сказал Герман,  отстраняя  Раису  и
нагло заходя в спальню.
   "Кровати стоят отдельно", - тут же отметил для себя он.
   Возле каждой кровати имелась настольная лампа и  тумбочка  с  набором
прессы. Сразу можно было определить, кому какая тумбочка принадлежит: по
стопке  газет  -  генеральскую  тумбочку  и  по   женским   журналам   -
генеральской жены. Дорогих журналов Герман не обнаружил, сплошь  "Лизки"
и "Здоровье".
   Выключатель  на  генеральской  лампе  был  абсолютно  не  затерт,   в
идеальном порядке, сразу видно, пользовались им редко, значит,  на  ночь
генерал читать не любил, ложился и засыпал. А настольная лампа его  жены
оставляла желать лучшего: разболтанный выключатель, немного  подгоревший
от частого использования и яркой лампочки абажур.
   Богатырев пощелкал кнопкой:
   - В самом деле не горит. Что такое?
   "Простыни у них дешевые, белье отечественное, без всякого выпендрежа,
хотя и с претензией на кое-какую роскошь".
   - Вам бы, хозяйка, выключатель заменить, искрит, -  и,  не  дожидаясь
согласия,  Герман  сделал  доброе  дело  -  открутил  винтики,  подогнул
контакты, и разболтанная кнопка четко стала на место.
   "Кабанов - осторожный человек, - окончательно решил для себя  Герман,
- в его квартире ничего предосудительного не найдешь, разве что  генерал
партийные документы прячет под матрасом".
   - Где еще свет не горит?
   - Вы сначала его тут сделайте.
   - Нужно все проверить в комплексе.
   - Не знаю, кажется, еще в комнате у дочери, - заволновалась Ольга.
   Сам Кабанов тем временем уже вновь сидел  возле  телевизора,  смотрел
последние новости. Если бы электричество отключилось в  зале,  он  бы  в
порошок стер электрика, не позволившего ему приобщиться  к  политическим
событиям. Многих из людей, появлявшихся на экране, Кабанов  знал  лично,
хотя сам в объективы  камер  попадал  редко.  Теперь  же,  в  преддверии
выборов,  он  как  бы  примерялся  к  телевизионному   экрану,   пытаясь
представить себя среди высшего общества.
   "Костюм новый справить надо, гражданский, - подумал он  с  тоской,  -
скажу  Нестерову,  это  для  дела  надо,   а   не   мне   лично.   Пусть
раскошеливается".
   Ольга провела Германа в комнату дочери. Самой Кристины дома не  было.
Богатырев щелкнул выключателем - свет не горел. Эта  комната  разительно
отличалась  от  других.  Здесь  чувствовалась  душа  хозяйки.  Книги  по
искусству, большая стопка модных дорогих журналов,  наверняка  купленных
не за отцовские деньги.
   "Один музыкальный центр у нее под штуку  баксов  стоит",  -  на  глаз
оценил Богатырев.
   Стильная, довольно аскетичная мебель. Но помощника  Сереброва  трудно
было провести, стоила она бешеных денег.
   "Небось дочка отцу рассказывает,  что  полки  из  полированной  сосны
достались ей за копейки. У нее или ухажер богатый есть, или Нестеров  ей
деньжат подкидывает, чтобы  генеральская  дочка,  когда  надо,  на  отца
воздействовала в нужном направлении".
   Кристина порядок  любила  меньше  матери,  Богатырев  за  три  минуты
пребывания в  ее  комнате  составил  полное  представление  о  гардеробе
генеральской дочери. Белье Кристина  предпочитала  французское,  верхнюю
одежду - немецкую, дома же ходила в уже ношенной -  итальянской.  Музыку
слушала американскую, если не считать классической.
   Из  общей  обстановки  комнаты  сильно  выбивалось  старое   немецкое
фортепиано  с  бронзовыми  подсвечниками  и  пожелтевшими   от   времени
костяными клавишами. Иногда на нем играли, во всяком случае,  на  крышке
инструмента лежала стопка нот.
   "Боюсь, и к жене, и к дочери Сереброву подобраться будет  сложно",  -
подумал Богатырев и сказал:
   - Порядок, хозяйка, понял, в чем дело. Сейчас  у  вас  свет  появится
везде.
   - Это хорошо, - почти по-библейски ответила Ольга.
   - Вы уж  извините  за  беспокойство,  -  в  затылок  генералу  сказал
Богатырев.
   Кабанов лишь хмыкнул, продолжая смотреть на телевизионный экран.
   - Больше вас не побеспокою.
   Запустив  руку  в  щиток   на   площадке,   он   до   конца   ввернул
предохранитель, и свет ярко вспыхнул во всей квартире.
   - Порядок. Если что, в диспетчерскую звоните.
   Проводка у вас хорошая, медная.
   Дверь закрылась. Богатырев подхватил чемоданчик и взглянул на часы.
   "Боже мой, - подумал он, - нормальные  люди  в  это  время  отдыхают,
телевизор смотрят, водку пьют, а я слоняюсь по заплеванным  подъездам  в
грязном халате, электрика из себя  изображаю.  Знаю,  что  больше  всего
Сереброва обрадует - отдельно стоящие кровати.  Если  муж  и  жена  спят
отдельно, это о многом говорит. Хотя.., это может свидетельствовать и  о
том, что муж любит во сне пятку о пятку чесать...
   Мне с ними детей не растить, пусть Серебров сам разбирается".
   Герман с отвращением запихал в багажник "Волги" грязный халат и  ящик
с инструментами. Ботинки чистить не  стал.  По  дороге  домой  заехал  в
гастроном, взял четвертинку водки. Пол-литровые и литровые бутылки он не
любил, знал, что слабохарактерный, ему тяжело было что-нибудь  оставлять
на завтра, непременно выпивал всю бутылку за один присест. Потому  и  не
держал в доме запас спиртного, кроме дорогих коньяков.
   Герман был свято уверен  в  том,  что  Серебров  уже  выпил  на  ночь
традиционные  пятьдесят  граммов  коньяка   и   почитывает   в   постели
какую-нибудь умную книжку или же, на худой конец, смотрит  "продвинутый"
фильм. Но дело обстояло совсем не так.

***

   Серебров уже с головой втянулся  в  дело,  порученное  ему  Геннадием
Павловичем, и в тот самый момент, когда Герман уже отдыхал, он находился
в дороге, подъезжал к судебному моргу.
   Дежурный патологоанатом, уже собиравшийся через  полчаса  сдать  морг
охраннику, получил странный звонок от своего начальника:
   - Иван Петрович, сейчас к тебе человек приедет.
   Ты для него никаких тайн не делай, он по делу работает. Все расскажи.
Дождись его обязательно. Это не просьба, это приказ.
   Патологоанатом Иван Петрович в мыслях пожелал себе лишь одного, чтобы
этот некто, так милый его начальнику, приехал как можно  быстрее  и  как
можно скорее смотался, потому  как  медик  собирался  провести  вечер  в
компании друзей, поиграть в карты. Еще больше  патологоанатом  удивился,
когда в морг через пять минут после звонка доставили и одежду убитого.
   За первым звонком последовал второй, от начальника рангом пониже,  но
все равно слишком высокого, чтобы ему можно было отказать:
   -  Иван  Петрович,  дальняя  родственница  утонувшего  парня  просила
разрешения на него взглянуть,  ты  уж  ей  не  препятствуй,  дождись  ее
прихода... Я понимаю, что это нарушение, но криминала в нем нет.
   Если потом тебя будут спрашивать о ней, ты особо не распространяйся.
   О прибытии Сереброва в морг были оповещены  все  -  и  дежуривший  на
входе милиционер, и сторож, поэтому вовнутрь он попал беспрепятственно.
   -  Здравствуйте,  Иван  Петрович,  -   мягко   проговорил   Серебров,
протягивая патологоанатому руку.
   Тот, привыкший, что  посетители,  испытывая  чувство  брезгливости  к
представителю такой профессии, редко здороваются с ним за руку, с охотой
пожал ладонь гостя. Медик надеялся услышать имя и  отчество  прибывшего,
но Серебров промолчал. Если бы патологоанатом не работал  в  милицейской
системе, мог бы обидеться, но такое случалось  и  раньше.  Если  человек
получал информацию благодаря  рекомендации  начальства,  по  телефонному
звонку, а не официально, то у него вполне могло и не быть имени.
   "Лучше уж так, так честнее, - подумал патологоанатом. - А  мог  бы  и
назваться Иваном Ивановичем, как делают дураки".
   - Не стану вас долго задерживать, лишь по делу.
   - Морг - не то место, где люди  любят  поторчать,  -  улыбнулся  Иван
Петрович.
   -  Вам  парня  сегодня  привезли,  молодого,  утопленника.  На   него
взглянуть надо.
   Других  утопленников  в  морге  не  было,  лишь  поступивший  сегодня
Николай.
   - Любопытный, случай, - сказал патологоанатом,  подводя  Сереброва  к
металлическому столу с трупом, прикрытым пожелтевшей  от  частых  стирок
простынею.
   Рядом на стойке с инструментами стоял черный пакет, в котором  лежала
одежда убитого. На памяти Ивана Петровича это был  единственный  случай,
когда  по  чьей-то  просьбе  прямо  в  морг  доставляли  и  вещественные
доказательства по делу об убийстве. Патологоанатом  не  привык  задавать
лишних вопросов: раз человек пришел, значит, ему надо;  если  начальство
позвонило, то человеку по должности положено знать результаты  вскрытия,
- Пожалуйста, - Иван Петрович гостеприимно указал на стол  с  трупом,  -
хотели бы посмотреть?
   Или удовольствуетесь отчетом о вскрытии?
   Серебров кивнул:
   - Взгляну.
   Патологоанатом  отвернул  простыню,  обнажив  мертвеца  до  пояса,  и
отступил в  сторону,  чтобы  гость  мог  его  как  следует  рассмотреть.
Серебров всматривался  в  мускулистое  тело,  в  искаженное  смертельной
гримасой  лицо  любовника  женщины,  с  которой   ему   еще   предстояло
познакомиться. Волосы покойника хоть высохли, но  оставались  сбитыми  в
космы.
   - От чего наступила смерть? - тихо спросил Сергей Владимирович.
   - Утопление.
   Взгляд Сереброва скользнул на содранную кожу запястий:
   - Ему связали руки веревкой?
   - Да-да, веревкой. Ее отдали на экспертизу.
   С  одеждой  же  можете  познакомиться,   если,   конечно,   она   вас
заинтересует.
   Серебров  присел,  разглядывая   небольшую   татуировку   на   правом
предплечье. Он не был  большим  знатоком  этого  жанра  изобразительного
искусства.
   - Что-нибудь уголовное? - поинтересовался он.
   - Нет, такой татуировки вы не  найдете  ни  в  одном  справочнике  по
криминалистике. Она сделана хорошим художником, в салоне.
   -   Что-нибудь   конкретное?   Принадлежность   к   секте?   Любитель
определенного направления в музыке?
   - Даже не знаю, - проводя мизинцем по венку с вписанной в него буквой
"N", отвечал патологоанатом. - Возможно, это инициал возлюбленной.
   - Как давно сделана татуировка?
   - Лет десять тому назад.
   - Неужели в  конце  восьмидесятых  -  начале  девяностых  уже  делали
цветную татуировку? - изумился Серебров.
   - Ее подновляли лет пять тому назад, тогда и ввели красный цвет.
   Сергей Владимирович достал блокнотик и  тонко  отточенным  карандашом
перерисовал татуировку.
   Вздохнув,   Серебров   извлек   из   кармана   частую   расческу.   В
нерешительности занес ее над головой покойного.
   - Что вы, зачем же? У нас свой гребень есть, специально для мертвецов
держим.
   Иван Петрович  предложил  Сереброву  пластиковый  гребень  с  редкими
зубьями.
   -  Как,  по-вашему,  -  расчесывая  волосы  мертвецу,   интересовался
Серебров, - он носил челку зачесанной назад?
   - Определенно, - подтвердил Иван Петрович, - иначе бы она ему  падала
на глаза. И наверняка фиксировал ее гелем или лаком для волос, хотя  его
следов я не обнаружил.
   - Да, наверное, прическа выглядела именно  так,  -  Серебров  зачесал
густой чуб Николаю к темечку  и  отступил  на  шаг,  чтобы  полюбоваться
проделанной работой.
   - Он не был гомосексуалистом?
   -  Во  всяком  случае,   не   был   пассивным   гомосексуалистом.   -
Патологоанатом привык отвечать на вопросы четко, не оставляя  места  для
домыслов.
   - У него вид несколько педерастический,  -  тоном  врача,  ставившего
диагноз, сказал Серебров и отвернул простыню до колен.
   - Возможно, бисексуал, - согласился патологоанатом. -  Еще  могу  вам
сказать, что последнюю близость он имел за несколько часов до гибели,  и
произошло это с женщиной.
   Серебров с уважением посмотрел на Ивана Петровича, тот свое дело знал
туго.
   - Пара перчаток у вас найдется?  Не  хотелось  бы  перебирать  одежду
голыми руками.
   Натянув тонкие хирургические перчатки, Серебров разложил на свободном
металлическом столе одежду Николая.
   "Пестро и довольно безвкусно",  -  решил  он,  рассматривая  рубашку,
узкие, наверняка плотно облегавшие при жизни бедра Николая, джинсы.
   Больше всего Сереброву не понравились белые носки. Из всего гардероба
покойного он мог согласиться с парой туфель, добротных, итальянских,  на
тонкой подошве.
   - Можете прикрыть его.
   - Хорошо.
   Простыня легла на лицо Николаю.
   Серебров уже готов был уйти,  когда  в  гулком  коридоре,  ведущем  к
моргу, раздалось цоканье женских каблучков.
   - Вы кого-то ждете? - быстро поинтересовался Серебров,  ставя  черный
пакет с одеждой на стойку.
   Быстро  оценив  ситуацию,  патологоанатом  решил  сказать   Сереброву
правду. Человек, попросивший допустить в  помещение  морга  женщину,  по
званию был ниже просившего за Сереброва, а  субординацию  Иван  Петрович
соблюдал свято, потому и выдал то, о чем его просили не говорить:
   - Родственница...
   - К нему? - спросил Серебров на этот раз очень  тихо,  чтобы  его  не
услышали в коридоре.
   - К нему.
   Цокот каблучков послышался возле самой двери.
   Когда Станислава вошла в помещение морга, Серебров уже стоял спиной к
ней, облаченный в белый халат, он склонился над телом  бомжа,  из  груди
которого торчал кухонный нож.
   -  Здравствуйте,  -  неуверенно  произнесла  Станислава,  -  вы  Иван
Петрович?
   - Я, - согласился патологоанатом.
   - Мне сказали, я могу...
   - Конечно, меня предупредили.
   От запахов, царивших в помещении, у Станиславы перехватывало дыхание.
Она держала у лица белый надушенный платочек, но это мало помогало.
   - Я родственница, - еще более неуверенно произнесла женщина.
   Патологоанатом пожал плечами и  подвел  ее  к  металлическому  столу.
Простыня, как и в первый раз, он отвернул лишь до пояса.
   Станислава негромко вскрикнула, на глазах ее выступили слезы. Тут  же
платочком она промокнула их.
   - Я могу вас оставить?
   - Да, пожалуйста.
   - Стул, если хотите.
   Иван  Петрович  принес  винтовой  табурет,  поднял  его  так,   чтобы
Станислава могла удобно устроиться на нем, и отошел в угол. Скрестив  на
груди руки,  он  наблюдал  за  женщиной.  Нестерова  нервно  обернулась.
Патологоанатом, перехватив  ее  взгляд,  отвернулся  и  стал  перебирать
блестящие инструменты на полке.
   - Милый мой... - манерно зашептала женщина, проводя кончиками пальцев
по аккуратно расчесанным волосам мертвеца, - это случилось с тобой из-за
меня.
   Станислава в этот момент нравилась себе. Причастность к смерти всегда
возвышает человека  в  собственных  глазах.  Манекенщица  казалась  себе
благородной, любящей, она вела  себя  как  на  подиуме,  словно  на  нее
смотрели десятки глаз. Медленно наклонилась и, задержав дыхание, коротко
поцеловала мертвеца в ледяные губы,  оживив  их  синеву  двумя  красными
пятнышками помады.
   - Мы многого с тобой не успели... - она брезгливо прикоснулась к руке
покойника и, не оборачиваясь, поинтересовалась:
   - Он не сильно мучился?
   - Как всегда.., при утоплении, - бесстрастно ответил Иван Петрович.
   - Бедный!  -  картинно  прошептала  Станислава,  перебирая  холодные,
одеревеневшие пальцы покойника.
   Серебров в белом халате органично вписался в интерьер  анатомического
зала. Признаков жизни он подавал не больше,  чем  мертвый  Николай,  при
этом пристально следил за  Станиславой,  наблюдая  за  ее  отражением  в
стеклянном шкафу.
   Женщина,  уже  возвысившись  в  собственных   глазах,   ощутив   свое
благородство, поднялась и гордо вскинула голову.
   - Можете закрывать, - предложила она Ивану Петровичу,  который  молил
Всевышнего лишь об одном - чтобы гости мертвеца поскорее разошлись и  он
мог спокойно отправиться играть в карты с друзьями.
   - Рад был помочь.
   - Да-да, - рассеянно произнесла  Станислава,  прикладывая  платок  на
этот раз уже к сухим глазам.
   Манекенщица протянула патологоанатому деньги.
   - Возьмите.
   - Нет, что вы...
   - Возьмите.
   - Не положено, я на службе,  -  Иван  Петрович  силой  вернул  купюру
Нестеровой.
   Станислава окончательно вошла в роль убитой  горем  женщины,  неровно
ступая, всхлипывая, с трудом добралась до двери.
   - Вас проводить?
   - Нет, спасибо. Я сильная, - и каблучки вновь застучали по  кафельным
плиткам коридора судебного морга.
   - Дорогая штучка, - только и выдохнул Иван Петрович.
   - Согласен, - ответил  Серебров,  освобождаясь  от  белого  халата  и
стаскивая резиновые перчатки.
   - Самовлюбленная особа, - не удержался от комментария патологоанатом.
   - Что ж, я думаю, ему не повезло именно из-за этой дамы. Спасибо вам,
- Серебров крепко пожал руку патологоанатому и покинул морг.
   Из-за стеклянной двери он наблюдал за тем, как Станислава  садится  в
машину, как уезжает.
   "Она непременно придет на похороны. Нестерова из тех людей, кто любит
играть главные  роли  в  трагедиях.  Наверное,  уже  не  первый  раз  ее
любовники отправляются на тот свет,  и  это  возбуждает  ее,  заставляет
вновь идти на близость. Муженек у нее тоже подарок, у него с психикой, в
смысле секса, не все в порядке. Вместо того чтобы  дать  жене  один  раз
хорошую выволочку или бросить ее, он убивает любовников. Ну и  работенку
подсунул мне Геннадий Павлович!  Не  удивлюсь,  если  и  двое  других  -
генерал с бывшим депутатом - тоже ходят со съехавшей крышей".

Глава 9

   Богатырев, кляня Сереброва на чем свет стоит, пребывал в уверенности,
что его старший друг Сергей Владимирович - спокойно отдыхает. Но  тот  и
не  думал  предаваться  лени.  Первым  делом  он  побеспокоил   Геннадия
Павловича.  Люди  такого  калибра  обычно  сами  телефонную  трубку   не
поднимают,  подобраться  к  ним  можно   только   через   родственников,
секретарей. Важный человек готов встретиться, если ему  что-то  надо,  а
если же что-то собираются просить у него, он постарается  увернуться  от
встречи.
   Геннадий Павлович достиг таких высот в жизни,  что  имел  практически
все,  о  чем  может  мечтать  нормальный  человек.  Вот  и  отвечал   он
исключительно на звонки, издаваемые "мобильником", номер которого  давал
лишь посвященным. Но, как говорится в пословице,  "если  о  тайне  знают
двое, то знает и свинья".
   Раз  в  три-четыре  месяца  Геннадию  Павловичу  приходилось   менять
секретный номер, потому как правдами и не правдами  страждущие  узнавали
его и  начинали  докучать  просьбами.  Поэтому  обычно  бывший  советник
президента все же посматривал на определитель номера, чтобы понять,  кто
его беспокоит. Сереброву он ответил бы и среди ночи, ответил бы  и  лежа
на верхней полке в парилке.
   - У меня есть чем тебя порадовать. Презентация, на которой будут  все
три фигуранта с женами, вскоре все же состоится.
   - Вот и отлично. В таком случае похороны  Николая  должны  состояться
завтра, максимум - послезавтра.
   - Николая? - попытался припомнить Геннадий Павлович.
   - Того самого парня, которого выловили из  мелиоративного  канала  по
моей наводке.
   - А,  -  вспомнил  бывший  советник  президента,  -  это  не  в  моей
компетенции. Во-первых, упрется следствие, они  стараются  продержать  у
себя труп как можно  дольше,  чтобы  потом  не  заниматься  эксгумацией,
во-вторых, упрутся  родственники,  им  решать,  где  и  когда  похоронят
человека.
   -  Вы,  Геннадий   Павлович,   солидный   человек,   способный   горы
перевернуть,  если  захотите,  а  рассказываете  мне  вещи  банальные  и
понятные, будто я малый ребенок, еще не усвоивший, кто и  на  что  имеет
право. Еще  раз  повторюсь,  мне  надо,  чтобы  похороны  состоялись  до
презентации, и это не моя прихоть, а условие выполнения нашего договора.
- Что же я могу сделать?
   - Ваши проблемы.  Хотя  я  бы  посоветовал  поступить  как  в  старом
анекдоте...
   - Кто из нас зять, а кто  из  нас  теща?  Кому  из  нас  не  терпится
упокоиться в кремлевской стене?
   - Как хотите, но  похороны  завтра,  -  засмеялся  Серебров.  -  Это,
конечно, в том случае, если вы  заинтересованы  в  благополучном  исходе
дела.
   - Придется напрячься. Как тольк