кинул ее  на
забор. Упираясь ногами в бетон, он в три  шага  достиг  его  верхушки  и
прыгнул вниз вместе с кошкой.
 
*** 
 
   Не успев добежать до бочек, где ему надлежало  ожидать  появления  из
вентиляционного окна бомбы, Бармин увидел ее.
   Нечто плавно вылетело из  круглого  отверстия  и,  набирая  скорость,
устремилось к забору вверх по наклонной. "Бомбу"  несли  воздушные  шары
или что-то вроде этого.
   Выхватив из-под плаща обрез, он тут же  выстрелил...  и  промахнулся.
Шары неумолимо несло в сторону улицы. Для  следующего  выстрела  уже  не
оставалось времени.
   Дослав дрожащей рукой патрон в патронник, Бармин  тут  же  от  живота
выстрелил. Прицелиться он уже не успевал - шары вылетали на улицу. Бомба
продолжала свое стремительное движение к забору,  но  только  теперь  по
нисходящей траектории: один Шар  лопнул.  Водила  привстал  на  цыпочки:
высота, на которой летела бомба, была значительно выше забора.
   И все  же,  металлически  шмякнувшись  о  бетон,  бомба  свалилась  в
лабораторный двор, увлекая за собой шар.
   Тяжело дыша, Бармин поднял с земли бомбу. Это был сверток.  Развернув
его, он удивленно взглянул на содержимое, затем сунул в  карман.  Ощущая
дрожь в коленях, Бармин бросил кошку, и, вцепившись в веревку,  влез  на
забор.
   На улице уже собралась толпа.
   Кого-то били.
   Бармин ухмыльнулся, узнав скрюченную фигуру.
   "Молодец! - подумал он. - Хорошо отрабатывает!"
   Бармин   спрыгнул   на   тротуар   позади   зевак,   наблюдавших   за
представлением. Те  лишь  покосились  на  него.  Потасовка  с  жалобными
стонами жертвы и рычанием палачей была им по вкусу.
   - Что дают? - спросил Бармин, нагловато улыбаясь и показывая  глазами
на толпу.
   - Убивают!
   - За что?
   - А какая разница... Уже минуты три!
   - Тогда надо помочь!
   Толпа  плотным  кольцом  обступала  доходягу.  Отдельные   энтузиасты
заплечных дел в охотку обрабатывали его, крепко прикладываясь сапогами к
обмякшему телу.
   Бить могли бы и сильней, но бить сильно имели право только патрули.
   Бармин едва протолкался к доходяге, который жалобно охал, защищая  от
ударов голову.
   - Вот я тебя и нашел! - грозно заорал Бармин. - Спасибо, братва,  что
задержали! Хорош, оставь его, теперь он никуда не денется.
   Экзекуторы  изумленно  посмотрели  на  лохматого   парня,   несколько
поубавив энтузиазм.
   - В чем дело? - недовольно спросил один  из  них:  ему  хотелось  еще
разик поддеть сапогом вонючку под ребра.
   - Ничего страшного! - бодро ответил Бармин. - Этот  синяк  вытащил  у
меня в отряде все радиоактивные источники из приборов:  три  кобальта  и
один кадмий! - вдохновенно врал он. - Вытащил и проглотил! Думал, умрет,
как от цианистого калия. Умрет-то он умрет, да только не сразу!  Сначала
фонить будет, как ядерный реактор.
   - Фонить? - испуганно переспросил главный экзекутор в добрых  сапогах
с подковками.
   Остальные члены "зондер-команды", побледнев, стали перешептываться.
   - Да, рентген на сто. Кстати, не подходите к нему близко!
   - То-то я думаю,  чего  это  он  гадить  посреди  улицы  собрался!  -
забормотал главный экзекутор и попятился назад, раздвигая толпу.  -  Все
ясно: радиация назад просится!
   - Да нет! - серьезно  сказал  Бармин.  -  Просто  передумал  умирать.
Однако поздно, дядя! Ты уже труп! - обратился он к доходяге. -  Походишь
еще часа три-четыре, а там... Толпа бросилась врассыпную.
   - Не бойтесь! - кричал им вслед Бармин. - Возможно,  вы  не  получили
дозу! А его мы закопаем вместе с отходами! Зуб даю!
 
*** 
 
   Стараясь как можно дальше уйти от  злосчастного  перекрестка,  Бармин
бежал  по  переулкам  жилого  квартала  и  буквально  волок   за   собой
потерпевшего. На первом же повороте они напоролись  на  патруль:  Бармин
едва не опрокинул стража порядка на тротуар.
   - Стоять! - завопил  удержавшийся  на  ногах  парень  и  наставил  на
беглецов дуло автомата.
   Бармин тут же  предъявил  патрулю  свой  пропуск.  Затем,  кивнув  на
сжавшегося в комок доходягу, усмехнулся:
   - Этот утиль со мной!
   - Зачем он тебе? - возвращая пропуск, спросил патрульный. -  От  него
же дерьмом несет!
   - Для коллекции, парни!
   - А чем мы, если не секрет, занимаемся? - вежливо спросил  патрульный
Бармина, волком поглядывая на доходягу.
   - Чучела набиваем! - бойко отрапортовал Бардин. - Этого ватой  набью:
пусть ворон гоняет!
   Ворон? - усмехнулся патрульный.
   В этот момент у  него  на  поясе  заработала  рация.  Динамик  что-то
отрывисто  пролаял,  и  патрульный,  бросив  на  доходягу  презрительный
взгляд, быстро пошел вперед. Его товарищи направились следом.
   - Никак за тобой пошли? - улыбнулся Бармин. -  Может,  догнать  их  и
сдать тебя?
   Он радостно засмеялся. У него сегодня все получалось.
   Взмокший от только что пережитых страданий доходяга шумно выдохнул и,
не обращая внимания на хохот своего избавителя, промычал:
   - А куда мы, собственно, спешим, любезный?
   - Ого, как ты заговорил! - хохотнул Бармин. - Я же  обещал  населению
тебя закопать! Вот и пойдем куда-нибудь  поглубже,  под  землю.  Я  тебя
стаканчиком угощу. Все меньше вонять будешь.
   - Весьма благородно с твоей стороны.
   Они быстро удалялись от опасного перекрестка.  Доходяга  едва  слышно
повизгивал и держался за поясницу, но глаза его смеялись: в руке у  него
было столько денег, что голодная смерть отныне  ему  не  грозила.  Целую
неделю! А то и две.
 
Глава 21 
 
   Илья  Борисович  колдовал  над  своим  пасьянсом,  заряжаясь  азартом
полицейской ищейки. Глаза его  сверкали.  Он  даже  не  заметил,  как  в
кабинет кто-то вошел.
   - Шеф,  -  перед  Блюмом  вырос  молодой  человек,  смущенно  чешущий
затылок, - "Зверь" предлагает нам заняться одним  субъектом  в  связи  с
похищением Эталона.
   - Кто он?
   - Некто Артист. Свидетель опознал его.
   - Артист? Не слышал... - Блюм,  размышлявший  над  последней  сводкой
данных, недовольно оторвался от чтения. - Что он там натворил?
   - Извините, прилюдно справлял нужду. Этот человек уже не числится  ни
в каком списке. Кандидат на отправку в Промзону. Не понимаю, как его  до
сих пор не убрали отсюда!
   - Что же тогда "Зверь" так беспокоится? - спросил Блюм, задумчиво.  -
Здесь что-то есть!
   - Да нет, ничего нет. Ну, разве что этот Артист облегчился поблизости
от Лабораторного корпуса.
   - Где?
   - На перекрестке у забора, как раз напротив. Так вот, он  присел  там
по нужде примерно в то же время, когда...  -  Ах  вот  как?!  -  оборвал
мальчика Блюм. - "Зверь" так просто не рычит! В этом его сила!  Думаешь,
это чудачество опустившегося лицедея?
   - Не знаю. Но его здорово побили!
   Илья Борисович с сожалением думал о том, что его  мальчики  почему-то
непременно  желают  доказать  ему,  что  машина  -  дура,  что-то  вроде
зубрилы-шахматиста без ума и фантазии.  Но  почему?  Может,  ревнуют?  К
машине ревнуют губошлепы!
   - Даже побили? - Блюм усмехнулся, и глаза его сверкнули. - Он живой?
   - Да. Какой-то прохожий отбил его. Напугал толпу: сказал, что  Артист
- рабочий из его отряда, проглотивший какие-то радионуклидные источники.
   Гуманист!
   - Радионуклиды? Бред! А впрочем... Недурно  придумано!  Что-то  вроде
отвлекающего маневра. Где сейчас Артист и тот гуманист? - Блюм встал.
   - Если хотите, я запрошу данные по этому инциденту.
   - Да, непременно. Думаю, это они! Как получишь сводку, сразу  мне  на
стол.
   И вот еще что. К северной стене Лабораторного корпуса, туда, где  это
произошло, направьте поисковый отряд. Естественно, не  на  улицу,  а  во
двор. Пусть ищут!
   - Что ищут?
   Не знаю, идиот! -  Шеф  зловеще  уставился  на  своего  подчиненного.
Молодой человек побледнел и опустил глаза, играя желваками.  -  Ну,  что
стоишь? Бегом марш! - рявкнул Илья Борисович.
   Через двадцать минут Блюму, нервно постукивающему костяшками  пальцев
по столу, сообщили, что во дворе у забора не  обнаружено  ничего,  кроме
ржавых бочек, битого кирпича,  россыпи  окурков...  и  рваных  резиновых
перчаток.
   - Вот оно! - воскликнул Блюм и облегченно вздохнул.
   Пасьянс сложился.
   Илья  Борисович  распорядился  прекратить  поиски  Эталона  в  стенах
института и распустить сотрудников по домам. Всех, кроме...
 
Глава 22 
 
   Донской все еще стоял в телефонной будке.
   Нужно было ехать к прозектору за  урной.  Но  лил  дождь...  Вероника
давно упорхнула из будки, зажав в кулачке зеленую банкноту.
   Выпросила! Этой  птичке  от  Глеба  более  ничего  и  не  надо  было.
Зелененькая вполне устроила ее молодую  душу...  Ее  имя  напомнило  ему
давнишнюю историю.
   Лет двадцать прошло с тех пор, как он, тогда еще студент,  прибыл  на
заполярное месторождение, где заканчивалась разведка  и  уже  начиналась
добыча золота. Вожделенное "рыжье" - мелкодисперсное золото - добывалось
там из рудных тел в шахтах на глубине до двухсот и даже трехсот  метров.
Оконтуриванием этих рудных тел и должен был заниматься геофизик Донской.
   Ту странную грустную девочку  лет  восьми-десяти  он  приметил  среди
населения бурового поселка в день прилета. Она стояла рядом с вертолетом
и исподлобья смотрела на него, растерянно  озирающегося  по  сторонам  в
поисках человека из администрации.
   Потом, когда он уже начал работать, она подходила  к  его  буровой  и
часами простаивала у входа, глядя широко  расставленными  миндалевидными
глазами в сумрак дощатой трапеции, где студент Донской описывал керн.
   В геофизике ему места не нашлось.
   Начальство "бросило" его на буровую.
   - Ничего, - сказал начальник  экспедиции,  -  когда  будешь  уезжать,
подкинем тебе геофизических материалов. На диплом  хватит.  А  пока  нам
требуются геологи на буровых. Один, понимаешь, умер, а  двое  уже  месяц
болеют... Девочка никогда не  входила  в  помещение,  где  со  скрежетом
работал станок и буровик с помощником таскали туда-сюда обсадные  трубы.
Она стояла у входа и смотрела на него. Глеб краем глаза  также  наблюдал
за ней. Однажды, стараясь придать голосу хрипловатые  нотки,  он  строго
сказал:
   - Ты меня насквозь просмотришь, и я умру.  Потом  резко  обернулся  к
ней, готовый рассмеяться, и замер, увидев ее полные смятения глаза.
   - Не бойся! - смягчился Глеб, понимая, что  напугал  девочку,  но  та
исчезла.
   После этого случая он пробовал узнать, чего же девочке нужно, но  она
всякий  раз  убегала  в  поселок,  резво  мелькая  худыми  лодыжками   и
оборачиваясь на него.
   Потом он увидел ее в поселковой  столовой  -  в  вагоне-бытовке,  где
подавали пельмени с начинкой из колбасного  фарша,  прокисшие  борщи  из
неприкосновенного запаса Красной армии и горячий  хлеб.  Девочка  стояла
спиной к нему и сжимала в руках сумку.
   Глеб порылся в  карманах  и  извлек  половину  шоколадки.  Подойдя  к
девочке сзади, он присел на корточки и осторожно тронул ее за плечо.
   - Привет! Держи шоколад!
   Она испуганно смотрела на него и молчала.
   - Ну, долго вы еще в гляделки играть будете? Вероника, чего  тебе?  -
насмешливо крикнула баба в белом халате. - Давай банку-то!
   Девочка отодвинулась от Глеба и, беспомощно хлопая глазами, протянула
банку продавщице.
   - Покажи, сколько у тебя денег?  -  Продавщица  взяла  из  протянутой
ладони смятые рубли и пересчитала. -  Ясно,  двойную  порцию.  Ну  вы  и
едоки!  Не  едите,  а  клюете  -  точно  птицы  небесные!  -  продавщица
засмеялась.
   Наложив  пельменей,  она  сама  упаковала  банку  в  сумку.   Девочка
направилась к выходу, низко опустив голову. Глеб остановил ее и насильно
вложил в ладонь шоколад.
   - Что вы с нашей девчонкой делаете? - нахально смотря в глаза  Глебу,
воскликнула продавщица. - Она ж совсем ополоумела.
   - А что я делаю?
   - А то, что приезжаете такие столичные да  кудрявые!  Наши-то  мужики
давно как звери ходят, а вы небось и одеколоном душитесь?
   - После бритья. А разве нельзя?! - Глеб не  понимал  эту  бабу,  губы
которой расплылись в непристойной улыбке.
   - Прячьте его подальше. Мужики узнают - выпьют!
   Потом он увидел девочку в сопках. Она брела по  склону  и  складывала
черноголовики в холщовую сумку.
   Находясь от нее метрах в ста, Донской крикнул:
   - Вероника! - и помахал рукой. Девочка подняла голову и уставилась на
него.
   - Только не убегай, - сказал он, приближаясь к ней. - Я же не  лесной
разбойник!
   - А что, они тут есть? - пролепетала Вероника хрипловатым голоском.
   - Тут нет. В лесу - есть!
   - В лесу, - пропела она. - Я видела лес на картинке. Там сова,  волк,
лиса... И еще бабка с длинным носом.
   - Баба Яга? - улыбнулся Глеб.
   - Да, - покачала головой Вероника и вдруг улыбнулась. - Я лучше здесь
буду жить. Вы видели море?
   - Видел.
   - А я не видела, - сказала Вероника. - Не успела.  Папа  хотел  взять
меня на вездеходе к морю. Наше море называется Ледовитый  океан.  Но  он
умер. Море - это когда много воды?
   - Да. Там еще чайки и пароходы.
   - И все?
   - Нет. Еще оно шумит. - Глеб был озадачен: ему  хотелось  знать,  как
живет эта девочка. - У тебя есть мама? - тихо спросил он.
   - Да, - вздохнула девочка и замолчала.
   - Разве тебе с мамой плохо? - осторожно спросил Глеб.
   - Маме со мной плохо. Она все время плачет и  лежит.  Она  уже  давно
больная, после того, как умер  папа.  Сначала  она  кричала  на  папу  и
бросала в него тарелки, а когда он умер, заболела.
   - Почему твоя мама не едет на Материк? И на что вы тут живете? У  вас
есть деньги?
   - Дядя Илья дает деньги и консервы. Он  мне  и  маме  много  подарков
дарит, но мама все его подарки выбрасывает... Она говорит, что дядя Илья
погубил папу. Но это не правда. Папа сам умер. Сначала  лежал,  а  потом
заснул - и все.
   В поселок они вернулись вместе.
   Глеб проводил Веронику до барака и вошел вместе с ней внутрь затхлого
жилища: хотел взглянуть на мать девочки. Он почему-то испытывал  смутную
тревогу. Однако Вероника попросила его не входить в комнату, где  лежала
мать.
   На подоконнике, рядом с пластмассовой куклой, Глеб  заметил  половину
шоколадки, ту самую.
   - Ты не ешь шоколад? - растерянно улыбнулся он.
   Вероника посмотрела  на  него  широко  раскрытыми  глазами,  губы  ее
приоткрылись - она хотела что-то сказать, но  так  и  не  произнесла  ни
слова... Больше он не видел Веронику: она перестала приходить к буровой.
Он не встречал ее ни в столовой,  ни  в  поселке,  хотя  всегда  норовил
пройти мимо барака, где она жила.
   Через полтора месяца Глеб с рюкзаком за плечами  стоял  у  вертолета.
Через несколько минут он улетал: нужно было успеть на  вечерний  самолет
до Москвы.
   Буровики провожали его. Громко хохоча, жали руки, протягивали письма,
которые уже вечером могли отправиться на  Материк.  Глеб  чего-то  ждал.
Остальные пассажиры, в том числе и  начальник  экспедиции,  уже  сели  в
вертолет.
   Винт раскручивался, буровики понемногу расходились. Уже поставив ногу
на ступеньку, Глеб обернулся и увидел Веронику. Она стояла у  ближайшего
барака и, спрятав руки за спину, смотрела на него.
   - Я сейчас! - крикнул он и,  бросив  рюкзак  в  вертолет,  побежал  к
Веронике.
   Девочка не двигалась.  Глеб  подбежал  к  ней  и  протянул  маленькую
раковину.
   Черноморский рапан.
   - Поднеси к уху и  услышишь  море!  -  Глеб  положил  руку  на  плечо
Веронике. - Ну, прощай!  Станешь  большая,  поезжай  в  Москву  учиться.
Выучишься на специалиста, возьму тебя к себе на работу!
   Вероника подняла на него свои по-взрослому грустные  глаза,  губы  ее
искривились.
   - А вы не могли бы взять меня с собой? -  прошептала  она  и  достала
из-за спины авоську с вещами.
   - Как же я возьму тебя? А твоя мама?
   - Мама умерла. - Девочка с надеждой смотрела на Глеба.
   -  Оставь  ребенка  в  покое!  -  крикнул  из   вертолета   начальник
экспедиции. - Улетаем!
   - Но она осталась совсем одна! - закричал Донской.
   - О ней есть кому позаботиться! - раздраженно рявкнули ему.
   Глеб повернулся к Веронике. Обеими  руками  вцепившись  ему  в  рукав
куртки, она смотрела  на  Донского  во  все  глаза,  не  смахивая  слез.
Нагнувшись, он неловко поцеловал ее в темя, потом положил ладонь  на  ее
вздрагивающую голову и пробормотал:
   - Не плачь, я еще прилечу. Вот увидишь... В Поселке, где он дожидался
ночного рейса, к нему ни с того ни с сего пристали двое  буровиков  и  в
кровь избили его.
   Всю дорогу до Москвы он думал о том, как на следующий год прилетит  с
подарками для Вероники, но, спускаясь  по  трапу  на  московскую  землю,
вспомнил, что у него есть прекрасное  предложение  поработать  в  другом
конце земли.
   Вспомнил и грустно улыбнулся. "Надеюсь, о девочке там позаботятся!" -
успокаивал он себя, садясь в поезд Москва-Ленинград с бутылкой  водки  в
кармане.
 
Глава 23 
 
   Все пути в Промзону оказались перекрыты. Бармин уже успел  избавиться
от обреза и кошки и теперь чувствовал себя гораздо  уверенней.  Конечно,
стоило поскорей расстаться и с этим нарушителем  общественного  порядка,
который сполна получил за свою услугу, но доходяга мог  в  любую  минуту
угодить в лапы патруля и расколоться: рассказать о странном заказе.
   - Я - Бармин, по профессии водила. Здесь проездом.  А  тебя,  чучело,
как величать? - спросил  Бармин  тяжело  дышащего  доходягу,  когда  они
спустились в грязное заведение, где за алюминиевыми столами, заваленными
немытой посудой  и  хлебными  крошками,  отдыхали  после  трудового  дня
мастера и бригадиры из Промзоны.
   - Эдик. Артист!
   - Больших и Малых театров?
   - Нет, только Буферной зоны. А вообще-то я артист эстрады и здесь, на
Объекте,  оказался  случайно.  Да  и  в  Заполярье  тоже...  Отстал   от
концертной труппы.
   - Опоздал на самолет? - усмехнулся Бармин.
   -  Это  смешно,  но  именно  так  и  было.  Слишком  увлекся  местным
гостеприимством.  Водка,   коньяк,   шампанское,   восхищенные   взгляды
"товарищей жителей Крайнего Севера". Ты знаешь, что такое людская любовь
и слава? Что такое  толпа  поклонников?  Ах,  как  сладко  ощущать  себя
кумиром толпы!  Поклонение  масс  -  это  бальзам  для  израненной  души
артиста! Я раз десять пытался сесть на самолет, но  всякий  раз,  прежде
чем объявляли посадку, я уже был  в  свободном  полете.  Обожающие  меня
северяне не давали мне просыхать. С утра - Везувий в  животе  и  небо  с
овчинку, потом -  "лечение",  а  к  вечеру  сольный  концерт  маэстро  в
какой-нибудь закусочной по  имени  "Ресторан",  концерт,  переходящий  в
праздник до полной потери пульса. Так продолжалось примерно полгода.  Но
вскоре население  ко  мне  привыкло,  и  я  собрался  вернуться  в  свою
областную филармонию, но в самолет меня бесплатно не пустили... Тогда  я
поехал на ближайшее месторождение - подзаработать. Сезона три  вкалывал,
как простой работяга. На билет откладывал.
   Откладывал, откладывал, да только все зря: всякий раз перед  отъездом
расслаблялся и пропивал заначенную на билет сумму. Думаю, это -  судьба.
Душа не пожелала вернуться в филармонию... Даже став сезонным рабочим, я
продолжал пользоваться среди населения популярностью.  И  все  благодаря
бесподобному  искусству  подражания!  Я,  парень,   могу   любой   голос
изобразить! Ну, кого?
   -  Черепаху  Тортиллу  на  церемонии  вручения  деревянному  Буратино
золотого ключика от швейцарского банка! - усмехнулся Бармин.
   - А ты, я смотрю, тоже артист! - радостно засмеялся  Артист,  обнажая
мелкие темные зубы. - Давай выпьем за знакомство! На твои или на мои?
   - Угощаю! Эй, дядя! - крикнул Бармин бармену, если, конечно, мрачного
кочегара в черном кожаном фартуке мясника  можно  было  так  назвать,  -
бутылку нам чего-нибудь не очень  дешевого,  и  разверни  телик  в  нашу
сторону. Чем там щас население травят?
   - Боевиком! - сипло заметил кочегар.
   - Поторопись, дядя!  -  точь-в-точь  как  бармен  просипел  Артист  и
рассмеялся. ...Часа полтора уже они сидели за небольшим столи