редметов окружающего мира на животных и неживотных и нас 
интересует принадлежность того или иного животного к некоторому виду. 
Использование понятия "ковер" свидетельствует о том, что нам важно выделять 
среди объектов предметы культуры и знать их назначение. Категория "находиться 
на" указывает, что нас интересуют пространственные отношения и т.д. Если же мы 
обратимся к вопросу о выборе концептуальных схем для описания межличностных 
отношений и социальных фактов, то мы увидим, как в формирование мира включаются 
этические и эстетические ценности.
Таким образом, заключает Патнэм, "понятие истины зависит в своем содержании от 
наших стандартов рациональной приемлемости, а они в свою очередь опираются на и 
предполагают ценности"[141].
Сказанное означает, что в концепции внутреннего реализма разрушается 
противопоставление ценности и факта. По определению Патнэма, каждый факт 
является ценностно нагруженным, а любая из наших ценностей участвует в 
формировании того или иного факта.
Патнэм отмечает, что разрушение дихотомии "факт/ценность" не означает сведения 
ценностного к фактуальному. Он согласен с Дж.Муром, что термины "хоро-ший", 
"правильный" и т.д. не обозначают физикалистских свойств и отношений, но из 
этого не следует, что ценностных свойств (блага, правильности и т.д.) не 
существует. Из этого вытекает лишь, полагает Патнэм, что "монистический 
натурализм (или "физикализм") является неадекватной философией"[142]. Эта 
философия трактует ценности как выражающие субъективные предпочтения людей в 
силу того, что, воспринимая физику как единственную истинную теорию, а не просто 
как рационально приемлемое описание, удобное для определенных целей, она 
вынуждена объявлять субъективными любые описания, которые не могут быть 
редуцированы к физике.
Однако, отмечает Патнэм, если несводимость этики к физике означает, что ценности 
являются проекциями (в том смысле, что мы воспринимаем качество ощущения как 
качество вызвавшего это ощущения предмета), то проекциями являются и цвета, и 
натуральные числа и весь "физический мир". Зрение не дает нам прямого доступа к 
уже готовому (ready-made) миру, но предоставляет нам объекты, которые частично 
структурируются и создаются самим механизмом зрения. Точно так же математическая 
интуиция позволяет нам видеть математические "факты", как они существуют в 
математическом мире, создаваемом человеческой математической практикой. Это 
означает, что сознание не просто копирует мир и не творит его самостоятельно – 
"сознание и мир совместно создают сознание и мир"[143].
Венчает концепцию Патнэма представление о том, что понятие рациональности 
является лишь частью нашего представления о благе и человеческом процветании. И 
хотя идеалы человеческого процветания, согласно Патнэму, плюралистичны и могут 
пересматриваться, это не означает принятия релятивизма, поскольку, как не устает 
повторять Патнэм, релятивизм "саморазрушающ".
Мы изложили концепцию рациональности Патнэма, не касаясь того, как он 
обосновывает свою позицию. Во многом это объясняется тем, что Патнэм основное 
внимание уделяет критике иных трактовок рациональности, чем обоснованию своей 
собственной. И хотя предложенные им критические аргументы представляют 
несомненный интерес в контексте современных дискуссий о природе рациональности и 
об объективности ценностей, для рассматриваемого нами вопроса о реализме или 
антиреализме Патнэма достаточно просто сформулировать основные идеи его 
концепции рациональности.
Если при рассмотрении теории истины Патнэма выявленное сходство эпистемических 
оснований внутреннего реализма и корреспондентной теории истины еще позволяло с 
определенными оговорками признать в целом реалистический характер его позиции, 
то концепция рациональности значительно усиливает антиреалистическую 
направленность его взглядов. И хотя нельзя не признать, что Патнэм высказывает 
очень верные мысли о связи рациональности с ценностями, о ценностной 
нагруженности фактов и т.д., однако в его трактовке сознание имеет явно более 
доминирующую роль в создании мира, чем мир в своем влиянии на сознание. Конечно, 
в пользу реализма Патнэма может говорить тот факт, что он признает существование 
независимого от сознания "ноуменального" мира и приписывает ему определенную 
роль в создании "эмпирического мира". Однако нельзя упускать из виду, что 
понятие "ноуменального мира" играет очень незначительную роль в концепции 
Патнэма. Все понятия, которые обычно используются для выражения отношения между 
сознанием и миром (истина, объективность и т.д.) имеют для Патнэма значение 
только применительно к создаваемому сознанием эмпирическому миру; они являются 
"внутренними" и не касаются ноуменального мира. Все, что образует эмпирический 
мир (предметы, ценности, натуральные числа и т.д.), согласно Патнэму, реальны и 
объективны, но они реальны и объективны в особом смысле "объективности-для-нас", 
поскольку любая другая объективность просто недостижима для нас, существ с 
определенной биологической природой и определенной организацией сознания.
Любопытно отметить, что Патнэм постоянно подчеркивает близость своих идей 
взглядам М.Даммита и Н.Гудмена, однако Даммит квалифицирует свою позицию как 
"антиреализм", а номиналист Гудмен говорит о себе как о "нон-реалисте". Патнэм 
же настаивает на определении его позиции как реалистичной. Что же за этим стоит?
На наш взгляд, настаивание Патнэма на термине "реализм" имеет под собой 
следующие основания. Во-первых, для Патнэма существенно, чтобы философское 
объяснение мира не противоречило базисным "интуициям", лежащим в основе как 
научного взгляда на мир, так и мировоззрения обычных людей. Одной из таких 
базисных "интуиций" является реализм. Мы действительно воспринимаем мир как 
существующий объективно и независимо от нас. Поэтому для Патнэма философия, не 
опирающаяся на реалистический "фундамент", не может быть удовлетворительным 
описанием мира и нашего места в нем. Во-вторых, и это составляет, на наш взгляд, 
существо позиции Патнэма, если мы вообще можем говорить о реализме, говорить с 
учетом современного уровня наших знаний и степени нашего философского осмысления 
проблем бытия, то этот реализм должен быть очищен от своих "метафизических" 
притязаний и должен касаться только того мира, который мы можем знать и который 
частично является нашим собственным творением. Если реализм возможен, то он 
возможен как "неметафизический", а все попытки судить о мире, как он есть сам по 
себе, независимо от нас, – это самообольщение разума, претендующего на позицию 
Бога и загоняющего нас в ловушки неразрешимых проблем. Кантианские мотивы здесь 
совершенно очевидны.
Даже если согласиться с Патнэмом в этом вопросе, не следует все-таки упускать из 
виду одно обстоятельство. Стремясь разрушить различные дихотомии, которые, по 
его мнению, сковывают мышление современных философов и обычных людей 
("объективное/субъективное", "факт/ценность" и т.д.), Патнэм тем самым разрушает 
и само противопоставление между реализмом и антиреализмом, и поэтому его 
концепция должна неизбежно соединять в себе как реалистические, так и 
антиреалистические элементы.
К такому же выводу мы придем, если встанем на позицию философа, которого не 
страшит описанное Патнэмом "самообольщение разума" и который не считает нужным 
отказываться от идеи соответствия, даже сознавая, что никогда не будет гарантии 
достижения этого соответствия. Для такого философа позиция Патнэма, безусловно, 
имеет сильную антиреалистическую направленность. Однако и этот философ не может 
не признать, что концепция Патнэма в силу своей внутренней несогласованности 
включает в себя и определенные реалистические элементы, которые наиболее заметны 
в критике Патнэмом релятивизма.
Таким образом, на вопрос, является ли "внутренний реалист" Патнэм реалистом или 
нет, нельзя дать однозначного ответа. И это составляет участь всех тех 
философов, которым, по ироничному замечанию Пассмора, характерно 
"канатоходство", то есть стремление избежать "метафизического реализма" и 
полного релятивизма и, балансируя между ними, найти средний путь.
Однако одно можно сказать со всей определенностью: новую гносеологическую 
позицию Патнэма уже нельзя охарактеризовать как "научный реализм". И здесь прав 
И.Хокинг, утверждающий, что эволюция философских взглядов Патнэма проявляется и 
в перемещении его основных интересов из области философии науки в сферу более 
общих философских проблем, и поэтому его "реализм" утрачивает свою 
исключительную ориентацию на науку.
Итак, новый этап в творчестве Патнэма (начало которого можно условно отнести к 
1976 г.) связан с серьезным пересмотром им своего понимания реализма. Реализм 
перестает быть для него в некотором смысле "монолитной" позицией. Патнэм 
стремится отмежеваться от "метафизического реализма", в основе которого лежит 
корреспондентная теория истины и который, по мнению Патнэма, повинен в создании 
неразрешимых философских проблем. Свой новый взгляд на реализм Патнэм 
формулирует в виде концепции внутреннего реализма, которая призвана преодолеть 
противопоставление объективной и субъективной трактовок истины и освободить 
референцию и истину от их таинственности и непостижимости.
Хотя на этом этапе выполнение негативной задачи (критики метафизического 
реализма и релятивизма) играет преобладающую роль, Патнэм закладывает фундамент 
своего нового видения проблемы реализма. Теперь реализм для него связан не 
просто с признанием существования объективного и независимого от сознания мира. 
В картину, изображающую отношение между сознанием и миром, вносится акцент на 
активную роль сознания, вырабатывающего различные концептуализации мира и тем 
самым участвующего в создании мира.
Сделав шаг к такой трактовке реализма, Патнэм подготовил и следующий шаг в этом 
направлении – к рассмотрению конструирования эмпирического мира человеческим 
сознанием. В результате проблема сознания перемещается в центр размышлений 
Патнэма о реализме. И хотя философия сознания всегда составляла важное 
направление в творчестве Патнэма, теперь она оказывается для него напрямую 
связанной с проблемой реализма. О том, как произошел этот сдвиг в проблемном 
поле размышлений Патнэма о реализме, речь пойдет в следующей главе.


Глава III
"Естественный реализм" Х.Патнэма
и проблема восприятия
1. "Реализм с человеческим лицом"
В этой заключительной главе мы очень кратко расскажем о третьем периоде в 
творчестве Патнэма, начало которого, видимо, следует отнести к 1993-1994 годам. 
Выступая с Дьюевскими лекциями в марте 1994 года, Патнэм выдвигает концепцию 
реализма, кардинально отличающуюся от его прежних позиций. Однако прежде уместно 
сказать несколько слов о том, что этому предшествовало.
В течение десятилетия после выхода книги "Разум, истина и история" Патнэм 
главным образом занимался дальнейшей разработкой и защитой своей концепции 
внутреннего реализма. Он отвечал на критику, разъяснял, уточнял и 
переформулировал основные положения своей концепции[144], находил все новые 
аргументы в ее поддержку. В это время вышли четыре его новых книги "Многоликость 
реализма" (1987), "Репрезентация и реальность" (1989), "Реализм с человеческим 
лицом" (1990) и "Обновление философии" (1992). Вместе с тем в это время в 
философских воззрениях Патнэма наметились важные изменения, которые во многом 
обусловили новый "поворот" в его понимании проблемы реализма.
Во-первых, Патнэм все в большей степени осознает глобальный характер проблемы 
реализма, которая вырастает в его глазах в "одну гигантскую антиномию разума". 
Метафизический реализм, в котором изначально заложено стремление дать описание 
"с позиции Бога" и который, согласно Патнэму, является господствующей 
философской позицией в современной аналитической философии, становится 
ответственным за множество неразрешимых проблем, парадоксов, дилемм в самых 
разнообразных областях знания.
В качестве примера можно упомянуть объяснение Патнэмом причины возникновения 
семантических антиномий и, в частности, парадокса лжеца. Как известно, анализ 
предпосылок, на которых основан этот парадокс, привел Тарского к отказу от 
использования "семантически замкнутых языков" (то есть языков, содержащих 
предикат "истинный", применяемый к их собственным предложениям) и к разработке 
идеи "метаязыка". По мнению Патнэма, главным в решении Тарского является 
осознание того, что не существует универсального и единого понятия истины, 
применимого ко всем языкам. Не случайно поэтому Тарский строит иерархию языков, 
в которой каждый последующий язык является метаязыком по отношению к 
предыдущему. Согласно Патнэму, это решение несет в себе сильный элемент 
парадоксальности. Для того, чтобы убедиться в этом, достаточно задаться 
вопросом: на каком языке мы формулируем утверждение о существовании иерархии 
языков и делаем обобщения типа "Каждый язык L имеет метаязык ML"? Конечно, 
отмечает Патнэм, если вы строите иерархию языков, а я делаю обобщения обо всей 
иерархии, но высказываю их на языке, который не принадлежит к этой иерархии, то 
никакого парадокса не возникает. Однако парадокса невозможно избежать, если мы 
попытаемся построить иерархию всех возможных языков, включая и язык, на котором 
делаются утверждения обо всей иерархии. Это означает, что, как в квантовой 
механике существует разрыв между наблюдателем и системой, над которой 
производятся наблюдения, так и в логической семантике существует разрыв между 
языком наблюдателя и совокупностью языков, о которых наблюдатель делает 
обобщения. И в том, и в другом случае парадокс возникает лишь тогда, когда мы 
пытаемся (пусть в идеале) занять позицию, с которой мы могли бы «обозревать 
наблюдателей, как если бы ими были не мы сами, как если бы мы были, так сказать, 
вне нашей собственной "оболочки"»[145].
Это объяснение Патнэмом причин возникновения семантических парадоксов, по 
существу, воспроизводит объяснения, данные Тарским и К.Гёделем. Отличие 
составляет лишь убеждение Патнэма в том, что виной всему является метафизический 
реализм, прочно укрепившийся в сознании аналитических философов. Поэтому мы 
избежим парадоксальности в наших теориях, если перестанем быть метафизическими 
реалистами и если откажемся от своих "парадоксальных" идеалов (в частности, от 
стремления дать описание мира, не предполагающее никакого наблюдателя и 
представляющее собой, говоря словами Т.Нагеля, "вид из ниоткуда"). Безусловно, 
это один из возможных способов объяснения семантических антиномий, однако, 
отказываясь от своих "парадоксальных" и недостижимых идеалов, мы не должны 
забывать, что само по себе стремление выйти за "пределы" собственной позиции 
схватывает важный момент в нашем понимании объективности. Этот момент был 
отмечен современным американским философом Т.Нагелем, который связал возможность 
объективного взгляда на мир с нашей способностью "делать шаг в сторону от нашей 
первоначальной позиции и формулировать новое представление, которое в качестве 
объекта имеет нашу первоначальную позицию и ее отношение к миру"[146].
Другой важной тенденцией в эволюции взглядов Патнэма в 80-е годы было усиление 
"гуманистической" направленности его реализма, выразившееся в требовании 
"реализма с человеческим лицом". Уже в книге "Разум, истина и история" Патнэм 
говорит о "мире-для-нас" и "объективности-для-нас", подчеркивая их 
соотнесенность с человеком, однако теперь в истолковании этих идей появляется 
совершенно новый мотив.
Указанная тенденция выразилась в том, что Патнэм заменяет свою прежнюю антитезу 
"метафизический реализм/внутренний реализм" противопоставлением "Реализма с 
большой буквы", под которым он имеет в виду господствующий в современной 
аналитической философии метафизический образ мира, и "реализма с маленькой 
буквы", который выражает представление о мире с точки зрения здравого смысла. 
Между этими двумя позициями имеет место очень резкое расхождение, поскольку хотя 
Реалист претендует на то, чтобы обосновать веру обычных людей в реальность 
внешнего мира и в возможность объективного знания и защитить ее от философского 
скептицизма, он практически отвергает все то, что как раз и составляет существо 
этой веры, и поэтому в его метафизической картине мира не остается места для 
здравого смысла и нет надежного заслона от скептицизма и релятивизма. Требование 
"реализма с человеческим лицом" означает, таким образом, отказ от непомерных 
претензий "Реализма с большой буквы" и возврат к "реализму с маленькой буквы".
Разъясняя свое новое понимание реализма (т.е. "реализма с маленькой буквы"), 
Патнэм ссылается на слова Витгенштейна о том, что «деревья и стулья ... это 
образцы того, что мы называем "реальным"»[147]. Поэтому тот факт, что «стул 
голубого цвета, является в парадигмальном смысле "реальностью"»[148]. Но считать 
ли в таком случае реальными те сущности и объекты, которые постулируют научные 
теории и которые являются недоступными чувственному восприятию (элементарные 
частицы, поля и т.д.)? Отвечая на этот вопрос, Патнэм обращается к дискуссии 
между У.Куайном, С.Крипке и Д.Льюисом по вопросу о том, тождественны ли 
воспринимаемые нами предметы окружающего мира ("деревья и стулья") той 
пространственно-временной области, которую они занимают, и тем разного рода 
полям (электромагнитным и т.д.), которые их образуют. Разбирая различия в 
позициях этих философов, Патнэм делает "неожиданный" вывод: вопрос о том, 
тождественны ли в реальности стулья и деревья занимаемой ими 
пространственно-временной области и образующим их полям, является бессмысленным, 
поскольку считать их тождественными или нет – это вопрос конвенции. Правда, 
Патнэм сразу добавляет, что конвенцию не следует понимать в абсолютном смысле 
как истину по определению, полностью независимую от фактов, поскольку "что 
является фактическим", а "что – конвенциональным" – это вопрос степени. Даже 
наши зрительные восприятия зависят от имеющейся концептуальной схемы в целом, от 
используемого языка. «Элементы того, что мы называем "языком" и "сознанием", 
проникают так глубоко в то, что мы называем "реальностью", что попытка 
представить нас как тех, кто отображает что-то независимое от языка, безнадежно 
скомпрометирована с самого начала»[149].
Приведенное рассуждение Патнэма свидетельствует по крайней мере о двух вещах. 
Во-первых, оно показывает, насколько теперь Патнэм далек от своей прежней 
научнореалистической позиции. По существу он формулирует явную 
антиреалистическую точку зрения в отношении объектов, постулируемых научными 
теориями. Во-вторых, на наш взгляд, это рассуждение содержит в себе довольно 
эклектичное соединение двух несовместимых концепций. С одной стороны, 
характеризуя объекты нашего чувственного опыта как то, что и составляет 
"реальность", Патнэм очевидным образом встает на точку зрения "непосредственного 
реализма". С другой стороны, рассуждая в прежнем духе о зависимости реальности 
от языка и сознания, он выражает (хотя и в очень нечетком виде) позицию, которая 
лучше укладывается в схему объяснения, характерную для "опосредованного 
реализма"[150]. Обозначившееся трение между новым аспектом в понимании Патнэмом 
реальности и его прежними воззрениями на отношение между языком и миром не 
могло, на наш взгляд, не повлечь за собой определенного пересмотра концепции 
реализма в целом.
И, наконец, третьим фактором, сыгравшим существенную роль в выработке Патнэмом 
"нового" решения проблемы реализма, является кардинальное изменение им своей 
позиции в философии сознания. Вопрос об отношении между сознанием и мозгом 
всегда составлял важный предмет исследования для Патнэма. В начале 60-х годов он 
предложил, параллельно с несколькими другими философами, новый подход к решению 
психофизической проблемы, который получил название "функционализма". В течение 
длительного времени Патнэм отстаив