Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
верное, совсем не имеет сердца... Зато ваш пес мне очень
нравится - такой серьезно-грустный. Видно, у него было тяжелое детство?
- Вот и ошиблись, Гарри. Я взял его щенком, и жил он все эти годы без
нужды и горя.
- Скажите, как бывает обманчива внешность не только у людей, но и у
животных!
Томас Кейри, подумав, спросил:
- Вы не знаете, Гарри, в какой каюте живет хозяин овчарки?
- Нет ничего легче узнать. Вот, пожалуйста. - Гарри Уилхем широким
жестом указал на табличку, висевшую на клетке с овчаркой, и прочитал: -
"Сигма - немецкая овчарка. Возраст 4 года. Хозяин - Эдуардо Антиноми.
Каюта 481. Рацион N_5".
- Исчерпывающие данные, - сказал мистер Гордон. - Том, а вам ничего не
говорит имя овчарки?
Томас Кейри пожал плечами:
- Как будто какой-то математический символ.
- В математике обозначает знак суммы.
- Вы думаете, что хозяин Сигмы математик?
- Или филолог. Ха-ха, Томас! Ничего себе - точное определение! И
пожалуй, не менее удачное, нежели чему нашего друга Гарри. Все же по этому
имени можно предположить, что владелец собаки - человек с высшим
образованием.
Гарри Уилхем сказал:
- По виду он действительно похож на типа, то есть на джентльмена, у
которого голова постоянно чем-то набита. И если вас так заинтересовала эта
воющая тварь, то здесь еще написано, что ей нельзя давать ни соленого, ни
сладкого, словом, девица на строгой диете. Хозяин заботится о ее обонянии.
Похоже, это ищейка, а этот тип, то есть джентльмен, - сыщик. А вот рядом
японская болонка Зизи. Ей двенадцать лет. Хозяйка ее - мисс Груннер...
- Благодарим вас, Гарри, - закруглил разговор Томас Кейри, хотя было
видно, что мистер Гордон с явным удовольствием слушал словоохотливого
матроса.
- Как вам будет угодно, - сказал с улыбкой Гарри Уилхем. - Приходите в
любое время, я буду рад вас видеть. Ну а о Кинге и говорить нечего.
Мистер Гордон и Томас Кейри поднялись на верхнюю палубу. Несмотря на
пронизывающий ветер, вызванный движением судна, пассажиры стояли у бортов
или сидели на скамейках и в креслах, любуясь солнечным закатом.
Мистер Гордон подошел к борту. Томас Кейри сказал:
- Извините, я пройдусь по палубе.
- Да, да, Том, идите, а я провожу солнце, оно вот-вот опустится в
океан. Какое оно здесь большое, медно-красное, кажется, что сейчас
зашипит, выплеснется вода от его прикосновения. Но идите, идите, Том. Я
буду где-нибудь здесь, поблизости.
Томас Кейри с нарочитой медлительностью шел по палубе, обходя шезлонги,
где сидели укрытые пледами пожилые леди и джентльмены, решившие с первого
дня не упустить ни одного вдоха озонированного воздуха. Несколько раз
молодому человеку казалось, что он видит Джейн, с замиранием сердца он
подходил и, разочарованный, брел дальше. Наконец, обойдя всю палубу, он
вернулся к мистеру Гордону. Профессор один сидел на большой скамье, хотя
вокруг все скамьи были заняты.
Он печально улыбнулся:
- Хорошо быть негром. Можно уединиться даже в такой толпе. Сесть.
Подумать. Располагайтесь, Том, вечер исключительный. Смотрите, какие
краски заката! Какое море! А вон парит огромная птица, ни разу не взмахнув
крылом.
- Альбатрос.
- Так вот он какой, альбатрос! Вы знаете, Том, когда я стоял возле
борта, мне на миг показалось, что и у меня растут крылья. "Глория" идет
очень быстро, и действительно, с некоторой долей воображения можно
представить себе... Это чувство родилось во мне как-то само собой, как в
детстве, когда мы часто летали во сне. С возрастом мы утрачиваем эту
способность. По крайней мере, большинство даже забывает, что когда-то у
них были крылья. - Неожиданно он спросил: - Вас беспокоит отсутствие
Джейн?
- Да. Очень. Возможно, она больна. Меня тогда при встрече в коридоре
поразила ее бледность.
- Отличный признак. Значит, вы ей не безразличны. Уверен, что и она
разыскивает вас. Иначе и не может быть. Вы должны встретиться, по всем
законам драматургии это неизбежно, необходимо, иначе изменится весь
характер событий! Представьте себе, что вдруг Клеопатра не встречается с
Антонием или Дездемона ускользает из смертельных объятий Отелло? Тогда не
стало бы двух великих трагедий! Нет, Томас, и у нас все останется на своем
месте. Джейн с блеском сыграет отведенную ей роль. Не улыбайтесь так
скептически. Нет лучших актеров, чем самые обыкновенные люди. Вы не
думайте, Том, что я весь в грезах, среди выдуманных персонажей, я имел
время и возможность изучать людей в их повседневной жизни. Поверьте мне,
Джейн появится на сцене в нужный момент и хорошо проведет свою роль...
Мистер Гордон с улыбкой посмотрел на сосредоточенное лицо своего
попутчика - тот, весь подавшись вперед, ждал, глядя на сомкнутые створки
раковины лифта. Луч надежды озарил было похудевшее лицо Томаса Кейри и
сразу погас, как только двери раздвинулись и на палубу выкатились четыре
высокие девицы в розовых платьях, а за ними солидная супружеская чета. С
птичьим щебетом, ежась от вечерней свежести, весь этот выводок двинулся к
борту.
Томас Кейри спросил:
- Что, если мне обратиться в бюро помощника капитана по пассажирской
части?
- Не советую. Имейте терпение. Ее выход будет очень скоро. Все же, мне
кажется, что вашей встрече на судне надлежит состояться при каких-то
особых драматических обстоятельствах, в один из особенно эффектных
моментов нашего плавания.
- Что вы имеете в виду под драматическими обстоятельствами и эффектными
моментами? - вздрогнув, спросил Томас Кейри.
- Ну хотя бы во время урагана, или когда мы обнаружим мафиози, или,
наконец, когда у нее не будет сил выносить разлуку с вами. Но идемте
отсюда. Почти все уже ушли, только те, что запаслись пледами, дремлют на
свежем воздухе. Да вот еще святой отец...
К ним подошел, судя по одежде, католический священник.
- Отличная погода, джентльмены, - сказал он, останавливаясь перед ними.
- На редкость удачное отплытие, и думаю, судя по началу, что таким же
окажется все плавание. Но будем уповать на всевышнего, пути его
неисповедимы!
У него было полное, круглое лицо, с губ не сходила улыбка, сутана
несколько удлиняла его куцую фигуру. Он представился:
- Патрик Лопес, - и протянул руку профессору, сказав при этом, что рад
познакомиться и что одной из самых приятных сторон всякого путешествия он
считает дорожные знакомства.
Услышав имена своих новых знакомых, патер почему-то радостно оживился;
они все вместе спустились на лифте до третьей палубы. Расставаясь, он
долго кланялся и предложил свои услуги в качестве гида.
- Я уже третий раз совершаю подобные круизы, а на Гавайях прожил четыре
года, приходилось бывать также и в Полинезии, в Китае, Японии. Я
миссионер, разношу слово божие по лику земли, к сожалению, внимают ему уже
не так, как прежде. Но, извините, это слишком серьезный вопрос для
разговора в судовом вестибюле. Надеюсь, мы еще побеседуем об этом...
Томас Кейри вежливо кивнул, а мистер Гордон выразил живейшее желание
потолковать в недалеком будущем на эту животрепещущую тему.
- Интереснейшая личность, - сказал мистер Гордон, когда они с Томасом
Кейри вернулись в каюту.
- Вы не находите, что мистер Лопес несколько навязчив?
- Ну что вы, Томас! Просто общительный человек. И такая
непосредственность помимо черты характера объясняется его профессией ловца
душ. Нет, Томас, он мне нравится, и нам не хватало именно священника в
качестве нового действующего лица...
ВПЕРЕДИ ВЕСЬ ТИХИЙ ОКЕАН
Шторм гнал катер на юго-восток. Ветер немного стих, до 8-9 баллов,
перестал валить снег, его сменил дождь, то ливневый, то моросящий. Солнце
не показывалось, над океаном стояли серые сумерки. В радиоприемнике все
еще слышался голос базового радиста, упорно вызывавшего катер, голос его
еле различался среди треска атмосферных разрядов и делового попискивания
морзянок. Иногда врывалась музыка. Несколько раз они слышали далекую
Москву, Владивосток, но чаще Токио, Манилу и американские станции.
Старшина Асхатов включал радиоприемник всего на несколько минут, чтобы не
истощать и без того уже подсевшие батареи, делал он это, как сам говорил,
"для бодрости духа и поднятия настроения". И действительно, услышав родную
речь, все приободрялись, отступали давящее одиночество и чувство
обреченности, чаще начинали поглядывать на низко летящие тучи в надежде
услышать гул самолета, пристальнее озирали прыгающий круг горизонта в
надежде увидеть силуэт миноносца или другого корабля, идущего им на
помощь.
Небо и океан безмолвствовали. Временами катерникам казалось, что они
остались одни на целом свете. Только их утлое суденышко да они трое, а
весь остальной мир, с его материками, островами, миллиардами людей,
куда-то исчез, да и не существовало его никогда. Всегда так вот катились
волны, свистел ветер и низко мчались тучи. Изредка солнечные лучи
прорывались сквозь трещины в облаках, и в мгновение ока все преображалось
вокруг. С поверхности океана исчезала серая пелена. Свет пронизывал
высокие волны, вода становилась ярко-синей, а пена сверкала снежной
белизной.
Старшина Асхатов всячески одобрял свой крохотный экипаж: улыбался
потрескавшимися от соли и ветра губами, дребезжащим, фальшивым голосом
напевал "Дунайские волны" - этот голос как-то не вязался с его могучей
фигурой, казалось, что пел кто-то другой, маленький, хлипкий, но пение его
нравилось и мотористу и матросу. Он рассказывал анекдоты, истории,
происходившие с ним или с кем-либо из знакомых или когда-то услышанные,
пересказывал содержание прочитанных книг, убеждал подчиненных, что скоро
их разыщут, осталось совсем немного...
- Весь океан обшарят, а найдут, - часто повторял он. - Слышали, радисты
не отходят от станции, значит, не потеряли веры, что мы живехоньки.
Так-то, друзья!
Чувство ответственности за корабль и за команду не давало старшине
впасть в уныние; убеждая других, он и сам начинал верить, что все
окончится хорошо, хотя в глубине сознания нет-нет да и появлялись мысли,
от которых на лбу выступал холодный пот. Случалось такое в редкие минуты,
когда матрос Горшков спал в рубке или в кубрике, а старшина Асхатов
оставался один на один с бушующим океаном. Он научился подавлять страх,
еще плавая на спасателе, и сейчас он прогонял его, напевая "Дунайские
волны" или мысленно переносясь в просторную рубку спасателя "Нептун", где
всегда было тепло и так уверенно стоялось за штурвалом. Вспоминал
товарищей с "Нептуна", и особенно часто боцмана Ивана Трофимовича Рублева,
еще совсем молодого мичмана с повадками боцмана с парусника былых времен.
От Рублева он перенял манеру и говорить, и вести себя в самые трудные
минуты жизни.
Старшина Асхатов и матрос Горшков, по обыкновению, находились в рубке.
Один из них стоял за штурвалом, стараясь, чтобы катер, сдерживаемый
плавучим якорем, не так рыскал по сторонам, другой сидел на палубе,
прислонившись спиной к переборке.
Шквалы теперь налетали редко, ветер дул ровнее, все больше склоняясь к
югу.
На пятнадцатый день дрейфа старшине показалось, что на востоке под
низкой облачностью проглядывает берег. Он приказал включить моторы. Через
час облака поднялись, открыв все тот же пустынный океан.
- Мираж! - сказал, оправдываясь, Асхатов. - Ведь все видели, что берег,
и на тебе. Вот что значит не смотреть в корень вещей. Петрас, сколько там
у тебя осталось горючий?
- На полтора часа ходу, не больше.
- Вот видите, как нас миражи подводят. Теперь - только дрейф. Моторы
включать лишь в чрезвычайных обстоятельствах. Понял, товарищ Авижус?
- Как не понять... Да ты не огорчайся, старшой, с кем не бывает, тем
более когда так хочется до берега догрести.
- И то правда. - Асхатов благодарно улыбнулся.
Больше всего старшина беспокоился, когда члены его экипажа молчали,
уходили в себя, мрачнели и не поддерживали начатый им разговор, потому он
искренне обрадовался, когда долго молчавший Горшков проронил:
- Погода устанавливается как будто.
- Очень верное наблюдение, Алеша. Устала буря - и вот теперь
успокаивается. Еще будто виду не подает. Волна пока держится. Но уже
чувствуешь - сила не та. Видишь, как вон у той волны гребень завалился,
будто на камнях растекся? Это от усталости.
- Разве он устанет, океан? Всю душу вымотал!
Старшина усмехнулся:
- То ли было, Алексей! Забыл? Но и сейчас действительно зыбь что надо.
Смотри, брат, и запоминай. - Катер взметнуло на вершину волны и
стремительно повлекло вниз. - Это ли не красота! - продолжал старшина. -
Расходился старик. Это он из гордости не унимается. И то сказать, Алексей,
хоть нас и потрепало порядком, да все равно штормяга нас захватил не из
самых сильных. Вот раз, когда я служил на "Нептуне", на спасателе то есть,
то у Филиппин мы однажды влипли в тайфун. Спасатель не наш рейдовый
катерок, машины могучие, и то еле выгребли. Казалось, что небо и море
смешались. Видимость ноль. Я рулевым стоял. Весь бак волна залила. Дождь
как завеса. Струи, не вру, в руку толщиной! Спасательные шлюпки в щепы
разнесло и за борт смыло, в одном месте фальшборт согнуло, будто паровым
молотом припечатало к палубе. И как видишь - ничего. Кончилась буря, и я
вот здесь с тобой покачиваюсь.
- Что, если мы попадем в такой тайфун?
Асхатов принужденно улыбнулся и сказал с укоризной:
- Эх, Алексей, ты что думаешь, что тайфуны круглый год в океане? На все
свое время. Тайфуны, брат, чаще в летние месяцы возникают. В самую жару в
Южно-Китайском море да возле Филиппинских островов - там котел, где они
варятся, а сейчас еще зима. На нас из Якутии дунуло. Там скопились
холодные массы воздуха и ринулись в сторону океана.
- Понимаю.
- А раз понимаешь, то и отлично. Как там горизонт?
- Как поперечная пила - весь в зазубринах.
Старшина засмеялся, довольный, что Горшков шутит.
- Ну, ну, - сказал он, - смотри зорче за этой пилой, может, где между
зубьев что и замаячит.
- Все глаза проглядел, уже мерещиться начинает.
- А что?
- Да так, какие-то предметы. Недавно даже что-то вроде судна
показалось. Пригляделся - облако.
- Это от усталости глаз. Ты взгляд переводи то на небо, то на море, то
зажмуривай на минутку.
- Тем и занимаюсь, да вот опять слева по носу будто парус замелькал.
- Пена, наверное?
- Видимо.
Они замолчали. Асхатов зевнул, ему нестерпимо хотелось курить, да он
экономил: осталось всего две пачки сигарет да пачка махорки. Заядлый
курильщик, он с тоской ждал тот день, когда завернет последнюю папироску.
Курил он теперь раз днем и два раза ночью - на вахте. Горшков, словно
прочитав его мысли, спросил:
- Что же вы, товарищ старшина, не закурите? От вашего дымка как-то
уютней делается.
- Не хочется, Алеха. - Асхатов вздохнул. - Хорошо, что ты не куришь.
Табак, ведь он яд из ядов. Своими главами видел его действие.
- Где это?
- Да в нашем селе. Я еще мальчиком был, и вот мы в лесу поймали гадюку.
Ловко так мой дружок Славка Кожин прижал ее рогулькой. Потом защепку такую
сделали, зажали ей шею, несем. Только вошли в деревню, навстречу Славкин
дед Иван Данилыч. Колхозный сторож. Вечно трубкой дымил. "Ага, - говорит,
- гадючку изловили? Сейчас мы ее угостим". Вытащил мундштук из трубки,
поширял в нем травинкой, вся она коричневая стала от никотина, и сунул в
пасть змее. Ту словно током ударило: дернулась - и готова. Говорят, одна
капля даже быка убивает.
- А вы курите! Надо все, что осталось, за борт списывать.
Старшина привстал:
- Да ты что, Алексей? Во-первых, табак денег стоит, а во-вторых, вот
так сразу врачи тоже бросать не рекомендуют. Немного осталось, выкурю - и
пошабашу. Одерживай! Вот так. Лихой из тебя рулевой получился, Алеша. Ты
чем думаешь заняться после службы? - увел старшина разговор от неприятной
темы.
- Пойду учиться на инженера.
- Какой специальности?
- Мосты строить. И стану по-настоящему заниматься боксом.
- Бокс - это забава, а вот мосты - дело стоящее.
- Железные дороги буду прокладывать. Меня к этому еще с детства тянуло.
В кружке юных техников премии получал.
- Что ж, и это дело. Сколько надо железных дорог, особенно здесь, на
Дальнем Востоке, а к ним - мосты. Вот БАМ строят. Какая дорога без моста?
Все же мне думается, Алеша, что ты на море останешься. Морская у тебя
кость. Ты чувствуешь море. Тебя не укачивает. Что, если пойти в мореходку?
- И об этом думал, Ришат Ахметович, да пока мосты перетягивают.
- Подумай, парень. Я вот окончательно выбрал направление. Пойду на
штурманское отделение. Только подучиться мне надо для сдачи экзаменов, да
я нажимаю. Правда, в основном в зимнее время, когда находимся в экипаже, а
в навигацию, сам знаешь, много не позанимаешься. Летом я в основном
английский штудирую. Английский для моряка, особенно для штурмана,
необходим. Остальное на зиму откладываю.
- Надо и летом учебники не забывать. Вот я...
- Ты - другое дело. Отстоял вахту - и горюшка тебе мало! А тут одни
заботы: и за вами надо присмотреть, и за катером - где подкрасить,
отремонтировать, чтобы флот не позорить. Катерок наш хоть и небольшой, а
все под советским флагом ходит и должен быть в отличном состоянии.
- У вас любое дело спорится.
- Не учись льстить, - почему-то обиделся старшина. - Лесть говорит о
низменности души. Так что ты, друг мой Алеха, не поддавайся на соблазн
угодить начальству.
- Да я и не собираюсь угождать...
- И вот опять перебарщиваешь. Ну не собираешься - и помалкивай. Тут
такая, брат, хитрая штука: начальству не угождать, его уважать надо, да
так, чтобы оно этого не замечало. Ишь как положило, большой корабль давно
бы оверкиль сделал. Мы же только встряхнулись и дальше мчимся.
- Действительно, и у меня такое ощущение, что мы больно быстро идем.
- Обман чувств, но ход у нас в самом деле узла три-четыре, не меньше.
Выглянуло бы солнце, тогда попробовали бы хоть приблизительно широту
определить. Наверно, градусов на пять снесло к югу.
Старшина закурил сигарету. Рубка наполнилась ароматным дымом.
- Хорошие сигареты "Ява", - сказал Асхатов, - на самом деле они пахнут
тропиками. Мне ведь пришлось побывать под экватором. В Манилу два раза
заходили, на Цейлон, и должен тебе сказать, Алексей, что там запах особый,
и море, и берег - все пахнет особо. Цветущая земля и в то же время не
такая уж щедрая. В тропиках люди больше голодают, чем в средних широтах...
- Может, занесет нас туда попутным ветром?
- Да ты что? Думаешь, это как на центральную базу за консервами? Хотя
впереди весь Тихий океан, а там этих островов...
ЭТО Я, ДЖЕЙН
В зале ресторана слышались приглушенный гул голосов и шуршанье ног по
дакроновому ковру. Дальше стены зала тонули в мягком полусвете. Томасу
Кейри казалось, что именно там и должна находиться Джейн.
"А не пройтись ли мне по залу", - только подумал он, как профессор
сказал:
- Терпенье, Том! В такой обстановке трудно, да, пожалуй, и невозможно
выяснять ваши отношения.
- Пожалуй... пожалуй, - согласился Томас Кейри. - Да это и привлечет
внимание...
- Вот видите, Том. Так что давайте ужинать, слушать музыку, и
отстранимся от всей этой толпы, хотя подобное невозможно. Меня всегда,
например, притягивают к себе незнакомые л