и над  ней  склонился  белокурый
ангел со странно-кукольным лицом.
   Светлана выключила воду, откинула тяжелое тело  Бубенцова  и  оттащила  в
коридор.
   Полянская была ниже Светы на полголовы, а  весила  примерно  столько  же.
Перенести ее в комнату и уложить на кровать удалось за три минуты. По дороге
она успела накинуть на Лену старый махровый  халат,  висевший  на  крючке  в
ванной.
   Света впервые в жизни видела такой глубокий обморок и немного испугалась.
Но пульс у Полянской был ровный, дышала она спокойно.  "Ничего,  очухается!"
решила Света и накрыла Лену одеялом.
   Сняв замок с предохранителя, она захлопнула  дверь,  поднялась  вверх  на
один лестничный пролет, села на подоконник между этажами, закурила и, достав
из кармана куртки сотовый телефон, позвонила Андрею Ивановичу.

***

   Лена долго не могла понять, откуда взялся этот прерывистый, пронзительный
звон. К звону прибавился еще тоскливый вой Пини.
   Она попыталась подняться, но голова кружилась.  Звонят  в  дверь,  поняла
она. Надо встать и открыть. Шатаясь от слабости, Лена побрела в  прихожую  и
вдруг споткнулась обо что-то мягкое. Нашарив рукой выключатель,  она  зажгла
свет.
   Поперек коридора лежал человек. Он лежал лицом вниз,  вокруг  его  головы
растеклось темно-красное пятно.
   Звонок продолжал надрываться, потом раздался за дверью голос Кротова:
   - Елена Николаевна! Вы слышите меня?
   Замок долго не поддавался, дрожали руки. Наконец дверь открылась.
   Когда Кротов увидел ее мертвенно-бледное лицо, влажные, слипшиеся  волосы
и труп с пробитой головой в коридоре, первой его мыслью было:  "Слава  Богу,
жива!" Он обнял Лену и почувствовал, что ее бьет крупная дрожь.
   - Все позади, Леночка, ничего  не  бойся.  Все  страшное  уже  кончилось,
произнес он, погладив влажные волосы.
   Но сам он был уверен - ничего не кончилось. Начался следующий раунд игры.
Леной занялись всерьез.
   Кротов позвонил на Петровку и вызвал опергруппу.
   - Простите меня, - тихо сказала Лена, - я думала, он меня  уже  убил.  Он
держав пистолет, раздался выстрел... Я думала, меня уже нет.  Простите,  мне
надо переодеться.
   Через полчаса  после  приезда  опергруппы  картина  происшедшего  немного
прояснилась. В карманах  убитого  не  было  обнаружено  никаких  документов,
удостоверяющих личность. Только пачка сигарет  "Кэмел",  зажигалка  "Зиппо",
сто тридцать тысяч рублей мелкими купюрами и три стодолларовые купюры, набор
отмычек.
   Но главное - во внутреннем кармане куртки была найдена цветная фотография
Лены Полянской.
   Лена  взглянула  на  снимок.  Месяца  полтора  назад  ее  сфотографировал
редакционный фотограф  -  просто  так,  чтобы  дощелкать  несколько  кадров,
оставшихся на пленке. Фотографироваться Лена не любила, но  этот  снимок  ей
понравился. Она улыбалась на нем спокойно и счастливо.  Она  даже  поставила
его за стекло, на книжную полку. Именно  эта  фотография  исчезла  вместе  с
ключами и телефонной книжкой...
   - Выстрел  произведен  из  импортного  пистолета,  но  не  того,  который
валяется в ванной. Стреляли с  близкого  расстояния,  не  больше  полуметра,
сзади, в затылок.  Смерть  наступила  около  часа  назад.  -  Судмедэксперт,
толстый пожилой армянин Рубен Данаян, стянул резиновые перчатки, закурил.  -
Похоже, убитый стоял у самого бортика ванной, на кафеле подсохший  след  его
ботинка. Так торопился, что ноги  не  вытер.  Когда  в  него  пальнули,  он,
вероятно, перевалился через бортик и упал головой  в  ванну.  А  потом  труп
сразу перетащили в коридор.
   - Здоровый должен быть мужик, - поднял голову от протокола  старший  опер
Миша Сичкин, - такого бугая поднять, из ванной вытащить - это ж силищу  надо
иметь!
   - Слушай, Серенький, -  хитро  подмигнул  Рубен,  -  это  часом  не  твоя
женщина?
   - Конечно, моя! - кивнул Кротов.
   - Можно сказать, в рубашке она родилась.  Кто-то  за  нее  очень  здорово
заступился... - тихо и задумчиво произнес Данаян.
   - Ну что, труп выносим? - услышала Лена в коридоре чей-то голос.
   - Подождите, - она подняла голову, - можно, я еще раз посмотрю?
   Двадцать минут назад, тупо глядя на лицо покойника, она сказала:
   - Нет. Я не знаю этого человека. Было в нем  нечто  пугающе-знакомое,  но
тогда у нее еще сильно кружилась голова и перед глазами  плавали  светящиеся
зеленые мухи. Но главное, что-то в глубине  души  сопротивлялось  узнаванию.
Именно за это чувство внутреннего сопротивления она и ухватилась сейчас:  "Я
не хотела узнавать его. Слишком страшно было бы..."  -  мелькнуло  у  нее  в
голове.
   Труп уже лежал на носилках. Когда откинули с лица покойника угол  черного
полиэтилена, ей хватило одного быстрого взгляда, чтобы спокойно произнести:
   - Простите. Я была не в себе. Я знаю этого человека.
   Стало очень тихо. Все молча уставились на Лену.
   - Это Бубенцов Юрий Изяславович,  пятидесятого  года  рождения,  русский.
Родился в Тюмени, с 1972 года живет... жил в Москве. Член  Союза  писателей.
Мой бывший муж.
   - Выносите, что встали? - тихо сказал Кротов санитарам.
   - Мы развелись восемь лет назад, - продолжала Лена,  уже  сидя  на  кухне
напротив Миши Сичкина, который  торопливо  писал  под  ее  диктовку,  -  его
теперешнего адреса я не знаю. После нашего развода у него сменилось две  или
три семьи.
   - Вы с ним встречались после развода? - спросил Сичкин.
   - Да. Лет пять назад  он  принес  несколько  своих  рассказов  ко  мне  в
редакцию. Но я ни одного из них не опубликовала..
   - Из личных соображений? Были обижены на него после развода?
   - Что вы, - мягко улыбнулась Лена, - мы расстались мирно. Просто рассказы
были слабые. Потом мы встретились летом этого года на конференции в  Канаде,
совсем случайно. А сегодня утром он позвонил мне сюда и попросил о  встрече,
хотел, чтобы я вышла к нему в маленький дворик, здесь неподалеку. Я сказала,
что приду, но идти не собиралась. Просто согласилась,  чтобы  не  продолжать
разговор.
   - В котором часу это было?
   - Не знаю. Я не посмотрела на часы. Звонок меня разбудил, я была сонная.
   - Потом вы опять легли спать?
   - Да. Но заснуть не смогла  и  пошла  в  ванную.  Ну  а  потом  -  я  уже
рассказывала, что было потом.
   - Елена Николаевна, можно немного конкретнее:  почему  вы,  не  собираясь
идти, сказали, что придете, и почему не хотели встречаться с Бубенцовым?
   - После нашей встречи в Канаде  этим  летом  он  какое-то  время  пытался
возобновить со мной отношения. Мне этого не  хотелось.  Мы  были  совершенно
чужими людьми, к тому же я узнала, что у него жена и маленький сын.
   - Он скрывал это от вас?
   - Да.
   - Вы выясняли это специально или узнали случайно?
   - Совершенно случайно. Я ничего про него специально не узнавала, мне  это
было неинтересно.
   - И тем не менее это повлияло на ваш отказ продолжать отношения?
   - А как вы думаете? Конечно, повлияло.
   - И все-таки, почему вы не сказали ему по телефону, что не придете?
   - Месяца  три  назад  я  пыталась  объяснить  ему,  что  не  хочу  с  ним
встречаться. Слов он не понял. Я решила, что поступок поймет. Пообещать и не
прийти - это, конечно, нехорошо, но убедительно.
   - Как вам кажется, он тяжело переживал ваш отказ продолжать отношения?
   - Юрий всегда пользовался потрясающим успехом у женщин.  Он  привык,  что
все от него без ума. Мой отказ ударил по его самолюбию.
   - Когда вы были женаты, он ревновал вас к кому-нибудь?
   - Ко всем подряд.
   - Вы давали ему поводы?
   - Нет. Я ему не изменяла. Он мне - да.
   - Как он выражал свою ревность?
   - Очень красноречиво.
   - То есть?
   - Бранился, устраивал сцены.
   - Он не пытался вас ударить, не грозил убить?
   - Вы клоните к тому, что Бубенцов пытался застрелить  меня  из  ревности?
Простите, но, мне кажется, вы ошибаетесь. Дон Жуан и Отелло с  глушителем  в
одном лице - это слишком литературно.
   - Елена Николаевна, давайте пока оставим  литературные  аналогии.  Вы  не
ответили на мой вопрос.
   -  Хорошо.  Я  отвечу.  Ударить  он  меня  пытался  пару  раз.  Один  раз
ударил-таки, после чего я ушла. Но убить не грозил никогда.
   - Значит, инициатором развода были вы?
   - В общем,  да.  Но  Юрий  сделал  все  возможное,  чтобы  у  меня  такая
инициатива возникла..
   - Он пытался вас вернуть?
   - Нет. У него был роман с какой-то манекенщицей.
   - Но при этом он устраивал вам сцены  ревности?  А  говорили,  что  мирно
расстались.
   - Как ни странно, да. Он не считал, что, ударив, обидел  меня.  Для  него
это было в порядке вещей. А я считала, что обижаться надо только на  себя  -
ведь могла уйти и раньше. Мы расстались мирно в том  смысле,  что,  перестав
быть мужем и женой, не сделались врагами.
   Кротов слушал все это молча и думал о том, что сам бы он не  смог  задать
Лене  вопросы,  которые  задавал  Сичкин.  Между  тем  они,  конечно,   были
необходимы. В то, что Бубенцов пытался застрелить Лену из  ревности,  он  не
верил  ни  секунды.  Но   версия,   стремительно   обрастая   подробностями,
становилась все весомей. Легко можно было предположить, что  на  квартире  у
Лены  побывал  именно  Бубенцов,  прихватил  ключи,  телефонную   книжку   и
фотографию, которую нашли в кармане  его  куртки.  Потом  зашел  еще  раз  и
оставил  страшную  картинку.  Были  еще  кассеты.  Однако  из  разговора   с
практиканткой можно лишь сделать вывод о простой медицинской  халатности,  а
доктор Курочкин своих слов  уже  не  подтвердит.  Личность  Зои  Генриховны,
конечно, будет идентифицирована, но к данному делу привязать это невозможно.
Остается только некто третий, вошедший в  квартиру  вслед  за  Бубенцовым  и
выстреливший ему в затылок. Кто бы он ни был, Кротову хотелось  сказать  ему
большое спасибо - не только за то, что спас Лене жизнь,  но  и  за  то,  что
фактом своего существования опровергал тупиковую версию.  Предположить,  что
некий тайный воздыхатель, неизвестный даже  самой  Лене,  заранее  предвидел
намерения ревнивца  Бубенцова,  следил  за  ним,  дал  войти  в  квартиру  и
пристрелил в самый последний момент, - это было уже слишком.
   И все-таки представить, что бывший муж, пусть  даже  мерзавец  и  бабник,
согласится прийти к бывшей жене в качестве  наемного  убийцы,  Кротову  было
пока сложно. Если только этим он не пытался спасти свою жизнь...
   Вконец  измотанную  Лену  Кротов  отвез  к  себе  домой.  Он  решил,  что
оставшиеся до отлета в Нью-Йорк три дня ей лучше  пожить  у  него.  Она  ,не
возражала, согласилась с благодарностью. Пиню взяли с  собой.  Квартиру  Зои
Генриховны опечатали. Оперативная группа отправилась во  дворик,  о  котором
говорила Лена.

Глава 16

   В воскресенье утром Зотова решила зайти в больницу, посмотреть, как  дела
в отделении.
   - Там больная в послеоперационном скандалит - сообщила дежурная докторша,
- требует выписать ее, говорит, в суд подаст на  нашу  больницу.  Глушко  ее
фамилия.
   - Хорошо, я зайду, разберусь, - пообещала Зотова.
   Войдя в послеоперационный бокс, она увидела, что Глушко лежит неподвижно,
уставившись в потолок.
   - Добрый день, Лидочка! Как мы себя чувствуем? - Зотова придвинула стул к
койке и села.
   - Я вам не Лидочка. Что вы сделали с моим ребенком?
   - Успокойтесь, деточка. Я понимаю, вам  тяжело.  Ну,  что  случилось,  то
случилось. Нельзя так казниться.
   - Это не само случилось. Это вы сделали.
   - Мы? Сделали вам выкидыш? Что вы такое говорите,  Лидочка?  Как  вам  не
совестно?
   - Вы ввели  мне  лекарство,  от  которого  начались  роды.  Вам  зачем-то
понадобился мой ребенок.
   - Мы вам жизнь спасли. У вас  ведь  трое  детей,  подумайте  о  них.  Это
счастье, что выкидыш  случился  здесь,  в  больнице.  -  Зотова  уже  теряла
терпение, но держалась из последних сил.
   - Я подам на вас в суд, - спокойно сообщила Глушко.
   Именно это спокойствие и тревожило Зотову.
   "Если к  Полянской  прибавится  еще  и  Глушко...  Надо  что-то  делать!"
подумала она и сказала:
   - К сожалению, мне пора. Отдыхайте. Скоро мы вас выпишем. И не  надо  так
волноваться. Могут возникнуть серьезные осложнения в послеродовом периоде.
   Выйдя из бокса, она направилась в лабораторию, заперла  за  собой  дверь,
достала из холодильника банку, наполненную прозрачной бесцветной  жидкостью.
На дне осело немного легких беловатых хлопьев.
   "Такого никто никогда не делал,  -  подумала  Зотова,  слегка  встряхивая
банку, - никому  такое  в  голову  не  приходило...  Но  только  не  сейчас,
вечером".

***

   Около десяти часов вечера Валя Щербакова  заметила,  что  стальная  дверь
лаборатории чуть приоткрыта. В коридоре был полумрак, и из дверной  щели  на
пол  падала  тонкая  яркая  полоска  света.  Валя  на  цыпочках  шагнула   к
лаборатории, но дверь тут захлопнулась, и щелкнул замок.
   Валя остановилась в нерешительности: остаться здесь и ждать, кто  выйдет?
Или просто подойти и постучать? Придумать  какой-нибудь  предлоги  заглянуть
краешком глаза... И то, и другое  -  подозрительно.  Да  и  что  она  успеет
разглядеть?
   Пока она размышляла, дверь открылась.  Из  лаборатории  вышла  Зотова.  В
руках у нее была банка капельницы, наполненная прозрачной жидкостью. Валя не
спеша развернулась и пошла по коридору. Зотова окликнула ее:
   - Деточка, подождите!
   Голос Амалии Петровны был спокойным и ласковым.
   - Я все время забываю, как вас зовут. Вы ведь у нас практику проходите?
   - Меня Валя зовут, Валя Щербакова. Да, я у вас на практике.
   - Устаете, наверное, ночами?
   - Устаю, - призналась Валя, - спать все время хочется.
   - Ну,  иногда  можно  подремать,  когда  работы  нет  срочной.  -  Зотова
понимающе улыбнулась :и даже подмигнула. - Я в  вашем  возрасте  такая  соня
была, а чем старше становлюсь, тем меньше сплю.
   "Какая все-таки она обаятельная женщина! - подумала  Валя.  -  Интересно,
что ей от меня надо?"
   - Я вот о чем хотела вас попросить, Валечка, - как бы отвечая на  вопрос,
сказала Зотова, - пожалуйста, поставьте эту  капельницу  больной  Глушко  из
пятнадцатой палаты. Она после выкидыша, состояние у нее  неважное,  я  боюсь
осложнений. Лучше перестраховаться. Правда? - Она опять ласково улыбнулась.
   Валя осторожно взяла в руки банку.
   - Как сделаете, можете пойти поспать. Я  понаблюдаю,  потом  сама  сниму.
Договорились?
   - Спасибо, Амалия Петровна. - Валя опустила глаза.
   - Вы очень хорошая девочка, -  Зотова  подтрепала  ее  по  круглой  щеке,
совсем не похожа на нынешних. Такая скромненькая, спокойная.  Я  обязательно
напишу благодарность в институт.
   Валя хотела спросить, что в банке, но постеснялась.

***

   В  маленькой  послеоперационной  палате   было   темно.   Валя   щелкнула
выключателем. Задрожал голубоватый люминесцентный свет, и Валя заметила, как
вздрогнула лежавшая на койке женщина.
   -  Простите,  пожалуйста,  Лидия  Всеволодовна.   Капельницу   вам   надо
поставить.
   - Я не спала. - Лида резко села на  койке.  -  Пожалуйста,  не  надо  мне
ничего ставить.
   - Почему? - удивилась Валя.
   - Мне нужно позвонить мужу. Где у вас телефон?
   По коридорному телефону-автомату для больных можно было позвонить  только
в Лесногорск.
   - Что с вами делать, пойдемте в ординаторскую. Оттуда можно  позвонить  в
Москву по коду.
   Вообще это было категорически  запрещено,  но  Валя  решила:  сейчас  там
никого нет, а человеку надо, в конце концов, домой позвонить...
   - Жора, это я!..
   Валя села в сторонке, чтобы не мешать. Выходить в коридор она не хотела -
если кто-то зайдет и увидит больную в ординаторской, будет  скандал.  А  так
она возьмет все на себя. Влетит, конечно, ну и ладно.
   - Жора, забирай меня отсюда как можно  скорей.  Приезжай  и  забирай  под
расписку. Они не могут не отпустить. Возьми с собой Сергея.
   Что? Были вместе? И что он сказал? - Лида немного повысила голос:
   - Не может быть!
   Потом заговорила совсем тихо,  даже  прикрыла  ладонью  трубку,  но  Валя
слышала каждое слово:
   - Мне здесь страшно. У меня не было никакого выкидыша. Они мне  поставили
капельницу, и начались роды. Ребеночек живой был, я видела. Они его  унесли.
Нет, девочка. Нет, я не видела. Эта женщина сказала, которая принимала...
   Дверь распахнулась, и на пороге возникла Зотова:
   - Что здесь происходит?
   - Простите, Амалия Петровна, больной  надо  было  позвонить,  она  же  из
Москвы... - Валя вскочила и даже вытянулась по стойке "смирно".
   - Немедленно положите трубку! - скомандовала Зотова, ни на кого не глядя.
   - Все, Жора, я больше не могу разговаривать. -  Валя  заметила,  что  при
появлении Зотовой Лида вдруг побледнела.
   - Больше никогда  так  не  делайте,  -  сказала  Амалия  Петровна  вполне
спокойно, - больным  запрещается  пользоваться  служебным  телефоном.  Идите
работайте. И не забудьте, о чем я вас просила.
   - Это она вам сказала поставить мне капельницу? -  спросила  Лида,  когда
они вернулись в палату.
   Валя кивнула.
   - Очень вас прошу, не надо. Я боюсь. Я не верю ей. Она сказала, что там?
   - Нет. Но я и не спрашивала. Она все-таки заведующая отделением, я должна
выполнять ее распоряжения.
   В палате горел яркий свет, и Валя, взглянув  на  банку,  прикрепленную  к
штативу, заметила легкий белый осадок на дне. Секунду подумав, она сказала:
   - Давайте сделаем так. Я сейчас поменяю банки, поставлю вам капельницу  с
физраствором, совершенно безвредную. А  эту  спрячу  куда-нибудь  или,  если
хотите, попрошу в институте, в лаборатории, проверить, что там.
   -  Пусть  лучше  проверят  на  Петровке.  У  мужа  школьный   товарищ   -
подполковник милиции. Он отдаст в их лабораторию.
   "Это уж слишком, - подумала Валя, - хотя, может, так оно и лучше. Если  в
институте там какую-нибудь пакость найдут, они  ведь  все  равно  в  милицию
обратятся. Так лучше сразу!" - Хорошо, давайте так и сделаем.

***

   Когда Зотова вошла в палату, больная  Глушко  лежала  под  капельницей  и
дремала. Жидкости в банке осталось совсем немного, на самом донышке.  "Можно
снимать, - решила Зотова, - уже более чем достаточно. Если завтра  заговорит
о выписке - скатертью дорога".
   - Как мы себя чувствуем? - ласково спросила Амалия Петровна.
   - Спасибо, нормально, - ответила больная.
   - Домой хотите?
   - Естественно, хочу. У меня же трое детей.  Скажите,  а  почему  меня  не
перевели в общую палату?
   Что-то не понравилось Зотовой в интонации этой Глушко. Она даже не  могла
понять, что именно, но потом поняла: враждебность пропала. А это странно.
   - А чем вас отдельная не устраивает? - спросила она, улыбнувшись.
   - Да нет, все устраивает. Просто интересуюсь.
   - Почему  бы  вам  не  полежать  с  комфортом,  если  у  нас  есть  такая
возможность, - снова улыбнулась Зотова.
   Когда она вышла из палаты, ей навстречу попалась маленькая практиканточка
Валя.
   - Амалия Петровна, можно вас спросить?
   - Конечно, детка, спрашивай.
   - Что было в капельнице?
   - Эргометрина малеат,  препарат,  стимулирующий  послеродовое  сокращение
матки. Ты молодец, что интересуешься.
   "А ведь с этой крошкой тоже придется что-то придумывать.  Береженого  Бог
бережет", - грустно заметила про себя Зотова.

Глава 17

   Вскрытие показало, что доктор  Курочкин  скончался  от  острой  сердечной
недостаточности. Никаких  следов  пребывания  в  квартире  другого  человека
обнаружить не удалось... В понедельник утром к Кротову  в  кабинет  ввалился
веселый Миша Сичкин. Усевшись в кресло и закурив, он сообщил:
   - Между прочим, вчера там совершено еще одно убийство, около  одиннадцати
утра, в том самом  дворике,  где  убитый  Бубенцов  назначил  встречу  твоей
Полянской.
   Место там глухое и тихое. Два дома на  капремонте,  жильцов  выселили,  и
рабочих не было - воскресенье! И в этом тихом месте, в куске бетонной трубы,
найдена девушка с огнестрельным ранением  в  сердце.  Но  самое  интересное,
похожа эта девушка, знаешь,