рень!"
     3  марта рано утром к  нашему дому подъехала подвода с немцем-возницей.
На  вторых санях сидел офицер.  В  Довске полчаса ждали,  пока  тот  ходил в
полевую комендатуру за письменным отношением к начальнику шапчицкой полиции.
Значит,  журавичские районные власти  подчинены полевой военной комендатуре.
Значит,  достаточно одного  росчерка пера  майора  Шварца,  чтобы  перевести
половину полицейских из любого гарнизона в Серебрянку.
     Когда  прибыли  в  расположение шапчицкого  гарнизона,  я  окончательно
утвердился в своих догадках. Полицаи нас встретили недружелюбно.
     - Нам нужен начальник гарнизона! - потребовал я.
     Двое  полицейских с  винтовками наперевес,  не  впуская  в  укрепление,
ответили,  что  начальника сейчас нет...  А  в  дзоты уже бежали гитлеровцы.
Складывалось впечатление,  что  вот-вот откроют по  нас стрельбу.  Даже днем
боятся  партизан...  Наконец  в  глубине обширного двора,  расположенного за
высоким  валом  и  проволочным заграждением,  появился лучше  других  одетый
полицай.
     - К   вам  прибыл  начальник  серебрянского  гарнизона  с  предписанием
коменданта военно-полевой комендатуры майора Шварца,  - сказал я. - Доложите
офицеру, кто вы.
     - Савельичев,  заместитель начальника полиции.  -  Он  приложил руку  к
козырьку. - Начальника вызвали в Журавичи, будет только завтра утром.
     - Проводите нас к себе, - приказал офицер.
     Мы пошли за Савельичевым. По дороге он спросил, кто я такой.
     - Работаю по  приказу господина офицера,  -  уклончиво ответил ему и  с
достоинством заметил,  что  лейтенант заберет в  Серебрянку половину состава
полиции для создания нового гарнизона.
     На  двор  из  дзотов и  казармы высыпали полицейские,  глазели на  нас,
видимо, силясь понять, зачем мы здесь. Я рассматривал молодых, лет по 17-20,
парней. Одного из юнцов узнал, он из Старого Довска, по фамилии Божков.
     - Ты как попал сюда? - спрашиваю.
     - Мобилизовали, - со вздохом ответил он. - Уже скоро месяц, как здесь.
     - А другие?
     - И нас тоже мобилизовали, - послышалось со всех сторон.
     - Этот  офицер из  серебрянского гарнизона.  Пойдете к  нему,  коль вас
мобилизовали на службу.
     - А  разве плохо,  что мобилизовали?  -  вдруг спросил Савельичев,  и я
понял - слишком неосторожно употребил это слово.
     - Напротив!  -  отвечаю.  -  Советую и  вам  перейти в  Серебрянку.  Да
отберите с  собой самых сильных полицейских.  Об  оружии подумайте.  Лучшее,
конечно,  захватите с  собой.  Ну  как,  согласны?  Если не против,  то буду
рекомендовать вас господину лейтенанту.
     Савельичев осклабился,  угодливо наклонил голову.  Видимо, ему хотелось
стать самостоятельным начальником.  А  когда зашли в  помещение и  он прочел
предписание Шварца, совсем сдался.
     - Сегодня же составить списки тех,  кто едет в Серебрянку,  -  приказал
офицер, - и познакомить меня с людьми.
     Савельичев кликнул своих  дружков,  долго с  ними  о  чем-то  шептался.
Наконец ему принесли ручку с пером,  чернила и лист бумаги.  Он,  морща лоб,
долго и старательно выводил фамилии, а я читал и думал: "Пиши, пиши, гадина.
Может, завтра останутся от вас одни лишь эти списки..."
     Вскоре на просторном дворе выстроилась цепочка полицейских.
     - Почему тридцать пять? - спросил офицер.
     - Ровно половина...
     - Постройте вторую, тоже с оружием.
     Я шепнул на ухо офицеру,  что у второй половины на один пулемет больше.
Он  приказал  перевести  пулеметчика в  "нашу"  шеренгу.  Офицеру  почему-то
понравились двое  парней,  и  он  перевел их  сюда,  а  взамен  передал двух
низкорослых.
     Пришлось Савельичеву внести поправки в свои списки.
     "Четыре пулемета везут с собой,  -  прикинул я.  -  В Шапчицах при трех
пулеметах и 28 винтовках остаются 33 полицейских".
     Начальник  полиции  почему-то  не  задержался в  Журавичax до  утра,  а
возвратился  перед   закатом  солнца.   Вечером  для   отъезжающих  устроили
прощальный  ужин.  Был  спирт,  самогон  и  немецкий  шнапс.  Пили  много  и
отъезжающие, и те, которые оставались в Шапчицах.
     - Почему не пьете? - приставал ко мне полицейский, сидевший справа.
     - Не могу, головой слаб...
     - А если потеряете свою слабую голову?
     - Все  может  случиться.  На  фронте каждый час  летят  тысячи голов  и
русских, и немецких. А наши, может быть, завтра полетят - кто знает?
     Зато немецкому офицеру понравилось, что я пью совсем мало.
     На  следующее утро  предложил ему  пройтись по  гарнизону,  посмотреть,
нельзя ли чего-либо еще прихватить с собой.  Он обрадовался,  видимо,  понял
меня буквально в  прямом смысле.  Мне же  нужно было посмотреть расположение
укреплений.


3

     Под вечер на восьми подводах мы прибыли в  Серебрянку.  Офицер отпустил
меня домой,  а сам повез гитлеровцев к Сильвестру Янченко.  Через час кто-то
постучал в  окошко.  Выскочил в  сени  и  носом к  носу столкнулся с  Яковом
Янченко.
     - Так рано? - встревожился я. - Сейчас небезопасно, только что приехали
они...
     - Приказано доставить тебя в штаб отряда, - хмуро ответил Янченко.
     Я возвратился в дом,  сказал маме, куда еду, и сунул в карман полушубка
свой "ТТ". Выходя, слышал, как на печи бабушка шепчет молитву.
     Я  бросился в  розвальни.  Янченко дернул вожжи,  и  сильный серый конь
рванул с места, обдав нас комьями снега из-под копыт.
     - Ты на меня не обижайся,  Яков Сильвестрович, - начал я, когда выехали
за  огороды.  -  Не  моя вина,  что отца твоего выселили.  И  дом понравился
офицеру, и место.
     - Не обижаюсь я,  -  проворчал Янченко, глубже уходя в большой воротник
тулупа.
     Конь бежал ходко, и вскоре мы были в Свержене. Штаб располагался в доме
Григория  Житкевича,  нашего  связного.  Здесь  собралось все  командование:
Белых,  Дикан,  Антонов,  Будников,  командиры рот. Многих я увидел впервые.
Отряд растет,  увеличивается количество подразделений.  Хозяйка в  маленькой
боковушке готовила ужин, а мы толпились в просторной передней.
     - Ну докладывай!  -  сразу же нетерпеливо потребовал Белых,  когда я за
руку поздоровался почти со всеми. - Только все по порядку, с подробностями.
     Рассказ  мой  занял  доброго  полчаса.  Затем  посыпались вопросы.  Уже
картошка перестала дымиться на столе, а мы так и не притронулись к еде.
     - Хорошо,  -  подвел итог разговору Дикан, и прямая поперечная морщинка
на  его  открытом  лбу  чуть  разгладилась,  сверкнули радостью светло-серые
глаза. - Пока идет неплохо.
     Ужинали все вместе. Только, казалось, одному Белых безразлично было то,
что стояло на столе.  Время от времени он поднимался,  к  немалому удивлению
хозяйки, и метровыми шажищами мерил большую хату Житкевичей. В это время все
замолкали,  и  мне почему-то вспоминалась книга Д.А.Фурманова и фраза о том,
что Чапаев думает.
     Через  полчаса был  готов  приказ.  В.  А.  Трубачев с  ротой выступает
сегодня же  ночью  и  уничтожает остатки шапчицкой полиции,  взрывает дзоты,
сжигает помещения.  Рота  М.П.Журавлева оседлает шоссе  возле Хмеленца и  не
пропускает ни  одной живой души  ни  в  ту,  ни  в  другую сторону.  Если же
появятся немцы -  уничтожает.  Две  роты  -  И.М.Гаврилова и  З.П.Самыкина -
расправляются в Серебрянке с прибывшими полицейскими нового гарнизона.
     - Журавлеву доставить Дмитриева в  Серебрянку,  немедленно,  до  начала
боя, - приказал Белых. И обратился ко всем: - Вопросы?
     Вопросов не было, и мы вышли из штаба.
     В  одиннадцать часов  вечера  партизаны Гаврилова и  Самыкина атаковали
новый  гарнизон.   Отчаянно  отстреливались  только  часовые.  Сосновый  дом
Сильвестра  Янченко,   изрешеченный  партизанскими  пулями,   запылал  ярким
факелом.  Из  первого гарнизона немцы  пускали осветительные ракеты,  начали
палить из пулеметов и  винтовок.  Это несколько помешало завершению операция
так,  как  намечалось.  Жалко было оружия:  оно сгорело.  Восемь полицейских
оказались убитыми,  один  ранен.  Основная же  часть  убежала или  уползла в
кустарник по  соседству с  домом.  Подобрав только  один  станковый пулемет,
партизаны отошли.
     Успешно прошла операция и в Шапчицах. Правда, роте Василия Трубачева не
сразу  удалось захватить гарнизон.  Гитлеровцы вовремя успели  ускользнуть в
дзоты и открыли шквальный огонь.  Партизаны пошли на хитрость.  Они подожгли
все дома местных полицейских,  а  сами отошли и замаскировались невдалеке от
гарнизона.
     Когда рассвело, все местные оставили дзоты и ушли в деревню к семьям. В
это время уже никто не  ожидал партизан,  и  гарнизон оказался почти пустым.
Народные мстители легко ворвались в укрепления,  взорвали все дзоты,  сожгли
помещения.
     До конца оккупации фашисты так и не восстановили гарнизон в Шапчицах.
     В это же утро начальник серебрянского гарнизона вызвал меня.
     - Что это значит? - Он пристально посмотрел на меня.
     - Это было ужасно,  господин лейтенант!  Меня искали партизаны, видимо,
хотели расстрелять, Я в овине спрятался...
     На лице его,  как мне показалось, мелькнула тень недоверия, но все-таки
он начал успокаивать:
     - Ничего, не надо бояться...
     Мы  вместе  пошли  по  шоссе  к  пепелищу.  Испуганные,  обмороженные и
безоружные полицаи,  услышав,  что и меня искали партизаны, стали спрашивать
совета, как быть дальше.
     - Что им делать, господин лейтенант?
     - Что им делать? - переспросил он и ничего не ответил.
     - Мы поедем в Довск, может, там помогут нам, - хмуро бросил Савельичев.
     - Пусть едут в Довск, - посоветовал я офицеру.
     Теперь все они уместились на трех подводах.


ХИТРОСТЬЮ И СИЛОЙ


1

     Прошло  пять  месяцев  с  тех  пор,  как  в  Журавичский район  прибыла
инициативная группа.  Вокруг нее сплотилось уже полутысячное войско народных
мстителей.  Среди них  было 69  коммунистов и  117 комсомольцев.  Во  многих
населенных   пунктах   работали   подпольные   партийные   и   комсомольские
организации. Созрела необходимость координировать и направлять всю работу.
     8  марта  1943  года  у  деревни  Хвощ  состоялось  подпольное собрание
коммунистов района.  Первым обсуждался вопрос о  мероприятиях по  реализации
праздничного приказа  И.  В.  Сталина от  23  февраля.  Требовалось всемерно
развивать партизанское движение  в  тылу  противника.  Коммунисты единодушно
одобрили инициативу командования 256-го отряда, которое выделило специальные
группы для создания новых партизанских формирований. Так, в Буда-Кошелевский
район  отправили группу Федора Шилова и  Григория Стрикова,  в  Кормянский -
Ивана Гаврилова и Фомы Журавлева, в северную часть Журавичского и Пропойский
районы  -  Михаила Журавлева и  Якова  Никифорова,  в  Жлобинский -  Николая
Труснова.
     Вскоре  группы  переросли  в  партизанские  отряды.  256-й  отряд  стал
партизанской бригадой. Ей дали название "10-я Журавичская".
     Подпольное  партийное  собрание   утвердило  командование:   командиром
бригады Степана Митрофановича Белых,  комиссаром Игната  Максимовича Дикана,
заместителей комбрига  Николая  Александровича Труснова,  начальником  штаба
Филиппа  Карловича  Антонова,  помощником комиссара  по  комсомолу Владимира
Федоровича Полекшанова.
     На  этом  же  собрании  был  оформлен  и  Журавичский подпольный райком
партии.   В  его  состав  избрали  самых  авторитетных  коммунистов:  Игната
Максимовича Дикана -  секретарем райкома, Степана Митрофановича Белых, Ефима
Игнатьевича  Штапенко,   Самуила  Павловича  Дивоченко,   Андрея  Федоровича
Гончарова - членами подпольного райкома партии.
     Большую помощь в  организации Журавичского РК КП(б)Б оказал Рогачевский
подпольный  райком,   в   частности,   его  первый  секретарь,   заместитель
уполномоченного  ЦК   КП(б)Б   С.М.Свердлов  и   командир  8-й   Рогачевской
партизанской бригады Ф.С.Тарасевич.
     265-й  отряд,  которым  командовал К.М.Драчев,  вскоре  влился  в  10-ю
Журавичскую партизанскую бригаду,  хотя  в  партийном подчинении относился к
Рогачевскому подпольному райкому.


2

     На первом же заседании Журавичский РК КП(б)Б решил начать выпуск газеты
"Красный  партизан",  органа  районной партийной организации и  командования
10-й  партизанской  бригады.   Для  ее  издания  нужны  были  шрифт,  другие
типографские материалы и оборудование. Серебрянской подпольной комсомольской
организации дали  задание  достать  все  это  в  Корме.  Кроме  того,  Игнат
Максимович Дикан,  как  "попутное задание",  поручил сделать все  возможное,
чтобы фашистская газетенка, выходившая там, перестала существовать.
     С  Кормой больше всех была связана Катюша Савельева.  На  нее  и  легла
основная тяжесть выполнения этого поручения.
     В  кормянской типографии продолжали работать наборщиками Тит Мятников и
Александр Руденко,  печатником Николай Купцов,  а завхозом Михаил Мельников.
Немцы  насильно заставили их  делать  газету.  Редактором был  некто  Кирилл
Морозов, секретарем - Валентин Якушевский.
     Николая Купцова я  знал хорошо по  довоенному времени,  знал к  Михаила
Мельникова. Они уже несколько раз выручали подпольщиков - печатали листовки.
Тексты составляли местные учителя Исаак Костюченко и Федор Кожемякин.  Через
Савельеву передавал и я свои тексты.
     Обычно Николай Купцов стоял у окна и вел наблюдение,  пока Тит Мятников
набирал листовки.  Затем менялись местами: Мятников наблюдал, чтобы никто из
посторонних не  вошел в  типографию,  а  Купцов работал на  печатной машине.
Николай или  же  Михаил Мельников,  а  позже и  Александр Руденко доставляли
листовки в деревню Сырск,  где жила Савельева. Часть листовок они передавали
местным  подпольщикам,  те  расклеивали  их  в  самом  местечке  и  соседних
деревнях.
     Катюша Савельева,  рискуя жизнью,  приносила листовки в  Белев  к  моей
сестре Анастасии и  ко мне в  Серебрянку.  Несколько раз сан ходил в  Сырск,
чтобы взять листовки.
     Все  шло  хорошо.  Только однажды случилось непредвиденное.  Как из-под
земли появился полицейский Ремнев.  Он схватил оставшуюся на печатной машине
листовку,  быстро пробежал текст.  И  не  успели Купцов и  Мятников прийти в
себя, как он сказал:
     - Не выдам.  Но помогите связаться с  партизанами,  -  и  тут же поднес
зажигалку к маленькому листку бумаги.
     Оказывается,  листовки,  расклеенные на заборах,  привели его сюда.  Он
долгое время выслеживал печатников,  чтобы поймать их с поличным и через них
связаться с народными мстителями.  Вскоре его свели с партизанами,  но самим
работникам типографии пришлось теперь  быть  еще  более  осторожными,  чтобы
гитлеровцы не напали на их след.
     Вот как раз в это время Журавичский РК КП(б)Б поручил нашей организации
достать все  необходимое для подпольной типографии.  Я  вызвал в  Серебрянку
Катюшу на  инструктаж.  И  она  ушла в  Корму,  чтобы поговорить с  Николаем
Купцовым.  Тот согласился,  но поставил условие:  шрифты,  станок,  валики и
краски он  доставит туда,  куда скажет Савельева,  если его и  его товарищей
возьмут в партизанский отряд. Осточертела навязанная им служба.
     Безусловно,   если   материалы  и   оборудование  типографии  передадут
подпольному райкому партии,  да штат типографии уйдет в  лес,  то фашистская
газетенка перестанет выходить,  а  партизаны будут иметь и  свою  газету,  и
своих  работников.  Конечно  же,  Савельева согласилась с  условием  Николая
Купцова.
     И  вот среди белого дня прямо в  Сырск к Савельевой катит на велосипеде
Николай Купцов.  На багажнике -  корзина,  а  в  ней -  шрифт,  поверх его -
мороженые яблоки, мол, для обмена на картошку...
     Но шрифта нужно много,  а каждый день не станешь ездить,  заподозрят. И
Купцов передает шрифт в  Сырскую Буду Николаю Романову,  который по  заданию
подпольщиков работал в полиции.  К Романову переправил также ручной печатный
станок, валики и краску.
     Прятать дома шрифты опасно,  и  Савельева решает перенести их в  Белев,
хотя  и  нелегок путь  до  этой деревни.  По  дороге не  пойдешь,  надо идти
заснеженным кустарником,  затем по  льду  Кормянки,  мимо деревень Барсуки и
Малые Барсучки.
     Однако добралась благополучно.  Спрятала шрифт в старом овине, недалеко
от  деревни.  Затем  зашла к  моей  сестре Анастасии и  попросила,  чтобы та
передала мне, где находится "груз". Три раза прошла подпольщица этот опасный
путь.
     Настал назначенный день,  и Николай Купцов пришел в Велев.  Там он ждал
партизан.  Анастасия и  ее  муж Лука с  моим братом Петей с  утра до  вечера
наблюдали за  дорогой,  нет ли  подвоха.  Кажется,  все спокойно.  В  ранних
сумерках я пробрался в домик.
     - Миша, ты - партизан? - удивляется Николай, крепко обнимая меня.
     Засиживаться нельзя.  Мы  уходим в  урочище Седнево.  Здесь,  в  старом
овине,  Купцов показывает свое богатство.  Мы вместе заворачиваем в холстину
валики,  ссыпаем в  мешки шрифты.  Почему-то  Николаю показалось,  что я  не
доволен.
     - Это еще не все,  -  будто оправдывается он. - Ну, сам посуди: сколько
может перенести Катюша. Это не то, что мы, мужчины...
     - Да здесь добрых пуда полтора!
     - Остальное у Николая Романова, в Сырской Буде, - заверяет меня Купцов.
     Есть  у  него и  трехлинейка,  и  полтысячи патронов.  Чем  не  будущий
партизан?
     Как теперь все имущество доставить к Сожу, где ждет сопровождающая меня
группа партизан?  Пришлось зайти в  поселок к Семену Власенко,  потребовать,
чтобы на лошади поехал с нами.
     Поздним вечером в  Сырской Буде  Николай Романов передал еще  пуда  три
шрифта,  печатный  станок.  Семен  Власенко  доставил в  лес  возле  деревни
Литвиновичи этот  драгоценный груз.  Отсюда его  на  своих  плечах партизаны
понесли в бригаду.
     Чуть раньше в  Серебрянке я  проводил в  партизаны Михаила Мельникова и
Александра Руденко,  которые  ехали  покупать  бумагу  для  типографии.  Они
передали в  штаб бригады 43 тысячи рублей советских денег и  немецкие марки.
Редактор и  секретарь газеты позже попались в  руки  партизан и  получили по
заслугам.
     Вот   так   было   выполнено  задание  подпольного  райкома  партии   и
командования  бригады.   Фашистская  газетенка  в   Корме   прекратила  свое
существование.  А у партизан и коммунистов,  да и у всего населения появился
свой печатный орган - "Красный партизан",


3

     Коварных  и  сильных  врагов,  какими  оказались фашисты,  нельзя  было
побеждать  одной  лишь  мощью.  К  ней  нужны  были  ум,  хитрость,  знания,
умноженные на смелость.
     Не  случайно Игнат Максимович Дикан 26 января 1943 года писал секретарю
Гомельского  подпольного обкома  партии:  "Прямо  радостно,  как  мы  немцев
обманываем в бою!" Да, бои с фашистами велись везде, где ступала их нога.
     25  марта рано утром кто-то  постучался в  наш дом.  Я  вышел во  двор.
Незнакомый человек сказал,  что он Петр Горбацевич,  и назвал пароль. Пароль
был  настоящий:  срок его  заканчивался через три дня.  Горбацевич торопливо
объяснил,  что  работал по  заданию партизан в  районной земельной управе  и
попал на подозрение жандармерии, просил срочно доставить в отряд. Я слышал о
нем,  через связных получал от  него сведения,  но этого человека никогда не
видел.  Поэтому не  торопился с  ответом.  Пригласил его во  двор,  чтобы не
стоять на виду у всей деревни.
     - Ну и что? - снова спросил я неопределенно.
     - Заведи меня к партизанам.
     - К каким?
     - Как - к каким? К обыкновенным...
     - Не знаю ни обыкновенных,  ни необыкновенных, - отрезал я сердито. - А
ты,  парень,  уходи  туда,  откуда пришел.  Иначе  в  гарнизон отведу,  -  и
направился к двери.
     - Постой,  не  горячись.  -  Он  шел  за  мной и  шепотом продолжал:  -
Начальник штаба Антонов Филипп Карпович сказал, чтобы в случае провала к ним
подавался.
     - Если тебе так сказал некто Антонов, то и подавайся к нему.
     - Но он сказал, что место укажешь ты, - настаивал