ый
Прославленный маньяк

Храбрись, еврей, доказывай,
Молись, еврей: "Избавь!"
В какой еще там газовой
И камерной из бань



		7


Дай Бог тебе, грядущий еврей, дай Бог,
Когда придется переступить последний порог
Последнего омовения, как уже было,
Дай Бог - ибо некому больше - дай Бог
В руки спасительно лгущее мыло.




	8


Отец своих детей,
Еврей своих детей
И сухопутных странствий
Лукавый Одиссей,

Мудрец, отец, наглец,
Беглец, борец, беглец,
Дошел до океана,
Что дальше, наконец

Ты плавать не привык,
Ты потерял язык,
И дно не обнажится -
Сошел библейский шик.

Надежды нет для душ,
Для ног нет больше суш,
Есть только перевозчик
И он срывает куш.

Чтоб жить на дне морей,
За жабрами, еврей,
Отправь на небо души
Потерянных детей.




	9


И снова эта тема,
Как око Полифема
Толкает: ослепить!
В узорах полифоний -
Мелодии агоний
И слышно: мама, пить!

О том сказать, о том бы,
Что пеплом гекатомбы
Никто не ублажен:
Рыгнется как корове
Солоноватой кровью,
И вкусен кто сожжен.

Я весь как в паутине
В единственной причине,
По коей я еврей:
По ней меня отыщут
Когда запросят пищу
Рты новых лагерей.



	10


К чему эта сизифова работа:
Искать корни нашего креста
Я еврей не потому что: то-то и то-то,
А потому что: та-та-та-та-та.



	11


Бывает овцебык.
Еврей - как отцемать.
Детей как отнимать
Их надо отцепить.

- Взаимопониманием
Еврея мы поймаем:
Мы наци - детям - наци -
ональность поменяем.

Он, истекая лаской,
Продаст свою Аляску.
Его уже не спросят:
"Отец, как дальше жить,
Когда под корень косит -
вжик! - косит слово жид"  




	12


Впервые в мире!
В Великой! И Малой!
И Белой! России!
Решен парадокс:
Последний еврей
Сдох.

---o O o---





Читая Пастернака


	1

Я никакой не Прометей:
Я Прометей во снах.
Но кто я наяву Протей.
Я сменой форм пропах.

Мне хочется явиться всем
Из фона в зеркалах:
Я был бы всеми. Сам же - нем
И в дымчатых очках.



	2


Как повеленье: оперись! -
Как дарит яблоко Парис
(Или как дарит змей)
Как яблоко или клубок
Страстей или как горсть камей -
Так мне подарен Блок.
И я с тех пор как водолаз
Средь будней и домов,
Хоть красота не поддалась
И ключ не найден для умов
И на губах замок.



	3


Расти! Рождаться непохожим,
Лелея смены кож микроб.
Расти! И сбрасывая кожи,
Топтать ногами кож сугроб.

Отталкиваться от всего, что
Однажды было! Красоту
Пересылать вперед по почте,
Опережающей мечту.



	4


Пробираться яко тать
В темь, где глаз как выколот
Барабанить, скрежетать,
Верещать как пикколо

Может быть и то, и то . . .
Если в роли витязя
Слаб кулак. Велик зато
Зуд и голод синтеза.

		Харьков
---o O o---





В стиле Танка


	1

Замазал стекла
Сплошной казенный иней.
Сверху -  намокло:
Голубизна проникла
В матовый алюминий.


	2

Как живая тварь - 
Осмысленная фраза.
Генофонд-словарь
Открывается как дверь
Во все поэмы сразу.


	3

В смертные штормы
Пойдем под парусами.
В намордник формы
Влезем, упав со сфер мы,
Но сами, сами, сами!



	4

Поэт -  тайный мим,
Лицом танцует балет,
Которым томим.
Если намеки поймем,
Значит, скрыт и в нас поэт.


	5

Белые ноги
Вдоль железной дороги
Стоящих берез
Чернеют: мороз надрез
Ступни обуглил некроз.


	6

Хотя бы маркой
Дал о себе знать город,
Где снег не маркий.
Нас настигает голод
По умерщвленным меркам.


	7

Мрак логики лих!
Слабенький и тоненький
Почему жив стих - 
Мак антиботаники,
Сын силлаботоники


	8

Мне в полушутке
Так надежно, так жарко,
Как в полушубке.
Сделать бы пол-ошибки . . .
Так не бывает.
Жалко.


	9

Что грядет - гряди!
Из досок велосипед.
Впереди - распад.
Когда побегут назад - 
Окажемся впереди.


	10

От сих и до сих - 
Забыто, раз есть досуг.
Множить дух - недуг.
Число лежит на весах,
Рожденное без потуг.


	11

Узкой ладошкой
Слизывается жар лба
Словно ледышкой.
Вдетый в лодыжку
Лишается взгляд горба.


	12

Целовальные
Зазубренные места - 
Как вокзальные
Перекрытия, мосты.
Такие вблизи уста.


	13


В паданцах  - крона,
Виноградник - в изюме,
Бела ворона,
Камень на склоне замер . . .
Причина - ось безумий.


	14

Южный кипарис
И сладкий запах лоха
Учат: покорись,
Забудь о льдах эпохи,
Ищи тепло успеха.



	15

Это тишина:
Шинное шелестенье,
Звоношипенье,
Пенье засыпания,
Рассыпание пшена . . .


	16

Рецепт лекарства
Мы вряд ли сможем найти.
Скупо и черство
Напишем книгу царства,
Лизавшего до кости.


---o O o---




	* * *


Я выселен, я высеян
На твой агар-агар,
На твой осеннелиственный
Подсоленный загар.

Я оказался горечью: 
Вокруг меня мертво.
Я - глубоко под городом,
Как линия метро.

Заклятие от призраков
Скорее изреки!
Но ты даешь мне яблоко
И кормишь из руки.



	Еврипид

Пред Менелаем - Андромаха,
Перед Тезеем - Ипполит . . .
Последняя отвага страха
Сгорает, чиркнув как болид.

Остервенясь и взъерепенясь,
Осатанев и взбеленясь -
Мы не отцепим как репейник
Судьбу, вцепившуюс в нас.

Возможно ль, чтоб одною просьбой,
Литса бумаги не сместив,
Переписать нам удалось бы
Свой неотвязный лейтмотив

Ни просьба, ни мольба, ни довод,
Ни скрип, ни слезы, ни творец -
Один поступок - голый провод -
Оставит на судьбе рубец.



	* * *


Странно, что кто-то смотрит
В кого-то издалека
И видит там смотры, парады,
Башни и облака.

Как странно: чьи-то ады
С подветренной стороны 
Кому-то: чады и смолы
Не пахнут, не страшны.

Как странно, что кто-то долу
Глаза опустив, стремит
Себя к приколу, иголкой
Летя на магнит.





	Из письма

		           М.В.


Живу отнюдь не как в романах, 
Но все же жаловаться грех.
Что год - то новых сто прорех
Я нахожу в своих карманах.

Я - неудалый рыболов
Среди недвижных ста удилищ,
Но для меня как сто училищ
Сто бездыханных поплавков.

Но что ни год и что ни день -
По темя окунаюсь в роскошь:
Изголодавшимся подростком
Вкушаю эту роскошь: лень.

Не делать ничего, что хоть
Немного бы надоедало!
Я называю идеалом
От принуждения уход.

Я запираюсь на засов 
Ресниц, или за дверь страницы
Шмыгну, или глазеть на лица
Пойду. Но лучше - дым стихов.

Слова - окно в меня. Смотри,
Что там виднеется за словом:
Весь мир охапкой лап еловых
Мне колет душу изнутри.

И если занят я собой,
То исключительно постольку,
Поскольку хвойные иголки
Обагрены моей судьбой.

Но если спросишь: А удар
Расплаты За повадки трутня
За праздник выпитый из будня
Найдет меня, ан я уж стар!

И все же я - пчела. Но мед
Мой странный. Он - увы! - без пробы.
И сладок ли Да в нем микробы!
И мед ли Кто его поймет . . .






Стихи одной ночи


	1

На подоконнике гастронома
Где водка и вонь,
Качается кто-то в висячей дреме,
С лицом как гармонь.
И много других
Краснеют мясом из-под щек.
А тот - зачах,
Как трижды выварен во щах.
Иной - с лицом
Как кулак.
Гастроном
Полон земным жильцом,
Сделанным кое-как,
Жаждущим стакана:
В стакане - пир.
После стакана - шикарно.
Лучшее в мире - спирт.
Так мы, другой конец
Человеческого веретена,
Жаждем свободы,
Правды,
Как жаждут вина.
Им дух, и нам дух.
У нас и у них видна
Из-под надбровных дуг:
Проигранная война.
Между ними и нами -
Толстая середина
Веретена.



		2


Что же делать, что же делать
Ум - на сбой.
Только это, только это:
Жертвовать собой.
Кто-то создан, кто-то создан -
На лбу печать:
За все на свете
Отвечать.
Не все ли равно,
От рака или от рук
Мычать

	
		3


Тот свободен, кто очень богат,
И свободен, кто очень беден.
Посреди - ходуном бока
Колесованной белки.



	4

Верящая молодость:
"Деятельность - вс„!"
Только ею вертится
Жизни колесо.

Старость азиатская:
"Деятельность - грех."
Ощенясь, инерция
Мирно кормит всех.

Молодость - шеренгами
Старость - невпопад.
Кто же мерно молотом
Грохает в набат



	5


В мечтах и сожалении,
Полузакрыв глаза,
Пройдет над населением
Блаженная гроза.

И в бедности, и в краткости
Умерив разнобой,
Заменит свежей радостью
Довольствие собой.

Как во внутриутробии,
Пройдя десятки эр,
Почуют до надгробия
Ветра из эры вер.

Умами ли, глазами ли,
Умаявшись от плат,
Поймут иные замыслы,
Впадут в иной уклад.

Что некогда утратили -
Найдут среди затей.
Прольются демонстрации
С рисунками детей.



	6


Как быстро меняют форму
Всемирные облака!
Кто-то верит упорно:
Жизнь бывает легка.


	7

Глаза человека
И тело -  
Еще нам надолго опора,
И тела медовые норы
Еще нам и кров и опека.
В нашей судьбе роевой
Обряды и поиски пары -
Как камни в часах
И как оси.
Хотя умирают вопросы,
Но все же - опора в глазах,
И тело - удар, но не кара.



	8


Как соловей и роза
Для Востока,
Так памятник
У нас до Блока.

А после Блока
Век-калека
Твердит одно:
Фонарь, аптека.



	9


Видно, требует организм,
Как витамина, как соли,
Хотя бы лизнуть оптимизма,
Хотя бы в мельчайшей из толик.

Сердце, свое оттомись
И отдохни - пусть в миноре -
Слушая свой атомизм
В хоре.



	10


Погода не морозная:
Не иней: конденсат.
На стеклах лампы звездные
Размоченно висят.

Сверчок из холодильника,
Сверчонок из часов:
Домашняя идиллия.
А двери на засов.

Я, зная только знанием,
Что грязен скудный снег,
Дам белым альфам заново
Закрасить слой омег.

	2 - 3 января 1976 года,
	Красноярск.

--- oOo ---






			     

_________________________________

   КАДЕНЦИИ
_________________________________
				
	1


Жизнь - концерт для меня с оркестром.
Исполняется без репетиций
В диапазоне между Богом и кесарем,
Между медлить и торопиться,
Между медью газетных фактов
И флажолетами интимных междометий,
Между малым - гражданских актов -
И большим барабаном - смерти.

Жизнь обычно играют по нотам
Написанным допотопно давно:
Редко  -   головоломный пассаж,
Часто  -   изнурительные длинноты,
Редко  -   божественные длинноты,
Часто  -   трели потерь и пропаж.
Резко  -   колокол: "Все равно",
Концерт -  состязание с целой ротой,
Дело мое обречено:
Оркестр безупречно слажен,
Знает партии назубок,
Бесполезно пытаться даже
Намекнуть, что и я - как Бог.

Но момент
Наступает:
Умолкает
Наимеднейший инструмент:
Мне дает прецедент
Право каденции:
Право исповедаться,
Право мечтать и просить,
Право сожалеть,
Право бросить вызов,
Право разъярить оркестр,
Право сумеречного бормотания...
И снова  -  литаврррокотание:
Исчерпан лимит свободы.
Дальше не интересно: кода.




   	  2    


Тебе не кажется, что все упрощается,
Скажи, скажи!
Укрощаются, уплощаются
Надежды, мятежи
Тебе не кажется, что утихают
Острота, жар
Что дорожает все охаянное:
Простота, шар

Где крылья были - на лодыжках -  краники -
стекает сок -
по снегу если - в снег - по побережью бег -
мы странники - в песок

Что нет тревожного: горим чадим
Не все равно ли: чад дым
Что каждый - невредим:
Мы и они, кто нас
Касался час - раз час погас

Что нет трагизма: списки, график, инвентарь . . .
Что есть судьба - об этом греки знали встарь
Что есть любовь, есть любовь, есть любовь,
Но только нет в ней свойств иисусовых хлебов
Мы гладкие, мы внутрь иголками ежи,
Тебе не кажется Скажи, скажи!





    		3  



Я думаю, что есть один рычаг,
Чтоб тихо - не рыча, не скрежеща -
Перевести на рельсах мира стрелку
Без революций, рубящих сплеча,
Не разбивая судьбы как тарелки.

	Мы видим, что науки вилы
Суются в тайну жизни, как в солому,
Где прячется последний конокрад,
Какого всем селом ловили,  -
К головоломному живому,
К уму, к загадке силы воли -
Ума туманнее стократ -

	И власти обнадеженные ждут,
	Когда изобретут еще один хомут.

	Отыскивая эликсир,
	Чтоб осчастливить мир,
	Ученый медик,
	Помедли!
	Благоденствие продлишь
	Ты сильным лишь.
	Дай средство
	Опереться
	Слабым,
	Чтоб жизнь могла бы
	Одним усильем воли,
	Без боли,
	Одним желаньем -
	Тихо прекратиться.
	Ты дашь людскому роду
	Свободу
	Птицы.
	
Всегда свободны сильные,
Лишь слабые - в темнице.
Тем сильные сильны, что держат на границе
Меж гибелью и жизнью тех строптивых,
Кто вместо ненавистей молчаливых
Им ненависть выкрикивает в лица.

	Тем сильные сильны, что отнимают смерть
	У заключенных и выдают по капле смерть,
	Дробят на крошки и  кормят ею так, чтоб смерти
	Вкус - страдание - все пересилил, чтобы смерть,
	Как керосин в реке, плыла цветными облаками
	По времени, измеренному болью.

Тем сильные сильны, что не боятся смерти,
Пока не властвуют. . . 
Но слабые . .
Нельзя, чтоб отбирали
Еще и смерть у слабых,
	Еще и смерть:
	Опору, твердь,
	В трясине - жердь,
Спасенье жертв
		
Основан мир на равновесии добра и зла,
		а зло наукой крепнет, себя воспроизводит
		по науке, добро же как трава, оно -
		явление природы, а природа она  права,
		но не сильна.
			Ведь сила слабых - бегство.
		Нет свободы, когда нельзя уйти.
		Земля уже мала, и нет Америк.
		Есть смерти материк, который не измерить,
		Но надо проторить пути.
	Наука! Дай нам смерть, рычаг свободы.
	Мы им
	Не злоупотребим:
	Нам одного хватило б:
	Сознанья силы.
	Мы не победим,
	Но выживем.
	
История есть логика убийств,
Ее творит какой-то бог-энкаведист,
А разум ошельмован как нудист.
И в этой свистопляске не судить
Заветы Гиппократа
Когда надзор над пыткой - долг врача!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . 
Мне кажется, что есть один рычаг. . .





		  4 


Густая тайна пола проста: всех
Делит на две различные части секс.
Но можно иначе людей рассечь,
Если о дихотомии речь:
Сила---слабость может в основу лечь.
Сильный - не значит только сила плеч,
Слабый - не значит только слабый плач.
Порой сильный - жертва, а слабый - палач.
Сила---слабость - чудесная палочка
Для раскладывания по полочкам:
Сильный находит слабого
И берет его, а тот отдается.
И наслаждается сильный - властью,
А слабый - горечью.
Браки их тайные и зловещие,
А потомство их - вещи, вещи. . .
Человек - это сила: вектор.
Заострена и оперена жизнь человека,
Ветер - всегда боковой ветер,
Смуты попутны, встречны заветы.
Сильные - обоюдо-
острые, слабые - обоюдо-
тупые. Равенство севера и юга,
плюса и минуса, но чудо:
неравенство полов. Откуда
такая асимметрия . .

Детство кончается осознанием пола,
Но путь к осознанию другого пола - долог:
За годом  год, за осколоком осколок:
Выпадает витраж. Разъедает щелок
Наслоения будущего. Остается осознание,
Выпуклое как рельеф под осязянием.
Слепые читают шрифтом Брайля:
Братья! Вы разного пола, братья.





	 5 


Перемена мира!
Как мы надеемся на нее. . .
Как на перемену погоды.
Но приходит погода,
Какая уже однажды была,
Пусть даже сто лет назад.

Наше время
Обещает всемирный пожар,
О нем возвещает вероятность,
А для некоторых вероятность
Весома как стальной шар,
Отягчающий ладонь.

Вероятность и надежда -
Они то вместе, то врозь.
Но некоторым чудится конец,
Который однажды все же придет,
Как сказочный волк,
И утащит в зубах земную ось.

Некоторым чудится конец,
Потому что все меньше свободы
И все больше порядка,
Потому что все меньше погоды
И все больше климата,
Все меньше воздуха и природы,
И все больше атмосферы и насаждений,
Но некоторые думают,
Что столько же, сколько было прежде
На душу населения
Свободы и счастья,
Столько, сколько на душу населения
Мозгов и позвоночников,
Ибо у каждого свое,
Ибо незыблемы и повсеместны
Законы сохранения.

Наши радости - 
Довольство ребенка
Материнским молоком,
Наше одиночество -
Страх покинутого в темной комнате,
Наше недовольство -
Давление тугих пеленок,
Наше чувство трагического -
Плач ребенка,
Уронившего игрушку за колыбель.
Мы - взрослые дети,
Потому что игрушки новые,
А потери прежние.

Некоторые спрашивают:
Почему
Некоторые спрашивают:
Как
Многие спрашивают:
Когда
Но большинство - дети,
Познавшие совокупление,
Или старики - 
Больные, нахохлившиеся дети,
Которым все не так.

Сколько среди нас
Сытых, чистых, обласканных и свободных
Если их больше с каждым годом,
Значит мир меняется к лучшему.
Сытость, чистота, любовь, свобода -
Бесплотные как даты событий -
Вечны и неизменны,
Но меняют кожу
Голод, грязь, ненависть и рабство.
Не это ли есть прогресс

Не стареет мудрость Экклезиаста.
Мы живем, пока мы желаем,
И близимся к смерти,
Теряя желания,
Не как дерево - листья,
Но как туча - дождевые капли.





   6    


Разбит сон:
Гитарный звон.
Звон гитарный:
Страшнее звон
Чем мегатерий
Что не зван.
Под танковый трак
Попало звено
Снов снившихся так
Таинственно.
Кажется: вс„ так давно,
Кажется: так незапамятно, 
Но: как свежее пятно
На памяти незапятнанной.
Замерло: чур меня!
Замерло: ну тебя!
И стянуло крепче ремня,
Крепче обруча гнутого.
Не сбилось в войлочный ком,
Не спуталось бахромой шали,
Не выдуло сквозняком,
Но все же смешалось.
Так во вне слилось,
Как въявь не слилось бы:
Одна - не исполняющая просьб,
И другая - исполняющая просьбы.
Кто-то гитарой 
Зазвенел в три ночи.
Кузнечик старый 
Опять стрекочет:
В ушах опять:
Не спать, не спать,
Скоро пять.
Часы скрипят:
	Стоически
	пора терять
	свои часы,
	добром, не злясь,
	и бережно
	рвать связь
	былья с теперешним.
 

 

	 7 


Кто ты, женщина,
Которая нашлась
Огромный кремовый корень женьшеня,
В родинках налипшей земли.

На тебя  глядят пуговицы глаз,
Прошитые черными нитками,
А зрительный пурпур-засвечен .

Позвякивая минутками-монетками,
Жить в трамвае тебе навстречу. . .
Соскок.

Бедные пальцы
Не выдержат взгляда твоих сосков
И пойдут: слепые скитальцы.

Не будет ни лунно, ни лонно:
Известно все напамять:
Дорогами наклонными
Долго падать.

Что же такое-музыка 
Когда-забыв об обмане,
И будто вечны мы,
И ничего-между  нами.

Это-как 
Забвение с соучастником, как
Исчезновение с дубликатом, как
Воспоминание о папоротниках,
Мужчине-как 
Посмертная канонизация мученика,
А женщине- 
Как неуязвимость в поножовщине,
Наслаждение лезвиями в сердце.

И вот оно: увидели, схватили,
Двузубые вилы-вонзились-два тела,
Вот оно: вытекло как желток светило,
Что невыносимо витало,
И вот оно: остыло, остыло.

Оно научило нас познанию:
Долго добывать, утомленно меняя позы,
Удовлетворение открытием,
Долго добиваться вершин власти
И сладко мучиться могуществом,
Долго и дорого достигать совершенства,
На обороте которого-сомнение,
Оно-амулет от тех времен,
Когда мы не были людьми,
Амулет, хранящий нас для будущего,
Маленький колокольчик,
Теряясь, он тихо звякнет:
Пора в дорогу.

Так кто же ты, женщина, 
Которая нашлась
Каким движением
Втиснуться в кожу твою и из глаз
Выглянуть воображением
	Самое сложное-понятно:
	Беременность: так зреет и толкает
	Под сердце любовь. Роды: так дорого
	Стоит сопротивление.
	Но как ходить, не стаптывая каблуков
	И как наматывать груды клубков,
	Вытягивая сразу из десяти грубоголосых
	Кадыков
	Шелковые нити вожделения

	



  		 8 


		Говорим о смерти,
		Ничего не зная о ней,
Кроме: велика и таинственна.
Посыпаем, как пряностью, жизнь,
Чтобы дразнила острее,
Насыпаем битым стеклом в башмаки,
Чтобы бегать быстрее,
А быстрее всего бежим
За красивым и живым.

Знаем вс„ о кончинах других,
О кончинах, в которых конец, редко-редко-начало.
Много знаем о смерти Христа и шести миллионов других.
Технология-от молотка и гвоздей до циклона.

Если бы мы умирали трижды, четырежды, вдумчиво. . .
Но смерть-если реаниматор-такая не в счет.
Это смерть, но не гибель.

Мы не знаем смерти своей.
Но прибегнем к модели:

Вот она, над болотами. Тронемся медленно к цели.
То не туча темнеет, а рой комариный, 
Камерно, струнно шуршит он, еще засурдинен,
Каменно, струпно плотнеет он в середине.

Вот комар одиночный, не бойся, вряд ли укусит он.
Кастаньеты-отдаленно. Ксилофон.
Еще пара. Близим