отрела на  него с
каким-то страхом.
     Разумеется,  он и сам знал,  что сразу "спасти душу" матери нельзя, что
придется долго, постепенно исцелять ее.
     Между тем люди готовились к празднику,  цепляли на себя все, что только
можно.
     Почти  у  каждой женщины на  плече  красовалось белое  пятно,  будто от
старой болячки. Эти пятна - такое же украшение, как рубцы у мужчин.
     Девочке лет  тринадцати как  раз  пришло время украситься таким пятном.
Мать взяла маленький горящий уголек и  положила его  дочери на  голое плечо.
Девочка застонала,  сжала зубы,  чтобы не  закричать от  боли,  но стояла на
месте.  Она  должна была терпеть до  тех пор,  пока уголек не  превратится в
золу. А чтобы он не потух, мать дула на него...
     Проходя мимо, Саку увидел эту сцену, не выдержал и сбросил уголек.
     - Что ты делаешь? - сказал он женщине. - За что мучаешь ребенка?
     Женщина посмотрела на  него,  как на безумного,  и  разразилась бранью.
Девочка тоже была недовольна.
     Но женщины наряжались только, как говорится, за компанию. Все равно они
не имели права участвовать в  празднике.  Все торжества совершаются без них.
Как мужчины, так и сами женщины с детьми совершенно уверены, что стоит им не
то чтобы явиться на праздник, даже только взглянуть на торжество издали, - и
тогда непременно быть беде.
     Особенно опасной для них считалась музыка.  Не то что играть,  они даже
не должны были видеть музыкальных инструментов.  Если им на глаза попадалась
какая-нибудь дудка или барабан, - они сами пускались наутек, потому что всей
душой верили, что это сулит им несчастье.
     Тем временем у  костров полным ходом шла подготовка.  На землю положили
два  бревна,  между  ними  поставили целый ряд  горшков.  Принесенных свиней
закололи пиками.  Собак просто брали за задние ноги и  разбивали им головы о
деревья.
     В  горшки сначала положили зеленых листьев,  чтобы пища  не  пригорала,
потом сунули туда по куску мяса.  В некоторые попали и более "вкусные" вещи:
ящерицы  и  змеи,  разрезанные вдоль.  В  качестве  приправы добавили жуков,
огромных пауков и жирных червей. Эти черви (гусеницы), даже сырые, считаются
у папуасов самым изысканным лакомством.
     Однако  дороже  всех  приправ была  соль,  которой тут  совсем нет.  Ее
добывают из деревьев, долго проплававших в море и пропитавшихся солью. Такие
соленые деревья Какаду выменивали у соседей,  живших ближе к морю.  Конечно,
случалось  это  не  часто.  Куски  дерева  жгли  на  особом  костре  и  золу
использовали вместо соли.
     Руководил всем Мапу. На нем был самый торжественный наряд - европейская
жилетка,  и он чувствовал себя в ней не хуже, чем царь в своем коронационном
убранстве. Видно было, что все его подданные испытывали то же самое чувство.
Только Саку, взглянув на эту комичную фигуру, опустил голову и усмехнулся.
     Ясное дело,  Саку, как почетный гость, должен был сесть рядом с вождем.
Когда мясо  было готово,  Мапу взял пальцами внушительный кусок и  дал  Саку
первому.  Это было знаком особой милости.  Пока мужчины управлялись с мясом,
началась подготовка к самому главному. Гвоздем программы было так называемое
"кэу" -  напиток,  для  приготовления которого используется одно растение из
числа близких родичей перца.
     Принесли большие пуки этого растения,  и  те,  кто помоложе,  принялись
жевать  его  и  сплевывать в  горшок.  Работа шла  медленно:  пришлось часть
отнести детям,  чтобы и  они помогали.  Когда все было пережевано,  в жвачку
добавили воды, процедили через траву и дали напитку немного постоять.
     Пока покончили с мясом, водка настоялась. Мапу наполнил первый "стакан"
из бамбука и снова в первую очередь поднес Саку.
     - Нет,  этого я не могу!  -  решительно отказался Саку.  - Наш закон не
велит.
     Отказ Саку был неприятен вождю, однако он не стал настаивать: закон так
закон.
     Тогда другие протянули свои  бамбуковые стаканы.  Напиток,  как  видно,
обладал зверской силой:  у многих глаза полезли на лоб.  Но зато сразу стало
заметно его воздействие: некоторые уже нетвердо стояли на ногах.
     Закусывали бананами и бататом.
     Потом Мапу встал и обратился к своему народу с речью:
     - Вот наш брат Саку. Давно-давно он убежал от нас и долго жил с белыми.
Он узнал,  чем они сильны.  Он знает их духа и может попросить его, чтобы он
помог нам,  как  помогает белым.  Саку может попросить духа,  чтобы Мукку не
могли воевать против нас,  и тогда мы возьмем их голыми руками. Так пусть же
играет музыка!
     Люди закричали от радости, поднялся шум, гомон.
     Саку был очень удивлен,  услыхав слова вождя,  и встал, чтобы объяснить
народу, в чем неправ Мапу.
     - Братья!  -  начал он.  -  Правда, что у белых я познал великого духа,
который властен над нами всеми -  и над белыми,  и над черными,  правда, что
великий дух может сделать все, но...
     Но договорить ему не дали. Услыхав, что великий дух "может сделать все"
и,  значит,  помочь им  в  войне,  люди снова начали кричать,  славить Саку,
потрясать оружием.
     - Смерть Мукку! Уничтожим их! - раздавались голоса.
     - Братья!  -  старался Саку перекричать толпу. - Вы ошибаетесь! Великий
дух не помогает там, где творят убийство...
     Но  люди уже не слушали его.  Радость перехлестывала через край,  народ
кричал, шумел, как расходившееся море.
     Между тем  подошли музыканты и  танцоры,  и  все внимание обратилось на
них.
     Саку сел и горько усмехнулся.
     "Несчастные,  темные люди,  - думал он, - только одно у них на уме: как
бы убить своего врага.  Нелегко будет внушить им, что самое главное - спасти
свои души. Но с божьей помощью я исполню свой долг".
     На  средину вышли четверо танцоров.  Спрятанные до колен под пальмовыми
листьями,  они походили на обыкновенные копны сена, только что у каждой была
пара ног. Но самым главным в их наряде были огромные, внушающие ужас маски -
пестро размалеванные, с пучками перьев на высоких шишаках.
     Заиграла "музыка".  Один дул в  двухметровую бамбуковую дудку,  которая
ревела  и  завывала так,  словно сто  папуасских псов  начали свой  концерт.
Другой  свистел в  пустой  кокосовый орех,  в  котором были  просверлены две
дырки.  Третий играл на маленькой свистульке, а четвертый колотил в барабан.
Был  тут  и  более  деликатный инструмент,  нечто вроде трещетки:  множество
ракушек тоненькими веревочками были привязаны к  палке;  музыкант размахивал
этим кнутом, и ракушки щелкали и трещали.
     Под эту музыку танцоры топтались на месте,  наклоняя туловище в  разные
стороны.  Но люди смотрели на них с  молчаливым вниманием,  потому что перед
ними были не просто танцоры,  а  души умерших предков.  После этого понятно,
почему  на  Новой  Гвинее  такие  танцоры  считаются таинственными,  высшими
существами.
     После официального и серьезного танца началась "самодеятельность":  кто
во что горазд. До позднего вечера плясали и веселились эти дети природы.
     Саку, как почетному гостю, было отведено место для ночлега в ум-камале.
Все давно уснули,  а он стоял на коленях и горячо молился, выпрашивая у бога
помощи в  святом и благом деле -  очищении душ своих братьев.  Над головой у
него скалили зубы человеческие черепа, а напротив, в углу, стояла деревянная
статуя - тэлум.


V

     Религиозные дискуссии. -
     Пленение мистера Брука. - Нож Саку. -
     Мапу хочет воспользоваться христианством. -
     Спасение Брука. - Белые чинят расправу.

     Тревожные слухи беспокоили людей Какаду.
     Говорили,  что  белые  на  какой-то  большой  и  очень  трескучей лодке
забрались так далеко в глубь острова, как до сих пор никогда не забирались.
     Говорили даже,  будто  огромная и  тоже  трескучая птица  пролетела над
соседней деревней [В  1925  г.  над  Новой  Гвинеей пролетел первый самолет,
причем курс его лежал над такими местами,  где до тех пор никто не бывал. Об
этом писалось в газетах, как о большом достижении. Прим. автора].
     Может быть, это те самые белые летают? Тогда все пропало.
     Говорили  еще,  что  на  острове  появился  какой-то  невиданный зверь,
большущий - больше самого большого кенгуру. Этот зверь очень быстро бегает и
на нем... на нем будто бы сидит человек! Это было пострашнее любой трескучей
птицы.
     И вдобавок ко всему проклятые Мукку зашевелились.
     Недавно они  захватили двоих  Какаду.  Одного съели,  а  другому как-то
посчастливилось удрать.
     А посланцев с "громом" все нет и нет.
     Нужно заметить,  что Мукку был тот самый род, откуда происходили Саку с
матерью. Сейчас ему были одинаковы и те и другие, и боялся он только одного:
как бы  они снова не  перегрызлись.  Но от него ожидали не этого,  а  помощи
против Мукку.
     Мапу перестал уже дожидаться посланцев.  Все надежды он возложил теперь
на Саку.
     - Скоро мы подготовимся и нападем на Мукку,  - говорил он миссионеру. -
А ты пока молись своему богу, чтобы он размягчил их сердца.
     Саку тем временем проповедовал христианство.
     - Самый тяжкий грех перед великим духом,  -  внушал он, - это убийство.
Разве вы  не  хотите,  чтобы никто никого не  убивал,  чтобы все любили друг
друга как братья, чтобы никто вам не угрожал смертью?
     - Конечно, хотим, - отвечало сразу несколько человек.
     - Ну  так  зачем же  вам убивать,  проливать кровь?  И  если кто-нибудь
обидит вас, стерпите, как велит Христос.
     - А вот недавно Мукку съели одного из наших, - сказал молодой папуас. -
Если мы будем терпеть и сидеть сложа руки, они нас всех поедят.
     И все начиналось сызнова...
     Мапу он говорил:
     - Ты не понял меня.  Ты думаешь, что бог может стать на чью-нибудь одну
сторону, думаешь, он поможет одним убивать других? Нет, перед ним все равны.
И  если я тебе сказал,  что мы должны просить бога,  чтобы он смягчил сердца
людей, так это относится ко всем: и к Мукку, и к Какаду.
     Мапу подумал-подумал и сказал:
     - Ну ладно, молись и за тех и за других, лишь бы только бог помог.
     Мапу смекнул,  что в  таком случае он ничего не потеряет:  пусть только
Мукку покорятся, он завладеет ими и с мягким сердцем.
     Вдруг загремел барабан. Что-то случилось...
     Народ засуетился.
     - Мукку идут! - послышались голоса.
     Мужчины схватились за оружие,  а женщины с детьми бросились спасаться в
лес.
     Нужно сказать,  что  в  лесу у  папуасов обычно бывают запасные жилища,
построенные высоко на деревьях, на тот случай, если придется искать спасения
от врагов. Там у них сложены запасы пищи и оружия, например камней, чтобы не
подпустить врага к дереву.
     Но  на  этот  раз  тревога была напрасной:  по  деревне вели связанного
белого человека.
     Окруженный густой толпой,  приближался он к ум-камалю, а по бокам гордо
шагали двое посланцев,  которых Мапу давно еще отправил к белым за "громом".
Когда они  подошли совсем близко,  Саку едва удержался,  чтобы не  крикнуть:
белый был мистер Брук!
     Был  он  без  шапки,  лицо окровавлено,  одежда изорвана.  Глаза горели
страхом и злобой.
     Его подвели и  толкнули к ум-камалю.  Папуасы рассматривали незнакомого
человека, словно диковинного зверя, некоторые даже ощупывали его и говорили:
     - Отменное будет жаркое!
     И  Брук,  кажется,  догадывался,  что  означает  это  ощупывание и  эти
слова...
     Собрался совет. Посланцы рассказывали свою историю.
     - Мы дали им золото и птиц.  Просили гром.  Они нам дали огненной воды.
Больше мы ничего не помним.  Очнулись одни в лесу. У нас осталось только вот
это.
     И  один из них показал бутылку с  отбитым горлышком.  Папуасы принялись
рассматривать ее, передавать из рук в руки, нюхать. Было отмечено, что концы
очень  острые.  Эта  штуковина  может  пригодиться в  хозяйстве.  Она  одна,
пожалуй, стоит того золота, от которого нет никакой пользы.
     Но большинство все-таки понимало, что это обман.
     - Мы  пошли  домой,  -  продолжали посланцы.  -  Потом увидели на  реке
трескучую лодку и стали следить за ней.  А там плыли белые,  как раз те, что
дали нам огненной воды. И вот одного мы поймали.
     Чтобы  понять,  как  им,  пешим,  удалось  состязаться  с  быстроходным
катером,  нужно взглянуть на  карту Новой Гвинеи.  Мы увидим,  что от южного
берега, где находилась станция (недалеко от реки Марегед), до верховьев реки
Фляй можно добираться двумя путями:  либо по воде, на восток вдоль берега, а
потом по реке на запад,  либо по суше - прямо на север. В первом случае надо
покрыть километров шестьсот -  семьсот,  а а во втором -  каких-нибудь сто -
сто двадцать.
     Споров о  судьбе пленника не  было:  уже  одно то,  что белые со  своей
трескучей лодкой забрались так глубоко,  решало его участь.  Ясно, что у них
на  уме  что-то  недоброе.  Разве слыхано,  чтобы белые приезжали с  добром?
Наверно,  хотят  забрать всю  их  землю и  полонить жителей.  Значит,  нужно
уничтожить врагов, и не только этого, но и тех, что остались в лодке.
     Все папуасы,  что жили на побережье, давно уже попали под власть белых;
свободными оставались только жители далеких от моря мест.
     И  вот  белые уже  добираются и  до  них!  Эти  обманщики,  которые так
бессовестно надули посланцев Какаду.
     А  насчет пленника,  так тут нужно еще иметь в  виду,  что череп белого
принесет счастье,  славу и  могущество роду Какаду.  У  Мукку до сих пор нет
черепа белого человека.
     Некоторые даже решили,  что  это  присутствие Саку так помогло им,  что
великий дух  сделал белых  тихими и  мягкими:  иначе  как  бы  удалось двоим
папуасам взять в плен белого?
     После всего этого какие могут быть разговоры насчет Мукку: их можно уже
считать уничтоженными.
     Одним словом, дела рода Какаду обстояли как нельзя лучше.
     Саку сидел на совете, слушал, и сердце его обливалось кровью.
     - Нет,  братья,  -  начал он,  -  неладно будет,  если  мы  убьем этого
человека.  Бог нам не простит.  Пускай бы еще в бою, да и то нехорошо. А так
просто убить - большой грех. Бог покарает нас - нашлет белых, и быть беде.
     - Значит,  твой бог заступается только за  белых?  Ты ведь сам говорил,
что за всех одинаково, - возразили ему друзья.
     - За  всех тех,  кто  не  творит зла,  кто любит бога и  людей,  кто не
приносит вреда ближним.  А кто бога не слушается,  того он карает, - пытался
растолковать Саку.
     - Погоди,  - сказал Мапу, - а разве они не приносят вреда? Разве они не
отобрали у наших соседей землю? Разве они не пришли сюда, чтобы и нашу землю
забрать? Разве они не обманули наших посланцев? Разве они не убивают нас?
     - Кто делает греховное дело,  того бог сам будет судить и карать, но не
мы, - ответил Саку.
     - А  почему же  ты только что сказал,  что белые сами придут и  накажут
нас,  если мы убьем этого человека?  -  сказал Мапу.  -  Почему они не хотят
ждать, пока бог сам будет судить?
     Саку еще  раз  с  досадой увидел,  как трудно говорить с  этими темными
людьми. Они видят и понимают только то, что сегодня беспокоит их, а подумать
глубже,  о  своей душе,  они  не  хотят или не  могут.  Он  замолчал и  стал
придумывать другие способы, как бы помочь мистеру Бруку.
     Брука повели в одну пустующую хижину,  где ему предстояло провести свою
последнюю ночь.  И  вот  по  дороге  он  увидел  Саку!..  Брук  остановился,
побледнел, покраснел, хотел что-то сказать, но не мог.
     Саку стоял и делал вид,  что читает библию. Папуасы привыкли видеть его
с библией в руках и искренне верили,  что в этой книге заключена та чудесная
сила, которую привез Саку от белых.
     Как только Брук подошел ближе, Саку, как будто продолжая читать библию,
сказал по-английски:
     - Мистер Брук!  Не обращайте на меня внимания.  Я надеюсь,  что сегодня
ночью сумею освободить вас.
     Лицо  Брука осветилось надеждой.  При  взгляде на  него  в  эту  минуту
каждому могло бы показаться,  что это самый лучший,  самый добрый человек на
свете.
     Его  втолкнули  в   хижину  и   поставили  стражем  франта  с  головой,
облепленной известью.  Собственно говоря,  сделали это просто так, на всякий
случай, потому что Брук был связан так крепко, что и думать не мог о побеге.
Кроме того,  на ночь его еще раз осмотрели и перетянули узлы потуже, так что
он уже и пошевелиться не мог.
     Саку все ломал голову,  что ему делать.  Подкрасться и  развязать Брука
было  невозможно,  особенно ночью,  когда каждый шорох слышен далеко-далеко.
Отозвать куда-нибудь этого франтоватого стража?  Тоже не  выйдет.  Оставался
один, ненадежный, но последний план.
     Не дожидаясь,  пока сгустится ночь, он, как будто прогуливаясь, подошел
к часовому.
     - Ты один будешь стоять всю ночь?
     Тот обернулся.
     - Нет, в полночь меня заменят.
     Тем временем Саку незаметно бросил в двери хижины нож.
     Брук видел,  как  подходил Саку,  знал,  что тот будет стараться помочь
ему, но как - даже не догадывался. А что, если ничего не выйдет?
     При этой мысли дрожь пробегала у него по спине.
     И вот в этот момент рядом с ним упал нож. Брук все понял...
     Но до освобождения было еще далеко.  Прежде всего,  какой толк с  этого
ножа,  если Брук связан по рукам и по ногам и лежит как бревно? А во-вторых,
нельзя же  браться за  дело,  можно сказать,  на  глазах у  сторожа.  Каждое
движение будет слышно, а тут, может быть, придется провозиться всю ночь.
     Тогда Брук нарочно принялся крутиться,  стонать,  даже ругаться.  Страж
сначала удивился,  подошел,  посмотрел на него.  Брук заворочался и застонал
сильнее.  Папуас наконец привык к этому. Он и сам понимал, что человек перед
смертью может быть неспокойным.
     Тогда Брук взялся за работу. Сначала он попробовал лечь на нож спиной и
разрезать об него веревки на руках.  Но нож лежал плашмя,  и  таким способом
ничего нельзя было сделать.  Тогда он взял нож в  зубы и после долгих усилий
сумел разрезать веревку на  плече.  Но  как быть с  руками,  которые связаны
сзади?
     Он  додумался зубами  воткнуть  нож  в  плетеную стену.  Долго  это  не
удавалось ему. Щеки и губы у Брука были порезаны, из ран сочилась кровь...
     А время идет...  Сейчас явится смена...  Наверно,  новый сторож захочет
посмотреть, как связан пленник...
     И снова он брался за свою работу, от которой зависела его жизнь.
     И вот веревки упали. Теперь скорее освободиться от пут на ногах. Но это
минутное дело.  Пленник сжал в  руке нож  и  лежит,  отдыхает.  Однако нужно
спешить...
     Он  пополз к  дверям.  Улучил момент,  когда  папуас повернулся к  нему
спиной, бросился вперед, и... бедняга успел только глухо застонать.
     Через полчаса барабанный гром снова встревожил деревню. Только Саку был
спокоен: это означало, что Брук спасен.
     Но что почувствовал Саку, когда узнал, что Брук, убегая, убил часового!
Это ведь он сам,  слуга божий,  убил человека!  Он, который так хотел, чтобы
обошлось без кровопролития. Если бы не он, не было бы и этой смерти!
     Но тогда была бы другая смерть.  Что было делать?  Кто тут виноват? Как
лучше?
     Между  тем  двадцать человек бросились в  погоню за  беглецом.  Папуасы
рассудили,  что за такое короткое время он не мог далеко убежать, а если еще
принять во  внимание,  что  местность ему была незнакома,  что ночью он  мог
сбиться с пути, то следовало думать, что уйти далеко беглецу не удастся.
     Посмотрим тем временем, как получилось, что Брук оказался в плену.
     Переночевав на острове,  путешественники стали собираться в  путь.  Тут
сторож-сипай заметил,  что его ружье исчезло. Кинулся туда-сюда - нет. Но он
не решился рассказать об этом,  потому что боялся,  как бы ему не влетело за
такую небрежность. Должно быть, относя на катер вещи, кто-нибудь прихватил и
его ружье.  А так как ружей у них хватало,  он взял другое и скоро забыл про
этот случай.
     Течение  реки  становилось  все  сильнее.  Попадалось  много  подводных
камней,  и  на  один  из  них  налетел катер.  Пришлось останови