нь в платья праздные рядится
     Я не преподаю наук,
     Кем быть - решайте сами,
     Но что же будет, если вдруг
     Все станут дураками.
     III
     Я спорить с любым, с кем угодно готов,
     Что был я однажды в краю дураков,
     И хоть это виделось только во сне,
     Но все же отлично запомнилось мне.
     Дурак там не просто отъявленный,
     Не просто высокопоставленный,
     Обученный он, подготовленный,
     Условиями обусловленный.
     И все потому, что живет там дурак
     Лишь только по правилам, больше никак,
     Все правила знает про весь белый свет,
     Все в правилах есть, исключений лишь нет.
     Неважных, отнюдь не решающих,
     Ничем, никому не мешающих,
     Те правила не исключающих,
     А в общем-то их подтверждающих.
     И хоть он всех правильней, этот дурак,
     Но чаще других попадает впросак,
     Всегда выбирает лишь правильный путь,
     Идет по прямой и не в силах свернуть.
     Его не тревожат волнения,
     И душу не гложут сомнения,
     Согласен он с принятым мнением:
     Все правильно без исключения.
     Я спорить с любым, с кем угодно готов,
     Что в жизни страшнее не видывал снов,
     Проснулся в слезах и не в силах уснуть,
     Пытался понять я дурацкую суть.
     Развеяв ночные сомнения,
     Наутро пришло разумение,
     Банальное, как откровение:
     ДУРАК - ВЕЧНЫЙ ВРАГ ИСКЛЮЧЕНИЯ.
     IV
     Дура лекс ...
     Ох, знаю я наверняка,
     Что есть закон для дурака,
     Хоть в сессию не двинутый,
     Но все же не отринутый.
     И оттого-то дураку
     Легко живется на веку,
     Живется, не тревожится,
     А хочется и можется.
     Живет дурак и сыт, и пьян,
     Закон ему на это дан,
     Живет, судьбу приветствуя,
     Закону соответствуя.
     И впрямь, видать, силен закон,
     Коль счастлив тот, кто неумен,
     А умные-ученые,
     Как видно, незаконные.
     V
     Смените понятья,
     Все в сказке не так,
     И младший из братьев
     Совсем не дурак.
     Зимою и летом
     На печке своей,
     И, может быть, в этом
     Он старших умней.
     У старших словечки
     Смелы да остры,
     А младший на печке
     Все спит до поры.
     Живет ненатужно,
     На пуп не берет,
     Но если уж нужно,
     То дело спасет.
     Уж так повелося,
     Видать, на Руси,
     Коль горе стряслося,
     Меньшого спроси.
     Лениво безгрешный,
     Могуч и силен,
     Он встанет неспешно,
     И враг побежден.
     Всю силу покажет
     В нелегком бою
     И снова заляжет
     На печку свою,
     Чтоб спать без опаски,
     Не зря ведь - дурак.
     И в жизни, как в сказке,
     Все в точности так.
     Из Еврейской Тетради
     Истоки
     Как вешние потоки,
     Что будят жизнь в полях,
     Питают нас истоки
     И в мыслях, и в делах.
     Всю мудрость вековую
     Дарят истоки нам -
     И искренность живую,
     И преданность друзьям.
     И слово, что острее,
     Чем колкие ножи,
     И правду, что мудрее
     Любой заумной лжи.
     А потому, как прежде,
     Храня огонь в крови,
     Мы преданы надежде
     И вере, и любви.
     БИБЛЕЙСКИЕ МОТИВЫ
     Пророк
     Уймись, проклятый мой язык,
     Мой разум едкий, успокойся,
     Хотя бы дьявола побойся,
     Раз к божьим страхам не привык.
     Усни, тревожная душа,
     К чему пророчества глухие,
     Предвидеть можно ли стихию,
     Слова в колоде вороша.
     Неужто хуже просто жить,
     Воспринимая мир как данность,
     А слов пророческих туманность
     В привычной суете забыть.
     Забыть, не веря ничему,
     О будущем не вспоминая,
     Листы-пророчества сминая
     В угоду страху своему.
     Изгнание из рая
     И до конца их дней все снились им
     Эдемские уютнейшие кущи,
     Где все принадлежало лишь двоим,
     И где хранил их Бог зеницы пуще.
     И добывая постный хлеб трудом,
     Себя корили в тягостном молчанье:
     Зачем они вкушали жадным ртом
     Тот плод запретный с дерева познанья.
     Не лучше ль было лишнего не знать
     И жить в раю, чтоб жизнью насладиться,
     И благ от Бога в послушанье ждать,
     И наготы в незнанье не стыдиться.
     А тут паши, стирая пот с лица,
     Нелегкий хлеб земной свой добывая,
     Как это горько - быть детьми творца
     И изгнанными быть отцом из рая.
     Храня о райских днях воспоминанья,
     Жизнь на земле свой начинала ход
     Там, где в трудах идет за годом год
     И где изгнанье - плата за познанье.
     Вавилонское столпотворение
     Язык был единым и очень простым,
     Для жизни его всем хватало,
     И все его, в общем, считали своим,
     Другим не заботясь нимало.
     К чему знать другие, коль этот хорош
     И прост, и знаком, и удобен,
     А что коль другим заниматься начнешь
     И будешь к нему неспособен.
     Единый язык и единый народ,
     К тому же идет "стройка века".
     Соседа сосед с полуслова поймет,
     Поймет человек человека.
     Для жизни и стройки хватает вполне,
     А песни по-своему пойте,
     Была бы понятною, как на войне,
     Команда единая: "Стройте!"
     Пойдете вы по миру в ста языках,
     А так все и сыты, и пьяны...
     Но люди хотели витать в облаках,
     Гордыней своей обуяны.
     Ну кто же осудит, зарвавшихся их,
     А время все ходит по кругу,
     И люди на сотнях наречий земных
     Все что-то толкуют друг другу.
     Рожденный в рабстве
     (Исход из Египта)
     Рожденный в рабстве, будет жить рабом,
     И будучи отпущен на свободу,
     Вначале возликует, но потом
     Проявит свою рабскую природу.
     Он будет помнить сытость рабских лет,
     Считая волю тяжкою заботой,
     Страшась ее, он ей заявит: "Нет!"
     И вновь займется рабскою работой.
     Безверие, к которому привык,
     В душе своей как веру он взлелеет.
     Ваал ли чуждый, золотой ли бык
     Над ним едино власть свою имеют.
     Зато готов привычно он восстать
     Во гневе против давших избавленье
     И увести, и в рабство вновь продать
     За ним идущих в рабском исступленье.
     "Рабами были, ими и умрут" -
     Так испокон веков велось на свете.
     Умрем и мы, но в новый мир войдут
     Рожденные в свободе наши дети.
     Аврам
     Аврам халдеем был рожден,
     Аврам евреем не был,
     Но край родной покинул он
     По повеленью неба.
     Он шел неведомо куда,
     Он износил одежду.
     В пути ждала его беда,
     Но он питал надежду.
     Сквозь жар пустынный он шагал,
     Сквозь выжженные степи...
     А Ур халдейский угасал
     И превращался в пепел.
     Аврам халдеем был рожден,
     Но стал "иври", евреем
     И волей неба был спасен
     Со всей родней своею.
     И повторялось так не раз,
     Что по веленью Бога
     Вдруг открывалась в трудный час
     К спасению дорога.
     Чего, скажи, евреи вдруг
     В поход засобирались?
     Еще пируют все вокруг,
     И яства не кончались.
     А просто чувствуют они
     Сквозь горькие сомненья,
     Что сочтены уж Ура дни,
     Грядут развал и тленье.
     Уже давно Аврама нет,
     И вымерли халдеи,
     Но волей Бога в белый свет
     Опять идут евреи.
     Жена Лота
     Посв. матери
     Да, трудно праведником слыть,
     О Боге непроста забота,
     Но все-таки труднее быть
     Женою праведника Лота.
     Ему награда по трудам
     Не будет Богом он обманут,
     Но что награда эта вам,
     Коль вас места родные тянут.
     Пусть даже прокляты в грехе
     И гнева божьего достойны,
     Но как от них вам вдалеке
     Быть равнодушной и спокойной.
     Так неразрывна эта связь,
     Что даже зная наказанье
     И гнева божьего боясь,
     Все ж оглянетесь на прощанье.
     И в дальнем далеке потом,
     Хоть сведены с минувшим счеты,
     Все стынет соляным столпом
     Супруга праведника Лота.
     Праотец Иаков
     Судьба не подавала добрых знаков,
     Ее он покровительства не знал,
     Но уж таким был праотец Иаков,
     Что от судьбы он милости не ждал.
     Все брал он сам - и право первородства,
     И отчье покровительство, и жен,
     И даже в схватке с Богом превосходство.
     Не зря был богоборцем наречен.
     Был наречен Израилем навеки,
     И в имени своем навеки стал
     Признаньем божьей силы в человеке
     И в Боге человеческих начал.
     Народ мой - богоборец и воитель,
     Не признающий рока и судьбы,
     Звездой надежды над тобой в зените
     Шестиконечник веры и борьбы.
     Ты, жертвы неизбывные оплакав,
     Не забываешь, как в изломе сил
     Боролся с Богом праотец Иаков
     И в этом поединке победил.
     Валтасаровы пиры
     Все в мире этом до поры,
     Что свято и что клято,
     И Валтасаровы пиры
     Кончаются когда-то.
     Еще хмельной туман густой
     Колышется, не тает,
     А кто-то мудрый и простой
     Уже грехи считает.
     И строчек огненная вязь
     По душам и по стенам:
     "Опомнитесь, омойте грязь,
     Очиститесь от тлена!"
     И к тем, кто дожил до утра,
     Чтоб заслужить прощенья,
     Придет нелегкая пора
     Молитв и очищенья.
     А впереди далекий путь,
     Дорога непростая,
     В которой вечно кто-нибудь
     Грехи твои считает.
     ***
     Как глубоко мы ошибаемся,
     Когда чужую учим роль,
     Зачем мы с масками сживаемся,
     Их снять потом - такая боль.
     Ведь не находим, как ни мучимся,
     Мы счастья на пути чужом,
     На чьем-то опыте не учимся,
     Лишь на своем, да на своем.
     Но как посметь, победы празднуя
     Над покоренною судьбой,
     Сорвать с души одежды праздные
     В попытке стать самим собой.
     Мостов сожженных гаснет зарево,
     И горек расставаний дым,
     Зато весь мир увидим заново,
     Пусть незнакомым, но своим.
     ***
     Опять с тобой мы виноваты,
     И снова спрашивают с нас
     За все, что сделали когда-то,
     За все, что делаем сейчас.
     За все, что выродили в муках
     И что сумели сохранить,
     Что будет жить и в наших внуках,
     Коль суждено им в мире жить.
     За все: за веру и безверье,
     За вечный непокой ума -
     Тень нелюбви и недоверья,
     И неприятья злая тьма.
     Все не прощают нам пророчеств,
     Ни краха, ни свершенья их,
     Чужих имен и наших отчеств,
     И всех апостолов святых.
     И те, пред кем мы "виноваты"
     Уж потому нас не простят,
     Что наш народ, святой и клятый,
     Лишь перед Богом виноват.
     ***
     Посв. Светлане Ш.
     К народу иному душой прикипев
     В восточном сверкающем гуле,
     Ты, верно, забудешь родимый напев:
     "Ой люли, ой люшеньки-люли".
     И новым напевом гортанно-живым
     Утешишь ты слух свой привычно,
     Ведь он для тебя скоро станет своим,
     Знакомым и очень обычным.
     И новые струны в душе зазвучат,
     Душа поменяет покровы,
     И как по весне пробудившийся сад,
     Цветами украсится снова.
     А жизнь к новым целям и далям помчит
     В восточном немолкнущем гуле...
     Но вдруг среди гула в душе зазвучит:
     "Ой люли, ой люшеньки-люли".
     И чем-то несказанным сердце сожмет,
     И ты замолчишь, цепенея.
     А это душа на свиданье придет
     С родимою песней своею.
     Израиль. 1993 г.
     ***
     Двуязычье мое непростое -
     Два родных неродных языка,
     И без них я так малого стою,
     Что тому удивляюсь слегка.
     Русский - всех моих мыслей основа
     И язык моих нынешних дней.
     Рядом с ним беларуская мова -
     Память детства и школы моей.
     Но внимательным взглядом увидишь
     Слезы ты у меня на глазах,
     Как услышу я старенький идиш,
     Что так редок теперь на устах.
     Голос матери, голос народа,
     Что меня народил в этот свет
     И сквозь долгие, тяжкие годы
     Мне язык передал, как завет.
     Жаль, что память порой уж не может
     Подсказать мне значения слов.
     Я забыл тот язык, только все же
     Средь моих он душевных основ.
     И во сне, хоть с годами все тише,
     Сердцу чудится, что вдалеке
     Я знакомую песенку слышу
     На чужом, но родном языке.
     Витая в небесах
     Я водку пью, закусывая салом,
     И в гневе запускаю матерком,
     Но в небе надо мной скрипач Шагала,
     А рядом с ним невеста с женихом.
     Там козы из веселого местечка
     И странный мир далеких детских грез,
     Чудные, позабытые словечки:
     "А зох ун вэй", "а гиц ин паровоз".
     И кажется, что там в лазурном небе,
     Смеясь и плача над самим собой,
     Летает многомудрый, старый ребе
     Над крышами, над миром, над судьбой.
     Все это вызывает удивленье,
     Но осудить, приятель, не спеши
     Души моей еврейской раздвоенье,
     А может, единение души.
     Ведь мы со многим в жизни расстаемся
     И обретаем многое опять,
     А все-таки собою остаемся,
     Лишь продолжая в небесах летать.
     ***
     Из года в год ведет народ
     Одни и те же разговоры:
     "Еврейской пасхи день идет,
     Похолоданье будет скоро."
     Твердят привычно, как псалтырь.
     Как объяснить им, что случилось -
     Что реки вскрылись во всю ширь,
     Что полнолуние омылось.
     Но что рассказывать про то,
     Ведь и сегодня, как когда-то,
     Считать куда удобней, что
     Во всем евреи виноваты.
     О снисхожденье не проси,
     Не изменить судьбы природу,
     Пока твердят, что на Руси
     Евреи делают погоду.
     ***
     "Пусть отсохнет моя десница,
     если я забуду тебя, Иерусалим"
     (Из псалмов Давида)
     Меж адом житейским и раем
     Живу, твоим светом храним,
     Далекий мой Ерушалаим,
     Мой близкий Иерусалим.
     Души и покой, и томленье,
     Ты радость моя и печаль,
     Мечта и ее воплощенье,
     Реальность и времени даль.
     И если в сознанье тускнеет
     Твой лик от меня вдалеке,
     То чувствую я, как слабеет
     Перо в моей правой руке.
     ***
     Этот мир эфемерно реален,
     В нем громами звучит тишина.
     То ли дух здесь так материален,
     То ль материя духа полна.
     Этот воздух, напренный зноем,
     Эти горы в морщинах веков,
     Эти волны бегущие строем,
     Небо синее без облаков.
     И обилие солнца и света,
     И мерцание звезд в тишине...
     То ли видел я все это где-то,
     То ли это жило все во мне.
     Не понять это все разуменьем,
     Всеми чувствами не ощутить.
     Сердце бьется в тревожном волненье,
     И натянута времени нить.
     А душа все тоскует и стынет
     Под тревожной ночной тишиной,
     И все снится, все снится пустыня
     Перед Богом мне данной страной.
     Израиль
     Прощание с Израилем
     Последний день, последние часы...
     С тяжелою душою уезжаю.
     Я жизнь свою поставил на весы,
     Я взвесил все и тяжесть груза знаю.
     Нет, мне уж не по силам этот груз.
     Ушли года, мои ослабли плечи.
     Со старым не порвать привычных уз
     И с новым не дождаться скорой встречи.
     Пусть где-то очень рядом новый мир,
     Он так со мной не схож и непривычен,
     Как сочиненной музыки клавир
     Не схож с природным щебетаньем птичьим.
     Мне вольных этих нот не расписать,
     Их странное, но чистое звучанье
     Клавир, увы, не сможет передать
     При всем своем искусстве и старанье
     Мир незнакомый, мир совсем иной
     Воочью познавал я, не заочно.
     Влекомый им, как пенною волной,
     Ловил мотив гортанной речи сочной.
     И понял, что рожден в другой земле,
     Что здесь уже корнями не окрепну.
     Привыкший жить в беззвучье и во мгле,
     Я просто здесь оглохну и ослепну.
     И это разумение свое,
     Рожденное в борьбе с самим собою,
     И все свое постылое житье
     Печально называю я судьбою.
     _________________________________________________
     Этот сборник был подготовлен к публикации автором несколько лет назад и
переведен в  компьютерную  форму  после его смерти благодаря огромной помощи
моей жены, Ольги Вулах. Мы также готовим к интернет-публикации другие папины
сборники.    Они    будут   доступны   в    библиотеке    Максима    Мошкова
(http://lib.ru), а также на сайте http://art.vulakh.com.
     Мы полны желания  добиться издания  бумажных версий сборников  и  будем
рады принять любые серьезные предложения от искренне заинтересованных лиц  и
организаций. Мы не  ставим своей  целью заработать на издании. Все,  чего мы
хотим -- осуществить папину  мечту, которой было так много препонов в бывшем
СССР...  Если  Вы  можете  и  готовы  помочь в издании,  или  просто  хотите
поделиться своим отзывом, пожалуйста, свяжитесь с нами по адресу электронной
почты, указанному в подписи.

     Константин Анатольевич Вулах
     Лексингтон, Кентукки, США
     25 февраля 2001 г.
     home@vulakh.com



     Copyright © by Constantine Vulakh

     No  part of  the contents of this page may be reproduced or transmitted
in any form
     or by any means without the written permission of the Copyright owner.

     Право копирования данного сборника принадлежит Константину Вулаху.
     Никакая часть этого сборника не может быть передана или  воспроизведена
в какой бы то ни было форме
     и какими бы то ни  было средствами без письменного разрешения владельца
права копирования.
     Исключением является копирование  и воспроизведение  единичным  тиражом
для личного пользования.