с одному
из агентов, а затем снова принялся изучать  лежавший  на  столе  технический
журнал.
   Агент показался в двери без  пяти  двенадцать  и  сделал  знак  Дрейфусу,
который вышел к нему в коридор.
   - Прекрасно, Дрейфус. Это те микросхемы, которые изготовлены  на  прошлой
неделе с новыми данными от TRX. Инженер сейчас распечатывает эти данные,  но
они точно совпадают.
   - Вот-вот. Значит, экспедиция заслала в Тонопу не те элементы.
   - Но когда они попали в  Тонопу,  неужели  TRX  не  испытывала  их  перед
монтажом?
   - По идее, должны были, но я  подозреваю,  что  кто-то  допустил  ошибку,
обычную человеческую ошибку, и каким-то образом микросхемы были  установлены
без проверки. - В конце концов, Дрейфус прекрасно знал, что именно благодаря
ошибкам мир  стал  таким  замечательным.  Как  правило,  то,  чему  положено
происходить, и то, что происходит, на самом деле, -  это  совершенно  разные
вещи.
   - Так откуда, черт побери, взялись дефектные микросхемы?
   - Отсюда. Прямо отсюда. - Вопрос был в  том,  откуда  "Аэротек"  получила
ошибочные данные,  которые  были  заложены  в  бракованные  микросхемы?  Эти
данные,  как  утверждал  адмирал  Генри,  взяты  из   компьютерной   системы
Пентагона, а последним туда вносил изменения Гарольд  Стронг.  Об  этом  еще
днем сообщил Камачо. И ложные данные ввели в микросхемы на заводе "Аэротек".
   - Да, Фрэнк, похоже,  нам  предстоит  долгая  ночка.  Поезжай  в  здешнее
отделение бюро и разбуди кого-нибудь из федеральной прокуратуры.  Мне  нужна
санкция на  обыск  с  правом  изъятия  всех  командировочных,  междугородных
телефонных и финансовых счетов "Аэротек" и всех файлов с базами данных. Пока
не получим санкцию, надо запереть эту лавочку  и  выставить  охрану.  Кто-то
здесь владеет интересным секретом. Если найдем дымящееся ружье, будем знать,
кто есть кто, и избавим себя от выслушивания потоков лжи.
   - Вам придется поехать в прокуратуру и написать объяснительную.
   - Да. - Он собирался позвонить  Камачо  домой.  Несомненно,  Луис  Камачо
сможет придумать правдоподобную историю для судьи.

***

   Телефон зазвонил в два часа  ночи,  пробудив  Камачо  от  глубокого  сна.
Слушая  отчет  Дрейфуса  о  сегодняшних  находках,  он,  стараясь   бесшумно
двигаться по комнате,  надел  пижаму  и  шлепанцы.  Когда  Дрейфус  закончил
объяснение, Камачо приказал ему перезвонить через пять минут. Он спустился в
кухню и выпил стакан молока, когда телефон снова зазвонил.
   - Это опять Дрейфус, шеф. Что мне написать в объяснительной?
   - Правду. Подозрение в незаконной продаже секретной оборонной информации.
   Никаких имен не называйте.
   - Мне пока и некого называть.
   - Только не надо мне этого говорить, паломник несчастный!
   - Так вы не хотите, чтобы я называл Чада Джуди? Ладно, пусть  будет  Джон
Доу, как обычно. Что еще?
   - Будьте здоровы.
   - Спокойной ночи, Луис.

***

   В доме Олбрайта света не было.  Камачо  проверил  это  с  заднего  двора,
подойдя к калитке. Была жаркая, душная ночь. Он недолго постоял у калитки.
   Комары и москиты сразу же набросились на него. Камачо ругался,  отбиваясь
от них, пока не добрался до безопасной кухни и не закрыл на собой раздвижную
стеклянную дверь.
   Спать уже не хотелось. Он включил  радиоприемник  и  покрутил  ручку.  На
Западном побережье еще играли в бейсбол - "Балтимор" против "Окленда".
   Одиннадцатый иннинг, сыграно три прохода.
   Хосе  Кансеко  выходит  на  пластину.  Комментатор  прямо  заливался   от
восторга.
   Камачо порылся в буфете в поисках съестного. Неужели у  нее  не  найдется
там  хотя  бы  крекеров?  Или  конфет?  Не  может  быть,  чтобы  прожорливое
шестнадцатилетнее чудовище не оставило ни крошки.
   Он услышал стук и обернулся. Дверь кухни отодвигалась.
   - А, Харлан. Заходите.
   - Увидел у вас свет. Мне не спится. Чертов кондиционер сегодня  сломался,
а спать в такой духоте немыслимо.
   - Лучше бы, конечно, ветерок.
   - Ну и климат!
   Кансеко берет первую подачу. Первый удар.
   - Молока хотите?
   - Да, было бы неплохо. А конфет у вас нет?
   - Вот как раз ищу. - Ага,  за  банкой  с  мукой.  Полпачки  "Ньютонс",  с
инжиром.
   Он отнес их к столу, за которым сидел Олбрайт, вынул одну и попробовал. -
Слегка заплесневели, но есть можно.
   По радио было слышно, как зрители на стадионе разом вздохнули. Мяч  пошел
свечой вверх, к ложе прессы. Второй удар. Харлан Олбрайт взял конфету,  пока
Камачо наливал ему стакан молока.
   Опять сорвалось. Удар биты по мячу был еле слышен.
   Оба внимательно слушали, грызя старые конфеты и запивая их молоком.
   Комментатор расписывал происходящее изо всех сил. Заняты первая и  вторая
базы, один игрок в ауте. Дважды били по Хосе Кансеко.
   Еще один срыв.
   - Да хватит уже мазать по мячу, - возмутился Олбрайт. -  Иногда  хочется,
чтобы они или били, или убирались, лишь бы игра шла.
   - Ну да, - промычал Камачо с набитым ртом. Проглотив  конфету,  возразил:
Но этот парень борется за выживание.
   Подающий "Балтимора" вырвался вперед и послал мяч на вторую базу. Слишком
поздно.
   - Теперь подающий мажет. - Олбрайт взял еще конфету.
   Камачо допил молоко и поставил стакан в раковину.
   - Вот это подача, - рявкнул комментатор. Бита так грохнула по  мячу,  что
толпа взревела от восторга. - Пролетел через дыру в заборе,  похоже,  сейчас
врежется в стену. Игрок, прошедший третью базу, бежит к дому. Все, ребята.
   "Окленд" выиграл в одиннадцатом иннинге благодаря дублю, сделанному  Хосе
Кансеко. - Камачо выключил приемник.
   - Хороший игрок, - заметил Олбрайт.
   - Способный мальчик, - согласился Камачо.
   - Он станет суперзвездой.
   - Если не сорвется.
   - Да. Им всем трудно удержаться. Подают надежды,  питом  вдруг  почему-то
паренек разбивает лоб. Понимаете, о чем я говорю?
   Камачо кивнул и поставил стакан Олбрайта в раковину.
   - Мы возлагали на вас такие надежды...
   - Почему бы вам не пойти домой, чтобы изнывать от духоты в  одиночку,  а,
Харлан? Половина третьего ночи, а завтра утром на работу.
   - Утром ко мне придут чинить кондиционер. Так что я скажусь больным.
   Завтра у меня станет, как в Москве зимой.
   - Ужасно.
   Олбрайт поднялся со стула и направился к стеклянной  двери.  Взявшись  за
ручку, он обернулся и взглянул на Камачо.
   - Есть новости?
   - Да.  Кое-какие  небольшие  детали,  коль  уж  вы  об  этом  наговорили.
Несколько недель назад советский посол  получил  письмо.  Почему-то  на  нем
оказалось пятнышко от варенья. Мы  сделали  анализ.  Похоже  на  французское
варенье из голубики. Импортное. Я послал туда дюжину агентов.
   - Удивительно. - Олбрайт зафыркал, как медведь. Потом  улыбнулся.  -  Это
может к чему-то привести, да?
   - Возможно. Как знать?
   - Удивительно. Все эти письма идут уже три с половиной  года.  "Минотавр"
никогда не ошибался, ни в каких мелочах. А  сейчас  вдруг  посылает  письмо,
замазанное вареньем? Что-то не очень верится.
   - Надо пользоваться слабым местом противника,  когда  находишь  его.  Это
слабое  место.  Надо  выяснить,  дадут  ли  мне  достаточно  людей  на   это
направление.
   И только что случилось другое событие.
   - Что еще? Пятно  арахисового  масла  на  конверте?  -  Ничего  общего  с
"Минотавром".
   - А именно? - Олбрайт перестал шутить.
   - Авария прототипа УТИ морской авиации. Разбился вчера в Неваде. - Камачо
взглянул на стенные часы. - Вернее, уже позавчера. Похоже,  кто-то  подложил
ложную информацию  фирме-изготовителю.  "Аэротек".  Дерьмо  хлынуло  наружу,
можно сказать.
   - Бросьте все силы на "Минотавра". - Тон Олбрайта был очень жестким.
   - Что мне положено делать? Отдать честь? Олбрайт раздвинул дверь.
   - Я не шучу, Луис. Нам необходим хоть какой-то прогресс.  -  Он  вышел  и
закрыл за собой дверь. И исчез во тьме.
   Минуту спустя Луис Камачо запер дверь и опустил шторы.

***

   После того, как Джейк Графтон со, всей группой уехал в Вашингтон и  Бабун
Таркингтон остался один, на базе Тонопа воцарилась мертвая тишина -  как  на
кладбище, подумал Бабун. Он проводил время то в  ангаре,  где  инженеры  TRX
возились с останками самолета, покинутого им и Ритой, то  в  госпитале,  где
лежала Рита, так и не приходя в сознание.
   Бабун каждый день проезжал по три километра  туда  и  обратно  в  военном
седане, предоставленном ему одним из капитанов 3-го ранга с условием вернуть
машину на базу. Однако  Бабун  не  спешил  этого  делать.  В  конце  концов,
расписывался за машину капитан,  а  прямого  приказа  возвратить  ее  он  не
отдавал.
   В холле общежития было  пусто.  Очевидно,  командировочным  некогда  было
слоняться  вокруг  стола,  заключать  пари  и  обмениваться  анекдотами  под
приглушенный звук телевизора, как это принято в морской авиации. В этом роде
войск всегда царил дух товарищества. Те, кто летал на самолетах,  отличались
дружелюбием и требовали этого от других.
   В первый свой вечер в одиночестве Бабун гонял бильярдный  шар  по  столу,
наблюдая, как он скатывается в лузы. Посмотрев на  пустые  кресла,  молчащий
телевизор и корзинки под лузами, он побрел в свою  комнату  звонить  Ритиным
родителям. Теперь он делал это дважды в день.
   Еще он звонил собственным родителям в  Санта-Барбару,  рассказывая  им  о
состоянии Риты и поддерживая разговор просто затем, чтобы слышать их голоса.
   Родители были слегка удивлены и про себя радовались  такому  вниманию  со
стороны сына, который обычно звонил им раз  в  месяц  и  никогда  не  писал,
потому что, как он считал, все новости можно сообщить и по телефону.
   Удивительно, размышлял он, теперь, теперь, когда  Рита  в  таком  ужасном
положении, звук материнского голоса способен его немного утешить.
   На второй день он понял: все дело в том, что ему нечем заняться. Он стоял
в ангаре, смотрел, слушал, но ему не за кем было присматривать, не надо было
сочинять докладные, поэтому его ничто не трогало. В госпитале он сидел возле
Риты, которую перевели в отдельную палату, произносил монологи или глядел  в
стену. И думал. Очень много думал, размышлял, соображал.
   В этот вечер по пути в  госпиталь  он  заехал  на  почту  и  купил  общую
тетрадь.
   В Ритиной палате он начал писать.  "Дорогая  Рита",  -  вывел  он,  потом
пососал ручку и выглянул в  окно.  Поставил  дату.  Дорогая,  дорогая  Рита.
"Когда-нибудь ты придешь в себя, и тогда я вручу тебе это письмо".
   Он писал иногда по несколько часов кряду. Начал он с жизнеописания Бабуна
Таркингтона: как он рос в южной Калифорнии, где стоило перебежать  шоссе,  и
ты оказывался на пляже и мог кататься  на  доске,  если  хотел;  бесконечным
летом они гоняли в футбол и бейсбол, а на  пляже  он  обхаживал  красоток  с
упругим, тугим телом, иногда успешно. Он описывал, что  с  ним  происходило,
когда он испытал первую любовь, потом вторую, и третью, и  четвертую.  Много
страниц было посвящено учебе в колледже и ночным студенческим загулам.
   Наконец, он решил, что исчерпал  тему  юности,  и  обратился  к  флотской
жизни.
   Он  даже  не  заметил,  как  у  него  изменился  стиль.  Вместо  легкого,
окрашенного юмором повествования о днях  молодости  он  теперь  писал  сухо,
вполне серьезно.
   Факты, впечатления, мнения, устремления - все это сходило с  кончика  его
пера.
   Через четыре дня  инженеры  TRX  закончили  свою  работу  и  таинственным
образом испарились. Несколько дней спустя без предупреждения явилась  группа
офицеров и штатских из Вашингтона. Они осматривали и ощупывали  бесформенные
почерневшие обломки, все фотографировали,  затем  сели  в  ожидавшие  их  на
полосе самолеты. Бабун остался со своим одиночеством и своими сочинениями.
   Так проходил день за днем, а Рита все не приходила в себя.
   В Вашингтоне  Джейк  Графтон  тоже  писал,  хотя  совершенно  иначе,  чем
Таркингтон. Он наговаривал общие  указания  на  диктофон  и  отдавал  пленки
подчиненным, которые облекали его идеи в гладкие, обкатанные фразы, а  Джейк
потом  правил  их  карандашом.  Результаты  испытаний  и   наблюдений   были
обработаны, согласованы между собой и сведены  в  стройные  таблицы.  Группа
чертила  схемы  и  графики,  оценивала  тактико-технические  характеристики,
трудоемкость  обслуживания,  среднюю  наработку  на  отказ  и,   разумеется,
стоимость. С каждой страницы, казалось, ручьями текли деньги. Каждый  офицер
в группе имел свой участок работы, а общие выводы и рекомендации по сто  раз
обсуждались за столом Джейка; тот внимательно слушал, делал заметки и  время
от времени намекал, что по тому или иному вопросу  сказано  уже  достаточно.
Все это сводилось в единый документ с шапкой "совершенно секретно" на  верху
каждой страницы.

***

   Вице-адмирал Тайлер Генри провел  несколько  неприятных  часов  с  Луисом
Камачо. Удалось быстро установить, что данные, содержавшиеся  в  микросхемах
ЭППЗУ  с  разбившегося  прототипа,  соответствуют  ложным  данным  в   файле
компьютерной  системы  Пентагона,  последние  изменения  в  который   вносил
покойный капитан 1-го ранга Гарольд Стронг. Последние, правильные данные TRX
для ЭППЗУ также были введены в компьютерную память, но в совсем другой файл.
   Через три дня после командировки Ллойда Дрейфуса в Детройт  Камачо  после
дюжины телефонных звонков отправился туда сам. В полдень в четверг он выехал
на метро в Национальный аэропорт и в три  пятьдесят  уже  сидел  в  кабинете
президента "Аэротек".
   Хомер Т.Уиггинс пригласил  адвоката,  пожилого  мужчину  аристократичного
вида, с маникюром, в костюме от братьев  Брукс  и  темно-бордовом  галстуке.
Модный загар и седоватые бачки завершали образ будто сошедшего  с  конвейера
преуспевающего юриста. "Мартин Прескотт Нэш" , - процедил он,  едва  заметно
кивнув  Камачо  и  намеренно  не  замечая  протянутой  руки.  Камачо   вытер
отвергнутую ладонь платком и бросил  взгляд  на  Уиггинса,  который  пытался
придать себе вид оскорбленной невинности.
   - Мой клиент - один из самых уважаемых граждан этого штата, -  начал  Нэш
тоном, каким  активистка  феминистского  движения  читала  бы  лекцию  своре
отъявленных насильников: легкая дрожь в  голосе,  четко  разделяемые  слова,
едва  уловимый  гнев.  -  Он  состоит  более  чем  в  десятке   общественных
организаций, тратит полмиллиона долларов в год на благотворительность и дает
работу  шести  сотням  людей,  каждый  из  которых  платит  налоги  на  ваше
содержание, джентльмены. - Последнее слово он намеренно произнес с некоторым
затруднением.
   Нэш еще долго перечислял, какие благодеяния  совершал  Хомер  Т.  Уиггинс
культуре, гражданам великого  штата  Мичиган  и  всему  роду  человеческому.
Камачо сидел в кресле и не перебивал его, время  от  времени  поглядывая  на
часы.
   Дрейфус поймал взгляд  Камачо  и  подмигнул  ему.  Уиггинс  заметив  это,
вздрогнул.
   Дождавшись, когда Нэш замолкнет, чтобы перевести дыхание, Камачо невинным
тоном спросил:
   - Вы адвокат-криминалист?
   - Нет, - признался оратор. - Я специалист по  корпоративному  праву.  Моя
фирма уже десять лет консультирует Хомера. Мы вели его последнюю эмиссию  на
бирже, десять миллионов акций, и второочередные облигации...
   - Ему нужен адвокат с опытом  уголовных  дел.  Нэш  ошеломленно  взглянул
налево, на землистое, покрытое потом лицо уважаемого гражданина Хомера Т.
   Уиггинса, который уставился на Камачо, облизывая губы.
   - Зачитайте ему его права, Дрейфус.
   Оба агента знали, что это уже было сделано  вчера,  и  Уиггинс  отказался
отвечать на вопросы в  отсутствие  адвоката.  Дрейфус  достал  из  бумажника
стандартный текст и начал медленно, с чувством зачитывать его. Эта процедура
оказывала потрясающее действие на людей, которые никогда в жизни не  считали
себя преступниками. Лицо Уиггинса сделалось белее мела,  его  дыхание  стало
частым и прерывистым. Похоже, ему чудилось, как рушатся колонны  и  сыплется
штукатурка с  потолка  того  величественного  здания  высокого  положения  и
почестей, в котором он так уютно жил все эти годы.
   Когда Дрейфус спрятал карточку с текстом, Уиггинс пролепетал:
   - Вы меня арестуете?
   - Посмотрим.
   - На что? - спросил Мартин Прескотт Нэш, который и сам слегка побледнел.
   - На то, получу ли я  правдивые  ответы  на  вопросы,  которые  собираюсь
задать.
   - Вы предлагаете освобождение от ответственности?
   - Нет. Я не имею таких полномочий. Я намерен допросить  мистера  Уиггинса
как обвиняемого по делу о подкупе государственного  служащего  и  незаконном
получении секретной оборонной информации. То  и  другое  является  уголовным
преступлением первой степени. Если вы намерены отвечать нам, мистер Уиггинс,
мы вас выслушаем. Я еще не решил, арестовывать вас  или  нет.  Все,  что  вы
скажете, будет отражено в нашем докладе и передано в  Министерство  юстиции.
Прокурор может использовать или не использовать ваши показания  против  вас.
Может быть, они учтут их при возбуждении уголовного  дела,  а  может,  и  не
станут. При предложении прокурором наказания вам - если  будет  суд  -  ваше
сотрудничество  со   следствием   будет   рассматриваться   как   смягчающее
обстоятельство - или не будет.
   Лично мне предложить вам нечего. Вы можете не отвечать, но  вам  зачитали
ваши права, и ваш адвокат здесь присутствует. Либо же вы будете сотрудничать
с правительством, которое вы и ваши шестьсот  рабочих  поддерживаете  своими
налогами, сообщив нам правду. Решайте сами.
   Нэш попросил разрешения побеседовать со своим  клиентом  наедине.  Агенты
вышли в коридор и направились в столовую.
   - У вас действительно есть доказательства? - спросил Камачо у Дрейфуса.
   - Неопровержимые. В отчетах о каждой командировке в Вашингтон на  обороте
кредитных карточек за обеды имя  Томас  X.  Джуди  много  раз  написано  его
собственной рукой. Видимо, он не хотел злить дотошных налоговых инспекторов.
   - А с ложными данными это можно увязать?
   - Да. Семь месяцев назад один здешний инженер получил распечатку лично из
рук Уиггинса. Тот приказал ему изготовить несколько пробных микросхем, чтобы
проверить технологию и достоверность базы данных и составить калькуляцию.
   Инженер все это сделал. Еще несколько человек подтвердили этот  факт  под
присягой. Я взял у инженера  письменные  показания  и  записал  разговор  на
магнитофон. А АНБ подтверждает, что Джуди часто имел  доступ  к  данным  для
ЭППЗУ.
   Он у нас готовенький, этот Хомер Т.
   - Стоит ли именно сейчас? - пробормотал Камачо.
   - Черт возьми! - прошипел Дрейфус. - Не знаю! Я только раскопал это все.
   Вы...
   Выразительный взгляд Камачо  заставил  его  замолчать.  Дрейфус  раскурил
трубку и пошел дальше, выпуская клубы дыма.
   - Так из-за чего весь этот шум с микросхемами? -  спросил  Камачо,  когда
они  вошли  в  столовую,  где  было  три  микроволновые  печи  и   множество
раздаточных автоматов, стоявших вдоль стен.
   -  За  последние  три  месяца  "Аэротек"   получила   четыре   или   пять
корректировок базы данных от ТЕХ  и  одну  даже  из  Пентагона.  Первые  три
микросхемы оставались на столе у того инженера. Как и  когда  они  попали  в
экспедицию, выяснить не удалось. Никто не знает, каким образом они оказались
в отправляемой партии.
   Оператор там гаитянин, он почти не понимает  по-английски.  Ходят  слухи,
что он  когда-то  был  врачом.  -  Дрейфус  пожал  плечами.  -  Похоже,  это
обыкновенная ошибка, плюс обычная халатность и чуть-чуть  невезения.  Voila!
Все, что может случиться плохого, случается. Это то ли четвертый  или  пятый
закон термодинамики Мерфи, то  ли  постановление  законодательного  собрания
штата Джорджия.
   - Похоже, что так. - Камачо взял из автомата пластмассовую чашку  с  кофе
без кофеина и сел на пластмассовый стул к пластмассовому  столу  под  лампой
дневного света с неисправным пускателем - он сильно гудел, а свет мерцал.
   - Думаю, что врач в экспедиции работает нелегально.
   - Вы проверяли у него зеленую