е мы в Афгане летали...
   "Семнадцать лет, Миша, прошло. Немудрено и ошибиться..." -  сказал  я
мысленно. А вслух лениво и со смешком произнес другое:
   - Бывает, - и пожал плечами. - Меня часто с каким-то Исмаилом путают,
а не с Лехой. Несколько раз было... Одна женщина даже  пыталась  с  меня
алименты потребовать... А я этого Исмаила в глаза не видел.
   Пилот усмехнулся и хитро подмигнул мне.
   Распахнулась  боковая  дверца  машины.   Два   круторылых   парня   в
медицинских халатах меньше всего напоминали медбратьев. Мой  взгляд  без
проблем  определил  у  каждого  из  них  под  халатом  по  пистолету   в
подмышечной кобуре. Значит, дело еще интереснее, чем я предполагал...
 
3 
 
   Машина с места рванула довольно быстро.  Только  шлейф  пыли  остался
позади. Таня сидит рядом. Может быть, это глупо, но я все еще надеюсь на
нее.
   - Куда мы? - спросил.
   - В реабилитационный центр.
   Один из медбратьев сел спереди. Второй рядом с нами. Тут  же  из  под
простыни с носилок появились два автомата. Стволы направлены не на  меня
- в окна. Это несколько успокаивает.
   - Долго ехать? - спросил я.
   - Полтора часа, товарищ капитан, - сказал медбрат, сидящий рядом.
   Дело, кажется, не так плохо. А то я уже начал  примериваться,  как  и
кого мне в этой ситуации бить.
   С пыльного проселка "уазик" выехал на  шоссейную  трассу.  Двигатель,
судя по тому, как мы обгоняли престижные иномарки, форсированный.
   - Ты этого летчика знаешь? - спросила Таня.
   - Нет... - я посмотрел на медбратьев. Им, впрочем, как и Тане,  ни  к
чему слышать, что кто-то меня узнал. Я не в курсе сложившейся ситуации и
соблюдаю осторожность.  Потому  что  хорошо  знаю:  если  дело  какое-то
серьезное и во  мне  сильно  заинтересованы,  то  отлетавший  три  срока
самолет Миши вполне может сломаться во время очередного  полета.  Просто
рассыпаться в воздухе...
   Я откинулся на спинку сиденья. Извини, Миша, что  я  повел  себя  так
хреново. Понимаю, что старых друзей  забывать  грех.  Я  бы  с  тобой  с
удовольствием встретился  в  другой  обстановке.  Выпили  бы,  посидели,
поговорили.  Нам  же  довелось  немало  вместе  полетать.  Есть  о   чем
вспомнить. Есть кого помянуть. Есть даже над чем посмеяться...
   - Душа твоя некрещеная, смотри туда... - Я  ткнул  пальцем  в  фонарь
вертолета так, что бронированное стекло чуть не пробил.
   "Ми-8" летит низко, хищно опустив к земле тупое рыло. Разговаривать в
вертолете трудно.  Приходится  кричать.  Но  и  это  бесполезно.  Пилоты
переглядываются и посмеиваются. Они-то сами друг с другом общаются через
ларингофоны и наушники. И все слышат. А у меня ситуация - хоть  вешайся.
Летуны проклятые дали мне,  командиру  взвода  спецназа,  полетевшему  с
ними, чтобы осмотреть место завтрашней  высадки  роты,  самое  паскудное
задание - следить за Олихоном. А  попробуй-ка  уследи  за  этим  козлом!
Молодой афганец в жизни своей не видел  ничего,  кроме  своего  кетменя,
любимого ишака и горы блох в одежде. Так бы он всю жизнь  и  копался  на
каменистом поле рядом с кишлаком, но моджахеды отобрали у него  невесту.
А Олихон - не будь дураком! - решил отомстить. Он сам вызвался  показать
вертолету дом, где проживает  командир  отряда  "духов",  и  место,  где
находится перевалочная база для боеприпасов, поставляемых из  Пакистана.
За это ему была обещана громадная, по его понятиям, премия -  старенький
фотоаппарат "ФЭД", которым давно никто не снимал. Все штабные  фотографы
обзавелись более современными камерами.
   У меня за тот час, что мы летели вместе, сложилось впечатление, будто
грешным  делом  я  устроился  работать  воспитателем   в   детский   сад
сумасшедшего дома. Все, что Олихон  ни  видел  глазами,  он  обязательно
должен был если уж не на вкус попробовать, то хотя бы руками  потрогать.
Каждый винт, каждый рычаг, каждую ручку в вертолете.  При  этом  говорил
без умолку на дари , мало смущаясь тем, что никто его здесь не понимает.
И жестикулировал с темпераментом  пьяного  циркового  клоуна.  В  другой
обстановке посмотреть бы на него  было  забавно.  Жизнерадостная  натура
горстями гребла под себя  впечатления,  а  природное  любопытство  везде
тянуло руки. И не дай Аллах оставить что-то без внимания...
   Сначала я просто дергал афганца за рукав. Раз дернул, второй, третий.
Потом стал одновременно с одергиванием материться.  Рукав  тем  временем
стал понемногу отрываться. В конце концов я начал его по рукам бить.  Не
так чтобы  очень  сильно  -  инвалидом  парень,  кажется,  не  стал,  но
чувствительно. Воспитывал. И волком посматривал на пилотов  -  удружили!
Дали задание! Уследить за  Олихоном  -  это  посложнее,  чем  караван  с
оружием выследить и разбомбить.
   Миша иногда оглядывается и посмеивается.
   Джелалабад оставили справа. Внизу, за  фонарем  кабины,  чистая  вода
Кунара вливалась извилистым слоистым языком в коричневато-мутный  Кабул.
У каждой реки - свой цвет. Отсюда,  сверху,  это  особенно  бросается  в
глаза.
   Приблизились к кишлаку.
   - Смотри, смотри внимательнее! - Не церемонясь, я схватил Олихона  за
шиворот, чтобы сильно не подпрыгивал от радости, лицезрея сверху  родные
места. - Показывай, скотина!
   Афганец говорит без умолку. Не язык у него,  а  ветряная  мельница  -
пока ветер не кончится, не остановишь. Что он  говорит?  Да  кто  ж  его
разберет. Пусть  говорит.  Еще  в  Кабуле  ему  дали  через  переводчика
конкретное задание. Показать дом и базу.
   Наконец, он радостно завопил и подпрыгнул, оставив часть воротника  у
меня в руке. И показал пальцем вниз, что-то выкрикивая. Попробуй пойми -
что...
   - Понятно, - кивнул  со  своего  места  Миша.  Вертолет  развернулся,
опустился носом ниже - принял позицию хищной птицы - и  пошел  в  атаку.
Олихон жестикулировал не останавливаясь и все время рвался схватиться за
рычаг управления. Честно скажу, мне стоило большого труда удержать этого
верткого змия.
   Дом,  указанный  афганцем,  был  весьма   скромный.   Даже   странным
показалось, что командир моджахедов живет в таком доме. Но  у  них  свои
нравы. Уважаемый человек не обязательно должен быть самым богатым. Всего
один мощный залп НУРСов поднял в воздух все строение.
   ...Я никогда не думал, что  тишина  может  заглушить  хлопающий  звук
вертолетных лопастей, дребезжание кабины и даже эхо разрывов.  Но  такое
создалось впечатление, когда Олихон замолчал. А через минуту он упал  на
пол кабины и стал вырывать из головы волосы. Самым натуральным  образом.
Стриженный коротко, я потрогал волосы на своей голове и все понял.
   - Чтоб тебя, дубину...
   - Что такое? - спросил Миша, обернувшись.
   - Он же свой дом показывал - оттого и радовался.
   - О-у-о... -  Миша  взвыл  так,  что  перекричал  бы,  пожалуй,  полк
взлетающих одновременно вертолетов. - Этот идиот меня выведет из себя. Я
его вместо бомбы туда сброшу. Пусть показывает!
   Время терять было нельзя.
   - Джамшет! Где дом Джамшета? - Я снова схватил  Олихона  за  шиворот,
рывком поднял его и кричал почти в ухо. - Джамшет где?
   Имя командира моджахедов привело  афганца  в  себя.  Он  вытер  полой
грязной жилетки слезы и прильнул к фонарю, снова посмотрел на  землю.  И
тут же показал пальцем в совершенно другой  конец  большого  кишлака.  И
опять  что-то  затараторил  на  дари.  Ни  одного  слова   понять   было
невозможно. Говорил Олихон быстро, прерывал речь всхлипываниями и  снова
говорил. Но он трижды показал на один и тот  же  дом.  Большой  дом,  во
дворе которого бегали люди, вооруженные автоматами. Похоже, на этот  раз
его поняли правильно. Но я, вспомнив, что в кишлаке и  дом  невесты  еще
остался цел, переспросил:
   - Джамшет?
   - Джамшет. Джамшет...
   - Кажется, понятно.
   Обстрел с двух заходов оказался удачным.  Дом  перестал  существовать
вместе с моджахедами. А Олихон все показывал и показывал, все говорил  и
говорил, пока я не понял, что длинное здание в соседнем квартале,  рядом
с которым стоит грузовик, - и есть склад вооружений, который мы искали.
   - Туда. Спалим их, к чертям собачьим...
   НУРСы уже подходили к концу, и  бить  следовало  наверняка.  Вертолет
снизился. Еще один залп, а следом  за  ним  и  второй.  И  это  чуть  не
погубило нас самих. Высота полета относилась к "сверхмалым". Но  все  же
взрывная волна от обычной пораженной цели до такой  высоты  не  достает.
Склад же с боеприпасами взорвался так  сильно,  что  мы  сами  попали  в
густое облако  из  огня,  дыма  и  летящих  осколков.  Машину  забило  в
лихорадке. Миша изо всей силы тянул рычаг управления на  себя,  стараясь
быстрее набрать высоту, и одновременно  стал  быстро  "выбирать  шаг"  -
наращивать скорость оборотов. Проскочили просто каким-то чудом. Из  ада,
можно сказать, выпрыгнули.
   И  только  после  этого  успокоился  Олихон.  Стал  вдруг   тихим   и
испуганным.
   Но свое дело он уже сделал...
 
Глава XVI 
 
1 
 
   Генерал   Легкоступов   первым   сошел   с   трапа.   Оглянулся    на
сопровождающих. Летное поле всех аэропортов  в  больших  городах  чем-то
схоже. И от этого мысли генерала пошли по неприятному руслу.  Точно  так
же всего двое суток назад он прилетел с майором Морозом в другой  город.
Самолет приземлился в это же время - ранним утром. И вот  майора  Мороза
уже нет в списках группы. И никогда больше не  будет.  Никогда  -  какое
страшное понятие... Не постигнет ли и двух нынешних  спутников  Геннадия
Рудольфовича та же участь? Они вступили в ту же борьбу, они готовы  идти
на риск ради успеха. Но готовы ли они ради него погибнуть? Одно  дело  -
погибнуть за Родину. Это любому офицеру понятно.  Плохому  или  хорошему
человеку в быту, но офицеру - понятно. Он к такому готов.  Профессия!  А
за что им гибнуть сейчас, если они даже не знают конечной цели операции?
И  никто  этой  цели  не  знает.  Даже  сам  Легкоступов.  Вернее,  цель
просматривается  и  даже  обосновывается,  но  точна  ли   формулировка?
Соответствует  ли  она  действительному  положению  вещей?  И  вообще  -
возможно ли этой цели достигнуть?
   Откуда-то пришла крамола и  зацепилась  за  давно  устоявшиеся  и  не
подвергаемые, как аксиома, сомнению  мысли  -  за  нужное  ли  дело  они
взялись?  А  смогут  ли  они  совладать  с  этим  человеком,  смогут  ли
справиться?
   Это  в  самом  деле  было  крамолой.  Геннадий  Рудольфович  вырос  и
воспитался, в том числе и самовоспитался, в стенах здания, которое одним
именем  своим  наводило  на  людей  страх   и   заставляло   шептать   и
оглядываться.  Контора   была   когда-то   всемогущей.   И   пусть   это
всемогущество слегка пошатнулось, но не ушло, не кануло в небытие. Он-то
это отлично знает. И все же...
   Появившись в голове однажды, крамола не ушла. Она стала  развиваться,
разрастаться и  цепляться  за  старые  принципы  новыми  шипами,  начала
выпускать дополнительные колючки, которые принялись генерала беспокоить.
Еще не всерьез, но уже основательно. А сомнения, знал он,  до  добра  не
доводят.
   В самом деле, в силах ли они - при всей мощи Конторы -  справиться  с
Монстром? Он впервые даже про себя назвал капитана Ангелова Монстром. Но
кто же, как не Монстр, может так умело  противостоять  им  и  ломать  их
планы? Кто может находиться одновременно в  двух  городах  -  за  тысячу
километров один от другого? И при этом убить их  опытного  сотрудника  в
поезде, в котором самого Монстра, судя по всему, не было.
   "Ерунда  все  это...  Ерунда..."  -  сам  себя  успокаивая,  мысленно
произнес  генерал,  стараясь  избавиться  от  путаницы  в   голове.   Но
успокоиться было  трудно,  потому  что  все  факты  заставляли  как  раз
беспокоиться. Потому что никто не знает,  что  представляет  из  себя  в
действительности  капитан  Ангелов.  Он  сам,  похоже,   не   знает,   а
посторонние тем более...
   Нет... Ерунда... Е-рун-да...
   Ангелов точно такой же человек, как и  все  остальные.  Только  очень
опытный спецназовец, имеющий за  плечами  богатую  боевую  биографию.  И
человек достаточно умный. Потому он и противостоит им так умело. Но - не
больше... Эксперимент  тогда  не  удался.  Программу  закрыли.  Об  этом
говорят оставшиеся документы. Единственные документы,  которые  остались
от эксперимента, проводимого в специальной психогенетической лаборатории
ГРУ. Эти оставшиеся документы генерал раскопал  с  трудом.  Да  и  какие
документы...  Только  бухгалтерские  отчеты,  завалявшиеся   в   архивах
финансового управления Министерства обороны. Больше ничего нет. Нет даже
в спецархивах ГРУ. Это он  знает  точно,  потому  что  ГРУ  не  пытается
самостоятельно сделать то, что делает сейчас он. Если бы в ГРУ было  все
известно, они сами давно бы вцепились в Ангела чертовой своей хваткой.
   Но у Легкоступова есть и несколько бумажек, случайно  отсканированных
агентом-нелегалом, сотрудником архива ЦРУ. Агент  даже  не  знал,  какой
интерес представляют  эти  небольшие  бумажки.  Но  переслал  на  всякий
случай, просто потому, что там прослеживалась связь с Россией. Вдруг  да
сгодится...
   Эти бумажки и толкнули на дальнейший, зашедший было в тупик поиск.  И
развили мысль об Ангеле и Пулатове почти до абсурда.
   Ерунда все это...
   Ерунда?
   Вдруг вспомнился маленький эпизод, на который он  сразу  внимания  не
обратил.  Какая  глупость.  Какая  беспробудная  глупость.  Разве  можно
оставлять такие вещи без внимания! За это следовало сразу цепляться. Это
же было доказательством. До-ка-за-тель-ством...
   Генерал обернулся к подполковнику Сазонову:
   - Ты когда будешь на Урал звонить?
   - Утром, как договаривались...
   - Сделай у них сразу еще один запрос. В день нашего  приезда  капитан
Югов с другими офицерами управления ходил в тир на учебные стрельбы. Там
был какой-то эпизод со стрельбой по летящей бутылке. Когда пуля попадает
в горлышко и пробивает дно.
   - Такого даже в кино не  бывает,  -  засмеялся  подполковник.  -  Это
невозможно.
   -  Ангелов  так  стреляет  По  летящей  бутылке,  Югов  сам  про  это
рассказывал. На его глазах было. Если Югова до сих пор не  нашли,  пусть
другие  очевидцы  напишут  рапорт.  И  обязательно   следует   допросить
начальника  тира.  Он,  кажется,  какой-то  близкий  знакомый   капитана
Ангелова. Не забудь про это. Это, может быть, важнее всего остального...
   Сазонов не понял окончания  фразы.  Хотя  привычно  старался  уловить
"тень" в словах непосредственного начальства. И если он  не  всегда  был
лучшим организатором, то он всегда был прекрасным исполнителем.  И  знал
это за собой. Поручений он никогда не  забывал,  был  дотошен  и  точен.
Такой характер.
   Здесь, в этом аэропорту, машина на летное поле не  вышла.  Генерал  и
офицеры добрались до здания аэровокзала на автобусе-гармошке.  И  только
на выходе их встретил человек в форме. Вернее, не встретил, а  они  сами
подошли к нему.
   Генерал представился.
   - А я вас как раз высматриваю, - сказал офицер и представился тоже:
   - Майор Рамзин. Пройдемте, товарищ генерал, в машину.
   Управленческий  микроавтобус  "Газель"  по   удобствам   "Волге"   не
уступает. Более того, имеет удобства  дополнительные.  Из  пассажирского
салона можно отгородиться от водителя двухслойной выдвижной перегородкой
и свободно вести разговоры. Что майор Рамзин сразу же и сделал.
   - Наш объект, - первым начал разговор генерал, - или вот-вот прибудет
в ваш город, или уже прибыл. И будет действовать.  Обычно  он  готовится
несколько дней. Проводит разведку. Несколько дней  мы  ждать  не  будем.
Таманца вы должны взять под плотный контроль немедленно И  ждать,  когда
объект выйдет на него. Там уже будем ориентироваться по обстановке.
   - Поздно... - сказал майор.
   - Как?..
   -  Таманец  убит  вчера  вечером  двумя  выстрелами  в  лоб  из  двух
пистолетов "ТТ" с глушителем.
   - Кем убит?
   - По официальной милицейской  версии,  пьяным  соседом  тещи.  Некто,
гражданин... - майор достал из кармана рубашки  блокнот  и  заглянул,  -
гражданин Давыдов Николай Сергеевич купил вчера же квартиру этажом  выше
тещи Таманца. Занимался якобы ремонтом. Приходил к старушке за молотком.
Пьяный. Весь вечер стучал молотком по полу и по стенам. Стуки  по  всему
дому слышали. Хотя потом эксперты не обнаружили ни  одного  свежевбитого
гвоздя. Очевидная имитация  активного  ремонта.  И  музыку,  которую  он
включил на полную громкость, - весь дом слышал. Словно  человек  активно
искал скандала. Легко просматривается хорошо продуманная ловушка.  Потом
с верхнего  этажа  полилась  сквозь  перекрытия  вода.  Старушка  ходила
выяснять отношения, ее послали подальше. Она позвонила  дочери.  Таманец
вызвал своих людей. По дороге машину расстреляли. Он этого еще не  знал,
старушка донимала, жена покрикивала, и Таманец сам поспешил с разборкой.
И получил две пули в лоб. Но не сразу.  Очевидно,  они  разговаривали  с
убийцей. Таманец  прошел  в  комнату.  Убит  он  около  окна.  Это  дает
основания думать, что он не знал убийцу в лицо. Увидев Ангелова,  он  не
решился бы войти.
   - Фотографию Ангелова старушке не показывали?
   - Нет еще. Не успели. Мы узнали о случившемся три часа назад.
   Генерал закрыл глаза и устало  откинулся  на  спинку  сиденья.  Опять
Монстр обогнал их. И оставил ни с чем. Даже  если  старушка  и  опознает
Ангелова, то  противная  сторона  наверняка  предоставит  доказательства
того, что отставной инвалид-капитан находился в это время в Москве. И ни
один прокурор не сможет подписать ордер на арест с  такими  уликами.  Не
много  даст  и  запись  разговора  Ангела  с  Захватовым  в  офисе  бюро
похоронных услуг. Намерение убить еще не является убийством. Разговор  о
предполагаемом  убийстве  не  является  подсудным  делом.  Кроме   того,
предъявить прокурору эту  запись  -  значит  сдаться  перед  собственной
службой внутренней безопасности и устранить себя от ведения  дела.  Ведь
тогда выплыло бы, что генерал  Легкоступов  знал  все  о  киллере  и  не
захотел ни  сообщить,  ни  предотвратить  новые  убийства.  Более  того,
генерал ФСБ сам организовывал обстоятельства, которые вынудили Захватова
искать киллера для убийства Таманца... Несомненно, уголовное дело  тогда
будет возбуждено против самого генерала.
 
2 
 
   Машина притормозила, вздрогнула всем своим металлическим  дребезжащим
телом, на скорости перескочив дорожную неровность, и свернула с шоссейки
на узкую и выветренную бетонную дорогу, уходящую  в  густой  орешник.  В
самом начале дороги на столбе красуется красноречивый  "кирпич"  -  даже
мне с одного из задних сидений "уазика" хорошо его видно. Но  этот  знак
всегда ставится для посторонних.
   Через пять минут мы подъехали  к  металлическим  зеленым  воротам  со
стандартной, с советских времен и  навсегда  приваренной  к  поверхности
красной звездой. Над воротами надпись  -  "Санаторий-профилакторий  МО".
Как все знакомо! До отрыжки... Не  могли  придумать  что-то  новое...  В
нашей области региональный реабилитационный центр выглядит точно так же.
Впрочем, и настоящие санатории  мало  отличаются.  Все  они  обусловлены
уровнем армейского вкуса и полным отсутствием фантазии.
   Постовой у ворот в десантной форме. А поскольку это  реабилитационный
центр ГРУ, то легко и вывод сделать - охраняется объект силами спецназа.
Это вот, мне кажется, зря. В наряды и в караулы парням ходить,  конечно,
тоже надо. На то она и служба. Но спецназ все же лучше  использовать  по
прямому назначению. Сейчас в стране достаточно мест, где  ребятам  можно
проявить себя не хуже, чем солдаты из моей роты проявляли себя в Афгане.
   Дальше дорога идет меж двух корпусов,  внешне  вполне  пригодных  для
санатория, и натыкается на внутренние ворота. Еще один караул. Теперь на
посту прапорщик. Форма та же. Здесь уже машину  остановили,  потребовали
документы. Второй прапорщик, теперь старший, не поленился сунуть  голову
внутрь, чтобы окинуть меня вопросительным взглядом. И тут же заглянул