оличество  пуль,
выпущенное из двух автоматов и одного  "ТТ",  посбивало  ветки  с  окрестных
дерев и оставило  отметины  на  бетонной  стене  аэродрома,  а  одна,  особо
отличившаяся маслина разбила стекло на первом этаже и на  излете  угодила  в
кипящую кастрюлю с борщом, до смерти напугав стряпуху.
   Шило бросил "мере" у одного из  панельных  домов,  прошмыгнул  дворами  и
затворился в квартире. Как выяснилось впоследствии, это  была  квартира  его
бывшей любовницы, и ничего удивительного в том, что ему открыли, не было.
   Тем временем в квартал прибыли вызванные по  рации  подкрепления  в  лице
СОБРа. Ребятки в крокодильем камуфляже оцепили квартал и вычислили  укрывище
Шила в два счета - слишком  много  старушек  на  лавочках  видели,  куда  он
побежал.
   Старушек с территории боевых действий убрали, а Шилу закричали, чтобы  он
сдавался. В ответ  Шило  потребовал  вертолет,  два  грамма  героина  и  все
причитающиеся по случаю аксессуары, угрожая в противном  случае  убить  двух
бывших при нем заложниц. Заложницы (любовница  и  ее  мать)  громким  плачем
подтвердили серьезность его намерений.
   Собровцы намылились уже было ломать дверь в квартиру, уповая на  то,  что
Шило расстрелял по крайней мере две обоймы во время автомобильного кросса  и
вряд ли имеет при себе еще, когда Шило, высунувшись из  окна,  обдал  дворик
автоматной очередью. Впоследствии выяснилось, что  Шило  держал  в  квартире
любовницы небольшую партию оружия, видимо, предназначенную для перепродажи.
   После этого Шило препирался с переговорщиками под  дверью  часа  полтора,
время от времени постреливая для  острастки  в  потолок.  Судя  по  текстам,
которые он выдавал, "крыша" у бандита поехала окончательно - то ли от  дури,
то ли от нервного срыва.
   Штурм начался в 3.15 и продолжался ровно три минуты.  В  Шило  попало  не
меньше десятка пуль. Обе  заложницы  также  погибли  -  говорили,  что  Шило
застрелил их еще до начала штурма.
   Сазан, вызвоненный директорским сыном в самом начале заварушки, поспел  к
шапочному разбору. Протолкавшись вместе с Мишкой  сквозь  толпу  потрясенных
соседок,  он  еще  успел  увидеть  носилки,  покрытые  белой  простыней,   и
свесившуюся с них кисть руки с толстым золотым кольцом  на  среднем  пальце.
Потом кто-то из собровцев в маске стянул с пальца гайку, носилки  затолкнули
в "скорую", и она медленно тронулась,  оглашая  окрестности  душераздирающим
воем сирены.
   Аэродром Рыково остался без "крыши".
   В половине пятого  вечера  Сазан  с  Мишей  Ивкиным  подъехали  к  зданию
аэровокзала и поднялись  на  второй  этаж,  туда,  где  за  матовой  дверью,
перегороженной  железной  решеточкой,  изнывали  по  летней  жаре  работники
предприятия "Рыково-АВИА".
   В стенах фирмы царил подобающий случаю переполох. Директор Ивкин сидел  в
своем кабинете в том самом виде, про который говорят:  "На  нем  лица  нет".
Галстука на директоре не было тоже.
   Он торчал из-за необъятного Т-образного стола, как крошечная "сессна"  на
взлетной  полосе,  пригодной  для  аэробуса.  Наискосок  от  него,  в  синей
форменной рубашке и полотняных  брюках,  сидел  еще  один  человек,  видимо,
заместитель или иной подчиненный.
   - Ну так как? - спросил Сазан. -  Кто  стоит  за  Кагасовым?  Почему  СТК
заказала тебя? Кто они такие, чтобы замочить Шило?
   Директор только пучил безумные глаза.
   - Что вы несете, - внезапно возмутился заместитель, - при чем  тут  Шило?
Это просто трагическое совпадение! И вообще - кто вы такой?
   - Конечно, совпадение, - усмехнулся  Сазан,  сначала  в  тачку  директора
палят из "калаша", на следующий день он спускает в унитаз доверенность  СТК,
а еще через день аэропорт  лишается  "крыши"!  Три  бомбы  в  одну  воронку!
Правильно мне говорил Шило, что в этом деле одни несообразности!
   Дверь кабинета распахнулась, и в ней показалась целая куча народа. Первым
стоял молодой еще парень. Водоизмещением парень мог  поспорить  с  небольшой
шхуной и возвышался над Валерием  Нестеренко  по  крайней  мере  на  голову.
Бугорчатые плечи размером с колесо "БелАЗа" венчала цилиндрообразная  голова
с глазками-пуговками.
   - Ты кто такой? - спросил парень. Нестеренко прищурился:
   - Мы встречались. У Рябого.
   Сазан не помнил ни погоняла парня, ни имени, помнил только, что год назад
он был одним из помощников Шила. Один его вид наводил ужас на кредиторов:  и
те из них, кто получил классическое образование, при виде  парня  немедленно
вспоминали о славных плодах брака Урана и Геи, сторуких  и  пятидесятиглавых
гекатонхейрах. Те же, кто про гекатонхейров ничего  не  знал,  зато  смотрел
фильм про Терминатора, немедленно вспоминали наиболее впечатляющие кадры  из
фильма. Впрочем, и те и другие сходились  в  одном  -  количество  мозгов  в
голове у циклопа было явно обратно пропорционально количеству мускулов.
   - Вспомнил, - сказал простой российский Полифем. - Ты что  здесь  ловишь,
рыбка Сазан? Это мой пруд, понял? Плыви в другое место.
   - Твой? Я думал, это местечко Шила.
   - Шило - покойник. Это моя делянка, понял?
   - Глубокое наблюдение, - согласился Сазан, - раньше аэропорт  принадлежал
Шилу,  но  теперь  он  покойник,  и  аэропорт  принадлежит  тебе.  Это  как,
завещанием оформлено, или мэр здешний издал соответствующее распоряжение?
   Сразу несколько человек, вошедших в кабинет  вслед  за  преемником  Шила,
резко вздохнули. Тон Сазана и интонация, с которой была  произнесена  фраза:
"Но теперь он покойник", не оставляли  сомнения  в  том,  что  имел  в  виду
залетный бандит:
   По меньшей мере он намекал, что новоявленному  рыковскому  царьку  смерть
его предшественника была выгодна.
   - Ты что брешешь? - начал парень. Сазан  внезапно  вспомнил  его  кличку,
весьма, надо сказать, конгруэнтную, - Голем, - да я тебя...
   Он двинулся к  Сазану,  и  паркет  под  ним  угрожающе  крякнул.  Видимо,
грузоподъемность паркета была сильно ограничена.
   - Нет! Не в моем кабинете!
   Это кричал Ивкин. Покрасневший, грузный, он поднялся из кресла  и  теперь
стоял,  растерянно  опираясь  на  необъятный  простор  стола.  Толстые,  как
сосиски, пальцы скребли по полированной поверхности.
   Голем обернулся куда стремительнее, чем можно было ожидать, глядя на  его
габариты.
   - А ты молчи, чмо летучее! - рявкнул он. - Расчирикался, козел!
   Директор сделался  красным,  как  помидор.  Ресницы  его  дрогнули,  раз,
другой.
   - Пожалуйста, Валерий Игоревич, - умоляющим голосом произнес он. - Я  вам
очень благодарен за то, что вы сделали для моего сына, но  я  вас  прошу  не
вмешиваться...
   Сазан был в глубине души безмерно признателен Ивкину.  "Чмо"  и  "козел",
которым только что наградил директора его новый опекун, явно предназначались
Сазану; и, если бы эти слова были произнесены, у Сазана не  было  бы  другой
возможности,  как  требовать  от  Голема  причитающейся   за   такие   слова
сатисфакции. Но благодаря нежданному вмешательству директора глотка  Голема,
уже заряженная бранью, стрельнула в другом направлении.
   - А я и не собирался вмешиваться, - сказал Сазан. - У  меня,  знаете  ли,
еще крыша не съехала, чтобы лезть поперек людей, которые могут устроить  то,
что сегодня устроили с Шилом.  Так  что  я  с  удовольствием  понаблюдаю  за
спектаклем из партера.
   Развел руками и  пошел  к  выходу  из  кабинета.  Спутники  Голема  молча
потеснились, пропуская откланявшегося визитера
   У самых створок двери Сазан обернулся.
   - И кстати, - добавил он, - за то время, пока я здесь торчу, я,  кажется,
слышал шум самолета два раза. Не знаю, как вы  с  такими  оборотами  еще  на
уборке кабинета не разорились. Я, конечно, не прочь поиграть своей  головой,
но играть головой из-за двух копеек - это, извините, не по адресу.

***

   А ночью Валерия Нестеренко разбудил телефонный звонок.
   - Это Миша Ивкин, - сообщила трубка.
   - Слушай, парень, ты меня достал. Какого хрена я тебя вытащил из тачки...
   - Валерий Игоревич, у папы инфаркт.
   Сазан на мгновение прикрыл глаза.
   - Я не врач, - услышал он свой голос, - у меня другая профессия.
   - Валерий Игоревич, я сейчас в больнице. Голем меня выгоняет. Я вас прошу
- пришлите своих людей.
   - Тебе передали,  что  я  утром  сказал?  Что  я  не  рискую  головой  за
минимальную заработную плату.
   - Они убьют папу! - закричал мальчик. - Они все продались! Все! И  Голем,
и Глуза! Господи, ну если бы человек на дороге лежал и умирал, неужели бы вы
к нему не подошли?
   Сазан не знал, чем в конце концов достал  его  этот  школьник.  Наверное,
детским "папа" вместо взрослого "отец". У Валерия Нестеренко никогда не было
отца, и он не желал другим детям такого детства, как у него.
   Впрочем, в глубине души Сазан не мог не подумать и  еще  об  одной  вещи.
Несоответствие между масштабами происходящих на аэродроме разборок и жалкими
крохами, которые он приносил как предприятие,  слишком  бросалось  в  глаза.
Стало быть, была тут какая-то кормушка, которую Сазан пока  не  разглядел  и
которая могла бы и ему пригодиться?
   - В какой больнице лежит отец? - спросил Сазан. И, получив  ответ,  хмуро
добавил:
   - Никуда не отлучайся из палаты, ясно? Даже в сортир.

***

   Спустя два часа злой  и  невыспавшийся  Сазан  стоял  посреди  больничной
палаты районной рыковской больницы.  Палата  была  двухместная,  но  больной
лежал в ней один. На другой койке, взявшись за руки,  сидели  Миша  и  Лера.
Девочка была одета в кокетливые черные  брючки  и  черный  же  топик,  тесно
охватывавший маленькие острые грудки. Между брючками и топиком белело тонкое
девичье тело.
   У дверей палаты между людьми Сазана и  людьми  покойного  Шила  произошло
мелкое  разбирательство,  которое,  собственно,  и  ссорой-то  трудно   было
назвать. Благо с Сазаном приехала добрая дюжина отборных  качков,  а  партию
Шила в больнице представлял один человек. Ему намекнули, что в  услугах  его
больной  не  нуждается,  и  ввиду  численного  превосходства  противника  он
воспринял намек чрезвычайно мирно, тут же собрал свои  вещички  и  в  полном
порядке произвел ретираду. Впрочем, Сазан не обольщался на этот счет: он был
уверен,что в ближайшие дни его ожидает грандиозная  разборка  с  Големом,  и
хорошо, если все утрясется без стрельбы.
   Завидев Нестеренко, дети бросились к нему - так, словно в палату вошел не
бандит, а Дед Мороз. Сазан вполголоса расставил своих людей по местам, отвел
девочку в сторону и сказал:
   - Все, Лерочка, спасибо. Тебя сейчас отвезут домой. Хочешь домой? Девочка
сонно кивнула.
   - И еще одно, -  сказал  Сазан,  -  больше  так  перед  моими  людьми  не
одевайся.
   - Что?
   Сазан медленно и как  можно  более  выразительно  обвел  детскую  фигурку
взглядом, задержался на обнаженном, покрытом персиковыми волосиками пупке.
   - Перед - моими - парнями - так - не одевайся. И  перед  парнями  Голема.
Объяснять дальше?
   - Не надо, - сказала, сглотнув, девочка.

***

   Габариты "вольво", увозящего Леру, мелькнули и растаяли  в  темноте,  как
два красных уголька. Сазан обернулся от раскрытого окна.
   - Ты, герой, - спросил он в упор, - зачем девочку сюда вывез?
   - Я думал - они не решатся при Лере, - сказал Мишка.
   - Ты что, телевизор не смотришь? - усмехнулся Сазан. - Ладно, отцелюбивое
чадо, пойдем. Базар есть.
   Они отыскали на  втором  этаже  ординаторскую,  позаимствовали  у  ночной
нянечки ключи и разместились друг против друга за маленьким, покрытым рваной
полиэтиленовой пленкой столом.  В  больнице  удушающе  пахло  лекарствами  и
канализацией: два дня назад на первом этаже лопнули трубы,  и  никто  их  не
чинил: денег не было.
   - Рассказывай, - сказал Сазан.
   - Что?
   - Знаешь, я четвертый день вожусь с этим аэродромом. Он мне скоро сниться
начнет. Но я ни черта не знаю, кроме  того,  что  так  не  бывает.  Что  ваш
паршивый аэродром не стоит тех бабок, которые были выплачены за Шило.
   - Вы думаете. Шило...
   - Я не верю  в  совпадения.  Если  на  меня  свалился  кирпич,  я  всегда
поднимусь и посмотрю, кто там стоял на крыше.
   - Но милиция... Она же будет этим заниматься...
   - Она не будет этим заниматься, - сказал Сазан. - То, чем ментовка иногда
занимается, довольно,  впрочем,  безуспешно,  -  это  раскрытие  совершенных
преступлений. Сегодня, если ты не заметил,  никакое  преступление  места  не
имело. Имело место задержание вооруженного преступника.  Человека  убили  на
глазах у всех и совершенно законно, а заодно пристрелили двух  баб,  которым
он что-то мог рассказать.
   - Но говорят, что он сам...
   - Взял в заложники свою любовницу, да? Замечательно звучит. Просто музыка
для глухого прокурора. Хочешь я тебя научу, как это делается? Берешь  волыну
покойника, аккуратненько, перчаточками, и стреляешь в баб. И  потом  кладешь
волыну обратно рядом с покойником.
   Мальчик опустил глаза.
   - Шило... он был очень неуравновешенным человеком. В последнее время.
   - Я его видел позавчера. Он совершенно слетел с катушек. Не думаю, что из
воров кто-то усомнится, что Шило мог вытащить волыну и шмальнуть в постового
ни с того ни с сего. Это-то меня и пугает. Если бы эти товарищи втерли  очки
только посторонней публике: знаешь, это бывает,  когда  задерживают  вора  и
кладут ему в карман дурь, а все  смеются,  потому  что  этот  человек  сроду
ничего крепче кефира не  употреблял...  А  здесь  вся  история  сработана  с
запасом прочности. Очень бы хотелось перетолковать со сценаристом.  И  очень
бы не хотелось оказаться персонажем новой постановки... Сазан помолчал.
   - Так ты можешь объяснить мне, что у вас происходит? Потому что,  извини,
не бывает так, что людей мочат, а почему - неизвестно. В Америке,  может,  и
бывает. А в России нет.
   - Я не все знаю, Валерий Игоревич. Но есть такая штука - "Петра-АВИА".
   - Ну?
   - Понимаете, треть стоимости полета - это топливо.  А  топливозаправочный
комплекс - это монополист.
   - Что значит монополист?
   - Ну вы  же  не  будете  самолет  по  бензозаправкам  возить?  На  каждом
аэродроме есть ТЗК.  И  он  есть  в  единственном  экземпляре.  Второго  ТЗК
аэродрому просто не надо, особенно если он маленький.
   - Ну?
   -  А  поскольку  заправка  -  это  монополия,  ее   должно   регулировать
государство.
   - В лице Службы транспортного контроля?
   - Да.  И  вот  они  подумали  и  написали  постановление,  что,  в  целях
оптимизации  цены  на  топливо,  улучшения  расчетов,   повышения   качества
обслуживания пассажиров  и  прочая  и  прочая,  все  ТЗК  передаются  новому
акционерному обществу "Петра-АВИА".
   - А кому принадлежит "Петра-АВИА"?
   -   Ну,   сейчас   оно   государственное.   А   через   годик,   глядишь,
приватизируется.
   - А возглавляет кто?
   - Сын Васючица. Замглавы СТК. Вот  такую  они  кормушку  себе  придумали.
Сазан помолчал.
   -  Ты  понимаешь,  Миш,  что  все  ТЗК  России  контролируются...   моими
коллегами? И если этот ваш комитет по варке  борща  вздумал  захавать  треть
денег за авиаперевозки, так он не для себя старается.  Это  же  все-таки  не
ФСБ, рылом они не вышли наезжать на воров в законе. То есть кто-то стоит  за
их спиной и заказывает музыку.
   Миша пожал плечами.
   - Не знаю, - пробормотал он, - я так не слышал,  чтобы  там  был  кто-то,
кроме чиновников.
   - И много им заправок передали?
   - По всей России - кое-кто передал. Вон, Кагасов передал, в Еремеевке.
   - Это которого вместо твоего отца прочат?
   - Да. В Ярославле передали, в  Осетии.  А  из  московских  аэропортов  мы
первые, потому что самые маленькие. Если нас съесть, то  можно  потом  и  на
Внуково наехать, и на Шереметьево...
   Сазан  внезапно  вспомнил  надпись:  "Петра-АВИА"   в   конце   коридора,
вышколенного охранника и евроремонт.
   - И какие у вас на сегодняшний день отношения с "Петрой"?
   - Отец подписал с ними контракт. Сазан даже подскочил.
   - Отдал емкости в аренду за десять тысяч рублей. В год.
   - За сколько?
   - За десять тысяч рублей. Новыми.
   - Недорого.
   - Как заставили.
   - И какого хрена им еще надо?
   - Там в контракте было оговорено, что другие поставщики тоже имеют  право
хранить свое топливо в их емкостях. Ну, Шило и хранил.
   - Ага! То есть топливо было их, а вы покупали у Шила?
   - У Шила дешевле. Над ними вся Москва смеялась.
   Сазан про себя подумал, что  даже  будь  у  Шила  топливо  вдвое  дороже,
аэропорт все равно бы покупал топливо у своей "крыши", а не у чужих дядей.
   - То есть  отец  твой  попал.  Либо  собственная  "крыша"  замочит,  либо
чиновники снимут.
   - Да.
   Сазан подумал. В общем-то ситуация прояснялась. Контроль над  авиационным
углеводородом было дело довольно  прибыльное,  а  главное  -  перспективное.
Мочить  Ивкина  за  право  продавать  несколько   десятков   тонн   керосина
затрапезному аэропорту Рыкове, возможно, и не стоило. Но если  рассматривать
завоевание Рыкова как первый этап перед завоеванием, скажем, Шереметьева, то
все вставало на свои места. И меры, принятые по отношению к Ивкину и к Шилу,
должны были отбить охоту к сопротивлению у будущих жертв, отнюдь не склонных
подставлять правую щеку, когда по левой влепят из гранатомета.
   Следовало думать, что за  инициативой  СТК  стоит  кто-то  большой:  либо
крупный  авторитет,  либо  нефтяная  компания.  Последнее  было  даже   куда
вероятней. Авторитету снюхаться с правительственной службой все же  труднее,
чем бизнесмену в законе. А вот нефтяная компания таким образом может  вполне
затеять передел рынка и пролезть сквозь рукава топливозаправочных комплексов
на территории, доселе контролируемые соперниками.
   Оставалось только выяснить, каким именно образом нефтяная компания  нашла
общий  язык  с  устроителями  международной  выставки  авиационной  техники,
вертолетчиками   и   остановившим   Шило   военным   патрулем.   И    почему
высокопрофессиональные  товарищи,   вооруженные   полуоболочечными   пулями,
стреляли с точностью пьяного зенитчика, садящего из  допотопной  "Двины"  по
новейшему "Фантому".
   Да, все сходилось. Плохо  было  одно:  Сазану-то  никакого  контроля  над
третью  российского  авиабизнеса  не  светило.  Ввязавшись  в  драку  против
неопознанного  нефтяного  гиганта  с  огромными  надводными   и   подводными
полномочиями, в случае проигрыша он терял жизнь. А в случае выигрыша получал
разбитое корыто с двумя поросшими травкой  взлетно-посадочными  полосами.  К
тому же выигрыш был крайне сомнителен.
   - Ладно, Миша, - сказал Валерий, подымаясь, - поехали домой.
   - Вы поможете папе?
   - А куда же я теперь денусь? - с искренним сожалением сказал бандит.

***

   Отправив домой детей. Сазан подозвал к себе своего зама Муху  и  дал  ему
четкие инструкции на завтра.
   - Слушай сюда, - сказал Нестеренко. - Первое - узнаешь все о солдатах  из
этого наряда, который остановил Шило. Как зовут, где оттягиваются  и  какого
цвета у них подштанники. Второе - когда все успокоится, пошлешь ребят к тому
дому, где завалили Шило, и всех свидетелей штурма подробно опросишь.
   Третье - этот чиновник,  Воронков,  по  дороге  к  которому  должны  были
расстрелять Ивкина, - о нем чего-то выяснили?
   - Ничего  особенного.  Дачный  участок  у  него  по  Ярославскому  шоссе,
довольно скромный, получил еще  в  семидесятых.  Недавно  купил  квартиру  в
Медведкове, квартира двухкомнатная, живет  с  матерью  и  падчерицей.  Денег
немного,  чтоб  купить  жилье,  продал  тачку.   Сазан   кивнул.   Сказанное
подтверждало его первое впечатление  от  Воронкова:  обыкновенный  чиновник,
клюет, где может, на зарплату в сто долларов в  месяц  квартиры  не  купишь,
даже в Богом забытом Медведкове,  однако  по  рангу  большой  кусок  ему  не
полагается, иначе не стал бы продавать машины...
   - Глаз с него не спускайте, - велел  Сазан,  -  по  полной  программе.  И
четвертое - первый зам Ивкина, Алексей Глуза. Они вместе были  у  Воронкова.
Мне ну