стерялся.
     Наступил  вечер,  сулящий прогулки под звездным небом, в тишине поля, в
вибрирующей чистоте. Эли согласилась.
     - Ну, вы идите, а я домой. - Лира быстро оделась и убежала.
     Они шли молча, приминая вянущие осенние травы, не оставляя следов. "Что
ты можешь, Саах. Свет твой - враг твой, когда ты  в  нем  один."  -  сааховы
мысли  текли  привычной  колеей.  Он шел в ногу с медленно плывущей в тишине
Эли, которой не было.
     - ... ты попробуй обратиться  вверх,  свет  примет  тебя.  -  Саах  все
пытался что-то изменить.
     - Кто,  "ты"?  Кого "тебя"? Пустота; о, снова "это". Лжешь. Я тоже лгу;
надеваю маски, потому что без них я причиняю людям боль. Но маска, это ложь.
Может быть, так. Он снова выходит, но  что  он  может!..  Говорит.  А  потом
серое... Вид нескончаемой массы серости...
     - Кто "он"?
     - Ум...
     Саах  был  маленьким  наблюдателем  тайного  процесса, происходящего за
кулисами человеческой личности Эли; скорее, даже, крохотной части  процесса.
Он ничего не понимал, совсем ничего.
     - Кто  из  вас,  ты  или  Лира, решил сделать из меня Спасителя? - Саах
бросил это энергично, ударился о ничто, отлетел, задумался.
     - ... Спасителя... Кто... Сделать... Да. Конечно, это было глупо.
     - Что?
     - Делать из тебя спасителя. Разве их  делают?  Конвейер...  -  медленно
шевелилось ничто, до жути восторженно.
     - Нельзя.  Это  слабость!  Нельзя  быть такой слабой. - Саах откровенно
лгал, пытаясь изменить "не то" "не тем".
     - Нельзя... Слабость и сила... Опять лжешь. Глупо... Это состояние, я в
нем растворена. Опять,  как  будто  обволакивает.  И  вид  печальной  тишины
тревожит  сердце...  -  Она заплакала. Саах семенил рядом и молчал. Она была
больше его, гораздо больше.
     - Почему ты  решила,  что  тебе  нужна  помощь?  Ты  сама  кому  угодно
поможешь,  - Саах остановился, рассыпал слова по ветру, - многие стремятся к
такому состоянию, как у тебя...
     Она  фыркнула  искрометно,  мощно  развернулась,  широко  пошла,   Саах
поспешил следом.
     - Да,  я  сразу  поняла, когда увидела тебя, что ты не сильный человек,
что ты не сможешь помочь мне.
     Саах взвился на дыбы, она смотрела мимо искристым взглядом, вездесущая,
большая.
     - Ты так разбираешься в людях? Ха! Тоже мне! Ты хоть знаешь, что  такое
сила? А, Эли?
     Она  молча  смотрела  вдаль,  туда,  где  не  задают  вопросов, оставив
маленького Сааха  с  его  вопросительными  знаками,  границами,  эгоизмом  и
тишиной в одном из вселенских мирков, пусть даже очень большом и красивом.
     - Эли,  а  может  быть тебе нужен не сильный, а светлый человек? Силы в
тебе самой достаточно.
     - Да.., светлый... - она возвращалась, вынужденная что-то отвечать;  ее
невозможно было обидеть, задеть, опровергнуть. Ее не было.
     - В  тебе,  Эли...  ощущение:  темная  прозрачная бездна. Такое бывает,
когда ум безмолвствует, но существо не обращено к свету...
     Они плыли в этой темной протяженности, в которой,  как  в  вате,  вязли
мысли  и чувства. Хотя поле, оно было вот, здесь, живое, сознательное; даже,
как никогда ранее, сознательное  и  доброе...  Тянулся  процесс  бесконечной
темной пустоты.
     - Да,  я  человек-волк. Мне часто снится, как я душу собак. Это значит,
душить друзей. Я говорю, что я такая, но... Пиши прогнозы, парень.  Они  все
здесь, в этом городе, пишут письма гусиными перьями о невозможности творить.
О, снова "это". Обволакивает; пусто и темно...
     - Ты это смакуешь? Нель... -
     - Не строй фантом. Еще один теоретик, как вы мне надоели. Почему всякий
желает приписать мне манию величия? Чисто механически. - Она достала платок,
и шумно высморкалась. Усмехнулась.
     Они гуляли до четырех утра. Саах перестал что-либо понимать, он сегодня
увидел,  узрел  ясно  и отчетливо, что совсем не знает людей. Он изучил лишь
грань  какой-то  сложнейшей  фигуры  и  решил,  что  теперь  он   -   знаток
действительности...  Нечто  пребывало поверх всех фигур и действительностей;
даже Эли этого не знала, а он тем более. Они подошли к ее дому.
     - Вот,  еще  один  ищущий,   заблудший,   купившийся   на   собственное
невежество,  скольких  таких, как ты, я уже повстречал на своем пути! - Саах
попытался заставить ее взглянуть на себя хотя бы под таким углом зрения.
     - Вот, еще один теоретик, еще один правый среди  многих  правых...  Все
правы.  Чисто  механически, я сейчас не то говорю, да? - Она глядела слишком
лучисто, это не было тяжело или мучительно. Она улыбалась. Приятно,  знакомо
и  в  тоже  время  ново,  как будто смотрел очень близкий друг. Но никого не
было. Смотрело что-то. И свет там все-таки был. Где, "там"? В  чем?  Исчезло
чье-то  лицо  с  серо-голубыми глазами, растворились дома вокруг, ушло небо,
разбежались звезды. А Оно, Эли, осталось, отсутствующее и улыбающееся, потом
усмехнулось и отпустило его.  Он  задергался,  кинулся  туда,  сюда.  Глянул
вверх, успокоился и уплыл...

     Стоять  было  больно.  Саах  напрягся, стиснул зубы... Стоп. Есть зубы,
значит есть тело, значит, он отождествлен... Саах пронесся лабиринтами улиц,
прозрачными коробками зданий; глядя сверху, обозначил точку соприкосновения,
раскрыл глаза в ночном баре, сидя за  столиком.  Ткнул  пару  раз  вилкой  в
салат, пригубил лимонад... Чужой город, снова его, саахов, чужой город. Один
из  многих  городов.  Возникло в мыслях незнакомое, загадочное, теплое слово
"Эли". Странно, откуда? Это было то, что  уже  жило  в  нем.  Почему  "уже"?
Почему  такое  знакомое и близкое? Неважно. Это были просто ощущения, они не
нуждались в определениях. Он снова исчез, уйдя в себя...
     Что ж, он мог здесь остаться. "...Снова его, саахов, чужой город..."  -
так,  кажется,  это  было.  Пусть будут друзья. Да, у него здесь должны быть
друзья. Определенно... Саах перечислил их имена, вышел из  кафе,  огляделся,
запоминая местность и расположение домов, чтобы не заблудиться при вторичном
посещении,  улыбнулся  нелепой  вывеске  -  кафе  "Пенкраф"  -  и  скрылся в
переулке.

     Видимо ль где-либо,
     Чтобы болела душа?!
     Это планета Земля,
     Здесь начинают с нуля...

        Глава 4.

     Искрилось все: небо, солнце, облака. Крыши домов, их фасады,  фланги  и
тылы.  Блещущая  нежность  захлестывала  неподвижно сидящего Сааха; медленно
разворачивалась  перед  его  взором  драма  жизни,  единая  и  неделимая   в
совокупности   множества  судеб  всех  мыслимых  и  немыслимых  существ.  Он
созерцал, будучи монолитным и безмолвным взглядом, пробивающим время в своем
стремительном продвижении... Куда? В своем бескрайнем молчании,  как  тайном
разговоре  с  самим  собой,  пребывающим через века и века в будущем и через
века и века в прошлом... Какая глупая иллюзия! Время  и  Пространство  давно
перестали  быть  для  него  символом реальности, но лишь завесой, прозрачной
линзой, или, скорее,  призмой,  разлагающей  Единство  на  мириады  миров  и
времен...  Он  созерцал; был маленький Саах, приросший к стулу за столиком в
маленьком кафе, где любил бывать его друг Свет. Он сидел рядом с Саахом, пил
вино и монотонно пережевывал вслух  свои  мысли.  Понимал  ли  он  сам,  что
говорил?..   Протяни   руку,  и  ты  коснешься  самого  доброго,  нежного  и
бесконечного во всем мире. Никуда ехать и лететь не надо. Но мир,  он  слепо
соткал  себе  сети,  запутался  в  них,  потерял  нить своего бытия и злобно
философствовал на все лады  о  его,  мира,  судьбах.  Мудрено  ли  не  стать
несчастным.  Кусочек  этого  мира  сидел  перед  Саахом...  Свет, его давний
друг... Кусочком этого мира (парадокс) был и сам Саах. Можно ли, будучи всем
сразу, одновременно быть частью этого всего?.. "Мне по сердцу эта  картина."
- думал Саах.
     - Храбрость:  привычка  к  опасностям?  Ну  что же! Храбрость, конечно,
хорошо. - Свет пил маленькими глоточками, смакуя вкус вина и своих мыслей. -
Путешествия, видения, события, общения, погружения, всплывания. Отлично! Но,
как бы ты ни владел собой, в единственный момент своей жизни ты запаникуешь.
А именно, в момент смерти. Это правило, и из него нет  исключений".  -  Свет
налил  еще вина, залпом опрокинул стакан в себя, тряхнул головой и, медленно
подняв глаза на  Сааха  продолжал:  "Так  вот,  ни  одно  существо,  никакое
познание  не  спасет  тебя  от испуга в момент смерти, а меня вытащит тот, к
кому я обращал всю жизнь свои действия: Он. Я делаю то  же,  что  и  ты,  но
именно  тот,  к  кому  я  все  это обращаю, поможет мне во всем этом... А-а,
ладно!" - сопя, Свет уронил  голову  на  руки,  вздохнул,  замер  и,  спустя
минуту,  тяжко  промолвил: "Все это слишком воняет Системой." Саах молчаливо
согласился с ним. Тело его было напряженным кристаллом,  по  нему  пробегали
мурашки.  Все слова, теории, вся эта болтология казались мышиной возней. "Но
вот она, черт возьми!.. Жизнь, Реальность..." -  Саах  сжал  руку  в  кулак,
разжал, сложил ладони ковшиком:
     -"Вот   она,  Реальность,  бери,  пей".  -  Он  поднес  ладони  к  носу
оторопевшего Света, застыл. Что-то  билось  здесь,  совсем  рядом,  плотное,
обволакивающее  все на свете сияющим покрывалом. Оно было настолько прочным,
вечным, бескрайним, что... его  никто  не  замечал;  не  замечал  за  своими
системами  и  идеями. Этой единственной настоящей вещи не видел никто, кроме
разве что некоторых... Это было очень плотным. Вдвоем они смотрели в никуда,
на это Плотное, рассыпав взгляды в пространстве. И мир никуда не  делся,  он
просто  был  виден  с  изнанки,  изнутри,  а  не с фасада. Они смотрели: ...
миллионы,  миллиарды  существ  шли,  текли  сплошным  потоком  из  прошлого,
теряющегося   в  Безначалье,  в  будущее,  исчезающее  в  Бесконечье.  Бушуя
электронами   на   орбитах,   кристаллизовались   минералами,   вспучивались
органическим  бульоном,  разбиваясь  на плазматические комочки, эти миллионы
существ росли, вбирая окружающую субстанцию,  множились,  коагулировались  в
комплексы, отращивая конечности, выбирались из вод измученными задыхающимися
амфибиями,  вставали  во  весь  рост,  делая первые несмелые шаги, неслись в
бескрайних просторах небесных голубыми птицами, вновь падали, хватали камни,
палки, копья, изумленной обезьяной двигаясь вдоль своей эволюционной  стези,
извергали  из неуклюжих ротовых аппаратов первые несмелые звуки чудной речи,
шли, шли цельным потоком из  прошлого  в  будущее.  По  закону...  И  кто-то
постоянно  двигался поперек потока, в противоположную сторону, пробиваясь из
будущего к прошлому, натыкаясь на монолитное Встречное, как женщина, бегущая
по эскалатору метро в обратную сторону, против движения, просачиваясь сквозь
мешанину тел. И этот кто-то рвался, продирался,  как  будто  стремясь  найти
тайну начала, добраться до самой основы Становления. А поток сшибал, сносил,
толкал туда, вперед, только вперед. А этот кто-то упирался, работал плечами,
ногами,  руками  (когтями,  зубами,  крыльями,  плавниками...), меняя шкуру,
возрождаясь, туда,  назад,  только  назад.  А  добрый  взгляд  пребывал  над
временем, наблюдая все это в процессе, и все сразу одновременно, находясь во
всем  этом,  и  над всем этим и... . Саах и Свет неподвижно смотрели друг на
друга или друг сквозь друга, вытаращив глаза,  замерев  в  неудобных  позах.
Затем  Саах  расслабился,  медленно  убрал руки от лица Света, закрыл глаза.
Свет ошалело моргал; потом он вылил из бутылки остатки вина в стакан, выпил,
встал и вышел вон, оставив застывшего Сааха в полумраке зала.
     Свет шел домой, продвигаясь вдоль фасада мира, впервые сознавая, что за
этим фасадом в гудящей тишине есть лучащаяся суть чего-то, о чем  не  писано
ни  в  одной книге этого самого мира. "... и почему, почему так мало в людях
жадности к новому, неизвестному?!" - он вспомнил эту свою  фразу,  сказанную
Сааху  час назад, свои разглагольствования, глупые мелкие идейки, зажмурился
и застонал. Он понял, что это не вопрос  понимания,  не  вопрос  думания,  а
вопрос  видения,  которое  просто  и  капитально:  ты не познаешь, ты просто
увидел по-новому Ту-Же-Вещь, на которую смотрел  еще,  может  быть,  глазами
ящерицы. Он смотрел сейчас на ту же вечную Вещь глазами того, кто только что
перестал  быть  Светом... на одну минуту. А чуть позже Свет шел по городу, и
лишь мимолетная  память  о  происшедшем  трепещущей  запятой  билась  где-то
внутри,  в  глубине. "Да-а. И в этой немного душной атмосфере солнце и небо,
как альфа и омега бытия". - подумал он, исчезая в прохладном вечере.

     Саах не понимал, что произошло  в  кафе,  но  ему  не  хотелось  искать
об®яснений.  Он шел по оцепеневшему городу, сыном которого он так и не стал.
Сияние ночи вызывало вспышки великолепных воспоминаний...  Сгорбленная  тень
скользнула  в  ближний под®езд, проговорив старушечьим голосом: "Шарахаетесь
тут, бездельники! Руки на вас нет!.."
     На проспекте одинокая легковушка подрулила к обочине,  притормозила,  и
водитель, высунувшись в окно, бойко предложил подвезти до дому, добавив, что
в  такие  смутные  времена  лучше  не  шляться  по  ночам  в-одиночку.  Саах
непонимающе глянул на водителя, поблагодарив, отказался, ускорил шаг и вышел
на Центральную Площадь. Было просторно, темно, пустынно и так  тихо,  что  у
Сааха было ощущение, будто он оглох. Но тишина эта звенела. Или гудела. Саах
вспомнил  недавно  записанную  мысль  из дневника: "Все, чего нет здесь, нет
нигде." Он вспомнил, что строительство города началось с  этой  площади.  Он
вспомнил   свет   в  глазах  своего  деда,  когда  тот  говорил  пятилетнему
Сааху-Стерху:
     - "Новое - хорошо забыто старое? Нет, брат. Новое и старое неразрывны в
принципе. "Ведь насколько мы грязны, настолько мы должны стать чище".
     - А как это сделать? - Саах сидел в песочнице, пересыпая песок из ведра
в ведро.
     - Я не могу советовать.
     - Почему, дед ?
     - Совет должен быть, как молния, краток и мощен.
     - Да, а твои советы, как  гвозди,  загнанные  в  мою  маленькую  бедную
голову.  -  задумчиво  говорил  маленький  Саах,  глядя в песок и не замечая
опешившего деда и того, что дед присел рядом с  равнодушным  внуком  и  тихо
говорил:
     - Ой,  братуша,  вижу,  несладко  тебе  придется.  Много зубов и ногтей
обломаешь. Все нахрапом норовить будешь взять.  А  ты  не  спеши.  На  самую
важную  в  своей жизни встречу никогда не опоздаешь, если не будешь спешить,
если все будешь делать спокойно."
     Дед вставал, уходил по делам, а Саах сидел в песочнице, перебирая  нити
будущего,  и  мысли  перекатывались  в  голове, как ртутные шарики. Начинала
болеть голова от обилия этих мыслей. Он бросал ведерки с песком и  уходил  в
дедов   огород,  среди  картофельных  кустов  которого  он  чувствовал  себя
великолепно. Дед говорил, что во вселенной никто не умеет так  радоваться  и
печалиться,   как   человек.  Даже  сейчас,  спустя  столько  лет,  стоя  на
Центральной, Саах не мог сказать, что прочувствовал это.  Радость  и  печаль
всегда  растворялись  во  внутренней  тишине,  безраздельно  властвовавшей в
существе Сааха, казалось, с самого рождения...
     Он постоял, глядя на ночники звезд и лампаду  месяца,  и  направился  к
ротонде.
     Все  стены  под®езда-ротонды  были  исписаны  стихами, мыслями, идеями,
пророчествами, призывами, исповедями, криками души и бог знает  чем  еще.  В
свете коридорной лампы Саах стал разбирать темные каракули:
     - "Где взять силы для жизни?
     - В  сердце. Если не знаешь, что это, молчи везде и всегда, и слушай. И
когда услышишь его - оно тебя поведет. Только молчи - оно будет говорить,  и
не двигайся - оно будет двигаться, и не желай - оно будет желать".
     "О, не тщись всуе!" - гласила другая надпись
     - Вы кто? - раздался голос из-под лестницы.
     - "Мы?..  Мы  -  атеисты"  -  картинно  высказался  Саах. Под лестницей
зашуршало, потом все затихло.
     - Эй! - Саах замер, ожидая ответа. - Эй, к вам можно?
     - Отгадаешь загадку, пустим. Вопрос на засыпку.  Для  атеиста.  Что  ты
будешь делать, когда умрешь?..
     Саах улыбнулся (что ж, вам хочется поиграть словами, пожалуйста. Только
не обижайтесь потом). Он наклонился в проем:
     - Учти, все, что я сейчас отвечу, ложь. Так вот, я буду лгать тому, кто
лжет для себя."
     Тишина, потом в нише завозились и скучно ответили:
     - Залазь!
     Было приятно провести ночь в обществе загадочных незнакомцев.

        x x x

     Утро  застало  его  на ногах. Саах загасил восторженный огонь, рвущийся
наружу из всех дыр его тела, вошел в под®езд и остановился  перед  дверью  в
квартиру No 72 в нерешительности. Пригладил волосы, поправил куртку, глубоко
вздохнул,  прогнал оторопь, охватившую внешнее существо, ушел в себя (о, как
трудно было делать это в присутствии Нико) и нажал кнопку звонка...
     Нужно ли было заходить сюда тоже? Он не знал. Насчет Лин, Лувра,  Асты,
Света он не сомневался, но Нико...
     "Воспримет  ли  он..."  -  думал Саах, плывя сквозь прихожую на кухню и
плохо разбирая смысл фраз, методично бросаемых ему Нико. Слова  были  точны,
кратки,  ясны,  деловиты, но пусты, попросту не нужны. Они создавали иллюзию
серьезности.
     - "Вот уж, воистину, в этом деле он  мастер."  -  Саах  сидел  напротив
окна,  пытаясь  чистосердечно  отвечать  на  вопросы друга. Но слишком часто
беседы с ним напоминали допрос в мягкой форме.
     Нико вдруг вскочил и отошел в дальний угол кухни:
     - Извини, я пукнул и не хотел, чтобы тебе было неприятно.
     - Ничего... Мне приятно. - Саах смотрел сквозь Нико  на  стену  за  его
спиной,  оклеенную  розовыми обоями. Нико постоял с минуту, вернулся и снова
сел за стол:
     - Как твои дела, Саах?
     - У меня нет дел. Я бездельник.
     - Смешно... А как твоя мать?
     - Хорошо.
     - Как у нее здоровье?
     - Не жалуется.
     - Ты давно с ней виделся?
     - Давно. С полтора года, когда последний раз был на кладбище.
     - Каком кладбище?
     - Где ее могила... Она умерла 4 года назад.
     - Прости.
     - За что?
     - Я не знал.
     - Я тоже.
     - Что? - Нико сделал недоуменный взгляд.
     - Что она умрет. Но так вот всегда, не знаешь, а как снег на голову.
     - Саах.
     - Что?
     - Ничего.
     Саах пожал плечами.
     - Саах, как у нее может быть хорошее здоровье, если... ее нет  на  этом
свете?
     -Теперь-то у нее уж точно нет проблем со здоровьем.
     Закипел чайник.
     - Тебе в какую чашку наливать?
     - О, ты знаешь, мне все равно. Я его пить буду.
     - Ну а все-таки. В розовую или с цветочками?
     - В какую угодно.
     - Мне нравится вот эта. Моя любимая.
     - Ну давай в нее.
     - Саах, она маленькая.
     - Ну и..?
     - Я просто думал, может быть, ты любишь из больших пить, помногу.
     - Ну и..?
     - Так в какую?
     - ...!!!
     - Прости.
     Нико деловито разлил чай по чашкам, распаковал конфеты. Саах взял одну,
повертел в пальцах:
     - Да,  давно  я  не  ел  конфет...  Таких  особенно.  - и далее тишина,
живительная для Сааха, неловкая для Нико...
     - Саах, где ты берешь деньги?
     - Мне дает их Мать.
     - Но ты сказал, что твоя мать умерла 4 года назад.
     - А разве это может помешать ей давать мне  деньги?  -  Саах  уходил  в
поток.
     - Но ведь она в могиле.
     - Да, и там тоже. - Саах говорил уже "оттуда".
     - Что, хочешь сказать, что она не только там?
     - Да. - свет вытеснял последние сааховы мысли. Ширь.
     - А где же еще?
     - А где бы ты хотел?
     Нико выдержал паузу:
     - Для  начала,  чтобы иметь возможность содержать тебя, она должна быть
там, где есть деньги.
     - Она там есть.
     - Ты уверен?
     - Да.
     - Да?
     - Да... - Саах твердо положил ладонь на стол. Нико взял  чашку  и  стал
молча  глотать  чай. Все это было крайне глупо; Сааху хотелось взять Нико за
руку, увести в лес, рассказать ему о соснах неботаническим языком, о звездах
неастрономи