тяжелый. И разговор такой, что непривычного человека с ног сшибает. Как при
минометном взрыве. Я как-то раз на съемках присутствовал, послушал. Там
надо психику дубовую иметь, чтобы умом в первые полчаса не тронуться. У нас
такой нет. Мы общением с убийцами-рецидивистами изнежены...

- Ну хорошо, допустим, тюрьма у нас есть, и отдельная, со всеми удобствами
и видом на внутренний двор камера, и даже охрана. Все есть! Кроме самого
главного. Кроме сидящего в той тюрьме и в той камере зека!

- Да, с главным героем у нас напряженка. Добровольно он туда не пойдет. А
дублером его не заменить.

- Может, мы его туда силком?

- Скажешь тоже, силком! Наших сил осталось - дай бог отсюда до туалета
добрести. Если ветра не будет.

- Тогда хитростью.

- Какой?

- Какой-нибудь, в которую он, безусловно, поверит.

- Ну да, скажем, что его в той камере ждет полномочный посол Республики
Бурунди. С верительными грамотами и подарками. Или пошедший по грибы и
заблудившийся городской Голова.

Не заманить его туда, куда он сам не пожелает ехать. А туда, куда пожелает,
он поедет в сопровождении своей камарильи. С которой нам не совладать.

Замкнутый круг!

Все безнадежно замолчали.

- А если не силой и не хитростью? - вдруг сказал Сан Саныч.

- А как же тогда?

- Обычно.

- Как так обычно?

- Так как положено в правовом государстве.

- ???

- С помощью закона! Против которого не пойдешь!


Все добытые документы разложили на столе. Веером.

- Это образцы удостоверений, это ордеров, это бланков протоколов...

- Красиво бумажки делать стали. Научились. Любо-дорого смотреть. Как на
рекламу женских колготок. Или на сами колготки. Которые на ногах.

- Да, эффектно. Мы в свое время тетрадными листами со штампом обходились.

- Те времена кончились. Теперь всякая организация в первую очередь бланки
заказывает. С золотым тиснением. А уж потом все прочее.

- Ладно, пустые документы мы добыли, а дальше-то что?

- Дальше впишем в них требуемые фамилии. И вклеим нужные фотографии.

- А печати?

- Перерисуем с помощью подручных средств. У меня в пятьдесят втором один
подследственный по делу проходил - народный умелец, так вот он с помощью
разрезанного надвое крутого яйца мог в полчаса газетную передовицу вместе с
фотографиями перекопировать. От настоящей не отличишь. А уж печати
отшлепывал - как печатный станок.

- А ты рецепт списал?

- Списать не списал, но технологию в общих чертах запомнил. Значит так:
берется куриное яйцо среднего размера, варится четыре с половиной минуты в
подсоленной воде...

- Бросьте заниматься самодеятельностью, - прервал треп Анатолий. - Тоже мне
фальшивомонетчики нашлись. Вы на ваших крутых яйцах сгорите в первую
минуту.

- Не на наших. На куриных яйцах, - поправил Семен.

- В общем, решим следующим образом: сейчас я заберу все эти ваши бланки,
оттиски печатей и требуемые фамилии, а завтра принесу готовые ксивы.

- Сам, что ли, нарисуешь?

- Специалисту отдам. Высококвалифицированному. Который большой мой должник
по одному десятилетней давности делу. Раньше, пока я на службе состоял,
обращаться к нему было как-то не с руки. А теперь - почему бы и нет. Так
сказать, в частном порядке. По-приятельски.

- А он не капнет? Должник тот?

- Ему на нас капать - себе вредить.

- А согласится?

Анатолий только недоуменно плечами пожал. Как, мол, может не согласиться -
когда приятель.

- Ой, мужики, сгорим мы на этих фальшивках. Синим пламенем! - вздохнул
Федор.

- Не каркай!

- Да пусть хоть закаркается. Кто нам что сделает, даже если за руку
поймает? Реального состава преступления здесь - дохлый кот наплакал. От
силы - мелкое хулиганство, которое при нашем-то возрасте ненаказуемо. Даже
пятнадцатью сутками. Вы что думаете, что найдется дурак-следователь,
способный наше дело к производству принять? Чтобы с полоумными стариками
общаться? Которых допрашивать надо не иначе как с бригадой приданных
медицинских работников. Чтобы они в ходе беседы от волнения концы не
отдали. Да он лучше десять "висяков" возьмет.

- А если вдруг?..

- А "если вдруг" - закосим под коллективное помешательство на фоне
прогрессирующего старческого маразма. Мол, впали в детство и вообразили
себя действующими Пинкертонами. Робин Гудами, борющимися за светлые идеалы
социализма.

- А документы?

- А документы купили на Птичьем рынке. У одного дядечки, которого по
причине склероза в упор не помним. Но можем попытаться опознать, если они
сделают облаву...

- Это верно. С точки зрения отправления правосудия мы бесперспективны, как
новорожденные младенцы. Навару никакого - а хлопот полон рот. Любое
следствие в самом начале рассыплется. А если не рассыплется - то все равно
закончится стопроцентной амнистией и освобождением из-под стражи в зале
суда.

- Вы что, мужики, с ума посходили? О чем таком вы здесь битый час толкуете?
О какой амнистии? О каком следствии? Не будет никакого следствия, потому
что не будет искового заявления. Кто его в органы принесет? Кто сообщит о
наших проделках и подделках? Подследственный? Так за ним грешков, о которых
мы знаем, поболе будет. Да он первый нас из милиции вызволит, если мы вдруг
туда, по собственной глупости, попадем. Всђ и вся на уши поставит - а
вытащит. Мы ему перед глазами сто крат безопасней, чем в камерах.

- А статисты, которых мы на вторые роли привлечем? Они для следствия
полакомей будут. Потому что помоложе.

- А статисты ничего не видели, ничего не слышали, ничего не знают. Их
попросили в розыгрыше поучаствовать - они по глупости согласились. В виде
бескорыстного одолжения. Как тимуровцы. А о чем тот розыгрыш - ведать не
ведают.

Нет, мужики. Это дело чистое по всем статьям. Не подкопаться. Можете мне,
как следователю с сорокалетним стажем, поверить. Не уцепить нас, как мокрый
обмылок мокрыми руками. Если только кто-нибудь из нас вдруг не скурвится и
заяву в прокуратуру на остальных не снесет. В себе-то мы уверены?

- В себе уверены.

- Ну и значит все! И не о чем больше говорить. Подразделения выдвигаются на
исходные позиции. Начало операции по сигналу красной ракеты. В общем - наше
дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами! Другие мнения есть?

Других мнений быть не может!


В приемную Главы администрации вошел человек. Пожилой. Но самый молодой из
всех прочих задействованных в операции. Тот, который мог еще сойти за
действующего следователя.

В приемную Главы администрации зашел Федор Михайлович. Федор.

- Куда вы? - встрепенулась прикрывающая танкоопасное направление
секретарша.

- Туда, - кивнул на дверь Федор Михайлович.

- Туда нельзя. Там совещание! - зашипела секретарша, и из амбразур ее
подведенных глаз глянули стволы выдвинутых на прямую наводку зрачков.

- Но мне надо!

- Я же сказала - НЕЛЬЗЯ! - словно загнала снаряд в казенник орудия.

- А записку передать можно? - спросил Федор Михайлович.

- Записку можно.

Федор чиркнул короткую записку и вручил ее секретарше.

- Сейчас?!

- Сейчас. Он очень рассердится, если вы передадите ее после.

Секретарша позвонила по телефону, встала и втекла в щель практически
неоткрытой двери. И вытекла обратно. Через несколько секунд.

- Ждите, - сказала она.

Через час совещание закончилось. Федора Михайловича запустили внутрь.

- Только вы недолго, - предупредила секретарша. - Ему скоро обедать.

- Я очень быстро.

Кабинет был точно таким же, как его обитатель. Роскошным по всем статьям.
Но посетитель не испугался давящей на глаза и психику показной роскоши.
Видно, он знал, что ему надо.

Посетитель прошел через весь кабинет к столу, не задержавшись у двери, как
это сделал бы любой другой визитер. Подошел и встал.

Хозяин кабинета удивленно приподнял глаза от разложенных на столе бумаг.
Так в его кабинете в его присутствии позволить себя мог вести только мэр
города.

- Гражданин Петров Владимир Анатольевич? - спросил Федор Михайлович самым
казенным, на какой был способен, тоном.

- Петров Влади... а вы кто собственно такой?

- Следователь по особо важным делам Федор Михайлович Артюхов. Вот мои
документы.

- Следователь? По особо... По какому вы вопросу?

- По личному. Вашему. Вот ордер на ваш арест. И обыск.

- Да вы что?! Что вы такое говорите? Федор Михайлович молчал. Не отрывая
глаз от человека, за которым пришел.

- Кто вас направил? Кто позволил...

Федор Михайлович молчал.

Глава администрации потянулся к телефону.

- Вот сейчас мы узнаем, кто вы такой и кто вас уполномочивал...

- Гражданин Мокроусов, вам лучше положить трубку и пройти со мной, - сказал
Федор Михайлович. - Для вас же лучше!

Петров-Мокроусов, впервые за много лет услышавший свою настоящую фамилию,
вздрогнул и опустил трубку обратно на рычаг.

Лихорадочно перебегая глазами и руками с бумажки на бумажку, он пытался
разом ответить на сотню одновременно возникших в его голове вопросов.

Где он прокололся? Где дал промашку? Когда? И почему друзья из верхов
заранее не предупредили его о надвигающейся угрозе? Или они списали его,
как только узнали о фактах реальной биографии? Или, того хуже, это их
заговор, с целью освободить его кресло для другой, более подходящей для
них, задницы? Но тогда чьей конкретно? Кто под него копает? И что лучше
всего предпринять в эти минуты? Чтобы не промахнуться? Что делать?..

- У нас есть два варианта действий, - попытался облегчить трудный выбор
арестанту Федор Михайлович. - Первый: шумный, с элементами
кинематографического детектива, арест. С заламыванием рук, надеванием
наручников, обыском, привлечением понятых, опечатыванием кабинета,
возможно, стрельбой из табельного оружия в потолок и на поражение. В общем,
со всем тем, с чем сопряжен захват оказывающего сопротивление органам
правопорядка преступника.

Второй - добровольная сдача. Где мы интеллигентно выйдем из кабинета,
сообщим секретарше, что уезжаем часа на два на объект, и своими ножками
пройдем к машине. Без оказания сопротивления. Выбирать вам. Но не более чем
минуту.

И Федор Михайлович вытащил из кармана портативную рацию.

- Всем группам готовность номер один. Начало операции по моей команде. Или
по истечении минутного отсчета, без дополнительного распоряжения.

И, повернувшись к арестанту, пояснил:

- Это на случай, если вы надумаете шарахнуть меня подарочным чугунным
литьем по затылку и затолкать мой труп в личный сейф. Думайте. Осталось
пятьдесят семь секунд.

Глава администрации быстро проиграл в голове все возможности, в том числе и
те, которые предложены не были. Второй вариант ареста был по всем
параметрам предпочтительней. Когда тебя не кладут мордой вниз на ковер, не
палят из всех стволов в божий свет как в копеечку и не привлекают к делу
понятых, через которых в полдня о подробностях ареста узнает весь город,
есть возможность замять происшествие по-тихому. Главное, чтобы не поднять
волну. Остальное можно худо-бедно утрясти.

- Ну? - спросил Федор Михайлович.

- Это какое-то недоразумение... Федор Михайлович с отсутствующим видом
включил радиостанцию.

- Но если уж такое недоразумение случилось - лучше все сделать полюбовно.
Чтобы работников администрации не беспокоить...

- Отбой, - сказал Федор Михайлович. - Ждите нас возле машины.

- Вот и хорошо. Через пять минут я весь в вашем распоряжении, - покорно
сказал Глава администрации. - Мне тут надо кое-какие распоряжения дать,
бумаги подписать. На время моего отсутствия...

- Гражданин Петров, - укоризненно покачал головой Федор Михайлович. - Это
же арест, а не частный визит случайного посетителя. Или вы идете немедленно
или... - и он снова потащил из кармана радиостанцию, заодно ненароком
показав рукоять болтающегося в заплечной кобуре пистолета.

- Ладно, спорить не стану, - сказал Глава администрации. - Подчинюсь силе.
Пока. Но потом... Когда все выяснится... Неприятности вам обещаю. В полном
объеме. Так, что мало не покажется.

- А неприятности нас не пугают. У нас вся жизнь одна сплошная неприятность.
Ну что, пошли?

Глава и следователь разом вышли из кабинета и так же по-дружески, плечо к
плечу двинулись по коридору.

- Когда вы вернетесь? - крикнула вдогонку встревоженная секретарша.

- К вечеру.

- А ваша машина?

- Не надо. Не беспокойтесь. У нас своя. Министерская, - обаятельно
улыбнувшись, ответил Федор Михайлович.

- Мент поганый! - еле слышно сказал Глава администрации.

- Что?!

- Я говорю, куда идти? Где машина?

- Тут, недалеко. У главного входа...


За городом Главу администрации пересадили во взятый на несколько часов для
перевозки вещей на дачу "черный воронок". Острастки ради. И чтобы привыкал
к тюремному быту.

- А в нормальном транспорте нельзя? - запротестовал было высокопоставленный
арестант. - Я, кажется, доказал свою лояльность.

- О чем вы таком говорите, гражданин Петров? - вздохнул следователь. - Вы
же опытный зек. Вы же знаете, что особо опасных рецидивистов, коим вы
являетесь, перевозят под усиленной охраной и непременно в машинах,
исключающих возможность побега. Так что садитесь, пожалуйста. Не
задерживайте конвой.

И подтолкнул замешкавшегося зека несильным ударом коленки чуть ниже
поясницы. Отчего тот даже забыл изображать Главу администрации.

- А с тобой мы, сука в погонах, еще потолкуем. С глазу на глаз, - злобно
прошипел он.

- Это, конечно. Это непременно. И очень скоро.

И не час и не два. Нам с вас, гражданин Петров, еще показания снимать.

Потом "воронок" пару часов катали по проселочным дорогам. Потом остановили
перед известными воротами.

- Машина, - сказал наблюдатель с вышки.

- Наша?

- Вроде наша.

- Тогда я врубаю фонограмму.

Звукооператор включил магнитофон и усилитель. И смикшировал звук до не
вызывающей сомнения тональности.

Запертый в "воронке" зек услышал приглушенный лай конвойных собак,
невнятные голоса, надоедливый голос громкоговорителей местного радиоузла.
То есть мешанину всех тех шумов, которые составляют звуковой фон любого
места заключения. И на который любой заключенный вострит уши, как
кавалерийская кобыла на звук полкового горна.

- Как запись?

- Низкие подбери.

- Подобрал. Как сейчас?

- Сейчас нормально Как вживую. Въездные ворота с грохотом отворились, и
"воронок" въехал в периметр зоны.

- Громкость прибавь.

- Прибавил.

Помощник режиссера поднес к губам микрофон.

- Конвойной массовке внимание. До начала спектакля... тьфу, ну не важно, в
общем до начала две минуты. Ваш выход первый. Приготовьтесь.

Конвойная массовка, обряженная в военные гимнастерки, торопливо докурила
сигареты в подсобке и выбежала во внутренний двор.

- Ну куда ты встал! - постучал себя по лбу высунувшийся из окна второго
этажа помреж. - Сколько раз говорили, сколько раз репетировали! Ты что, не
можешь запомнить элементарного? Не можешь запомнить, где стоять? Балбес!

Проштрафившийся конвоир быстро переместился на отведенное ему в мизансцене
место.

- Здесь, что ли?

- Левее.

- Так?

- Так.

Машина въехала во двор.

- Третий звонок, - сам себе скомандовал помреж. - Первая реплика - "Иванов!
Ты куда запропастился?.." И дал отмашку.

- Иванов! Ты куда запропастился, - громко сказал один из конвоиров. -
Иванов! Мать твою... Машина пришла. Дверь "воронка" распахнули.

- Упарился, мужики, - пожаловался сопровождавший заключенного в машине
конвойный, утирая пот.

Зека вывели из машины во двор, который он, зажмурившись от яркого света,
разглядеть не успел.

- Шагай! - крикнул конвойный. Затем зека раздели, вымыли, обрили. И выдали
серую робу. Взамен инвалютного костюма.

- Вы что такое творите? - возмущался отвыкший от грубого обращения
заключенный. - Откуда вдруг такие порядки? Раньше такого, чтобы до суда
обривать и переодевать, не было.

- Раньше много чего не было. А теперь есть. Для самых отъявленных, вроде
тебя. Жалобы есть?

- Есть!

- Тогда пишите прокурору.

- Дайте бумагу!

- Бумаги нет. Не положена! Другие просьбы, пожелания есть?

- Есть! Идите вы...

- Тогда до встречи.

И далее, с руками за спину, по коридорам, с этажа на этаж, через
заградительные решетки - в камеру. Персональную. И единственную во всей
тюрьме.

- Стоять! Идите!

Дверь с грохотом захлопнулась, и зек остался один. Один, на один с нарами,
парашей и тревожащими душу воспоминаниями.

Чтобы поразмышлял на досуге о своей неправедной жизни. И сделал
соответствующие выводы.


- Только все должно быть как по-настоящему. Один в один. И даже лучше, -
сказал Сан Саныч. - И допросы, и протоколы, и экспертизы, и очные ставки.
Всђ. Чтобы комар носу не подточил!

- Не подточит.

- Ну тогда - ни пуха ни пера!

- К черту!


- Ну что, будем говорить? Или упорствовать? - спросил следователь,
развернув лампу от себя.

Заключенный, сидящий на привинченном к полу табурете, демонстративно
отвернулся.

- Спрашиваю еще раз - вы отказываетесь от добровольной дачи показаний? Или
одумались? Зек криво ухмыльнулся.

- Распишитесь здесь о том, что вы отказываетесь давать показания.

- Не буду!

- Включайте видеокамеру.

- Видеокамера зачем? - хмуро спросил зек.

- Вместо протокола. В настоящее время аудио- и видеоматериалы считаются
полноценными документами и принимаются к судопроизводству наравне с прочими
вещдоками. Вы готовы отвечать на мои вопросы?

- Падлы!

- Ваша фамилия, имя, отчество? Ну, не тяните время.

- У вас есть мои документы.

- Я прошу вас назвать свою фамилию, имя и отчество.

- Черт с вами - Петров...

- Тогда прошу посмотреть сюда. Вот эти пальчики были сняты с соблюдением
всех процессуальных норм с гражданина Петрова Владимира Анатольевича, то
есть вас, не далее чем вечером третьего дня.

Заключенный посмотрел на увеличенные фотокопии отпечатков.

- А вот эти пальчики взяты из дела об ограблении Звенигородского филиала
банка, повлекшем за собой гибель двух потерпевших, и принадлежат они
гражданину Мокроусову С.Т. Впоследствии приговоренному к двенадцати годам
строгого режима, заключенному под стражу, комиссованному по состоянию
здоровья, умершему и захороненному на Новоникитском кладбище города
Старониколаевска.

Согласно заключению экспертизы и те и другие отпечатки пальцев принадлежат
одному и тому же лицу. И вот это совпадение вам будет объяснить очень
трудно...

- Слушай, у Федора какой любимый фильм? - спросил Сан Саныч, просматривая
спустя несколько часов видеозапись допроса.

- Не помню. Кажется, "Семнадцать мгновений весны". Ну тот, который со
Штирлицем и Мюллером.

- Чувствуется...

- Это какая-то ошибка, - забеспокоился на экране телевизора допрашиваемый
зек. - Совпадение отпечатков.

- Отпечатки индивидуальны и не совпадают. Никогда, - напомнил элементарный
биологический закон следователь.

- И тем не менее.

- В таком случае, я предлагаю вам пройти в соседнюю комнату.

- Зачем это?

- Для проведения опознания.

- Какого опознания?

- Там увидите.

В соседней комнате на длинной скамейке восседали три человека, между
которыми оставалось место еще для одного.

- Присаживайтесь, - предложил следователь.

- Я не сяду!

- Садитесь! Вам же хуже. Будете торчать как каланча, привлекать к себе
внимание. Тогда вас точно опознают...

Зек сел.

- Введите.

В помещение вошел тщедушный мужчина с бегающими во все стороны глазками.

- Вы знаете кого-нибудь из этих людей?

- Я?

- Вы!

- Нет.

- Посмотрите повнимательней. Мужчина посмотрел повнимательней. И вдруг
вздрогнул. И поднял палец.

- Знаю! Этого!

- Кто он?

- Мокроусов. Сашка. Только как же так? Он же умер. Много лет назад!

- Вы уверены, что это именно он?

- Был бы уверен, если бы не знал, что он покойник. А он не может встать?

- Гражданин, встаньте, пройдитесь. И скажите несколько слов.

- Да шли бы вы все со своими опознаниями...

- Он! Точно он! Он!! Я узнал его!

- Спасибо. Распишитесь здесь и здесь.

- А меня не посадят?

- За что?

- За то, что я его тут...

- Нет. Не посадят.

-