быть стыдно! Не станет он,  Дэмура, просить его
об одолжении.
     Весь разговор  занял  одну минуту.  Дэмура  знал,  что использовал свой
шанс,  но не  жалел  об  этом. Ведь он  мог  просить  что угодно. Пожелай он
перейти   в   центральный   отдел   расследования   или   стать   постоянным
высокооплачиваемым  экспертом  по искусству  рукопашного  боя,  его  желание
давным-давно осуществилось  бы. Точно так же, как  сейчас,  когда  едва  ему
стоило  заикнуться,  что  он  не  хотел  бы  появляться в  участке на  время
расследования  дела Адзато,  тотчас же  последовало разрешение. Конечно,  на
этом  власть Дэмуры  кончилась.  Отныне,  какие  бы  затруднения  у  него ни
возникли, начальник полиции по своему усмотрению либо поможет,  либо откажет
ему, как и  любому  другому сотруднику полиции.  До сих  пор  дело  обстояло
иначе.  Начальник полиции был  обязан ему за  помощь в трудную минуту, и это
было  куда более  надежным капиталовложением, чем  банковский  вклад. Дэмура
долго не прикасался к  этому своему вкладу  и теперь,  когда он вынужден был
пустить  его  в ход, начальник полиции  расплатился с  превеликой  радостью.
Дэмура улыбнулся. Новогодние поздравительные открытки за подписью начальника
полиции, вероятно, и впредь будут присылаться  в участок. В конце концов, он
человек воспитанный.
     Наконец-то,  не связанный  условностями службы,  Дэмура  мог делать что
хочет. А он в первую очередь хотел взглянуть на того чудо-каратиста, который
так поразил Куяму во время  съемок. Были у него и другие соображения, но  он
решил не  отвлекаться на второстепенное, пока в деле  остались  невыясненные
вопросы. Дэмура вывел машину из гаража.  Прежде  чем  тронуться в  путь,  он
проверил,  хорошо  ли надуты  шины,  достаточен  ли  запас  бензина,  масла,
жидкости для ветрового стекла. Найдя все хозяйство в порядке, Дэмура выехал.
     Все удивлялись  тому, как плохо он  водит.  И это мастер экстра-класса,
привыкший принимать решения в сотые доли секунды, человек с рефлексами много
выше среднего,  освоивший  науку  концентрировать внимание  одновременно  на
разном!  Да, вопреки этому  Дэмура  был плохим водителем и знал это. Но зато
машина  у  него  была  хорошей марки --  добрый  старый  английский "остин".
Управление  простое,  без выкрутасов, не то  что в  теперешних  автомобилях,
приборная доска из настоящего дерева, салон  удобный, просторный. Машина эта
когда-то принадлежала  одному  англичанину, который  в  течение  десяти  лет
каждый  божий день приезжал на ней в их  додзе на тренировки. А когда пришла
пора ему  возвращаться  на родину, он дешево продал  машину Дэмуре. Конечно,
англичанин был  благодарен за  то, что его,  иностранца, допустили  в святая
святых. С тех пор прошло почти восемь лет,  и Дэмура успел нежно привязаться
к  своей  машине.  Вот  и сейчас  он  не спеша  тащился  через  весь  город,
величественно-холодно посматривая на безумцев, мчащихся с бешеной скоростью,
нажимающих на клаксоны и грозящих ему кулаком. Дэмура тщательно выбрал место
на   площадке,   сплошь  забитой  грузовиками  с  кинооборудованием,  жилыми
фургончиками и легковыми автомобилями всевозможных цветов и марок. Как бы не
повредили  тут  его  машину!  Дэмура  успокоился, лишь  когда  поставил свой
автомобиль на достаточно безопасное расстояние от прочих; теперь  можно было
заглянуть в таинственный мир, именуемый съемками фильма.
     Прежде всего  Дэмуре бросилось в глаза, что  здесь никто  не  работает.
Инспектору  было невдомек, что  на  съемочной  площадке  -- во всем  мире --
большая часть времени тратится на  ожидание. Запаздывает кто-то из  актеров,
режиссер   заново   продумывает  мизансцену.  Главную   героиню  не   успели
загримировать,  готовится смена декораций, а все остальные ждут. Суть в том,
что,  если  сторонний  человек ненароком забредет  на  съемки, он  наверняка
увидит группки слоняющихся без дела, и скука его лишь на  первое время будет
приглушена    необычностью    декораций    и    костюмов    и    созерцанием
кинознаменитостей.
     Дэмура  прохаживался взад-вперед  и с изумлением убедился, что никто не
обращает  на  него  ни  малейшего  внимания.  Он  уже  решил  было  вытащить
удостоверение и велеть проводить его к кому-нибудь из начальства, но вовремя
сообразил, что это лишено  смысла. Ведь он хотел всего лишь присмотреться, а
к чему тут присматриваться, если на съемочной  площадке ровным счетом ничего
не происходит! Дэмура испытал явное облегчение, когда издали увидел  Фукиду;
тот с озабоченным видом стоял в группе мужчин. Наконец-то хоть один человек,
с  которым  можно  словом  перемолвиться  в этой чуждой  обстановке!  Фукида
поздоровался вежливо, но, как показалось Дэмуре, без особой радости. Ничего,
не  каждый же  раз  радоваться  приходу полицейского.  Хоть в прошлый раз он
подоспел как раз кстати.
     -- Скажите, что здесь  происходит? Почему  все  слоняются без  дела?  Я
думал, что сегодня идут съемки.
     -- Они бы и шли, если бы нам удалось сговориться, -- полноватый молодой
человек рядом с Фукидой весело рассмеялся, но остальные даже не улыбнулись.
     -- Сговориться  не можете? Так у вас что, забастовка? Тут рассмеялись и
все остальные,  а  Фукида,  явно  чувствуя себя не  в  своей тарелке,  начал
оправдываться.
     -- Какая там забастовка! Просто новые каскадеры  и Такаси не согласны с
концепцией режиссера.
     -- Угу, -- глубокомысленно отозвался Дэмура. Он  и не стал бы вдаваться
в подробности, однако  Фукида словно открыл  какой-то шлюз, и  все наперебой
пустились объяснять  ситуацию. Дэмура мало что  понял из общего  гвалта и  с
надеждой бросил взгляд на Фукиду. Тот глубоко вздохнул.
     -- Видите ли,  мы решили,  несмотря на смерть  Джонни,  доснять  фильм.
Нашли человека, который дописал сценарий, подобрали актера на главную роль и
приступили к работе.
     -- Понятно. Ну и что же?
     -- Однако Такаси --  новый главный герой!  -- не  согласен с указаниями
режиссера.
     -- Такаси -- это я, -- ухмыляясь вставил толстяк.
     Дэмура удивленно  посмотрел на него. Что  ж, каратист  Такаси  хороший,
этому он готов  был поверить.  Наружность  бывает обманчива,  кому,  как  не
Дэмуре, это было  знать лучше других.  Кстати, ему действительно приходилось
встречать  мастеров  похожего  сложения.  Некоторые   толстяки  способны  на
короткое  время развивать  невероятную  стремительность,  а  под  обманчивой
полнотой, если внимательней присмотреться, угадываются литые мускулы. Такими
же пузатыми толстяками были и первые мастера кун-фу.  Ведь если  средоточием
жизни  человеческого тела  считать  не сердце, как  утверждают представители
Запада,  а  хару  -- низ живота, как учит  восточная  философия,  тогда  чем
вместительнее  живот и мощнее развит брюшной пресс, тем  красивее и  сильнее
сам  человек.  Каратист такого  телосложения  буквально  сметает  противника
массой тела, охотно идет на подножки и броски, используя более низкий  центр
тяжести.
     Дэмура  окинул  Такаси наметанным  глазом: приветливый  человек с вечно
приклеенной улыбкой. Однако Дэму-ру не  проведешь.  Он видел, что парень  --
сплошь тугие мускулы, а пухлые руки, выглядывающие из-под закатанных рукавов
рубахи, налиты  силой. Дэмура был уверен, что эти веселые глаза, не моргнув,
выдержат  чей угодно  взгляд. Многое  разглядел он  в Такаси,  кроме одного:
перспективы стать звездой экрана.
     -- Вы  теперь главный герой?  Заменили  Адзато? --  Дэ-мура недоверчиво
покачал головой. Такаси не обиделся.
     --  Неужели и вы не понимаете, что в этом-то вся соль? Кого в наши  дни
заинтересует тип героя -- явного  супермена? Но вот появляется увалень вроде
меня и проделывает то же самое, что великий Адзато.
     --  И у  него это  действительно получится? -- вежливо  поинтересовался
Дэмура.
     Толстячок лишь ухмыльнулся, а Фукида с бессильным вздохом ответил:
     --  Судя  по  всему,  получится.  Оттого  и  нельзя  попросту  от  него
отмахнуться. Джонни умер, и КМ К требуется новая звезда.
     -- Но я по-прежнему не понимаю, в чем тут камень преткновения.
     --  От меня ждут, чтобы я стал вторым Джонни Адзато, -- ответил молодой
человек  на этот раз  серьезно.  -- Пригласили сценариста, который  завершил
сюжет  в духе  тошнотворных историй  доброго  старого Эдди  Харриса.  Наняли
режиссера,  воспитанного  на  школе  Джонни Адзато, он с  закрытыми  глазами
состряпает  фильм по этим шаблонам. Ну  и,  наконец, призвали прославленного
мастера Фукиду,  чтобы  драки не  отличались от знаменитых потасовок Адзато.
Только  ведь  я  не  Джонни  Адзато,  а  комичный  толстячок,  сам  себя  не
принимающий всерьез.
     До инспектора наконец дошло. Здесь идет  та же самая борьба за свободу,
какую десять лет назад вели Адзато, Фукида, Харрис  и Ямамото. Только за это
время  Адзато  из бунтаря превратился  в миллионера, и  теперь  новая  волна
намеревается смести его  со  своего пути.  И  надо  же,  чтобы именно Фукида
проявил такое непонимание!
     -- Отчего вы не разрешаете ему делать так, как он хочет?  Разве  у него
плохо получается?
     -- Я  же  сказал,  что  получается хорошо! --  Фукида в  сердцах махнул
рукой. -- Должно быть, по-вашему,  во  мне говорит зависть.  Но  это не так!
Пусть выбивается в звезды, мне не жалко, он того заслуживает.
     -- Тогда в чем же дело?
     -- Этот фильм не совсем обычный: последний фильм Джонни Адзато, который
и задуман-то им для того, чтобы доказать, что рано его списывать в тираж. По
той  же  причине  он  все  решил  делать  сам:  написать  сценарий,  играть,
режиссировать, разрабатывать мизансцены поединков, и,  если верить  полиции,
каким-то образом этот фильм по-
     служил причиной  его гибели.  На этом фильме  новичок не должен  делать
себе карьеру. Этого я не допущу!
     Фукида  и  Такаси в  упор  уставились  друг  на  друга.  Дэмура  охотно
полюбовался  бы  их  единоборством..Толстяк,   должно  быть,   действительно
первоклассный  мастер,  если  Фукида столь  высокого  мнения  о нем.  Но  не
доводить же до рукопашной! Дэмура встал меж ними. Он почти физически  ощущал
исходящие  от обоих мастеров волю к бою, неукротимое  стремление  помериться
силой. Дэмура подавил в себе инстинктивное желание отшатнуться и тоже напряг
волю  и  мышцы.  Результат оказался  неожиданным: инспектор  не произнес  ни
слова, не сделал ни малейшего жеста, но оба соперника попятились назад.
     --  Господин  Фукида,  --  мягко  произнес Дэмура,  --  по-моему,  пора
представить меня вашему коллеге. Толстяк рассмеялся.
     -- Мастер Дэмура из школы Сетокан, -- сказал он с ухмылкой, но в голосе
его не было и тени насмешки.
     -- Откуда вы  знаете?  --  изумился Дэмура. Он не  принадлежал  к числу
популярных мастеров, в газетах о нем не  упоминалось,  и даже редактор Сираи
-- эта ходячая энциклопедия каратэ -- не слышал его имени.
     -- Это входит в мою профессию. Если уж я решил строить свою  карьеру на
фильмах с  каратэ,  я  просто  обязан знать ведущих мастеров каждой школы. Я
посещал  каждый мало-мальски  значительный додзе. Бывал  я  и в вашем --  по
рекомендательному письму, присутствовал на многих тренировках.
     -- Какой стиль вы изучали?
     -- Прежде всего Сетокан. Но этого, сами понимаете, в кино недостаточно,
для  того  чтобы  прокормиться.  Тогда  я и  начал обходить  клубы,  изучать
различные  школы,  отрабатывать  эффектные технические приемы и оригинальные
позиции. Теперь  во мне так смешались  все  элементы, что я  и сам'не мог бы
сказать, в  какой технике  я работаю. Иной раз  сомневаюсь,  каратэ  ли  это
вообще.
     -- Почему?
     Толстяк снова рассмеялся:
     -- Видите  ли,  родители  мои -- цирковые артисты. Я  вырос в  цирке  и
научился  крутить  сальто раньше,  чем писать  и читать. Родители заставляли
меня  упражняться  чуть  ли не  целые  сутки, я тренировался  больше  любого
другого  ребенка из  цирковой семьи, хотя  вообще леность в тех кругах не  в
чести. И  несмотря на это, я расплывался как на дрожжах. Пробовали оставлять
меня без еды, но я  все  равно  толстел,  должно быть  от воздуха. -- Такаси
покатывался  со смеху, словно рассказывал остроумнейший анекдот. --  И тогда
кто-то  посоветовал  родителям  сделать  из  меня  клоуна.  Не  обычного,  а
клоуна-акробата; знаете,
     на вид такой  растяпа  и нескладеха,  а цирковым  искусством владеет  в
совершенстве.
     -- Вот и вышел из него клоун-каратист!
     Дэмура  вздрогнул.   Похоже,  этим   двоим   не   терпится   схватиться
врукопашную.  Но Такаси  и  не  думал  бросаться на  Фукиду.  Он улыбнулся и
усиленно закивал  головой -- этакий  самодовольный Будда. Все ясно, ведь для
прирожденного циркача в слове "клоун" нет ничего оскорбительного, даже когда
другие  вкладывают в  него  именно  такой  смысл.  В  их понимании клоун  --
неутомимый труженик,  мастер,  артист,  достойный всяческого уважения. Но на
что, собственно, способен  этот  Такаси? К  каратисту  с  таким  вопросом не
сунешься,  он,  Дэмура, без церемоний отшил бы любопытствующего... И  все же
инспектор рискнул.
     --  Вы  меня заинтриговали. Не  продемонстрируете какой-нибудь из своих
аттракционов?
     --  С удовольствием! -- Толстяк  ухмыльнулся  и  в тот же миг, проделав
обратное  сальто,  вышиб  сигарету  изо  рта  стоящего позади  мужчины.  Тот
удивился,  но затем  на  губах его тоже  заиграла  ухмылка  и,  прокатившись
катком,  он  подсек  Такаси. Оба  вскочили, как резиновые  мячи, и  ноги  их
столкнулись  в  синхронном  толчке.  Оба шлепнулись на  землю:  противник --
осторожно пятясь в оборонительной  позе,  Такаси  с дурашливой  миной клоуна
застыл  на пятой точке.  От  группы отделился  еще один каскадер (тут Дэмура
догадался, что перед  ним штаб Такаси) и головой вперед прыгнул на толстяка.
В  мгновение ока  тела  их  переплелись, покатились, сделав подсечку первому
противнику,  попытавшемуся снова вмешаться в  борьбу.  Затем  на первый план
выдвинулся Такаси:  пыхтя и отдуваясь, с жалобным лицом, он коленом прижимал
противника к  земле  и при этом старался  привести  свою одежду  в  порядок.
Рубашка,  разумеется,  оказалась  прижатой  коленом,  и   нужно   было  либо
пожертвовать ею, либо выпустить противника. На помощь Такаси двинулся третий
каскадер, затем еще один, и  вскоре все участники группы  взлетали, прыгали,
падали,  катались   по  земле   вокруг  Такаси.  Было   ясно,  что   артисты
демонстрируют отлаженный и великолепно отрепетированный  аттракцион.  Дэмура
украдкой  покосился на  Фукиду:  лицо  его  выражало  нескрываемую  зависть.
Перехватив взгляд Дэмуры, он горько улыбнулся.
     -- Победа за ними. Публике приелось боевое каратэ, так же как к моменту
появления Джонни зрителю надоели силовые трюки. Теперь на сцену выйдет клоун
и какое-то время продержится. А  там, как знать, что еще потребуется публике
для остроты ощущений: бои голых  женщин или поражение положительного героя и
торжество зла -- не хочу гадать. У этого  парня лучшие побуждения, хоть он и
не ведает что творит.
     -- Но ведь начало этому положили вы!
     --  Да,  --  печально  согласился Фукида. -- Пожалуй,  не  стоило этого
делать.
     -- Представление закончилось. Такаси, тяжело дыша, присоединился к ним.
Дэмура чувствовал, что Фукида прав, и все же улыбнулся толстяку-акробату.
     -- Не убедись я воочию, ни за что не поверил бы, что такое возможно! --
Дэмура видел, что Такаси  рад похвале. Что ж,  похвала заслуженная и паренек
симпатичный.  К тому же Дэмуру  мало волновало будущее  фильмов о каратэ. Он
пытался представить себе, как мог бы драться этот человек в случае  реальной
опасности. Хорошо -- это не  подлежит сомнению, но сможет ли он сыграть роль
каратиста традиционной школы? Почему бы и нет, ведь он изучал Сетокан.
     По правде говоря, Куяма  не рассчитывал  застать  уволенного ассистента
дома.  И  все же, когда в  третий  раз  понапрасну нажал  кнопку звонка,  он
почувствовал себя обманутым. День начался так удачно, сегодня все  должно бы
идти как по маслу. Не зная, что предпринять, Куяма вышел на улицу, огляделся
по сторонам. Уезжать ни с чем не хотелось. Пожалуй, стоит немного подождать:
что,  если  он объявится, этот  Кэндзо. Конечно, можно  и не ждать, но тогда
придется тащиться на службу.
     И вдруг Куяма замер  как  вкопанный. На противоположной  стороне  улицы
находилась маленькая убогая  чайная, какие  десятками  встречаются  в бедных
кварталах Токио. Деревянный  домишко  наверняка  отведен  под заведение  без
ведома  пожарной  охраны, и  власти  в любой момент могут прикрыть его.  Над
низкой дверью развешаны  выцветшие флажки  с  зазывными  надписями. На окнах
занавески,  внутри  полумрак, несколько  коротконогих  столиков  на потертых
циновках. Куяма воспрянул  духом,  поняв, что удача ему не изменила. "Чайный
цветок"  --  гласила обшарпанная вывеска. Не обращая внимания  на  прохожих,
Куяма сосредоточенно рылся в портфеле. Вот он, на месте! К  счастью, толстая
серая папка со сценарием оказалась у него при себе. Зажав коленями портфель,
он  взволнованно перелистывал  страницы. Все верно, память  его  не подвела.
"Чайный  цветок"  -- так называлось заведение,  где герой  фильма  встречает
торговца кокаином. С левой стороны страницы  находилась подробная инструкция
декораторам с описанием чайной.
     Куяма почти не  удивился, когда вошел  внутрь  и огляделся по сторонам.
Крохотные  столики,  желтоватое  освещение,  клубы  дыма,  бар  со стойкой в
американском духе,  совершенно  не  вписывающийся  в  стиль  чайной,  --  по
описанию  в сценарии Куяма  узнал  бы  это место  из  сотен  других. Взгляды
присутствующих обратились к нему. Молодой человек в очередной раз  убедился,
что в крупнейшем городе мира люди и  поныне, случается, живут как в деревне.
Одни и те же посетители изо дня в день ходят в это заведение, а если порою и
забредет какой-нибудь  чужак, он тоже, скорее  всего,  обитатель  такого  же
убогого квартала. Куяма чувствовал, что он выделяется из этой среды. Он  сел
и  заказал  чаю  с печеньем.  Официантка, к  счастью,  оказалась учтивой, но
решительной женщиной средних лет, а мускулам бармена мог позавидовать борец.
"Такая обслуга не допустит, чтобы клиента ни  за что ни про что поколотили",
-- успокоил себя Куяма.
     Чай оказался хороший, гораздо лучше, чем  можно  было ожидать, и лучше,
чем в той первоклассной чайной, куда он наведывался с друзьями. Печенье тоже
было  вполне  съедобным,  и  Куяма  принялся  изучать  сценарий  с  приятным
ощущением сытости.
     На  этот  раз читал он  внимательно.  Заглянув  в сценарий  впервые, он
мельком пробежал глазами эту сцену;  удивительно, что название чайной как-то
сохранилось в памяти. Сейчас  он  начал с того места, когда  Адзато, то бишь
герой фильма, вместе с ассистентом режиссера  входит в чайную. Его встречают
любопытными  взглядами,  но,  видя,  что  чужак  не  один,  а  с  постоянным
посетителем, теряют к  нему  интерес. Они садятся за столик, заказывают чай.
Кэндзо  подзывает какого-то  мужчину,  говоря, что  его  друг  хочет  с  ним
потолковать. Адзато  не спешит брать быка за рога. Несколько минут болтает с
мужчиной о  том  о сем, по  ходу  разговора  делая намеки,  что не прочь  бы
разжиться "снежком". Лишь сейчас, при внимательном чтении, Куяма  заметил, с
каким знанием жизни написан этот диалог. Адзато как бы оправдывается, сам-то
он,  мол, не  балуется,  но  устраивает  дома  вечеринку и хотел  бы поднять
приятелям настроение, артисты есть артисты,  ничего  не поделаешь... Мужчина
отнесся  к  его словам с пониманием. Уж ему ли не знать,  когда  он связан с
такими знаменитостями, Адзато-сан сроду  бы не догадался, но  он чужие тайны
блюдет  строго. Затем  оба  проходят в  уборную, чтобы без помех осуществить
сделку. Актер достает деньги, мужчина -- пакетик с наркотиком. В этот момент
Адзато резко меняется. Схватив мужчину за руку, он выкручивает ее... Интерес
Куямы  упал. Если