и.
Вероятно, ты сам узнаешь, чем должен стать человек,  но  произойдет  это  не
скоро.  Хотя,  строго говоря, невозможно заранее предполагать действия того,
кто не существует. А в эту глушь мы забрались, по секрету  скажу,  лишь  для
того,  чтобы  запутать следы. Это нужно для тебя, ведь свой конец я уже знаю
наверняка. Но... в-общем, когда я помру, ты попытайся сделать то, что должен
был сделать я. Не знаю, что из этого выйдет. Могу лишь сказать, что, начиная
с этого момента, жизнь у нас с тобой будет, мягко говоря, неспокойная..."
     И, как в доказательство его слов, деревянная крыша хижины  рухнула  под
тяжестью...  свалившегося на нее с дерева орангутанга, не рассчитавшего, как
видно, прыжок с ветки на ветку, смертельно перепугавшегося и под  наш  общий
хохот унесшегося в гущу сплетения лиан...
     Когда  мы  вернулись  из  Африки,  наша  квартира  была  опечатана. Нас
разыскивали за неуплату налогов, подозрительный образ жизни  и  уйму  всяких
мелких выдуманных преступленьиц. Мир шел к своему концу семимильными шагами.
А, впрочем, что мы знаем!..."
     Феб  взглянул  на  Сааха  долгим  взглядом  и  снова  увидел  тот свет,
струившийся из двух колодцев черных глаз...
     - Конкретно, я сейчас знаю одно, - сказал Саах, глядя вперед, - что нас
пытаются остановить некие формы, если верить обстоятельствам, не  являющиеся
людьми. Ты видишь?
     Феб встрепенулся, пронзил тьму молнией взора, сжал баранку:
     - Это слишком... слишком разумно для них. Такое я встречаю впервые.
     Впереди  поперек  дороги  были  навалены  разбитые  автомобили, бревна,
какие-то ящики; вокруг этой баррикады вяло копошились фигуры в серых одеждах
полицейских. Они увидели свет фар, но не отпрянули во тьму, а замерли все до
одного и, казалось, ждали.
     - О, да! И об®ехать никак. - Феб дернул руль вправо, влево,  глянул  на
Сааха,  подобравшегося,  как  леопард  для  прыжка,  стиснул зубы и нажал на
тормоз...
     Они вынеслись из дверей и, бросив машину, кинулись к зданиям, черневшим
неподалеку.  Полицейские  равнодушно  проводили  их  взглядами  и,  внезапно
напрягшись, понеслись за ними.
     "Потрясающе  разумные действия, - думал про себя Феб, работая ногами. -
Видимо, эта "тварь" использует теперь избирательный  распад,  оставляя  тела
нетронутыми, уничтожая лишь ум и волю, и затем пользуясь ими; так ей даже не
нужно сгущаться... О, ч-черт!"
     - Саах,  сюда!  -  отрывисто  крикнул  он и завернул за огромный ангар,
черневший на фоне звезд. Сердце норовило выскочить из груди. "Да, хватит  ли
нам  сил  до  рассвета?"  -  Феб не знал. Все это напоминало псовую охоту на
зайцев. И тут где-то сзади взревел мотор, заставив волосы Феба встать дыбом:
"Этого не хватало! Теперь они на колесах, а  мы  на  своих  двоих.  Возможно
ли!.."
     Им  оставалось  теперь  только  прятаться  в  закоулках  между цехами и
ангарами. Но... сидеть на месте -  это  смерть.  Попасться  на  глаза  серым
убийцам, перебегая с места на место, тоже. Пеленой страха заволакивало мозг,
сила  покидала  тело.  Вокруг  рыскали  неживые  фигуры, выискивая две своих
жертвы. Круг сужался. Ловушка?.. И тот и другой  одновременно  почувствовали
всем телом, всем сознанием серую паутину, тихо опустившуюся на разгоряченные
лбы, на плечи и ниже...

     ...Саах  шел  по  золотому  лугу,  рядом  шагал  Феб.  Густой, терпкий,
медвяный воздух, напоенный расплавленным золотом, вливался в легкие.  Где-то
вдали  звучал  колокол  на  низкой ноте: бум-м... бум-м... Саах остановился,
присел, разглядывая  венчик  невиданного  цветка,  распростершего  в  тишине
чудные лепестки.
     - Смотри, - сказал он Фебу, - видишь? Это покой, и весь мир здесь. Вот,
он говорит с тобой, это как протяженность, как молчание, литое и живое.
     Феб   присел,   придвинулся.   Венчик   тихо  покачивался,  пребывая  в
неподвижности, в сознании себя.
     - Видишь? - Саах чуть наклонил другой цветок. - Здесь то же. Это взгляд
без глаз, улыбка без лица,  она  смеется  над  миллионами  лет,  которые  мы
выдумали.  Одни  называют  это Богом, другие Сознанием, Абсолютом, Нирваной,
Матерью... - говорил Саах, или цветок, или  шелест  дальнего  леса  на  краю
луга,  или  небо  в солнечных лучах. Что глаголило? И глаголило ли? Замерев,
все плыло вдаль, к своему завершению.
     - Саах, я здесь... и я дома, я вижу свою  мать,  стоящую  на  дороге  и
улыбающуюся... и я там где... где нет ничего, кроме всего... - Феб замолчал,
встал, задрал голову к небу.
     - Да,  ты  и  там  тоже.  И  везде. Ты понимаешь? - Саах молчал, лилась
бесшумная речь. Шуршал муравей среди трав, пылали колоссальные шары звезд  в
гигантской  дали,  и  великолепные просторы были схвачены одним общим вечным
взглядом. Взглядом всех в одном. Саах глядел на Феба:
     - Ты  везде,  не  требуется  передвижения  на  ногах  и  колесах.  Вот,
травинка, и в ней весь мир. Смотри, он даже светится.
     Феб  всмотрелся.  Они  были и там тоже, где-то между жилками, двуногие,
маленькие, прозрачные и щурящиеся от солнца,  Саах  чуть  меньше,  Феб  чуть
больше. Все неслось к своему пределу славы...

     ...  Саах  поднял  голову, огляделся. Светало. Рядом, ровно дыша, лежал
Феб, весь в грязи и копоти, тут же, прямо на земле. Возле  дымились  останки
обгоревшего грузовика, чуть поодаль распахнутой пастью зияли ворота ангара с
небольшим  самолетом  внутри.  Феб  пошевелился, открыл глаза, увидел Сааха,
вскочил и стал озираться:
     - Что? Где мы? Почему не в машине? О!.. - он вспомнил  кошмарную  ночь,
погоню... луг, цветы. - Саах, почему мы живы? И вообще!.. Ничего не понимаю!
Цветы...
     Саах  пожал плечами, неподвижно глядя в пространство, ежась от утренней
свежести. Сгорбившись, он пребывал взглядом неизмеримо далеко, за вечностью.
- Если желаешь вспомнить все, как было, прежде всего аннулируй себя, -  Саах
повернулся к нему, - хочешь, попробуем? Стань светом жажды чистоты. Мать нас
понесет.
     Феб сел рядом. Живое пространство стало ими, они увидели двух маленьких
существ  в ночи, прячущихся между ангарами от толпы серых убийц. Две фигурки
перебежали от цеха к стоящему рядом грузовику:
     - Саах, есть у тебя пояс, платок, что-нибудь длинное? - крикнул один из
них другому и, не дожидаясь ответа, сорвал с шеи шарф, просунул в  отверстие
бензобака  полосу  ткани,  мгновенно  пропитавшуюся  бензином. Он действовал
быстро и хладнокровно. Чиркнул спичкой, бросил огонек на конец шарфа, и  оба
они  бросились  на землю, не увидев, как вспыхнула ткань, как пламя охватило
бензобак, проникло внутрь...
     Грохот, об®ятый огнем грузовик, отпрянувшая  тьма,  отступающие  фигуры
полицейских.
     - А теперь быстро в ангар за магнием!
     Они побежали в ближний ангар, распахнули его и стали ломать попавшимися
под руку  отрезками  труб  самолетное  шасси,  а  куски  магниевого  сплава,
отлетающие в стороны, собирать и кидать в гигантский костер. Магний плавился
и горел, испуская ярчайший белый свет. Время от времени  кто-нибудь  из  них
брал с помощью лопаты кусок горящего металла и подбрасывал его высоко вверх.
Падая  на  землю, эти куски бесшумно взрывались, освещая местность на двести
метров вокруг, и становилось на мгновение светло, как днем. Бешеная битва со
смертью, схватка жизни с тьмой; они работали без остановки, две закопченные,
грязные, измученные фигуры. И, когда первые признаки рассвета  возвестили  о
наступлении  дня,  оба  они  без  сил повалились на землю и забылись тяжелым
бессознательным сном...
     ... Живое пространство растворилось в тишине, выделив две пары глаз  на
фоне  алеющего  горизонта: одни растерянные, другие - никакие, прикованные к
кровавой полосе на востоке. И вот  первый  луч  солнца  озарил  мир,  весело
штопая вселенскую дыру и заращивая пустоту своим телом.
     - Ты  видел? Странно. Это, как кошмарный сон. - Феб встал, направился к
машине, оставленной на шоссе. - И кого благодарить за все это, то ли солнце,
то ли бедный грузовик, пожертвовавший собой...
     - Мать...
     - Что?..
     Саах не ответил. Они принялись за работу. Через пять минут в  баррикаде
зиял проход, они сели в машину, тронулись с места и, легко набирая скорость,
покинули  пустынную  территорию военного завода - этого коллективного склепа
нескольких сотен  человек  -  военных  и  стражей  порядка.  Саах  устроился
поудобнее,  склонил  голову  и  к  чему-то  прислушивался. Феб весело крутил
баранку:
     - Знаешь, это ночное происшествие напомнило случай, происшедший однажды
со мной и Марком. Нас  разыскивали,  везде  пестрели  афиши.  Мне  приписали
какие-то  политические  дела,  с  Марком  было  еще  хуже, что-то там насчет
убийства. Но он относился к этому с большим юмором, и часто был  слышен  его
смех,  когда он читал невесть откуда взявшиеся газеты с описанием то наших с
ним похорон, то поимки, то воскрешения или побега. Мы скрывались, и  все  же
нас доставали то тут, то там. Для него, похоже, это была просто игра. Как-то
мы ночевали в порту.
     - Готовься  к беспокойной ночи, салага, - посмеивался Марк, - которую я
пережил еще двадцать лет назад в лесной хижине.
     Он был прав, нас там накрыли, и пришлось удирать  через  старые  баржи,
стоящие  на приколе. И там произошла интересная вещь. Мы оказались в тупике.
Где-то близко слышались хлопки выстрелов и крики. Впереди, за бортом  старой
баржи  -  вода,  по сторонам - стены, позади - погоня. Он невозмутимо и, как
мне показалось, совсем уж не к месту, начал что-то вроде  лекции,  произнося
слова медленно, четко, с веселой искринкой в глазах:
     - И так, путь один - вперед.
     - Но там вода! Нас пристрелят тут же...
     - О'кей, что будет, если ты нырнешь и задержишься под водой на полчаса?
     - Я утону...
     - Это  твоя  установка.  Испокон  веков  твоему телу внушалось это. Оно
привыкло. Человек  плавает  со  времени  становления  своего  человеком,  но
плавает  на  поверхности.  Пора  и  вглубь!  Но  всегда внушалось, что там -
смерть. Избавься от этой установки.
     Он пристально, немного насмешливо глядел мне в глаза, совершая какой-то
процесс. Да, бесспорное ощущение, что он что-то творил, глядя в меня.
     - Начнем сначала, - сказал он, голоса слышались все ближе,  но  он  был
спокоен, - что будет, если ты нырнешь и задержишься на полчаса?
     - Ну,  наверное,  я захочу... дышать, воздуха не будет, я захлебнусь...
(Боже, скорей, надо что-то делать).
     - Жизнь не нуждается ни в воздухе, ни в пище, ни еще бы то  ни  было  в
чем.  Жизнь  вездесуща  и  безусловна.  То,  что ты умрешь - твоя установка,
избавься  от  нее.  Повторим  еще  раз...  Что  будет,  если  ты  нырнешь  и
задержишься на полчаса под водой?..
     Он  смотрел не мигая, спокойно и прозрачно. Я вспомнил этот взгляд. Это
взгляд изнутри твоего  самого  дорогого  существа,  он  говорит  тебе,  этот
взгляд:   "Нет   ничего,  что  невозможно.  По  крайней  мере,  сейчас.  Все
относительно, а следовательно - возможно".
     Он смотрел и говорил: "Все возможно, а тем более то, о чем я говорю, не
будь ослом, милый, ну же!" Я глянул за борт, в бездну.
     Послышался топот, и из-за угла вынырнули несколько военных. Увидев нас,
они повели скотскими лицами в нашу сторону удивительно по-собачьи и ринулись
к нам. Я взглянул на него и наткнулся  на  его  спокойный,  прозрачно-мягкий
взгляд, как на спасение в кругу врагов.
     - "В  воду.  Прыгай  в воду", - сказал он. Я уже был готов, но тело еще
было ватным. Он спихнул меня за борт, мы нырнули. Вслед нам  стреляли,  пули
шлепались в воду, но мы были далеко, вне досягаемости, мы дышали, дышали под
водой.  Мы  стали  ими,  стали!" - Феб говорил взволнованно, он повернулся к
Сааху. - Понимаешь, мы стали, стали..!"
     Он увидел вдруг мирно спящего человека на соседнем  сиденье,  замолчал,
сконфузился   и   всю  оставшуюся  часть  пути  вел  машину  молча,  изредка
посмеиваясь над своей незадачливостью... Какое  сокровище  вез  он  в  своей
побитой  легковушке!  Человеческую  жизнь! Еще одну в числе многих. Он вдруг
вспомнил вечерний разговор с Саахом. Предназначение? Не его ли имел  в  виду
этот  парень?  "Зачем  живешь?",  "Для  чего  рожден?" Нет, определенно, Феб
чувствовал, что стоит на пороге нового этапа своего жизненного пути...
     А Саах погружался. Сон! Сон! Блаженное состояние! Его охватил  световой
поток  и понес ввысь, он забыл себя и впитывал покой, разрастаясь в бушующей
Радости. "Мать... Мать..." Он был маленькой черненькой  запятой  в  огромных
просторах белого тепла, охватывающего его, несущего в пространстве света все
дальше и быстрей...
     "Нежнейшим бархатом цветущей белой розы
     тебя окутает вселенская Любовь".

        x x x

     Его  тряхнуло, он открыл глаза. Машина дернулась и остановилась посреди
поселка.
     - Счастливо. - сказал Феб и, прежде, чем захлопнуть дверцу, добавил.  -
Похоже,  тебя  здесь  ждут... - и Саах увидел его удаляющуюся широкую спину.
Восходящее солнце пригревало сквозь автомобильные стекла. Саах поймал  ликом
солнечный  лучик,  поморщился  и чихнул. Было легко и свободно дышать. А еще
было совершенно  новое  и  необычное  ощущение  пористости,  прозрачности  и
легкости.  И  еще, как будто настало время чему-то быть решенным, очередному
действию  быть  законченным.  Что-то  должно  было   произойти.   Совершенно
непонятное,  желто-золотое и радостно-веселое ощущение. "Хм! К чему бы это?"
- Саах выбрался из машины и с наслаждением вдохнул  всем  существом,  каждой
клеточкой   тела   это   золото   раннего   утра   и   еще  непонятно  чего,
присутствовавшего здесь во всей своей нежной и непобедимой силе. Это уходило
вдаль, в равнину, и вглубь Сааха, раскрывая в  нем  некую,  еще  неизвестную
ему,   протяженность   сознания,   новое   измерение,   новое  пространство.
Пространство света. Теплое, золотое безмолвие, пребывание в знании.  Камень,
травинка,  облако,  земля  несли  это  в себе, и Сааха распирало от экстаза,
разрывало по швам с неистовой силой... О!
     - Это оттого, что тело еще не готово, - раздался голос за спиной.  -  В
груди  напряжение,  и  в  животе тоже. Меня всегда удивляло, почему люди так
напряжены и сжаты.
     Он повернулся и увидел ее. Брюки, куртка, за плечами рюкзак.
     - Я - Йу. А ты Саах. Я знаю, Феб мне сказал.
     Лучи ее глаз расплавили его взгляд, который вспух и заструился  слезами
по щекам. Она тихо подошла, достала платок и стала утирать слезы с его лица.
А  они  все  бежали и бежали из черных глазниц, оставляя на пыльных, грязных
щеках розовые, чистые дорожки. Текли и текли.
     - Что там у тебя, источник новый  открылся,  что  ли?  Как  странно.  Я
видела  сон, как я лежу в стеклянном коконе. И подходишь ты, берешь камень и
разбиваешь  кокон.  Мы  беремся  за  руки  и  улетаем  розовыми  чайками   в
космическую  нежность,  обнимающую нас своим незримым взглядом... Милый, как
давно это было. Как долго я ждала этого часа. Странно. Что я говорю?
     Они сели на  траву  и  взялись  за  руки.  Он  вздрагивал,  моргал,  но
постепенно  успокаивался.  И  начался  прилив  Силы.  Ослепительный свет, по
сравнению с которым солнце казалось свечкой, ударил ему в глаза и  вывернул,
вытряхнул,  промыл  его  всего, заполнив светлой, сияющей мощью, монолитной,
как скала и мягкой и податливой, как воздух. Он знал Йу миллионы  лет.  Нет,
года здесь ни при чем. То бескрайнее мгновение вечности, которым он являлся,
немыслимо  было  без  него же, но называемого Йу. Он смотрел долго. Это было
узнаванием. Это была вселенская игра, и радость была основным правилом  этой
игры.

        x x x

     Они  ушли  от людей. Куда?.. Они долго шагали просто вдаль, дни и ночи.
Они шли. Это было все, чем они занимались.  Неистовая,  изматывающая  гонка,
марафон длиною в поиск еще не созданного. Временами нужно было выныривать и,
отдышавшись  и  замерев  на  мгновение,  оценивать  свое  состояние с высоты
надчеловечьего полета. Затем вновь погружаться в  то,  в  чем  лишь  великая
Любовь  создать  сможет нечто, искореняющее пошлость в ее зародыше, но в чем
пока еще пребывала великая Скорбь.
     Когда, когда это произошло?.. Они обнаружили себя: кто-то - он и она  -
шли   лесами,   полями,   болотами,   продирались  очертя  голову  зарослями
ограниченного существования органической субстанции, и она  временами  рвала
цветы, создавая дивные букеты, а он порою застывал, уйдя в восход. А вот они
же  -  он  и  она - и в маленьком домике на опушке, старом, ветхом, но очень
уютном. Живут они здесь уже много лет,  но  поселились  только  вчера.  Года
убегали вереницей, и он недоуменно смотрел им вслед... Как давно это было!..
Он видел могилы Феба и Лин...
     - Саах,  ты  знаешь, там тебя какой-то человек спрашивает. - Йу вошла и
тревожно прошелестела к печке,  приложила  озябшие  вдруг  ладони  к  теплой
кирпичной кладке. - Говорит, его имя Свет.
     - О, Господи! - только и вымолвил Саах, встал, бросил изумленный взгляд
на Йу, быстро вышел.
     Свет  сидел  на  веранде, подперев щеку кулаком, все тот же и... Убогая
человеческая развалина с трясущимися руками и бородой,  и  горящими  вопреки
распаду глазами. Он встал, вынырнул из глубин своего взгляда, протянул руки,
и  они  заключили  друг  друга  в об®ятья небывалой силы и нежности, как два
кусочка одного  астероида,  внезапно  встретившиеся  на  путях  межзвездных,
вероятность  чего  исчезающе  мала,  как и ужасающе велика невозможность сей
встречи.
     Закат едва тлел.
     - Ты посмотри, посмотри на меня, сколько  лет  прошло!  -  рубил  Свет,
тряся  седой  бородой.  -  А  ты...  ты  все  тот  же! Что происходит?!. Где
реальность?.. Как-то, очень давно, я жил в одном  поселке.  Люди,  уцелевшие
после  Перехода,  кажется,  так  ты  это  назвал.  Тот,  кто все это создал,
состроил, собрал всех в одном месте, его звали... Фа-..,  Фу-..,  Феб.  Этот
поселок... О, Боже, как давно это было...
     - ...  Мы  пришли оттуда только вчера. - еле слышно прошептала Йу. Саах
чуть заметно кивнул, пронизав блеск ее глаз.
     - ... Поселка теперь нет, с месяц  назад  я  проходил  мимо  него,  там
остались одни кирпичные коттеджи, да и те рассыпаются. Пусто! Никого!.. Они,
то  есть  жители,  боролись с каким-то врагом. Не знаю, похоже они победили.
Феб мне только сказал, что этот враг в нас, это наше невежество, наша  тьма.
пустота,  смерть  нашей  жизни,  и  еще что-то абстрактное. Но, знаешь, люди
умирали от этого врага  очень  конкретно!  Саах,  я  ничего  не  понимаю!  Я
подвешен  в  своей некомпетентности, как муха в паутине. Что происходит? Где
я? Что? Как? А, может быть, я не Свет? Но кто? Скажи! Саах, скажи!!
     Свет скочил, потряс ладонью перед носом Сааха, заглянул в его зрачки..,
это он зря! Все равно, что окунулся в прорубь, утонул в отблесках  закатного
солнца,  растворился  в  сверкающей  снежной  белизне; быстро восстановилась
нарушенная тишина, и неподвижность  монолитно  опустилась  на  разгоряченный
лоб,  отпустив  все  зажимы,  развеяв  все  импульсы. Свет глубоко вздохнул,
расслабился, медленно сел; плети рук  мягко  опустились  на  стол,  ладонями
вниз.  Он  не  отрывал  взгляда  от Сааха. Застыв, они сидели так, пока небо
россыпью звезд не притянуло, раз®единив, их взгляды к безднам дальних миров.
Свет был спокоен, словно, устав, остыв, заснул  действующий  вулкан...  Ночь
прокатилась  волной  прозрачной  черноты  и сгинула за горизонтом... Рассвет
медлил, боясь спугнуть уединенность двух бессмертных: один в кровати, другой
у изголовья. В дыры окон улыбались звезды.
     - Я скоро умру. - Свет глядел на Сааха слезящимися глазами. -  Не  надо
ставить  плиту  на  могилу,  она  будет  давить  мне  грудь. Не надо слез на
поминках, они будут держать меня у  земли,  тянуть  назад.  Не  надо  вообще
ничего.  Обидно,  что жизнь осталась нереализованной. Моей целью были поиски
счастья; я забыл, что в мире, каков он есть, счастье  невозможно,  что  цель
человеч