цию серьезную  реализуем...  Дал  бы  мне  на  обыски
четырех хлопцев...
   Коллега был нагл, как и большинство "бэхов". Причем, что интересно, -
оттого, что их посылали далеко и надолго с  такими  вот  просьбочками  -
наглость не уменьшилась, а, наоборот, почему-то возрастала.
   - Чи-во?! - переспросил Василий  Павлович.  -  Скока-скока  хлопцев?!
Погодь...
   Прогалько ответить не успел, потому  что  в  этот  момент  в  кабинет
начали протискиваться опера.  Первым  они  втолкнули  Токарева-младшего,
которым пытались прикрыться, как щитом.
   Известный приемчик, не правда ли?
   Токарев обвел колючим взглядом  лица  своих  орлов.  Орлы  состряпали
такие лица, как будто их по пустяку оторвали от  чтения  манускриптов  в
читальном зале  Публичной  библиотеки  имени  Салтыкова-Щедрина.  И  тут
Петров (тот самый, по прозвищу Петров-Водкин) добро и густо рыгнул пивом
"Золотой колос" - аж легкий ветерок пошел по  кабинету.  Это  стало  тем
маленьким камешком, который вызывает обвал в горах:
   - Прогалько?! Забирай! Четырех, нет... пятерых забирай!!!.
   - Добро, - начальник ОБХСС, не рассчитывавший, честно говоря,  ни  на
одного, удивился и сразу же отключился - пока угрозыск не передумал.
   - Что?! Поедете на обыска по  -  ну,  оч-чень  серьезной  разработке!
Наверное, продавщица сельпо на обвесе  докторской  засыпалась!  Таперича
обыска! И машину дадут! - орал на остолбеневших подчиненных Токарев. - А
как Коявина в ванной утопили - так до Киришей не доехать было! Талоны на
бензин - в долг брали! И до сих пор - с приветом,  Шишкин!  Артем  -  ты
тоже, понятым!
   - Василий Павлович! - попытался встрять (а зря) Петров. -  Да  "бэхи"
же скоро и нас понятыми брать будут. Совсем распустились...
   - Ты-то куда, еб твою мать! Неделю ж назад, как  на  губу  не  попал!
Сгинь! Все.
   Все вышли, предводимые Петровым, который неделю  назад  действительно
крупно проштрафился. Он фотографировался на звание капитана  милиции,  и
довольный,  возвращался  из  ателье  в  отделение  в  кителе,   рубашке,
припогоненный, но  -  в  индийских  джинсах.  Ну  не  нашли  по  размеру
форменных брюк - да и зачем  они  -  не  в  полный  же  рост  у  знамени
фотографироваться. От фотоателье до отделения -  метров  сто  пятьдесят,
однако их хватило, чтобы  Петров  попался  на  глаза  проезжавшему  мимо
заместителю начальника управления кадров ГУВД.  Разумеется,  он  Петрова
окликнул  -  тот  быстро  оценил  оперативную   обстановку   и   побежал
проходняками. Но зам оказался настырным  и  с  характером  -  доехал  до
отделения, где они с Петровым и встретились, но Водкин  снова  "пошел  в
бега", переоделся в инспекции  по  делам  несовершеннолетних  и  ушел  в
глухой  отказ,  чем  обозлил  кадровика   уже   по-настоящему.   Токарев
действительно еле отмазал своего подчиненного от больших неприятностей.
   Опера с Артемом гуськом потянулись "сдаваться" - на третий этаж - там
базировались "бэхи".
   - Если не будет служебной машины - не поеду никуда! У меня насморк  с
дырявыми ботинками, - не унимался Лаптев.
   - Ты заткнешься или нет?!  -  обозлился  Петров.  -  Из-за  твоих  же
говнодавов и пострадали!
   - Да?! А кто рыгнул? О-то! - отбил  попытку  найти  крайнего  Лаптев.
Петров-Водкин промолчал - крыть ему было нечем.
   - Сейчас какую-нибудь картошку заставят  куда-нибудь  перегружать,  -
вздохнул Артем, интуитивнопытаясь переориентировать старших товарищей от
извечного русского вопроса "Кто виноват?"  к  не  менее  извечному  "Что
делать?".
   - Сынок! - хмыкнул  Петров  -  Картошка  -  это  еще  хорошо,  она  в
хозяйстве всегда к месту. А я вот как-то раз на складе  ДЛТ  с  "бэхами"
работал. Так там столько лишних оловянных солдатиков  было!  И  куда  им
столько? Понатырили - у-у!
   - Зачем? - удивился Артем, а  Петров,  соответственно,  удивился  его
удивлению:
   - Так, а там другого ничего и не было... Не было! Нет, вру,  был  еще
мячик для игры в бассейне. Ну, такой... детский...  Так  его  Жаринов  к
себе домой унес, а он оказался бракованным - воздух пропускал...
   Вот так, со смехохулинками, и доплелись они все до отдела беспощадной
борьбы с хищениями социалистической собственности.
   Прогалько встретил их, можно сказать, нежно:
   - А-а, вот и УР в подмогу!
   - Да мы завсегда,  несколько  развязно  поприветствовал  старшего  по
званию и должности Петров - и на этот "непорядок" немедленно среагировал
старший опер-"бэх" товарищ Каликов:
   - Завсегда... когда наживой попахивает!
   Отвечать оперюге-"бэху" представители  уголовного  розыска  посчитали
необязательным. Прогалько зыркнул  на  всех  серьезно  и  начал  с  ходу
вводить пополнение в тайну спланированного мероприятия.  Если  перевести
историю с казенного языка на нормальный разговорный, то заключалась  она
в  следующем:  разрабатывали   "бэхи"   одного   красавца.   Разумеется,
разрабатывали формально как спекулянта. А спекуляцию - это все  знают  -
доказать очень трудно, потому что для этого  надо  задокументировать  не
только скупку, но и умысел на перепродажу с барышом. В общем,  -  гиблое
дело, но... приходится делать вид, что борьба со спекулями  идет  не  на
жизнь, а на смерть... Но тут - подфартило,  потому  что  разрабатываемый
красавец умудрился  у  "Березки"  скупить  фунты-стерлинги,  правда,  не
простые, а фальшивые... С  ними  его  и  задержали  по  набою  <Наводке>
сожительницы вышибалы из бара "Сфинкс" Светланы - под предлогом проверки
документов рядом с  работой...  А  тут  -  фальшивые  фунты-стерлинги...
(Говорят,  что  задержанный  гражданин  Овчаров  буквально  обомлел   от
радостных воплей старшего оперуполномоченного товарища  Каликова,  когда
тот понял, что за фунты: "Голубчик ты мой! Страдалец ненаглядный! Ты про
154-ю забудь! Для тебя "спекуляция" теперь - это как "с облегчением"!  У
тебя теперь  -  сбыт  фальшивой  валюты,  а  это,  мил  человек,  -  под
расстрел!"
   От слова "расстрел" Овчаров обомлел, кстати, в буквальном смысле - то
есть натурально грохнулся в обморок.  Каликов  тут  сам  перепугался  до
полусмерти: "Э-э! Ты это... чего?! Ребята, ребята!
   Засвидетельствуйте! Я этого мудилу пальцем  даже  не  тронул!  А!"  С
горем пополам откачали, хотя нашатыря,  как  всегда,  не  нашлось.  И  с
испугу Овчаров начал  сдавать  всех  -  то  есть  абсолютно  всех,  кому
перепродал и фунты, и стерлинги. А при этом все пытался убедить  оперов,
что умысла, тянущего на расстрел, у него не было,  поскольку  он  и  сам
скупал фалыпак за настоящую валюту...
   Среди тех, в отношении  кого  Овчаров  дал  исчерпывающие  показания,
народец подобрался разношерстный. Один,  например,  был  дважды  судимым
квартирным вором - некто Пивоваров Кузьма - и ведь не стеснялся, наглец,
с такими данными иностранные деньги скупать! И зачем ему  фунты?  Другое
дело Гер Цыкович Буднер, он готовился выехать на ПМЖ - тут все ясно  как
стемнеет - надо брать... Но больше всего Овчаров заложил  представителей
советской торговли  -  следак  целую  стопку  обысков  понавыписывал,  а
главного "валютчика" определил покамест на трое суток в камеру.  Недобро
глядя на оперсостав, следак раздал постановления, потребовал докладывать
о ходе обысков по телефону на дом и убыл. (Дома он, кстати,  первое  что
сделал, когда снял ботинки и надел  тапочки,  -  это  как  раз  отключил
телефон, и только потом уже всласть наорался на дочку, забывшую  вовремя
полить кактус).
   Сотрудники  уголовного  розыска   слушали   вводные   с   одинаковыми
недовольными  лицами.  Для  них  и  свои-то  обыски  -  после  того  как
расколешь, опросишь, следователя вызовешь,  допросишь  -  не  в  радость
были, а так... положено. А чужие обыска! Одним словом  -  тоска.  Артему
было чуть интереснее, хоть он и бывал на обысках не раз.  Но  молодым  и
должно быть интереснее, молодые себя на таких мероприятиях не  то  чтобы
частью системы ощущают - они чувствуют себя среди  своих,  и  не  просто
своих, а своих, выполняющих важную и нужную работу...
   Наконец на старой "шестерке" и  двух  газиках  разъехались  в  разные
адреса.  Артему  с  недовольным  Лаптевым,   Каликовым   и   еще   одним
"бэхаэсником" пришлось ехать в Куйбышевский район.
   Всю дорогу до адреса Лаптев бухтел, не особенно заботясь - слышат его
критические замечания коллеги или нет:
   - На обыск - и вчетвером! А? А  на  задержания  они,  наверное,  всем
отделом ездют... А у старшего их,  слышь,  Тема,  -  видел,  какая  рожа
гладенькая? Заметь - и все при галстуках, прям как комитетчики... И  где
они столько глаженых галстуков берут...
   Иногда Артем фыркал в воротник куртки,  "бэхи"  же  делали  вид,  что
ничего не слышат. Токарев-младший,  кстати,  тоже  обратил  внимание  на
красивые галстучные узлы у сотрудников ОБХСС.
   Завязать такой узел - это  же  целая  наука!  Сам  Артем  как-то  раз
попытался научиться по схеме на  галстучной  упаковке  -  продержался  у
зеркала  стойко  минут  пятнадцать,  сопя  и  прижимая  концы  губами  и
подбородком, потом ахнул, затянул в узел, рванул и окончательно испортил
отцовскую обнову, подаренную ему одной знакомой на день рождения...
   Когда доехали наконец до адреса, Лаптев, выгружаясь, сразу же  ступил
в глубокую лужу.  Его  многострадальный  носок  намок  тут  же  чуть  не
доверху. Материться Лаптев не стал, а лишь заметил кротко:
   - Теряю былую легкость.
   Артем, зная характер старшего опера, понял: что-то будет.
   Настроение у старшего товарища - совсем говно. И это надолго. И лучше
бы он выматери лея.
   - За мной! - скомандовал между тем  Каликов,  элегантно  перепрыгивая
очаги липкой грязи перед парадной.
   - Это мы что - из окопов в рукопашную встаем, что  ли?  -  немедленно
раздражился Лаптев, пытавшийся  безуспешно  оббить  об  асфальт  листья,
прилипшие к промокшему дырявому ботинку.
   Артем догадывался - лучше сейчас к Сергею не лезть  с  сочувствием  и
урезониванием. Токарев еще  не  до  конца  правильно  понимал  глубинные
причины раздражения Лаптева на "бэхов". Возраст Артема пока не  позволял
безошибочно делить людей на "своих" и "чужих" не юридически,  а  нутром.
Токарев считал, что все, с кем он едет на обыск, - свои, а  те,  к  кому
едет, - чужие. Ему не хватало опыта,  который  мог  бы  подсказать,  что
бывает по-всякому...
   Квартира, которую  собирались  обыскивать,  располагалась  на  втором
этаже.
   - Странно, что не на последнем, - откомментировал Лаптев. - По  всему
сегодняшнему раскладу должна она была  быть  на  двенадцатом  этаже  при
сломанном лифте...
   Каликов уже нажимал на кнопку звонка, вскоре из-за  двери  послышался
встревоженный женский голос:
   - Кто там? Мужа нет дома, открыть не могу...
   Каликов откашлялся и начал скандировать свою  должность,  полномочия,
санкции... Лаптев вежливо отодвинул коллегу, оперся плечом  о  косяк  и,
прикуривая, сказал по-простому:
   - Давай, мать, открывай, сама знаешь  -  дверь  вышибем...  Да  тебе,
наверное, дружки-то уже сообщили.
   - Какие дружки? - зашипел нервно Каликов. - Не могли они...
   - Сообщили, сообщили,  отмахнулся  от  него  Сергей.  Дверь,  как  ни
странно, открылась.
   - Ну что же делать... Проходите!
   Открывшей женщине - усталой и взвинченной - было  лет  под  тридцать.
Видно было, что она не знает, как себя вести, - то  ли  хамить,  то  ли,
наоборот, молчать. Картина, в общем, грустная, но  достаточно  типичная.
Хуже, когда с порога ор начинается или слезы с  соплями  -  надо  как-то
успокаивать, а успокаивая, можно и самому - в такое сорваться...
   В общем, вошли. Среди соседей быстро нашли понятого,  второй  был  не
нужен, вторым был Артем. Несмотря  на  позднее  время,  соседа  упросили
быстро - соседям, кстати, почти всегда интересно, в отличие от  прохожих
на улице. Прохожих-то - поди отлови да уговори - замучаешься.
   Для проформы показали хозяйке постановление,  она  сделала  вид,  что
прочитала. Люди редко всматриваются в постановления дотошно -  сами  все
понимают...
   Помаленьку начали шукать. Каликов  сразу  полез  в  секретер,  достал
коробку из-под московских конфет "Тройка" и  пригласил  понятых  подойти
поближе. В коробке лежала валюта - оперативники  знали,  что  фальшивая,
но, кстати, до того, как эксперт подпишет справку,  все  денежные  знаки
считаются настоящими.
   - Что вы можете сказать по этому поводу?  -  торжественно  спросил  у
хозяйки Каликов. У нее глаза уже набухали слезами:
   - Вам и так муж уже все рассказал, раз вы малом деньги отыскали...
   Второй сотрудник ОБХСС  -  молчаливый,  собранный,  вежливый  -  внес
"валюту" в опись.
   Квартирка-то, кстати говоря, была так себе - не  хоромы,  хотя  и  не
сказать, чтобы хозяева голодали. Попадались в ней и западные этикетки, и
диковинные пепельницы, и стаканчики с изображенными на  них  невиданными
гоночными машинами. Обыск подходил к концу - всем и так было  ясно,  что
все нашли сразу и в одном  месте.  Лаптев  вообще  с  самого  начала  не
столько "шмонал", сколько делал вид. В туалетном шкафчике  он  обнаружил
ящик для инструмента, а в нем  маленькую-премаленькую  отверточку.  Брат
Сергея  подхалтуривал  на  ремонте   радиоаппаратуры   всех   мастей   и
разновидностей - Лаптев подумал  о  нем  и  сунул  инструментик  себе  в
верхний карман пиджака.
   От соседей не вовремя вернулся сын - парнишка лет девяти, не  больше.
Огромными глазами он не по-детски серьезно и как-то... тускло... смотрел
на взрослых незнакомых дяденек. Дяденьки делали  вид,  что  не  замечают
ребенка. Артем вздохнул и присел рядом с парнишкой на корточки:
   - Ну, как дела, брат?
   Мальчик  преувеличенно  добрый  тон  не  принял,  покачал  головой  и
неожиданно ответил:
   - Скверно.
   Это слово, такие соответствующее возрасту ребенка,  непонятно  почему
зацепило Токарева.  По  мнению  Артема  обозначить  имевшую  место  быть
ситуацию  словом  "скверно"  мог  бы   какой-нибудь   приват-доцент   из
дореволюционной России (вроде того, кого играл  Баталов  в  "Беге"),  но
никак  не  советский  пацаненок.  От  короткого  слова,   произнесенного
ребенком,  вдруг   так   повеяло   тоской   и   обреченностью,   что   у
Токарева-младшего первый раз в жизни  кольнуло  сердце.  Он  даже  грудь
потер через рубашку...
   Неожиданно мальчик направился в центр комнаты. Он подошел к  столу  и
тихо (однако все почему-то услышали) произнес:
   - Это папа вчера принес... Я очень хотел посмотреть...
   А на столе лежала обнаруженная товарищем Каликовым игровая  приставка
к телевизору, сверкающая ненашенской упаковкой. Такие приставки  были  в
то  время  диковинкой  еще  большей,  чем  видеомагнитофоны.  Про  такие
приставки уже что-то слышали, но никто из сотрудников  Василеостровского
РУВД их еще никогда не видел - это точно.
   Довольный добычей Каликов что-то хмыкнул про фарцовку и контрабанду -
возможно, что и справедливо. Второй  "бэх"  -  вежливый  молчун  -  даже
заерзал на  стуле  в  предвкушении  возвращения  в  РУВД  и  подключения
электронного чуда  -  как  перед  нераспечатанным  еще  порнографическим
журналом...
   ...Артем и сам не  понял,  как  очутился  у  стола  и  почему  сказал
Каликову шепотом - но смело и указующе:
   - Оставь!
   Лаптев, словно почувствовавший что-то, тоже оказался поблизости  и  с
развязностью (но не прежней, органичной,  а  чуть  фальшивой)  поддержал
Токарева:
   -  Ой,  надо  нам  это...  Описывай,   сдавай   следователю.   Оставь
погремушку.
   - А это не твоя забота - грубо  парировал  Каликов,  кожей  почуявший
покушение на добычу. - Вы нам приданы, а не наоборот...
   Вернее, ты придан... с понятым... своим.
   Вот это "своим", произнесенное после короткой паузы, и стало роковым.
   - Я чегой-то недопонял... - вскипел офицер уголовного розыска, плечом
оттирая Артема в сторону. Такие офицеры, как Сергей, могли вынести  все,
что угодно, кроме неуважения к "траншеям" и к тем, кто  в  них  живет  и
воюет.
   - А чего тут понимать? - Каликов несколько оробел оттого, что  Лаптев
при всех позволяет себе такую интонацию. -  Игрушку  изымаем,  и  точка!
Делай свое дело...
   - Ага, - кивнул Лаптев, складывая губы трубочкой - То есть делай, что
ты приказываешь?!
   Каликов замялся, ощущая нарастающее обострение. Второй "бэх" уткнулся
в опись и делал вид, что ничего не слышит:..
   Артем увел мальчишку на кухню, усадил на табуретку  и  собрался  было
по-взрослому поговорить с ребенком. Но тут у него в груди  что-то  снова
екнуло, и он резко вернулся в  комнату.  Коротко  глянув  на  онемевшего
Каликова, Токарев схватил яркую коробку со стола  и  молча  унес  ее  на
кухню.
   Каликов хрюкнул носом и направился было за Артемом.
   - Молодой человек! Вы пока  еще  понятой...  Договорить  ему  не  дал
преградивший проход на кухню Лаптев:
   - Артем прав. Нам забава, а пацану праздник. Отца-то не  выпустят,  -
тон Сергея был уже абсолютно  серьезным.  Каликов  безуспешно  попытался
обогнуть офицера угрозыска, остановился и зашипел:
   - А у моего сына такой игрушки нет!
   - И что?! У него есть ты!
   - Мы... Мы обязаны арестовать имущество, нажитое незаконным путем!
   - Велико имущество!
   - Знаешь, сколько на черном рынке стоит?!
   - Догадываюсь... И что?
   - В доход государства - вот что!
   - He нравится мне, когда государству таким образом доход пополняют.
   -  Что?!  -  Каликов  придал  своему  лицу  крайне   заинтересованное
выражение. - Может тебе, и...
   - Давай-давай, - зло улыбаясь поощрил его Лаптев. - Давай -  про  то,
что  мне  и  само  государство  не  нравится,   вместе   с   партией   и
правительством! Давай!
   - А все начинается с потакания...
   - Да пошел ты в жопу!!!
   Растерявшаяся хозяйка успела тактично выскочить  из  комнаты,  второй
"бэх" уже просто медитировал в описи, а сосед-понятой слушал милицейский
диалог с восторженным выражением на глуповатом лице - во, мол, дают,  во
дают-то!
   Тем временем Артем сунул приставку в руку мальчику:
   -  Дуй  к  соседям,  спрячь!  Мальчишка  сглотнул  и  спросил  -  уже
по-детски:
   - А они не будут меня искать?
   - Нет, - покачал головой Токарев. - Не будут.
   - Попадет вам! - понимающе  улыбнулся  парнишка  и  шустро  юркнул  в
коридор. От этой улыбки Артему стало светло, она подтверждала,  что  все
он сделал правильно...
   Услышав, как хлопнула входная дверь, Кали-ков прошел резко в коридор,
заглянул на кухню, поймал  издевательский  взгляд  хозяйки  и  обо  всем
догадался.
   - Ну, ладно, - сказал он со скрытой угрозой. - Ладно...
   Потом быстро дописали протокол, все  расписались,  и  оперативники  с
понятыми вышли из квартиры. Спустившись до первого этажа,  Лаптев  вдруг
вспомнил про отверточку и побежал назад.
   Хозяйка еще не успела запереть дверь и смотрела на опера непонимающе.
Лаптев вынул отвертку из кармана и положил ее на полочку  в  прихожей  -
рядом с губной помадой.
   - Я тут у  вас  забыл  случайно,  -  Сергей  и  сам  не  понял,  что,
собственно, сказал. Хозяйка тоже ничего  не  поняла,  взяла  отверточку,
повертела ее в руках, положила обратно и наконец-то расплакалась вволю.
   ...В машину залезали молча, сопя и толкаясь чуть  ли  не  специально.
Атмосферка сгустилась - хоть ножом ее режь.
   - Ну что? Мимо кассы? - спросил водитель, учуяв напряжение.
   - Ты давай - вперед смотри! - зло обрезал его Каликов.
   - Куда?.. Да я вообще после смены...  Дежурный  упросил  пересесть  с
козелка! Сейчас выйду - и домой! Тоже мне, командир!
   - разошелся младший сержант  Старков,  водитель  дежурной  машины  по
РУВД.
   Лаптев положил ему руку на плечо и сказал тихо и устало:
   - Вить, давай в отдел, а? После делаемся, поздно уже...
   Возвращались  молча.  По  прибытии  в  управление  Лаптев  и  Токарев
попрощались с "бэхами" кивками, руки пожимать не стали и нырнули в  ОУР.
Уже в кабинете Артем стал оправдываться, сказал, что может  предупредить
отца - но Сергей только отмахнулся:
   - Пустое...
   А