты бочек смолишь с молодым еще суслом.
         Что тебе стоит клиента усталого бедра утешить
 60    Малым участком земли? Разве лучше детей деревенских
         С матерью, с хижиной вместе, с игривым щенком предоставить
         По завещанию другу-скопцу, что кимвалом бряцает?" -
         "Вот негодяй! - говорит он. - Что требуешь ты?" - Но срок-то:
         "Требуй, - кричит, - платежа". Это раб мой взывает, единый -
         Как Полифемово око, что дало удрать Одиссею:
         Надо второго купить, одного недостаточно; оба
         Кушать хотят. А зимою в морозы что буду я делать?
         Что же рабам я скажу в декабре, не одев, не обув их:
         "Холод, мол, перетерпите - дождетесь и летней цикады"?
 70    "Ты притворяешься, будто не понял, услуг ты не помнишь...
         Ну, так во сколько же ценишь меня ты? Усерден и предан
         Я как клиент: без меня бы жена твоя девой осталась.
         Вспомни, какими путями, как часто просил ты об этом.
         Что мне тогда обещал? Сколько раз удержал я в объятьях
         Ту, что хотела сбежать? Ведь, бросивши брачную запись,
         Новой искала она, и за целую ночь я насилу
         Дело уладил (скулил ты за дверью). Свидетель мне - ложе;
         Сам ты подслушивал голос жены да скрипенье кровати.
         Много домов, где непрочный союз, развязаться готовый,
 80    И расторгаемый брак прочнее скрепляет любовник.
         Как отвертишься теперь? Как увяжешь начала с концами?
         Нету моих здесь заслуг, вероломный ты, неблагодарный?
         Нету, когда от меня родился твой сыночек иль дочка?
         Ты признаешь их, ликуешь, и славит гражданская запись
         Силу мужскую твою. Украшай свои двери венками,
         Будто отец: я оружие дал тебе толки рассеять;
         Право отцовства - твое; как наследник войдешь в завещанья.
         Выморочных наследств чрез меня ты наследником станешь.
         Если, число увеличив, дойду я до трех, то немало
 90    К выморочным преимуществ других ты получишь в придачу".
         - Невол, ты прав, возмущаясь. Но что он тебе возражает? -
         "Просто плюет на меня - и другого осла себе ищет...
         Я доверяюсь тебе одному: сохрани эту тайну,
         Будь молчалив и, смотри ты, жалоб наших не выдай;
         Ибо смертельна вражда человека, что пемзой отглажен.
         Чуть только тайну доверил он мне - уж пылает враждою,
         Как бы не предал я все, что узнал. Он, не думая долго,
         Пустит оружие в ход, раскроит мне череп дубиной,
         Дом подпалит; и нельзя забывать, и нельзя не считаться
 100  С тем, что при средствах его и яд ведь не так уже дорог...
         Значит, секрет береги, как в курии Марса в Афинах".
         - О Коридон, Коридон! разве есть у богатого тайны?
         Пусть даже слуги молчат, - говорят его кони, собаки,
         Двери и мраморы стен. Хотя бы и окна замкнул ты,
         Щели завесой прикрыл, запер входы и свет потушил бы,
         Выгнал бы из дому всех, чтоб никто и вблизи не ложился, -
         Все-таки то, что к вторым петухам будет делать хозяин,
         До наступления дня уж узнает соседний харчевник:
         Он будет знать, что решил весовщик, повара и разрезчик,
 110  Сколько они сочинят обвинений на этих хозяев,
         Как они им отомстят, поднимая ужасные крики,
         И непрерывно по всем перекресткам преследовать будут,
         Голосом пьяным тебе терзая несчастные уши.
         Ну-ка, поди, попроси у рабов, чтоб они не болтали,
         Как ты меня попросил. Разгласить им приятнее тайну,
         Чем, своровав, упиваться фалернским вином до отказу,
         Как в виде жертвы за римский народ испивала Савфея.
         Нужно уметь жить честно и прямо - по многим причинам,
         Но особливо затем, чтоб рабов болтовню презирать нам.
 120  Остерегись, чтобы вес не придать прислужников сплетням,
         Ибо язык - это злого раба наихудшее свойство.
         Впрочем, не лучше и тот, кто хранить не умеет свободу
         Против зависимых душ, что на хлебе его и на деньгах. -
         "В этом ты дал мне полезный совет, но слишком уж общий.
         Что ты теперь посоветуешь мне, потерявшему время,
         После крушенья надежд? Ведь готова отцвесть моя юность -
         Эта кратчайшая доля пустой, ограниченной жизни.
         Нынче мы пьем, мы требуем дев, венков, благовоний,
         А между тем, не замечена нами, крадется и старость".
 130  - Не беспокойся: пока эти холмы стоят невредимо,
         Будет всегда у тебя и развратный дружок; отовсюду
         Станут сюда приезжать на судах и в тележках такие
         Гости, что чешут по-бабьи башку. У тебя остается
         Больше, чем прежде, надежд: лишь грызи хорошенько эруку. -
         "Эти примеры храни для счастливцев. Мои же Лахеса
         С Клотой довольны, когда я обед заработаю членом.
         О наши скромные лары! Как часто я вас почитаю
         Ладана скромным дымком, или зернами, или веночком, -
         Скоро ли я изловлю что-нибудь, от чего моя старость
 140  Убережется от нужд и побоев? Доходу бы двадцать
         Тысяч под верный залог да посуды серебряной гладкой
         Столько, чтоб цензор Фабриций запрет наложил бы, из мезов
         Пару здоровья рабов, чтоб носили меня на носилках,
         В цирке крикливом всегда доставали спокойное место;
         Был бы еще у меня резчик, за работой согбенный,
         Также художник, что быстро любые бы делал фигуры.
         Этого бедному хватит. Как жалки желания наши,
         Да и на них нет надежды: когда умоляю Фортуну,
         Уши она затыкает себе Одиссеевым воском,
 150  От сицилийских Сирен уберегшим гребцов оглушенных".

                          Ювенал. Сатира десятая.

       САТИРА ДЕСЯТАЯ.

       Всюду, во всякой стране, начина