увствовала
жгучее  желание  выговориться, хоть на минуту  обрести  себя
прежнюю, нелепую, безвозвратно потерянную; груз чужой жизни,
которого я до сих пор не замечала, вдруг стал непосильным  -
отдохнуть, отдохнуть хотя бы минуту, переложить его пусть на
враждебные, но чужие плечи...
     - Значит, ты все-таки это сделала... Но этот парень, он
же  уехал... Но ты это сделала... Значит, ты взяла  Венькины
деньги,   чтобы   сделать  себе  лицо...  А  перед   этим...
Передэтимты убила ее.
      -  Я  не  убивала  ее... Я все  тебе,  объясню!  Фарик
подозрительно   успокоился,  по   лицу   прокатилась   волна
сумасшествия и унесла вместе с собой все эмоции - так уносит
пустые  раковины,  мертвых креветок, обрывки  медуз...  Я  с
ужасом  увидела пустые глазницы, побледневшие  крылья  носа,
мертвую щель рта, как будто вырезанную из жесткого картона.
      -  Ты убила ее, - сказал он, - ты убила ее, и ты убила
нас  всех... Ты знаешь, что такое стоять в морге  над  телом
%$(-ab"%--.) женщины, которую ты любил, и говорить, что  это
совсем  другая...  Что это значит - терять  ее  два  раза  и
теперь  навсегда... Я сделал это, чтобы никто не  мешал  мне
найти тебя. И я нашел тебя...
     - Она погибла случайно, вместо меня...
      -  Ничего,  -  сказало  омертвевшее  безумное  подобие
Фарика.  - Я исправлю эту ошибку, будь ты проклята!..  И  он
толкнул меня в уже наполнившуюся ванну, его руки утянули под
воду  мою  несчастную голову, обвились вокруг  нее  кольцами
живых  змей  -  я  пыталась  сопротивляться,  но  силы  были
неравны;  сквозь толщу воды я видела его узкое темное  лицо,
оно  двигалось  надо  мной,  как двигается  лицо  случайного
любовника во время акта; вот только напряженным оно не было,
в нем был покой... Я вдруг почувствовала сострадание к нему,
я  успокоилась и опустила руки... Может быть, это к лучшему,
я  не  могу  все  время  бежать, это замечательный  исход..,
холодная  вода заполняла все клеточки моего тела, отвоевывая
его  у  жизни, она стояла в горле - сейчас, сейчас,  недолго
осталось ждать...
      "Ну  что  за  идиотизм, - сплюнул  Иван,  -  зачем  же
повторять меня так буквально?"
      "Добро  пожаловать в клуб не доживших до тридцати",  -
помахал мне рукой Нимотси.
     "Не бойся, ничего не бойся!" - приободрила меня Венька.
      "Хорошие  мои,  я  иду к вам, жаль только  воздуха  не
хватает,  без  воздуха  отвратительно,  взрывается  горло..,
неужели  вода  холодная.., как в ночь  гибели  "Титаника"  -
всего лишь досадный эпизод в мировом судостроении..."
      Вода  скрадывала  все  звуки, но  что-то  произошло  -
железная  хватка  Фарика  ослабела,  жажда  жизни  оказалась
сильнее,  и  я рванулась наверх... Алена все-таки  отбросила
деликатность и вынесла дверь, слава Богу, это она попыталась
оттащить  Фарика  - ей это удалось, но только  на  несколько
секунд...  Она  что-то  кричала,  вот  только  я  не   могла
разобрать - что. Он справился с Аленой почти сразу -  просто
отшвырнул  ее в сторону, как тряпичную куклу; она упала  как
раз  тогда, когда я выскочила из воды... И снова его  мокрое
ощетинившееся  лицо  было передо мной, хищный  оскал  обещал
только продолжение досадно прерванного ужина смерти.
      Но  во  мне уже не было покорности, я хотела  жить.  Я
хотела  жить так, как не хотела никогда... Ничего у тебя  не
выйдет,  сейчас он утопит тебя, как котенка в ведре.  Он  бы
топил  Тебя каждый день, он резал бы тебя по кусочкам каждый
час, он убивал бы тебя каждую минуту, только этим можно  еще
было  подтвердить  его  мертвую  любовь...  Мне  нечем  было
защищаться.  У  него  было  преимущество  -  ненависть,  она
удесятеряла его силы; у меня не было ненависти. Но и желания
умереть тоже не было. Я шарила рукой по гладкому кафелю - он
ничем  не  мог  помочь  мне, еще секунда  -  и  руки  Фарика
сомкнутся  на  моей шее... Почему не встает Алена  -  сейчас
только она может мне помочь...
      И тут я - не увидела даже, а почувствовала - маленький
горящий  светильник, бра, наискосок от моей  мокрой  головы.
Ничего   не  соображая,  я  неловко  сорвала  его,  лампочка
abc*-c+  al о кафель и разбилась с тонким звоном.  Я  видела
только  Фарика, его острый подбородок, тонкую шею,  разворот
ключиц,  осыпавшие  их капли воды - и тогда  я  ткнула  этим
своим смехотворным оружием прямо в грудь Фарику, чтобы  хоть
на  несколько секунд отодвинуть финал моей глупой  никчемной
жизни...
      И  Фарик вдруг отшатнулся и упал. Я рванула провод, он
выскочил  из  розетки и беспомощно повис  у  меня  в  руках.
Отбросив его в сторону, я выскочила из ванной, бросилась  на
кухню,  выдвинула все ящики, нашла первый попавшийся  нож  и
прижала  его  к груди. Теперь у меня появился хоть  какой-то
шанс.
      -  Алена,  он  сумасшедший!.. Не  подходи  ко  мне!  -
закричала  я,  трусливо забившись в  угол  между  буфетом  и
мойкой. - Я тебя убью!.. Я не хочу тебя убивать... Ты должен
выслушать меня! Я ни в чем не виновата!
     Никакого ответа.
      Так, сжимая нож, я просидела некоторое время - я  даже
не  знала,  сколько: пять минут, пятнадцать минут, пятьдесят
минут  -  во  всяком  случае, эти минуты  принадлежали  моей
жизни,  я  была жива. Пока жива... Фарик наверняка затаился,
о,  это  восточное коварство, удельные князьки так и норовят
продать  свои племена по сходной цене... Он затаился,  чтобы
напасть  на меня сзади, как смерть... Он хочет моей  смерти,
но я не виновата, я не виновата...
     Фарик не появлялся. Не появлялась и Алена.
      И  тогда, собрав в кулак все свое мужество, я решилась
высунуть нос из кухни.
     ...Они были там.
     Они лежали голова к голове.
     Они оба были мертвы.
      Но сначала я увидела только Фарика - он упал навзничь.
Только  по  синим, вытянувшимся в шнурок, губам я  с  ужасом
поняла, что произошло. Мокрая рубашка - конечно, он был весь
мокрый,  он  почти  наполовину влез  в  ванну,  когда  топил
меня...  Я  понятия не имела об электрическом  токе,  только
один  раз,  в  школе,  мы  хоронили  мальчика-радиолюбителя,
который   погиб   из-за  неисправности  в  сконструированных
наушниках. Я даже не помню, как звали этого мальчика, он жил
в  сталинском  доме  в квартале от школы  -  каждый  день  я
проходила мимо этого дома и каждый раз говорила себе: в этом
доме жил мальчик, который погиб от удара током.
      Вот  и бедный Фарик погиб от удара током, а я даже  не
знаю, где его дом.
     Нет, он не погиб от удара током.
     Это ты убила его.
     Ты. Убила его.
      Я  вцепилась  Фарику  в  плечи и  почувствовала  такую
тяжесть  в груди, что рванула рубаху. Если бы он убил  меня,
мне было бы легче.
      Мне  было  бы все равно. И я не увидела бы тогда,  что
Алена...
     На коленях я подползла к Алене, судорожно затрясла ее.
      -  Вставай!  Здесь творится полный кошмар,  ты  должна
/.,.gl мне...
     Алена не отзывалась.
      Я  перевернула  ее - на надменном лице  Алены  застыло
удивление.
      -  Ну, давай, не пугай меня! Алена! Алена... Ну что за
дурацкие  шуточки? А я, между прочим, именно сегодня  хотела
убрать к чертовой матери платок из постели... Делай со мной,
что захочешь, так, кажется, это называлось? Ну, милая моя...
      Голова  Алены  безвольно подалась за моей  рукой  -  и
только  тогда  я  увидела темную точку на виске:  висок  был
аккуратно  вспорот, даже классный нейрохирург не  сделал  бы
лучше.
      -  Мы же собирались рвануть в Финляндию на выходные...
Ты  говорила, что там отличное пиво и отличные дороги...  Ну
же, - я продолжала отчаянно трясти ее, - черт возьми, или ты
меня  разыгрываешь? Может быть, ждешь искусственного дыхания
рот в рот, это как раз в твоем стиле...
      Я подняла глаза и почти тотчас же поняла происхождение
зияющей точки на виске: в стену была вделана панель с  целым
рядом  маленьких  вешалок для полотенец. Их  роль  выполняли
отлично  инкрустированные и остро отточенные рога  животных.
Может  быть,  это  и не были рога, скорее  всего  -  удачная
стилизация...  Алена  ударилась виском  об  этот...  Да,  об
этот... Я послюнила палец и осторожно стерла капельку черной
крови,   оставшуюся  на  вешалке-роге.  Алена  помешана   на
чистоте,   ей   не  понравится,  если  хоть   что-то   будет
замызгано...  Ну вот, крови нет - и не считается;  если  нет
крови, то смерть не считается.
     Не считается, не считается.
      Я  легла рядом с Аленой, обняла ее и прижалась  к  еще
теплому плечу.
     - Что мы будем делать с Фариком, душа моя?.. Кажется, я
его убила. Сначала он убил тебя, а потом я убила его.
     Убила, убила.
      Ты  меня любила, а я его убила. А ты меня любила.  Так
любила,  что  в  зубах носила - откуда только  эта  дурацкая
собачья  поговорка, радость ризеншнауцера - в зубах  носила,
надо же!..
      Нужно встать, иначе я сойду с ума. Фарик сошел с  ума,
но  это  не  повод, чтобы убивать. Два убийства - и  никакой
крови, никакого беспокойства. Не нужно застирывать рубах, не
нужно  мыть ножи.., черт, зачем я приволокла нож  -  я  ведь
принесла с кухни нож, но зачем?..
      Я  отползла от Алены, зажмурила глаза и изо всей  силы
ударилась затылком о кафель - приди в себя! Приди в себя.
     И заплакала.
      Слезы  выскребли сумасшествие из всех ячеек, и  только
тогда навалилось прозрачное, как стекло, отчаяние.
      Нимотси убили в моем доме, Венька погибла из-за  меня,
Алена погибла из-за меня, Фарик погиб из-за меня...
     Черта с два погиб! Это ты его убила.
      Господи, ненавижу себя! Столько усилий - и только  для
того,  чтобы те, кто рядом с тобой, обязательно  погибли.  Я
больше  не хочу, вся эта новая жизнь - кот в мешке, к  черту
*.b.", всю жизнь ненавидела котов... Нимотси когда-то  завез
одну  кошечку,  а  потом  уехал в свою  проклятую  Грецию...
Господи,  если  бы  не было этого, не было  бы  сегодняшнего
кошмара,  Алена  нашла бы себе подружку,  а  девочка  и  два
мальчика жили бы себе втроем... Я больше не хочу, не хочу...
К  черту  все  эти паспорта, имена, черт знает  что  в  себе
несущие...  Сейчас  пойду куда нужно, на  первый  попавшийся
пост,  к  первым попавшимся усатым ментам - я  не  виновата,
хоть кто-то должен мне поверить... А если они не поверят?  -
ведь у меня же нет свидетелей, все мои свидетели мертвы...
      Моя  бедная голова болела, и я снова ударила  себя  по
виску  -  по  той же стороне, в которой у Алены была  дырка:
возьми себя в руки, не сходи с ума.
     Я еще раз тряхнула Алену - не может быть, чтобы человек
перестал  жить  из-за крошечного несерьезного отверстия.  Я,
должно  быть,  ошиблась,  я  не врач,  чтобы  констатировать
летальный  исход. А все может быть не так страшно,  есть  же
всякие  медицинские термины, облегчающие  совесть,  -  кома,
например, или коллапс, или глубокая потеря сознания...
     И, значит, я никого не убила.
      Плохо  соображая, я подхватила тело Алены под мышки  и
выволокла из ванной: она оказалась тяжелее, чем я думала.  А
вот  Фарик  был  совсем легкий - даже удивительно,  как  ему
удалось  чуть  не  утопить меня. Восточный мальчик,  который
подсох  на солнце и стал невесомым, как маленькая прозрачная
тарань  -  такую тарань мы всегда ловили с отцом в  августе,
после  смерти  мамы... Каждый август; на  базе  отдыха,  она
называлась "Энергетик"...
       Теперь   нужно  доехать  до  больницы,  до  ближайшей
больницы,  чтобы  их спасли. И с легким сердцем  отдаться  в
руки правосудия. Возможно, меня посадят, и тем самым избавят
от дальнейших хлопот, разве это не выход?..
      Как  в  тумане,  я подогнала джип к самому  крыльцу  и
открыла   заднюю  дверцу.  Сначала  Фарика,  он   легче;   я
провозилась  с ним недолго - пока его голова не уткнулась  в
стекло,  а бессильные ноги не потянули за собой Коврик.  Вот
черт,  Алена ненавидит беспорядок и сбитые коврики в машине.
Я поправила коврик и отправилась за Аленой.
      На  ступеньках  крыльца вместе с телом  Алены  я  села
отдохнуть. Ее сухая красивая голова лежала на моих коленях -
то,  о  чем  она  так  долго  мечтала.  Затаив  дыхание,   я
прислушивалась  к Алене - никаких признаков  жизни,  ничего,
девочка,  врачи соберут тебя, они многое умеют,  эти  врачи,
все будет хорошо.
      Я  усадила Алену рядом с Фариком и прикрыла  их  обоих
пледом  - ноябрьская ночь была холодной, под ногами  хрустел
первый хрупкий ледок - все-таки это север...
       ...Я   пришла  в  себя  только  на  безлюдном  шоссе,
ослепленная  светом  фар  встречной  машины  -   в   зеркале
мелькнули  безжизненные  лица Алены  и  Фарика:  сумасшедшая
скорость толкнула их друг к другу, убитую и убийцу, невинные
жертвы страстей. Что я делаю здесь, на скользкой дороге,  на
скорости 100 километров, куда я их везу? Наваждение  прошло,
я понимала, что помочь им уже ничем нельзя. Я даже толком не
/.-(,  +  , куда еду с двумя трупами на заднем сиденье  -  я
ведь  никогда  не запоминаю дорогу... Но я продолжала  гнать
джип  сквозь  ночь.  В голове вдруг возникла  шальная  мысль
врезаться   на  полной  скорости  в  дерево,  в  камень,   в
указательны и столб, в бетонную опору, в тяжелый грузовик  -
врезаться  и  разом  покончить  с  бессмысленностью   жизни,
приносящей одни несчастья.
     Я устала.
      Я  так  устала, что даже на секунду выпустила руль  из
рук. Когда ты плыла по течению и никого не задевала - в мире
царили  порядок  и гармония. Но стоило тебе взбунтоваться  и
повернуть  вспять - тут же начались несчастья. Но, возможно,
сейчас  несчастий  больше  не будет.  Нужно  только  выбрать
подходящие дерево, камень, опору, столб, грузовик...
     А если кто-то из них двоих все же жив?
      Додумать  я  не  успела - прямо в лоб  на  меня  несся
огромный  трейлер,  из  тех,  что  гоняют  на  междугородных
перевозках,   -  я  просто  выехала  на  встречную   полосу.
Столкновение  казалось  неизбежным,  разве  не  об  этом  ты
мечтала?
       Я  резко  вывернула  руль,  и,  послушный  даже  моим
неопытным  рукам, джип убрался с дороги за несколько  метров
до  трейлера,  прямо  перед его тупым носом,  и  скатился  в
кювет. Устойчивости джипа можно было только позавидовать.  Я
растерялась,  я  даже  не  подумала затормозить  и  сбросить
скорость  -  и  джип, как огромный лось, легко ломая  кусты,
взрезал  рощу.  Несколько минут по лобовому стеклу  хлестали
ветки,  потом  все  исчезло  -  передо  мной  было  открытое
пространство,  а под шинами с легким писком  ломался  первый
тонкий лед. Наконец-то я остановилась, хруст исчез, но сразу
же  возник другой звук, которому я даже не придала  поначалу
значения.
     Несколько минут я просидела, уткнувшись головой в руль,
потом  посмотрела в зеркало: ни Фарика, ни Алены  в  нем  не
было, должно быть, тела завалились, когда машина соскочила в
кювет.  В  любом случае, нужно было убираться  отсюда,  черт
знает, где вообще я нахожусь.
      Я  хотела встать, выйти наружу, осмотреть джип - и  не
могла, ноги как будто приросли к полу. Тишина в машине  была
невыносимой,  и,  чтобы  избавиться  от  нее,   я   включила
магнитолу,  сунула  в  нее  первую  попавшуюся  кассету   из
"бардачка".  В "бардачке" лежали Аленины перчатки  -  мягкая
лайка   отличной  выделки;  ее  маленькая  сумка  и  газовый
баллончик. Все в идеальном порядке, иначе и быть не могло.
       В  салоне  повисло  легкомысленное  рэгги,  не  самая
подходящая  к  случаю  музыка, - и еще  этот  звук  снаружи,
похожий  на  чавканье огромного животного... Когда  он  стал
невыносим - я открыла дверцу и чуть не вскрикнула от  ужаса:
почва под машиной была зыбкой, джип явно оседал, колеса  уже
наполовину  ушли  в  трясину, а  это  была  именно  трясина,
знаменитые местные болота, как я могла об этом забыть - ведь
Алена  говорила мне... Я сунула за пазуху Аленину сумочку  -
мало  ли, может быть, там документы, которые ей понадобятся,
-  и  соскочила с водительского места: нужно открыть  заднюю
$"%`fc и попытаться вытащить их, Алену, Фарика, я просто  не
имею права оставить их здесь...
      Но  едва я оказалась снаружи - ноги тотчас же  ушли  в
липкую, припорошенную ночным инеем грязь, все, вот и все!  Я
сделала невероятное усилие и ухватилась за что-то: это  была
искореженная сухая ветка кустарника, росшего неподалеку,  на
кочке.  Я  рухнула  в  грязь  и  поползла  -  в  спину   мне
постреливали  музыкальные фразы, хороший,  чуть  хрипловатый
английский  и  чавканье  болота, каждую  минуту  пожирающего
джип.  От холода я не чувствовала ног, утонувших в зловонной
жиже, ладони горели от шершавой плети упругого кустарника  -
в нем сейчас было мое единственное спасение.
     Наконец я обрела желанную твердь, выползла на маленький
островок  сухой твердой земли, уткнулась лицом  в  содранные
ладони и зарыдала.
     Это был странный плач-причитание, кажется, я молилась и
просила   простить  меня,  я  кричала  в  голос  и   боялась
оглянуться на джип; музыка из него становилась все глуше,  а
потом и вовсе кончилась. Я подумала, что кассета доиграла до
конца,  но  через  несколько  минут  раздался  самодовольный
всплеск. Чудовище поглотило свою жертву, и все стихло.
      До  первых проблесков мутного северного рассвета я  не
могла  обернуться. Я лежала, окоченев от холода,  грея  руки
под  свитером  и  курткой, поджав колени под  подбородок:  я
должна  умереть, бегство напрасно и обречено на поражение...
Но  спасительное предсмертное тепло не приходило -  все-таки
было еще недостаточно холодно, чтобы замерзнуть насмерть.
      Периодически я проваливалась в какие-то обрывки  снов-
галлюцинаций,  главным в них были прозрачные руки  Фарика  и
Алены,  они  нежно  касались меня, но их прикосновения  были
обжигающе-ледяными,  они заставляли  сжиматься  и  без  того
маленькое сморщенное сердце.
     И только когда начало светать, я наконец заставила себя
подняться и посмотреть назад.
     ...Джипа не было.
      Вместо  него на безмятежной глади болота рваной  раной
расплылось черное пятно. Еще несколько часов, а может, какой-
то  час - и уже ничто не будет напоминать о нем. Я не знала,
как  глубока  трясина и насколько далеки  от  меня  Алена  и
Фарик.  И впервые за несколько часов я пожелала им смерти  -
мгновенной  смерти там, на даче. Если это так - значит,  они
счастливо  избежали этого мучительного долгого всасывания  в
вонючую утробу земли. Они не мучились...
      Слезы  снова  полились у меня из  глаз,  скатились  на
запекшиеся губы - и меня обожгла едкая боль: оказывается,  я
содрала,  искусала губы в кровь, когда ползла к спасительной
кочке.  Содранные губы, содранные ладони - это пассив.  А  в
активе ты снова осталась жива...
      Я  мелко  дрожала,  свитер, рубаха и  куртка  промокли
спереди  насквозь и не могли меня согреть. Я сняла рубаху  и
свитер, надела их задом наперед, вывернула куртку, но теплее
не  стало.  Низкое  северное солнце равнодушно  смотрело  на
меня,  оно  тоже  ничем  не могло помочь,  а  перед  глазами
маячила братская могила людей, которые погибли из-за меня...
     Скорее машинально я открыла Аленину сумку; дорогая кожа
была  безнадежно  испачкана  болотом,  но  внутренности   не
пострадали. Немного денег на традиционный мартини по  дороге
домой,  записная книжка, беспечно валяющиеся визитки,  ключи
от  дома  и  какие-то яркие, хорошо отпечатанные  бумаги.  Я
внимательно рассматривала их, а когда поняла, что это такое,
ничком  упала на стылую землю и сунула грязные руки  в  рот,
чтобы заглушить стон.
      ...Это были два билета на паром "Анна Каренина", Питер
-  Стокгольм, каюта "люкс"... Билеты были выписаны на мое  и
Аленино  имя  -  она  решила  нам  устроить  уик-энд,   жест
безнадежно влюбленной богатой женщины. Здесь же лежали ее  и
мой заграничные паспорта - это был сюрприз, о котором она не
успела  сказать мне... Не успела, не успела,  бедная  Алена!
Паром  уходил  в ближайшую субботу, через три  дня;  значит,
никакой  мещанско