еской жизни: найти Божественное. Это сказала мне Мать...
     Саах  встрепенулся,  выпрямился, впился взглядом в блестевшие в темноте
глаза друга...  О,  Она  была  там;  Ее  Милость  была  безгранична!  Что  ж
поделаешь,  если  мы  умеем воспринять от этой Милости лишь соразмерно нашей
вере в нее... Мать была и там.
     - ... да, Мать. О, как жаль, свет меркнет в сознании Света,  и  немощно
все  существо его. Саах, любовь - это безграничная свобода; не верь тем, кто
желает  ее  опошлить.  Ах,  они  низводят   ее   до   уровня   секса,   либо
сентиментальных  завихов  прогнивших  эмоций.  Они  делаю из нее мешок Санта
Клауса, ввергая себя в пучину лжи. О!.. Мать, прости, что  я  узнал  о  тебе
слишком поздно... - Свет повернулся к стене и перестал дышать.
     Блеснул  луч светила; но не успело еще оно оторваться от кромки дальних
гор, а Саах и Йу уже были далеко от хижины, забывая обратный путь  навсегда,
заметая следы, веря лишь в будущее.
     "...не   единожды   я   пошлю  тебе  неисчислимые  горести,  трудности,
испытания. Не единожды ввергну тебя в океан несознания, тьмы,  жестокости  и
ограниченности. Но человек, обладающий величайшими достоинствами, не тот ли,
кто  в-прошлом  обладал  величайшими  недостатками. И не тотальность ли всех
проявлений будет наградой..." Вероятно, даже стремление не является тем, что
мы сами творим в себе, но даром Высшего.  А  кто  же  тогда  ты?  Канал,  по
которому  пламенным напитком благоговения изливается любовь к Высочайшему от
одного его полюса - в тебе, в твоих глубинах, к  другому  -  пребывающему  в
высшей  славе горнего величия? Ты - взгляд, в котором бесконечность отражает
сама себя...
     Они легли под куст и заснули, даря друг другу тепло собственных тел.
     - Где ты, Сейчас? О! Где ты, Теперь?! Свет разума  моего  угас,  задуло
ветром  страдания  чувства  и  вмиг  обесценились  вещи близкие, уже ставшие
родными... - голосило что-то. Саах как бы вдруг проснулся, взглянул издалека
в это то, что было его частью, что большинство людей называют всем собою, не
ведая о других, более обширных, частях себя; он  глядел,  и  это  замолкало,
растворялось, становилось сознательным, расширялось. Это был последний вопль
умирающего  Стерха,  смакующего  свои  страдания...  А  кто из нас в этом не
преуспел?.. Но вопль затихал.
     Возможно,  кто-то  перестал  существовать;  возможно,  даже,  его  друг
Свет...  Абсурд!  Сколько  он ни пытался, он не мог увидеть отличия жизни от
смерти. Что до Сааха, то он и сейчас преспокойно общается со  Светом,  когда
ему  вздумается;  и  Феб протягивает ему руку и улыбается лучезарно... Этого
нет? Нет. И это есть. А как же иначе? Это ведь только ум разделяет: либо то,
либо это. Для него есть лишь "или", и ум не знает по  самой  своей  природе,
что  такое  "и". Значит, все есть и ничего нет. Все абсолютно гармонично, но
должно быть изменено, так как не является гармонией в сути своей...
     - Саах, мы долго изучали твои действия,  наблюдали  за  тобой,  -  Саах
поднял  голову,  уставился  на незнакомца с пронзительным взором, взявшегося
неизвестно откуда, полунагого, с повязкой на голове, босого, волосы до плеч,
- конкретно, ты ищешь гармонии с миром, хочешь помочь людям, а...
     Саах ничего не искал, никому не помогал; не его вина,  что  внешне  все
его действия, всю его жизнь можно было интерпретировать в таком свете; но он
не перебивал человека, слушал, что тот скажет дальше.
     -... а мы можем помочь тебе. Я Луссар Аирам.
     Человек выждал некоторое время, подошел и сел рядом на кочку;
     - Издавна существует наша обитель, тех, кто не покладая рук трудится на
общее благо, помогая миру прийти к Гармонии, а людям к освобождению.
     - А  разве  мир  был  когда-то  негармоничен? - Йу резко встала, темные
вишни ее глаз принадлежали бескрайнему на фоне каштанового  хаоса  спутанных
волос.
     - Миром  правит  невежество,  которое  является  корнем зла, страданий,
похоти, всех несчастий. Иллюзорное видение  людей  скрывает  от  их  взгляда
великолепие  дальних  миров...  -  Аирам говорил Сааху, тот молчал, глядя за
горизонт. Йу вспыхнула, придвинулась ближе:
     - Но ведь то, что существует в одной точке вселенной, существует  и  во
всех  остальных  точках.  Не  может  одна часть творения быть совершенной, а
другая несовершенной. Мир един. Великая иллюзия как раз в том и состоит, что
мы видим этот мир дискретно, и, следовательно, какие-то части в нем  кажутся
нам  несовершенными.  Но если мы расширим видение, мы увидим, что то, что мы
считаем злом, имеет свое место в единстве мира, и ничего не  нужно  убирать;
лишь   просветить  все  свое  существо,  тотализировать  его  от  высочайших
умственных областей до физического тела, чтобы и  оно  видело  место  каждой
вещи... Да; не смотрите на меня с отеческим недоумением; да, возможно такое,
тело  может  быть  глобальным,  тотальным;  не  только  ум,  но и тело может
содержать внутри себя вселенную, быть  сознательным,  только  путь  к  этому
гораздо  труднее,  чем  вы  можете  себе представить... И дальние миры, это,
конечно, прекрасно, но дело должно быть сделано  здесь,  на  земле,  в  этом
болоте,  потому  что  именно  земля  является точкой эволюции, все остальное
творение построено совсем по другому принципу. Уж правда, существует  тысяча
способов,  чтобы  уйти,  и  лишь один, чтобы остаться. - Йу села, ее малость
трясло.
     - Ты вся горишь, Йу. - Аирам смотрел с улыбкой. - Я вижу  тебя  сейчас,
как факел малинового огня. Твою бы силу, да на добрые дела...
     - А что вы на меня смотрите? Вы гляньте на Сааха, как вы видите его?
     Аирам склонил голову, было видно, что он углублен в себя:
     - Я только ученик своего учителя, я весьма мало знаю о тайнах мира... А
Саах;  я  не  вижу  его в пространстве, я вообще могу наблюдать его только в
физически... Все это для меня очень странно, я долго  гадал,  что  за  тайну
представляет   собой   этот   человек...  Воистину,  тайну...  Наша  цель  -
освобождение всего мира, а не только личное. И пока  последнее  существо  не
перейдет  на новый виток спирали эволюции, мы будем здесь. Зная законы смены
рас и царств, мы держим щит духа;  вооруженные  этим  знанием  и  поддержкой
учителя, мы помогаем прийти к ученичеству тем, кто готов. Свет знания сияет,
поражая  тьму  хаоса.  И, знаешь, мы материалисты и менее всего верим в бога
толпы, которая не желает поднять взоры от  трясин  физического,  в  чем  все
равно  не  найти  ни  радости,  ни  света;  люди  низводят  господа до своих
ограниченных понятий и просят у него повседневного благополучия. Нет,  лучше
уж  быть  атеистами  и  стремиться в беспредельные дали космоса. Нет чудес и
мистики, есть лишь неоткрытые пока законы. И они будут открыты, когда придет
тому срок. Чудеса - для незнаек... - мудрец  глядел  вдаль,  Саах  переводил
взгляд с одного на другого: Йу была до смешного воинственна, Аирам замкнут в
своей системе мира, Саах сидел между ними молчаливый и равнодушный, и глядел
то  на  одного,  то  на  другого, то на самого себя, туда, за горизонт, и он
ловил этот взгляд Сааха, отражал его, играл им, как мячиком,  и  видел,  как
кто-то  играет,  как  мячиком, его взглядом, там, за горизонтом..; а большая
рыба в океане гналась за стаей макрелей..; стервятник узрел павшую  антилопу
посреди  саванны  (сонная  болезнь, Саах знал это), спикировал, приблизился,
ковыляя..; мчались поезда, их ждали там, куда они спешили, и билеты  обратно
уже  были  проданы,  поезд  опаздывал..,  а  девочка  пяти лет шагнула через
рельсы, нырнула под  шлагбаум.  Если  бы  поезд  не  опоздал,  ее  бы  сбило
локомотивом,  и  мама плакала бы на могиле; но он опоздал, так надо... Разве
это был не совершенный мир? Разве не было в нем  все  потрясающе  сложно  и,
бесспорно  же, едино и взаимосвязанно. Чтобы менять этот мир, считая, что он
должен быть лучше, нужно стать мудрее того, кто этот мир Создал; а  если  мы
станем  такими  же мудрыми, как и Создатель, то увидим, что ничего менять не
надо. Почему же тогда Аирам?.. Почему он гово...- ? Саах  видел  каждую  его
черточку.  Невероятно,  неужели  душевная  близость  это то, во что мы можем
погрузиться... как в прорубь, и такая же поразительная непредсказуемость?
     Йу покачала головой, посмотрела на мудреца:
     - О,  нет,  существует  действительное  чудо.  Я  не  говорю  о  всяких
оккультных  трюках.  Есть настоящее чудо. Это, когда Мать являет себя, когда
бесконечное воплощает себя  в  конечном,  здесь,  внизу.  Ее  милость  может
изменять  любые  законы. Если бы все было строго детерминировано, то ни один
человек  не  смог  бы  возвыситься  даже  чуть,  ведь  мы   набиты   грехом,
несовершенствами,  смертью,  страхом  и  еще не знаю чем... Но есть Милость,
которая при наличии хотя бы капли искренности, вопреки  всем  законам  может
поднять  низшее  до  высшего,  сделать  грязь  алмазом,  а  ограниченность -
универсальной, бескрайней... О, чудо есть, но кто его видит? У кого  открыты
глаза  на  это чудо, бесконечно более невероятное, чем любые фокусы, полеты,
материализации и влияния?.. И еще  есть  неоткрытая  тайна.  Здесь,  в  этой
несчастной,  косной,  инертной  материи,  которая  может оказаться совсем не
такой, и в которой, вопреки вашему мнению, могут быть не  только  радость  и
свет, но и сюрпризы бесконечно более удивительные...
     Аирам  думал.  Он  мог рассказать о том, какой властью он пользуется; о
своих путешествиях к другим планетам, о  тонком  видении  других  измерений,
иных миров, о сверх®естественных способностях своих, о влиянии на расстоянии
на  мысли  и  волю других людей; он знал несказанно много о тайных свойствах
человеческого существа, еще неоткрытых силах, законах, позволяющих  изменять
структуру  физической  субстанции.  Одной  своей  силой сосредоточенности он
вызывал снегопады, останавливал  бури  на  дальних  островах...  Он  молчал.
Сейчас  все  это было ему не нужно. Аирам смотрел лучисто, пристально, как и
положено мудрецу, на сидящего на соседней кочке худого парня.  Задал  вопрос
краткий и емкий:
     - Что такое Саах?
     - Видимо,  это  то,  что  светлое  во мне; как тишина, это суть полей и
лугов; шум - суть леса; бескрайность - океана.., - Саах говорил зачем-то, но
все уже было давно проиграно акт за актом еще "там", он чувствовал это,..  а
мудрец Аирам - нет.
     Странно.
     - Ты хочешь найти счастье в жизни?
     Саах безмолвствовал.
     - Но ты стремишься к доброте?
     Саах молчал. Слова тонули в бездне, опускались на дно, дельфины гнались
за ними, пока хватало дыхания и снова весело выныривали.
     - Саах, но ты ведь хочешь помочь людям, сделать их счастливыми?
     Молчание.
     - Ты  стремишься познать мир? - Аирам жестом остановил Йу, порывающуюся
что-то сказать. Саах медленно повернул голову к  мудрецу,  посмотрел  в  его
лучистые,  пронзительные,  властные  и  добрые  глаза.  Из них вынырнули два
дельфина, бултыхнулись, подняв тучу брызг,  и  устроили  игру  в  догоняшки,
расцвело  золотым  цветком  солнце, исчезло где-то за спиной вместе со своей
системой и галактикой; медленно  фонтанировало  проявление  мировой  силы  -
движителя бескрайнего дыхания; имело место все, что могло быть, и находилось
на  своем  месте.  Каждая  из  мириадов  форм  имела в себе все и готовилась
проявить это в своем динамическом аспекте. Пока только готовилась... Так вот
в чем смысл Игры!!! Аирам приложил ладонь ко лбу,  закрыл  глаза;  но  искра
сознания  уже  погасла,  оставив лишь слабый образ в уме. Аирам мучительно и
безрезультатно  пытался  возвратить  хотя  бы  воспоминание  видения.   Саах
отвернулся. Заговорила Йу:
     - Разница  в том, может быть, что вы ищете знания, а он - Любви, или...
нет, все ищут Любовь, но каждый ищет ее под какой-то маской; вы - под маской
знания и филантропии,  другой  -  под  личиной  бизнеса,  третий  -  власти,
четвертый - удовольствий... А Саах, он ищет именно ее, Любовь; он принял то,
что он сын своей Матери, отдался, и она несет его мирами темными и сияющими,
невежественными  и совершенными; но он не замыкается в точках зрения об этих
мирах, попытках систематизировать их, а просто принял... принял..,  да...  И
вы  со своими знаниями тоже есть где-то в нем, маленькие и добрые, уверенные
в своем особом положении и своей важности...
     Возникла большая, очень большая пауза...
     - Саах, ты не пользуешься методами, известными нам. В чем твой секрет?
     - Вы  же  видите  людей  насквозь,  каждую  их  мысль,  так  зачем   вы
спрашиваете;  возьмите  да  прочитайте  его  мысли;  так вам будет яснее, по
крайней мере, - говорила Йу.
     Помедлив, Аирам повернулся к ней:
     - Ничего не понятно. Там нет мыслей,  лишь  движение  бытия,  и  оно...
бескрайне. Похоже, мысли слишком примитивны для выражения этого.
     - Так  как  же  вы  хотите услышать об этом в словах, которые еще более
примитивны? Зачем вы вопрошаете? Таким образом истину не  познать.  О  каких
методах  вы  спрашивали? Методах Любви? А каким методом растет дерево? И где
оно изучает этот метод, когда оно еще в  семени?  Нет  метода,  нет.  Каждая
частица  мира  делает  то,  что должна делать, все идет, как надо, по закону
радости. Беда лишь в том, что мы забыли этот закон. А Саах... он принял все,
опустошился, отдал все Матери, а она отдала ему себя. Ведь она  -  это  все,
что  есть  во  вселенной. И он спонтанно делает то, что ему должно делать. И
каждый пройдет через это... И вы делаете то, что должны делать, сами не зная
об этом, или думая,  что  это  ваше  собственное  побуждение  и  последующее
действие.  Но  это  Она  в  вас,  в  ваших  действиях,  в  ваших мыслях. Она
многопланова и играет сама с собой: та, которая свыше и та, которая в вас...
     Сааху было смешно, но он побоялся потревожить собеседников и сдержался.
Они говорили долго, до полуночи. Сквозь сон Саах слышал гул их голосов,  они
вставали, ходили туда-сюда, снова садились, два раза подкреплялись фруктами,
материализованными  Аирамом  прямо  из  воздуха,  затем Йу заявила, что пора
спать, пожелала мудрецу всего хорошего, он одарил ее ослепительной  улыбкой,
попрощался и исчез во тьме, чиркнув звездой по тихому ночному небу.

        x x x

     Призвав  решительность,  Саах обрел уверенность в непостижимости знания
завтрашнего дня, да что там, даже грядущего мгновения. В чем он был  уверен,
так это в том, что он есть, существует. Да и то, имеет реальность свою, лишь
обращенный  к  Бескрайнему.  А  сам,  будучи  личностью, пребывал в вечности
только погрузившись в неподвижную интенсивность солнечного молчания, где все
дискретности проблем разрешались еще до своего появления. Но  слова  "до"  и
"после"  там  имели надвременной смысл; и он снова мерно пульсировал, дышал,
подвешенный в... поразительно наполненной пустоте, зная все обо всем, но  не
в  мыслях,  чувствах  и  словах, а так, сознанием, и поэтому, конечно же, не
зная ничего ни о чем. И все это одновременно. Но как "одновременно"? Не было
времени. И оно было все сразу, без  постепенного  раскручивания  от  PAST  к
FUTURE, и поэтому не имело смысла. Тело плыло во вселенной, находясь тут же,
в   поезде  дальнего  следования  и...  оно  ощущало  морщины  убийственного
копошения мировых катастроф где-то в своих неосознанных  магмах,  бесконечно
простирающихся глубинах...
     Вероятнее  всего,  жизнь  его  скоро  изменится.  В  чем  он видел свое
будущее? В повороте от  высшего,  светозарного,  ликующего,  любвеобильного,
бесконечного  (конечно,  там  можно пребывать в полной славе некоторых своих
просветленных частей, но...)  к  ногам,  погруженным  в  ил  миллионнолетних
напластований  лжи,  гибельных  щупалец  смерти,  тяжелого  тупого бессилия,
бесконечной  изнуренности,  злобного  отрицания  любых  изменений,  в  некое
плотное  простирание  амбициозного  обмана, а ниже - просто усталого забытья
сознания? Но видел и делал не он. И надо было делать. И копать здесь, утеряв
почти все из того, чего не имел, но чем был. И приобретать это снова,  но  в
теле... Бог мой, не об этом ли говорила Йу.
     А-а-а-х-х-х!  Он ввинтился в эту трясину, закипевшую яростной агрессией
против сознательного в нее внедрения, опустился ниже, ниже; нечто  заволокло
все  вокруг  дымной  пеленой;  он  обессилел,  замер  где-то на уровне земли
золотистым глазом в мировом хаосе подсознания, медленно выплыл, проснулся  в
тряском  вагоне,  обвел  мутным  взглядом купе и понял: да, это очень, очень
нелегко. Более того, это было невозможно. Но если бы  он  знал,  что  это  в
принципе невозможно, он бы забросил это дело и наслаждался бы до конца своей
жизни  тем, что получил от Матери. Он бы сотню раз подумал, прежде чем лезть
в кишащее змеями болото. Но он уже не думал ни о чем. И со светом Матери ему
были не страшны никакие змеи. По-другому было невозможно.  Измучившийся  мир
ждал неизвестно чего; чего-то, что изменило бы, наконец, всю эту свистоплясь
к...  Руки  и  ноги затекли, он устал так, как не уставал за всю свою жизнь.
Что ж, он бросил вызов неизвестности; не ему менять предназначенное судьбой.
Пора! Он уснул. Йу хмурилась во сне; впервые она осталась одна, без Сааха, в
своих сновидениях, полных света и радости; и  она  искала  своего  любимого,
почти подозревая о его действительном местонахождении...
     Поезд нес их на северо-запад, возможно, не случайно именно туда; в купе
было душно...   Но  ему  было  душно  не  от  застоявшегося  воздуха,  а  от
отождествления с тем, что каждый из нас пополняет ежесекундно своими мелкими
раздраженьицами, гневом, похотью, страхами и бог знает чем;.. От  погружения
в  океан  грязи,  из  которого  мы  вышли еще амебами... И если бы не улыбка
Матери, не ее бескрайняя, раскрепощающая, утонченнейшая сила Любви, не  свет
напряженной мощи ее могущества, Сааха бы не стало.

        x x x

     - Йу,  сейчас  я  должен идти один. Ты будешь ждать меня в гостинице...
как бы долго я ни отсутствовал.
     Поезд, пыхтя, двинулся, набрал  скорость,  стремительно  пронзил  даль,
оставив их вдвоем на платформе среди чемоданов. Йу кивнула, улыбнулась. Саах
видел  снега,  горы,  долину. Он не стал ждать. Такси унесло Йу с вещами, он
остался один, поднял голову, вздохнул. Ох, господи, до  чего  зыбка  граница
между  зажатой, скуксившейся напряженностью и широчайшей открытостью, когда,
кажется, дышит все существо, от подошв до небес. Саах шагнул в переулок.

        x x x

     Они жили вдвоем в живописной долине, Она и Он.  Когда  колокольчики  Ее
смеха  будили  в  Нем  неосознанную жажду открытий, путешествий и оживляли в
груди нечто, похожее на щемящую боль, пустоту, стремящуюся быть заполненной,
Он поднимал глаза к небу, порывисто вздыхал, не в силах вместить рвущийся из
существа поток мощи и иногда смеялся, хватал Ее на руки  и  уносил  в  поля,
приминая   луговые   цветы;  знойный  воздух  дрожал,  искажая  фигуры  двух
влюбленных, летящих не  чуя  ног  куда-то  вдаль,  а  иногда  отворачивался,
смахивал  слезу  и  уходил  в  горы;  оседлав дикого горного яка, носился по
снежным склонам, вцепившись в шерстистую спину и устремив  невидящий  взгляд
за  горизонт, изломанный горным хребтом, либо осуществлял головокружительные
прыжки через  бездонные  расселины  и  безумные  восхождения  к  обледенелым
вершинам.  Он  видел много дальше того, что мог осознать, и сердце Его ныло,
не чуя радостей, не зная печалей, но  ведя  Его  сквозь  то,  что  могло  бы
составить  его  обиход,  сквозь  повседневную  рутину,  сквозь  вечно  новые
восходы, сквозь милый взгляд агатовых глаз и... О да, Он готов  был  увидеть
мир,  но  некому  было  чиркнуть  спичкой!..  Временами Она смотрела на него
долгим взглядом, вопрошавшим: "Кто ты? Ответь. Я забыла, чьи ноги несли меня
по дикому лесу". Взгляд звенел, звенела тишина; Он нарушал ее:
     - Человек не есть совокупность  клеток,  музыка  не  есть  совокупность
звуков,   картина