ВИТАЛИЙ ГЛАДКИЙ

                                  КИЛЛЕР*

                                  Повесть

   Я смотрю через пыльиое оконное стекло на улицу, к мне до чертиков
хочется выйти в наш старый убогий диор, сесть за столик под тополями и до
полуночи забивать "козла" в компании таких же, как и я, неприкаянных. А
потом, выпив на сон грядущий стакан кефира, лечь на чистые с крахмальным
хрустом простыни и уснуть... И спать долго-долго... и проснуться где
угодно, только не в этой мерзкой коммунальной дыре, где меня недоношенного
родила мать-алкоголпчка. Или не просыпаться вовсе...
   Спокойно, спокойно, дружище... Не дави себе на психику без нужды. В
нашем деле мандраж перед работой может стать началом финишной прямой в
этой жизни. А будет ли другая? Ученые умники обещают, да вот только на кой
она мне? Я и этой сыт по горло...
   Наган почистил и смазал еще вчера, но проверить лишний раз не помешает.
Хорошая безотказная машинка, и калибр что надо. В прошлом году "Макаров",
сволочь, подвел, патрон заело, едва ноги унес.
   Попрыгали, попрыгали... Нигде не звенит, не шебаршится... Кроссовки
"кошачий ход", брюки в меру просторны, куртка... Куртку сменить, чересчур
приметна. И карманы, карманы проверь, обалдуй! Ни единого клочка бумаги
чтобы не было.
   Похоже, все и ажуре. Готов. Время еще есть, нужно теперь себе алиби
сотворить. Оно вроде и ни к чему, но береженого бог бережет.
   - Петровна! - кричу, это я соседке по коммуналке.
   Она на кухне, что-то стряпает: как обычно, вонючее невероятно.
   - Чаво тебе, паразит?
   - Разбудишь меня через часок, - как можно строже говорю, высунув только
голову из двери своей комнаты - чтобы, случаем, не увидела, что я одет
по-походному.
   Впрочем, опасения мои беспочвенны: Петровна подслеповата, а засиженная
мухами маломощная лампочка в захламленном коридоре едва высвечивает кусок
потолка в ржавых разводах потеков.
   - Мине больше делов няма! - визжит в ответ Петровна, или Хрюковна,
по-нашему, по-дворовому. - Пайшов ты!..
   - Старая лярва! Твою... нашу... богородицу! - Это уже я, иначе Хрюковну
ничем не проймешь. - Если не разбудишь ровно через час, то я тебя... и
твою маму... Дошло.
   - Так бы сразу и сказал... - шипит подколодной Хрюковна и
переспрашивает: - Во скоки? - И добавляет, но тихо: - Паразит...
   - В одиннадцать нуль-нуль! - кричу как можно громче. - Сегодня "Взгляд"
смотреть буду!
   - Будя тебе згляд... - снова матернулась Хрюковна. - Сполню...
   Исполнит, в этом у меня нет ни малейших сомнений, разбудит точно в
срок, уже проверено. На кухне висят старинные часы с пудовыми гирями,
ничейные, и теперь Хрюковна будет следить за ажурными стрелками, как кот
за мышью. Конечно, вовсе не из уважения к моей персоне, а чтобы в
одиннадцать вечера, подойдя к замызганной двери, пинать ее изо всех сил,
хоть так вымещая годами накопленную злобу на соседей, которых, кроме меня,
было еще три семьи.
   Удовлетворенный, я замыкаю дверь изнутри и падаю на скрипучую кровать.
Хрюковна уже под дверью, подслушивает, стерва старая. Впрочем, зачем я...
Ее уже не изменишь. Старый кадр эпохи культа личности...
   Наконец шлепанцы Хрюковны удаляются от двери, и я осторожно встаю. На
улице уже темно. Смотрю на часы-в моем распоряжении час и четыре минуты.
   Это было больше чем достаточно. Открывая окно, взбираюсь на подоконник.
Третий этаж, в общем-то невысоко, но случись промашка... А, что об этом
думать-не впервой. Становлюсь на карниз и, цепляясь за щербатый кирпич
стены, медленно трюхаю к пожарной лестнице. Стена увита плющом, все
легче...
   Лестница. Теперь быстро, быстро! Двор, проходной подъезд, переулок.
Трамваи. Так надежней: "леваки" и таксисты имеют глаз наметанный, а мне
лишние свидетели нужны как зайцу стоп-сигнал...
   Парк. Темные аллеи. Пока пустынные. Пока. Через полчаса закончатся
танцы в ДК, и здесь появится городская шелупонь со своими шмарами.
Надеюсь, им будет не до меня...
   "Дубок". Ресторан из разряда престижных. Абы-кого сюда на пушечный
выстрел не подпускают. Только высокое начальство и "деловых" людей с
приличной мошной. Богатый выбор вин, икорочка, белорыбица.
   И путаны на заказ.
   Швейцар, морда барбосья, жирная, глаза рыбьи, легавый на пенсии, стоит,
закрыв брюхом всю входную дверь. А мне она и не нужна. Я обхожу ресторан с
тыла, натягиваю тонкие лайковые перчатки, поспешно вынимаю несколько
кирпичей из стены, вырываю решетку и спускаюсь в полуподвал. Это подсобка,
в ней складируют тару. Весь маршрут мной продуман и разработан самым
тщательным образом. Кирпичи и решетка - мои вчерашние ночные труды.
   Поднимаюсь по лестнице. Теперь главное-проскочить незамеченным узкий
коридорчик. Дверь, еще одна дверь... Комната-каморка. Ведра, тряпки,
швабры - здесь ютятся уборщицы. Сейчас здесь пусто. Закрываюсь изнутри на
задвижку. Нужно передохнуть и подготовиться.
   Подставляю стул, взбираюсь на него, выглядываю в крохотное оконце под
самым потолком. Лады, "наводка" не подвела - за столиком в нише сидит мой
"клиент". Он в добром подпитии, хихикает. Ему за пятьдесят, он чуть выше
среднего роста, слегка располневший, в костюмчике французском тыщи за
полторы, на левой руке перстень с черным бриллиантом. Шикует кандидат...
Рядом с ним, покуривая длинные черные сигареты, кривляются две встрепанные
шалавы, корчат из себя пай-девочек - видно, их, за неимением лучшего,
подсунул моему "клиенту" толстый барбос-швейцар из своего НЗ.
   Про девок ладно, хрен с ними, а вон те два хмыря за его столиком,
телохранители с тупыми рожами, - это да-а... Я пас этих бобиков неделю по
городу, знаю все их ухватки. Серьезные ребята. "Перышки" и кастеты и
карманах точно имеются, за "пушки" не ручаюсь, но подозреваю, что могли и
их прихватить с собой. А чего и кого им бояться? В ресторане все свои, все
куплено и схвачено. Дежурные менты при встрече с моим "клиентом" едва не
кланяются ему, губы до ушей растягивают...
   Ладно, все это шелуха, время уже поджимает. Пора.
   И плевать я хотел на его дуболомов. Знал, на что шел.
   Десять "штук" за мякину не платят. Интересно, что они там не поделили
между собой - мои "благодетель" и этот шикунчик?
   Надеваю черную вязаную шапку-маску с прорезями для глаз, достаю наган
из-за пазухи, сую его за пояс.
   Так удобней. Выхожу из каморки. Коридор пустынен.
   Он ведет в кафетерий, который работает только днем.
   Еще одна дверь, дубовая, прочная, заперта. За нею слышен ресторанный
гам и звуки оркестра. Ключ от этой двери у меня есть, добыл с великим
трудом. Приоткрываю дверь. Все точно, вот она, ниша, за портьерой, рукой
подать. В щелку виден мой кандидат в покойники с фужером в руках. Держит
речь. Извини, дорогой, времени у меня в обрез, доскажешь на том свете.
   Достаю наган, рывком отдергиваю портьеру и выскакиваю перед честной
компанией "клиента", как черт из табакерки. Стреляю в голову почти в
упор... Два раза - для верности. Вполне достаточно. Вижу, как дуболомы от
неожиданности шарахаются в сторону, один из них валится со стула. Секунд
пять-семь у меня есть в запасе, пока они очухаются, поэтому я спокойно
возвращаюсь за портьеру и запираю дверь на ключ. А теперь - ходу, ходу!
Бегу по коридорам, спускаюсь в полуподвал. Вот и мой лаз. Выбираюсь наружу
и бросаюсь в кусты.
   Снова бегу, не выбирая дороги. Наконец впереди блеснул свет фонарей.
Аллея. Прячу в карман оружие, шлем, перчатки и неспешным шагом иду к
выходу из парка. Человек гуляет, вечерний променад...
   - Эй, парень, дай закурить!
   Компашка, человек семь. Расфуфыренные крали, раскрашенные, как индейцы
сну на военной тропе, и - один, второй... - точно, четыре лба, два из
которых росточком под два метра. Акселераты хреновы...
   - Не курю, - бросаю на ходу и уступаю им дорогу.
   - Как это не куришь? Ну-у, парень...
   Начинается обычный в таких случаях базар-вокзал.
   Матерюсь втихомолку: остолоп, нужно было кустами до самого выхода из
парка чесать, а теперь стычки не миновать, сопляки на подпитии. Или
накололись, что все едино. Мне разговаривать недосуг, надо рвать когти
отсюда, и поскорее, но они уже окружили меня, ржут в предвкушении
спектакля. Эх, зеленка, молокососы...
   Бью. Удары не сдерживаю, но стараюсь не уложить кого-нибудь навеки. Мне
перебор не нужен, да и дерусь не со зла, а по необходимости: к тому же не
за зарплату.
   Все. Кончено. Один, сердешный, ковыляет в кусты, трое лежат. Кто-то из
них подвывает от боли. У-шу, детки, не игрушка... Крали стоят в стороне,
нервно повизгивая.
   - Привет... - машу им рукой и исчезаю...
   Двор, лестница, карниз... Немного побаливает рука, на тренировке ушиб,
сегодня добавил. Ладно, до свадьбы заживет. Главное, заказ выполнен,
десять тысяч в кармане. Теперь мотать нужно отсюда на месяц-два.
   Но - не сразу. Через неделю - в самый раз.
   Закрываю окно, раздеваюсь. И все-таки устал.
   Чертовски устал. Спать...
   На кухне бьют часы. Одиннадцать. И тут же в дверь моей комнаты
забарабанила Хрюковна.
   - Вставай, паразит! "Згляд" ужо...
   Выдерживая положенные полминуты, жду, пока Хрюковна не выстучит мне
алиби. Дверь ходит ходуном, даже старая краска осыпается, а старая ведьма
молотит не переставая. Ладно, пусть порадуется, горемычная...
   Наконец послышались голоса остальных соседейвыползли из своих щелей,
ублюдки. О, как я их ненавижу. Ерошу волосы, отмыкаю дверь и выскакиваю в
одних плавках в коридор, пусть все посмотрят на меня, "сонного".
   - Ты что, сбрендила?! - ору на Хрюковну и усиленно тру глаза.
   - Сам просил... - довольно растягивает она свои лягушачьи губы. -
"Згляд" смотреть. Тютелька в тютельку...
   - А-а... - мотаю головой, прогоняя остатки "сна", и шлепаю в
ванно-сортирную комнату - умываться.
   День прошел - и ладно...


   ОПЕРУПОЛНОМОЧЕННЫЙ


   Горячий, сухой воздух схватывает клещами. Пыль, густо настоянная на
пороховом дыму, рвет легкие на мелкие кусочки, но кашлять нельзя, собьется
верный прицел, и тогда амба и мне, и Косте, и Зинченко, и командиру,
который ранен в голову и лежит за камнями. Душманов много, они окружают
нашу высотку, и я стреляю, стреляю, стреляю...
   Они пошли в очередную атаку. Огромный бородатый душман бежит прямо на
меня. Я целюсь ему в грудь, , пули рвут одежду, кровь брызжет из ран, но
он только ускоряет бег как ни в чем не бывало, и лишь страшная, злобная
ухмылка появляется на его бронзовом лице.
   Я вгоняю в его волосатую грудь весь боекомплект, пулемет разогрелся
так, что обжигает ладони, а он все еще жив и бежит, бежит... Вот он уже
рядом, его заскорузлые пальцы, извиваясь змеями, подбираются к моему
горлу. Я задыхаюсь, пытаюсь вырваться из крепких объятий, кричу...
   И просыпаюсь. За окном рассвет, чирикают воробьи.
   Тихо, спокойно. Отворяется дверь спальни, входит мама, склоняется над
моей постелью.
   - Ты снова кричал... - говорит она, вздыхая.
   - Сон, все тот же сон... - бормочу я в ответ и невольно вздрагиваю.
   Сколько лет прошло с той поры, а Афган все не отпускает мою память,
является ко мне в кошмарных снах, будь он трижды проклят. В кошмарных
снах, которые были явью...
   - Мама, я уже встаю... - глажу ее руки.
   Она, скорбно поджав губы, качает головой и уходит.
   Господи, как она сдала за те два года! Совсем седая стала...
   Зарядка желанного спокойствия и сосредоточенности не принесла. На душе
почему-то сумрачно. Быстро проглатываю завтрак и едва не бегом спускаюсь
по лестнице в подъезд. До управления минут десять ходьбы, если напрямик
через парк.
   Парк еще безлюден, дремлет в полусне при полном безветрии...
Свежеокрашенные скамейки, словно плоскодонки, плавают по обочинам аллеи в
голубоватом утреннем тумане. На душе становится легко и прозрачно, но уже
возле входа в здание горУВД я чувствую, как благостные мысли исчезают,
оставляя после себя тлен хандры.
   Кабинет уже открыт.
   - Привет! - с наигранной бодростью в голосе говорю я Славке Баранкнну,
своему напарнику, белобрысому крепышу, - у нас кабинет на двоих.
   - Умгу... - отвечает он, дожевывая бутерброд.
   Славка, как и я, холостяк, но в отличие от меня живет в милицейской
общаге, похожей на СИЗО, - на первом этаже решетки, двери обиты железом,
гнусносиней окраски панели в коридорах, и дежурные у входа с
непрошибаемо-дубовыми моральными устоями первых коммунаров, когда женщина
считалась просто гражданкой, а мужчина должен был засыпать ровно в
одиннадцать вечера и непременно с единственной мыслью о светлом будущем.
   - Тебя ждет Палыч. Справлялся раза два, - Славка крупными глотками пьет
чай.
   - С чего бы? - бормоча себе под нос, будто ктонибудь может мне ответить.
   Понятно зачем. Палыч - наш шеф, начальник отдела уголовного розыска,
подполковник. И если с утра пораньше интересуется моей особой, значит, мне
светит новое дельце.
   - Сводка есть? - обращаюсь к Баранкину.
   - Держи, - протягивает он машинописный листок. - Свежатинка.
   Да уж, свежатинка... За сутки три разбойных нападения, пять квартирных
краж, изнасилование с отягчающими, четыре угнанные машины, восемнадцать
карманных краж (только заявленных), две новые группы наперсточников
объявились... В принципе, конечно, меньше, чем обычно, но работенки вполне
достаточно.
   Ага, вот, по-моему, "изюминка". Убийство в "Дубке".
   Применено огнестрельное оружие. Убийцу задержать не удалось. Интересно,
когда-либо удавалось? Что-то не припоминаю...
   - Серега, шеф ждет, - напоминает мне Баранкин, постукивая ногтем по
циферблату часов.
   - Готов к труду и обороне, - уныло отвечаю и нехотя отправляюсь на
свидание с Палычем.
   Палыч сегодня непривычно хмур, смотрит на меня исподлобья. Ему давно
пора на пенсию, но, слава Богу, новое начальство, не в пример прежнему, не
спешит расставаться с Палычем, чтобы заполнить вакантное
   место своим челонеком. Палыч - "зубр" уголовного розыска, Дока, каких
поискать. Знает всех и вся. Работать с ним-одно удовольствие. Ходячая
энциклопедия уголовного мира и его окрестностей.
   - Кх, кх... - прокашливается Палыч. - Поедешь...
   э-э... и ресторан "Дубок". Знаешь?
   Палыч немногословен, в общем - не оратор, свои мысли вслух он
формулирует с трудом, будто выдавливая слова.
   - А как же, конечно, знаю, - отвечаю я быстрее, чем следовало бы.
   Палыч с подозрением смотрит на меня поверх очков с толстыми линзами.
Горячительных напитков он не принимает совершенно, поэтому подчиненных на
сен счет держит в жесткой узде.
   - Живу я там, неподалеку, - делая невинные глаза, тороплюсь объяснить.
   - А-а... Ну да... - Палыч, кряхтя, устраиваете. - поудобней и
продолжает: - В общем... э-э... убийстно.
   Займешься ты...
   - Товарищ полковник! - прерываю я его занудную тираду. - Почему я? У
меня на шее четыре незаконченных дела ьисят. И потом, с какой стати этим
убийством должны заниматься мы? Это ведь территория Александровского РОВД.
Вот пусть и... А то все на нас валят.
   - Б-будешь ты... - твердо чеканит Палыч, и я сникаю.
   Если он еще и заикаться начал, значит, дело весьма серьезное и моя
кандидатура стоит в списке под номером первым.
   - Дела передашь... э-э... Баранкину.
   Вот это уже новость! Такое мне не приходилось слышать никогда.
Интересно, кого это там прихлопнули?
   Видать, фигура...
   - Дело на контроле у генерала...
   Эка невидаль. Это не так страшно, как кажется на первый взгляд.
Контроль так контроль. В угрозыске я уже не новичок, подконтрольные дела
мне приходилось расследовать не раз. Но Палыч, по-моему, что-то
недоговаривает... Или мне показалось?..
   - Можно идти, товарищ подполковник? - подчеркнуто официально обращаюсь
к Палычу.
   Тот молчит, на меня не глядит, шевелит беззвучно губами. Ну говори же,
говори, старый хрыч! Мямля...
   - Ты там смотри... поосторожней... Не наломай дров... - выдавливает
наконец шеф. - Если что... э-э... приходи, посоветуемся....
   Ухожу со смутным чувством тревоги. Да уж, денек начинается славно...
   В "Дубке" похоронная тишь. Все ходят едва не на цыпочках, говорят
шепотом, почему-то жмутся поближе к стенкам. Следователь прокуратуры мне
знаком. Иван Савельевич, добродушный увалень в годах. Звезд с неба не
хватает, но свое дело знает туго.
   - Ну? - спрашиваю, пожимая его пухлую лапищу.
   - Дви диркы в голови, - басит он,
   Ивана Савельича года два назад перевели в наш город с Западной Украины,
с русским языком он не совсем в ладах и нередко, забываясь, шпарит на
своем родном.
   Он водит меня по ресторанным закоулкам, показывает полуподвал с вынутой
оконной решеткой.
   - Профессиональная работа. Следов нэма... - осторожно сообщает он мне
эту "потрясающую" новость.
   Что работал "профи", мне и так ясно. Все продумано до мелочей. И только
один вопрос вертится у меня на кончике языка, но отчего-то боюсь задать
его.
   Впрочем, все равно нужно:
   - Личность убитого установлена?
   - А что ее устанавливать? Тебя разве не проинформировали?
   Я выразительно пожимаю плечами и наблюдаю за реакцией Ивана
Савельевича. Он явно обескуражен, но с присущей хохлам хитринкой делает
простодушную мину и говорит небрежно:
   - Та якыйсь Лукашов... Геннадий Валерьянович...
   Ох, Иван Савельевич, Иван Савельевич... И чего это ты, старый лис, под
придурка решил сыграть? Можно подумать, тебе был неизвестен Лукашов, глава
треста ресторанов и столовых, депутат, орденоносец и прочая...
   И если до этого во мне теплилась скромная надежда, что убит
какой-нибудь урка в законе - не поделили чего, свели счеты, дело
привычное, не из ряда вон выходящее, - то теперь я вдруг осознал, какую
свинью подложил мне наш Палыч. Ах ты, старый хрен! А Иван Савельич, между
прочим, глазом косит, просекает мои душевные коллизии.
   - Ну что же, Лукашов так Лукашов, - спокойно встречаю любопытный взгляд
следователя.
   Иван Савельевич, дорогой ты мой, а ведь и твоя душа не на месте. Тебя,
похоже, "подставили". Но с тобой ладно, это ваши прокурорские делишки, но
вот меня зачем?
   - Ничего, распутаем, - эдак бодренько говорю я Ивану Савельевичу. -
Вместе распутаем, - подчеркиваю. - Я рад, что мне придется работать именно
с вами...
   Увы, ответной радости прочитать на широком лице Ивана Савельевпча не
могу. Я ему прощаю, не во мне причина.
   - Я тут кой-кого поспрашувов... - Иван Савельевич сокрушенно качает
головой.
   Понятно. Чего и следовало ожидать. Героев-добровольцев в наше время
среди свидетелей найти трудно, а в ресторане-тем паче: нюх на "жареное" у
ресторанно-торговых работников отменный.
   - Нужно допросить тех, кто был с Лукашовым... - осторожно намекаю я.
   - Они здесь.
   Это уже обнадеживает. Больше всего я боялся, что Лукашов ужинал с
чинами высокого ранга. А к ним подступиться не так просто.
   Опрос свидетелей меня вымотал дальше некуда. Все оказалось гораздо
сложнее, чем я ожидал. Ну на кой ляд Лукашов поперся туда, где его знает
каждая собака? Почему не закрылся в отдельном банкетном зальчике,
отделанном в стиле шик-модерн, для особо важных гостей? Кстати, стол был
накрыт на шесть персон, так приказал Лукашов. Кого он ждал? И наконец, два
его собутыльника, Руслан Коберов и Борис Заскокин.
   Что было общего между влиятельным чиновником Лукашовым и двумя этими
мордоворотами, которые являлись членами торгово-закупочного кооператива
"Свет"?
   Вопросы, вопросы... Девиц, напуганных до полусмерти, которые плели черт
знает что, мы не стали долго задерживать. А вот Коберова и Заскокина мы с
Иваном Савельевичем попытались "прокачать" на всю катушку.
   Но не тут-то было: держались они уверенно, солидно, даже с наглецой. На
вопрос, каким образом очутились за одним столом с Лукашовым, отвечали как
по писаному: дело случая, оказались свободные места. Явная ложь, и они
знали, что нам это известно, но в протоколе опроса пришлось записать их
показания именно в таком виде. А как бы мне хотелось вернуть время вспять
и поговорить с ними сразу после убийства! Увы...
   Когда мы с Иваном Савельевичем остались одни, он сокрушенно покачал