вой.
     --  Ну  как  же! Чему  вас  только учили! --  с  досадой  бросил  Валерий
Николаевич, без сил опускаясь в кресло. -- Памяти никакой.
     Несколько  секунд  он  сидел  неподвижно,  весь  обмягший,  с  каким-то
постаревшим,  измученным  лицом.  Таким своего  шефа  телохранители  еще  не
видели. Наконец Киреев поднял голову  и пояснил Степину, который по-прежнему
старательно таращился на ватман:
     --  Это рабочий, у которого ты проверял документы  две недели  назад,  в
Зубовке.
     -- А, ну да, похож! Только в документах все было чисто.
     -- Шур, ты  помнишь этот запрос?  -- обратился к диспетчеру-интеллектуалу
Киреев.
     Тот было наморщил лоб, но его перебил Степин:
     -- Нет, тогда на пульте не он сидел, скорее всего Серега.
     -- Я сейчас поищу, может, что-то в компухтере осталось.
     Шура откатился на  свое  рабочее  место, используя вместо ног кресло на
колесиках. Таким образом он  передвигался по  всей обширной  комнате. Пальцы
вундеркинда уже легли на клавиатуру компьютера, но тут его остановил Киреев.
     --  Это потом,  Шура. А  сейчас разыщи мне Паршина, прораба  со "стройки
века" в Зубовке. Найди его  любой ценой, где угодно, хоть из-под земли, хоть
из-под юбки. Максимум через час он должен быть здесь!
15. НЕЖДАННЫЕ ГОСТИ.
     Пока Шура обзванивал столицу в  поисках Паршина,  его  непосредственный
начальник, сидя в  своем кабинете, мучительно мечтал о стакане "Гленливена".
Кирееву казалось, что  только  выпивка сможет  его  уберечь  от предчувствия
надвигающейся  грозы. Это было  неосознанное, интуитивное, но очень реальное
чувство.
     "Если  бы я  сам  тогда посмотрел паспорт, то, может  быть,  и  заметил
подделку,  -- думал он, потирая  пальцами  свой высокий лоб. -- А  что  сейчас
ругать Степина?  Прошел парень Чечню,  спецназ, потом  курсы телохранителей.
Работать с документами его не учили. Но каков этот Силин! Наверняка убийство
пацана из бригады его рук дело. А второй строитель? Почему пробило двигатель
у новенькой бетономешалки? Одни вопросы. А я еще помогал Паршину  замять эту
историю, дурак!"
     Примерно через полчаса  период самобичевания у  Киреева кончился,  и он
начал набрасывать на бумаге план предстоящих действий.
     "Придется  ли сегодня ночевать  дома?" --  со вздохом  подумал он, пряча
листок в карман пиджака.
     Паршина   нашли   на   даче,  уговорами   и   угрозами   выдернули   из
безмятежно-отпускного  состояния и  заставили  приехать  в  главную  контору
Балашова.  Прораб  по  рисунку мгновенно  опознал  своего лучшего рабочего и
долго  рассказывал  Кирееву  и  Шуре  о  манерах  и  особенностях  поведения
лже-Трошкина.  То  же  самое  ему  пришлось  повторить на следующий день  на
Петровке. А Киреев пустил  в ход все свое природное обаяние и дар убеждения,
чтобы придать следствию первостепенную и срочную степень важности.
     Вести дело поручили Юрию  Скорику, пожалуй, лучшему сыщику из поколения
молодых "волкодавов". Вдвоем  с Киреевым  они  быстро  обсудили  создавшуюся
ситуацию и начали планомерно и неуклонно расширять зону поиска. Первым делом
портрет, так лихо написанный художником, растиражировали  и передали во  все
отделения милиции.  Затем  была  изъята  и отправлена на  дактилоскопическую
экспертизу документация по строительству "розового замка" Балашовых: табель,
журнал  по технике безопасности, чертежи, которых касались пальчики  Силина.
Но  одновременно   Паршин  ввел  в   сильнейшее  заблуждение  и  Киреева,  и
следователя.
     -- Да я его сам посадил на  машину и  отправил в Москву! -- с пеной у рта
убеждал он обоих. -- Как  сейчас помню, "КамАЗ" привез рассаду для оранжереи.
Шофер еще здоровый такой был мужик! Михалыч мне на прощанье ручкой помахал.
     Паршин  не врал.  Просто он помнил,  как уговаривал водителя  грузовика
забрать  попутчика в столицу, а все остальное,  вплоть до помахивания рукой,
уже домыслил и сам уверовал в это.
     -- А про монеты он ничего не говорил? -- спросил Скорик. -- Мало ли там по
какому случаю, может, про хобби речь вели?
     -- Да нет,  я  и представить  себе  не мог, что он  вот  такой, -- прораб
кивнул  на лежащий на столе перечень  деяний Силина.  -- У него ладони знаешь
какие? Доска  мягче! В  них  хоть гвозди  заколачивай,  погнутся!  А как  он
работал! Мастер, экстра!
     --  Хитер ваш  Нумизмат, --  вздохнул Скорик.  -- Какой дурак  обозвал его
"свечинским маньяком"? Маньяк,  он и  есть маньяк.  Им движет натура, он над
собой  не  властен.  А  этот  хитер, расчетлив, непредсказуем. Многое  в его
действиях  непонятно, например, зачем он расстрелял провинциальных фашистов?
Неясно, почему убил эту парочку  в "газели", денег не  взял ни копейки, хотя
там имелась приличная сумма.
     Разговор происходил на тротуаре рядом со зданием  МУРа. Киреев заметил,
что Скорик не пропустил за это  время ни одной красивой  девушки, непременно
провожал каждую взглядом. Да и сам следователь был хорош собой, чуть  пониже
экс-дипломата,  худощавого  телосложения.  Весь  его  облик  говорил о южном
происхождении:   черные,   густые  волосы,   небольшие,   ухоженные   усики,
выразительные  глаза  вкупе  со смуглым  оттенком  кожи. Вот  только нос  не
нависал  кавказской скалой,  а поместился  на  лице ровно и аккуратно. Чтобы
развеять все сомнения, Киреев спросил:
     -- Вы откуда родом, с Херсонщины или из Крыма?
     -- Да нет, я из Николаева, -- рассмеялся следователь. -- Что, заметно?
     -- Говор, облик, -- пояснил Киреев.
     -- Да, что есть то  есть. В роду  у  нас  кого  только не было:  румыны,
греки, ну и хохлы, естественно.
     На этом предварительное  знакомство  было закончено и началась рутинная
работа.  Странная  получилась  следственная   группа:  оперативники  Скорика
пользовались транспортом и связью подчиненных Киреева. Зато  выходило все на
удивление быстро и красиво.
     К восьми вечера разобрались с поддельным паспортом. Квартиру, указанную
в  прописке Михаила Трошкина,  давно  уже занимала группа кавказцев. На  все
расспросы о настоящих хозяевах старший из них ответил просто:
     -- Э-э,  паслушай, откуда мы знаем, где  живет этот старик? Он появился,
дэньги взял и мэсяц его нэт.
     -- Когда последний раз он был? -- спросил оперативник.
     Новые  хозяева  переглянулись, затем  один  из  них  неуверенно  назвал
примерную дату:
     -- Нэдели две назад.
     -- А сына его видели?
     -- Нэт, нэ было никакого сына.
     Гораздо  больше   информации  удалось  получить  от  старушки,  живущей
напротив.
     -- Пили, оба пили, и отец и сын. А Мишка, говорят, помер. Я почему знаю,
из больницы приходили, требовали,  чтобы отец тело  забрал.  Да  Димки уже к
этому времени давно дома не было. Он как Мишку  в  больницу отвез, так сразу
этих черножопых и привел. Самого после  этого  только  раз видела, появлялся
перед октябрьскими праздниками. А уж эти что творят! Галдят до поздней ночи,
музыку  включают, девки у них визжат, хохочут! Спасу  нет!  Никакого  покоя.
Хоть бы вы их приструнили!
     Документы районной больницы  подтвердили, что  Михаил Трошкин давно уже
покоится в сырой земле.
     Оставалась, правда, надежда решить дело  Нумизмата  одним ударом: номер
телефона, оставленный лже-Трошкиным прорабу.
     Тот вечер не предвещал Наде особенных сюрпризов. Она быстро нашла  себе
постояльцев,  двух  коренастых среднеазиатов,  как  обычно, накормила  их и,
уложив   спать,  стала   дожидаться  возвращения   детей.  Скопилось   много
выстиранного белья, и она машинально гладила его, бездумно  глядя  на  экран
телевизора. Короткий звонок вывел Надю из этого состояния. Подойдя  к двери,
она спросила:
     -- Кто там?
     -- Колкины здесь живут?
     -- Да.
     -- Вам телеграмма из Тюмени.
     "От  Наташки,  не  случилось  ли  чего?"  -- сразу озаботившись  судьбой
сестры, Надя открыла дверь.
     Все  произошедшее  дальше показалось  ей  дурным сном. В дверной  проем
рванулось  что-то  пестрое,  массивное,  отбросившее  ее   в  сторону.  Надя
попыталась закричать, но  грубые мужские руки крепко зажали ей рот. А мимо в
квартиру  продолжали вбегать люди  в пятнистой униформе с черными масками на
лицах. От нервного потрясения и недостатка воздуха Надя потеряла сознание.
     Очнулась она  уже на  кухне,  сидя  на  табурете, причем  кто-то  сзади
поддерживал ее  под  спину,  а  другой человек,  изображая  вентилятор, гнал
полотенцем к Надиному лицу ранее перекрытый кислород.
     -- Ну  вот,  очнулась!  -- обрадовался "вентилятор", увидев, что  хозяйка
квартиры открыла глаза.
     -- Слава Богу,  а то  чуть не задушили  ее, --  сказал, появляясь  в поле
зрения Нади, черноволосый мужчина с внимательными темными глазами.
     --  Насколько  я понимаю, вы  Надежда  Алексеевна  Колкина, хозяйка этой
квартиры? -- спросил Скорик.
     -- Да, -- глухим голосом отозвалась она. -- А вы кто?
     -- Московский уголовный розыск. -- Скорик раскрыл свое  удостоверение. Он
хотел  было  добавить  что-то  еще,  но  тут  на  кухне появился омоновец  в
пятнистой форме и коротко доложил:
     --  Капитан,  собака отработала,  наркотиков  и  оружия нет.  Что дальше
делать?
     --  Ладно,  уводи лишних в  автобус, здесь  оставь двоих, --  недовольным
тоном велел Скорик. -- Да забери этих киргизов  с собой,  чтобы под ногами не
путались. Пусть до утра в "зверинце" перекантуются.
     Выдав все  необходимые  инструкции,  сыщик  повернулся лицом  к Наде  и
протянул ей портрет Силина.
     -- Вы знаете этого человека?
     -- Да, -- тихо ответила женщина, потирая правой рукой горло.
     -- Где он сейчас?
     -- Не знаю, последний раз он приходил сюда больше недели назад.
     -- В каких вы с ним отношениях?
     -- Он снимал у меня комнату.
     -- И все? -- несколько удивился следователь.
     -- Да, -- твердо ответила Надя. -- Он  жил у меня несколько  дней в начале
ноября. Уходил с утра, приходил вечером.
     -- Интересно, -- Скорик посмотрел куда-то  вбок и спросил: -- Что скажете,
лейтенант?
     -- Ну, у меня есть другие сведения.
     Человек,   показавшийся  в  поле  зрения  Нади,   оказался   участковым
милиционером по фамилии Шпилькин. Полгода назад она уже конфликтовала с  ним
по поводу драки, устроенной ее сыновьями во дворе. Тогда ее дюжие переростки
отметелили  четверых поддатых мужиков, вздумавших учить кикбоксеров  хорошим
манерам. Лишь то, что, протрезвев, никто из пострадавших не подал на братьев
в суд, спасло Надю от еще больших хлопот.
     --  По  свидетельству  соседей,  в квартире  устроен  настоящий  притон.
Приходят  постороние люди,  ночуют,  притаскивают  какие-то вещи,  по  ночам
громко разговаривают, а  вот этот, --  участковый ткнул пальцем в  фотографию
Силина, -- вообще поселился в квартире, не имея прописки.
     -- Знаем мы,  какие это соседи! Марья Николаевна из квартиры напротив, --
с издевкой  фыркнула Надя. -- Только этот божий одуванчик дней десять лежал в
больнице и выписался только вчера. Так что сплетни ее сильно устарели.
     -- Марья Николаевна  очень  уважаемый  в районе человек,  орденоносец  и
активист... -- повысил голос участковый, но его еще резче оборвала Надя:
     -- Ага, стукачка со сталинских времен!
     -- А вы, гражданка Колкина, занимаетесь противозаконнной деятельностью и
устраиваете тут притон для разных уголовников...
     --  Хватит,  лейтенант!  Идите, остыньте, --  прервал Шпилькина  высокий,
седоватый человек в штатском, все это время молчавший, но сразу причисленный
милиционером к  более  солидным, чем они, "органам". Молча козырнув, красный
от гнева участковый, тяжело отдуваясь, вышел на улицу.
     А Киреев сел сбоку от взвинченной женщины и своим мягким, дипломатичным
голосом спросил:
     -- Надежда Алексеевна,  ради  бога,  припомните, пожалуйста,  когда  ваш
постоялец приходил в последний раз?
     Скорик  удивленно  посмотрел на  "напарника". Он  собирался действовать
по-другому,  хотел нажать на хозяйку, подозревая, что  у  нее с Силиным были
более  тесные  отношения. На  это  указывал  и  звонок женщины  на  стройку,
Паршину. Но Надя как-то сразу обмякла и тихо спросила:
     -- А что он такого сотворил?
     -- Это очень опасный человек, вы уж  поверьте мне! На его совести  очень
много крови!
16. КАК КРЫСА.
     О происходящих вокруг него событиях Силин,  конечно, и не  догадывался.
Цепь  случайностей  продолжала  хранить  его  там,  где  он  не  смог  всего
просчитать. Утром  он  забрался в свое убежище  в  дурном  настроении. Голод
вовсю  атаковал его измученное тело. Ночью  он спустился вниз,  рассчитывая,
что, может быть, в дом завезли продукты,  но увы! Два громадных холодильника
на кухне оказались девственно пусты.
     На голодный желудок  сон не  шел. Нумизмат лежал, чувствуя, как  сквозь
него  протекает всемогущее  время, медленно и  мучительно. Именно время было
теперь его основным врагом.
     "Черт, так можно и с голоду сдохнуть! Сколько еще осталось, дня четыре?
А если  они задержатся,  скажем, еще на  пару  недель? Тогда  столетия через
четыре, ломая этот дом, какие-нибудь роботы-строители с удивлением обнаружат
хорошо сохранившийся скелет человека. Черт! И  на ребрах ни  капли жира. Как
там  говорил Митька Паклин по кличке Центнер? "Лишний вес это не недостаток,
а два лишних месяца жизни в концлагере". Мне бы хоть половину его прослойки,
я бы тут до Нового года провалялся".
     Его размышления  прервал  отдаленный  шум,  донесшийся откуда-то снизу.
Силин насторожился  и  вскоре  уловил глухие голоса и  звонкий женский смех,
выделяющийся даже в этой жестяной коробке.
     "Уж не  "мадам" ли  приехала?" -- вспыхнула  надежда у  Нумизмата. Чтобы
выяснить все до конца, он пополз по своему "персональному метро" к воздушным
отдушинам обеих спален. Двигался он, как всегда, ногами вперед, издавая лишь
легкий шорох.  Все было  как  обычно,  но  на  этот раз Михаил допустил одну
ошибку. Он не снял с руки часов и пару раз  негромко стукнул ими по жести, а
один раз коротко проскрежетал по  очередному  стыку. Нумизмат был  в  полной
уверенности, что под ним, в коридоре, никого нет, он не слышал ничьих шагов.
Он и  не мог  их  слышать. Евгений Михайлович  Ерхов  носил  лаковые  туфли,
подбитые  войлоком.  Стоя  сейчас посередине коридора, этот высокий,  хорошо
кормленный последние  сорок лет человек с ужасом прислушивался к доносящимся
до него непонятным звукам:  шорохам, постукиванию. Он не мог понять,  откуда
они доносятся,  что  еще больше приводило его в панический ужас. Да, Евгений
Михайлович  до истерики боялся крыс, но еще больше он боялся  своей хозяйки,
Анны Марковны.
     Бывают люди,  для которых в слове  "холоп" не существует уничижительной
окраски,  это просто нормальное состояние души. Евгеша Ерхов с детства бегал
на  побегушках  у  своих более  старших  братьев  и  друзей.  Свою  трудовую
деятельность он начал официантом в ресторане, даже  в армии  Ерхов умудрился
пристроиться  на весь срок кухонным  рабочим.  Именно там он познакомился  с
милыми ночными хозяйками мусорных баков  и навсегда преисполнился перед ними
священным ужасом.
     После  армии  карьера  его  развивалась  равномерно  и  гармонично:  из
официантов он  быстро перебрался в метрдотели, затем менял рестораны, каждый
раз  на  более  престижный,   и  к  тридцати  годам  уже  вовсю  прислуживал
иностранцам. Было это еще в те годы,  когда на каждого приезжего из-за бугра
смотрели или как на живого бога, или как на шпиона.
     Вскоре Ерхов пошел на  повышение не только  фигурально, но и физически.
Евгений  Михайлович  поднялся  на этаж  выше  и  стал управляющим  той самой
гостиницы, где ранее заведовал  рестораном.  На новой  должности он оказался
словно  патрон  в казеннике.  Более педантичного  и  въедливого управляющего
"Интурист"  не помнил ни  до, ни после Ерхова. Горничные с  ужасом впоминали
этого  с  виду  веселого  и  жизнерадостного человека.  Колобок  --  такую он
заслужил кличку, не кричал и не ругался, но мог довести человека до истерики
своим особым, язвительно-ласковым методом воспитания.
     --  Нет, милая, -- говорил он  молодой горничной, показывая на только что
застеленную ею постель, -- так вы можете заправлять у себя дома, после бурной
ночки  с  десятком  грузин.  Мне же нужна  абсолютно идеальная  поверхность,
примерно  такая, как  ваша  попка  или  мозги  без единой  извилины  в вашей
хорошенькой черепушке.
     Позапрошлый  год  сложился для Ерхова очень неудачно.  Он только-только
перешел управляющим в едва ли не самую престижную гостиницу Москвы "Балчуг",
но  буквально через месяц  без предварительных болей  отказало сердце. В тот
день он, как обычно, собирался на работу, вышел в прихожую, и тут  паркетный
пол словно рванулся ему навстречу, гася последние признаки сознания.
     Удивительно, но уже  через год после  инфаркта  Ерхов  чувствовал  себя
прекрасно, никаких болей в груди, никакой одышки. Но возвращаться на прежнюю
хлопотную должность он опасался. Можно было спокойно уйти  на покой, живя на
проценты с  нажитого за долгие годы капитала. Фундамент этого благосостояния
Евгений Михайлович заложил задолго до перестройки. Двое детей были  выращены
и воспитаны  на чаевые, полученные еще в пору  ресторанной деятельности. А в
свой гостиничный период Ерхов занимался продажей  сувениров и  антиквариата,
да  настолько  ловко,  что ни  разу не  попал в поле зрения  соответствующих
органов. Загородный дом заслуженного метрдотеля, хотя и уступал в размерах и
роскоши  "розовому  замку"  Балашовых,  но   был  построен  еще  в  середине
восьмидесятых. Огромная квартира в самом центре Москвы, недалеко от  Кремля,
казалась  просто нашпигованной  антиквариатом.  Что еще  нужно человеку  для
заслуженного отдыха? Живи -- не хочу!
     Но  нет, Ерхов скучал. Философия прислуги  не давала ему жить спокойно,
и, когда Анна Марковна предложила ему должность управляющего ее новым домом,
Ерхов с радостью согласился. Они познакомились в "Президент-отеле", на рауте
по случаю встречи Альберта Гора с российскими бизнесменами. Балашову сначала
привлекли чисто внешние данные одного из распорядителей встречи, а потом она
оценила и деловые качества Ерхова, его профессионализм и  чувство юмора. Для
начала  она  попросила  его  обучить  для  своей  квартиры  пару  горничных.
Несколько  смешных  историй из  жизни  заезжих  звезд,  поведанных  Евгением
Михайловичем "мадам", окончательно покорили жену финансиста.
     -- Нет, Евгений Михайлович, --  проворковала Балашова, под ручку провожая
аса сферы обслуживания  до дверей, -- вот уговорю Витю построить большой дом,
так вы у меня будет дворецким. Как вы, согласны?
     -- На все воля Божья, Анна Марковна, -- целуя ручки даме, отшутился тогда
Ерхов. -- Даст указание Господь -- сам прибегу, а не даст, -- он развел руками,
--  на аркане не затянете.
     Указание от верховных сил в виде инфаркта было  получено,  и вот теперь
личный   метрдотель,   мажордом  и  дворецкий   мадам  Балашовой  с   ужасом
прислушивался к непонятным  для  него звукам.  За  короткое время  службы  у
Балашовых Ерхов хорошо изучил своих хозяев. В отношении самого финансиста он
был как-то спокоен. Виктор Александрович ко всем бытовым проблемам относился
с равнодушием глухого в опере. Зато жена его до сих пор с содроганием души и
тела вспоминала тараканов, что жили в первой их квартире двадцать лет назад.
     "Это тараканы, а если она увидит крысу?" -- ужаснулся Ерхов.
     В  коридоре появились  две  молодые девицы  с одинаковыми  пластиковыми
лейками в руках.
     -- На втором этаже все, Евгений Михайлович. Пойдем дальше?
     -- Да, теперь в зимний сад, там, поди, уже все пальмы высохли.
     Все трое поднялись наверх,  а Силин, не услышав из уст двух  прелестных
щебетуний ничего существенного, пополз по своему коробу  обратно.  Некоторое
время  спустя  от  задремал,  но сразу очнулся,  лишь только  услышал  внизу
тяжелые  мужские  шаги