Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
них можно этим заниматься.
- Ну разумеется, у них все можно, и все не опасно. Скажи ей, что я
узнал кое-что о пропавшей папке.
- Как ты узнал? - спрашивает Иван.
- Передай так: папка с архивом "кабанов" пропала не в прошлом году, а
буквально на этих днях, может, даже вчера, я точно ручаюсь за это. Может,
эта деталь окажется ей полезной и наведет на след?
- Она говорит мерси и удивляется, откуда ты это знаешь? Я тоже тебе
удивляюсь, - добавляет он.
- Не занимайся отсебятиной. Я еще кое-что знаю, но об этом пока рано
говорить. Спроси: не связан ли кто-нибудь из работников архива с вашим
неопасным ЮПТ?
- Так ты продолжаешь иметь упорное подозрение на этого барона? -
пытает меня Иван. - Так она спрашивает.
- Да, я подозреваю именно его. Если не он сам, то его сообщники.
Откуда они, этого я еще не знаю: хоть из Ватикана.
- Ватикан не занимается такими делами, - оскорбленно заявляет Иван от
имени мадам Констант.
- Вот поэтому я вам обоим и толкую про НТС. Они-то как раз такими
делами занимаются.
- В этом она с тобой согласная. Она тебя благодарит и будет искать для
тебя дальше.
А кукушка продолжает куковать. Иван, пытаясь развлечь меня, то
принимается жаловаться на капиталистическую жизнь, на дороговизну больницы,
в которой лежит дочь, на отсутствие заказов, то перескакивает на попа,
видя, как я томлюсь. А я смотрю на телефон и слушаю звуки улицы. Проходит
еще два часа - и ни одного звонка, словно все вымерло.
- Пойдем, я покажу тебе мастерскую, - предлагает Иван, - и немного
поработаю. Если ты у нас поживешь еще месяц, я могу окончательно прийти к
разорению. Но для нашей родины я готов трудиться и на это.
- Так что же ты трудишься вдали от нее? - раздражали меня эти Ивановы
присказки, прямо сил не было, но до сих пор я терпел, а тут не выдержал.
Кто он такой, чтобы так распинаться? Как ни крути, одно выходит:
натуральный эмигрант, от этого не отвертишься. "Наша родина", "моя
страна"... - что-то я не слышал о том, чтобы Командир или Виктор-старший
трубили об этом на каждом перекрестке, а уж они-то трудились не за страх, а
за совесть: у Командира звездочка золотая, у Виктора-старшего орденов полна
грудь. Да у нас вообще не принято... А этот только и делает, что говорит,
столько наговорил, что дальше некуда. - Кто ты такой, Иван? - продолжал я,
накаляясь. - Рихард Зорге? Или полковник Абель?
- Кто они? - необидчиво заинтересовался Иван. - Это ваши люди?
- Кто такой Лоуренс? Небось слышал?
- Это ихний шпион, - тут же ответил Иван.
- Ихних шпионов знаешь, а про наших разведчиков не слыхал? Да, Иван, в
самом деле далеко ты от родины оторвался.
- Ты на мой язык намекаешь? - обиделся Иван.
- Да, и на язык тоже.
- А сам как говоришь? - Иван злорадно улыбался. - Ты говоришь: "мадам
Жермен", "мадам Констант". У нас так можно называть только таких женщин,
которые гуляют на панели. А про порядочную мадам нельзя так сказать. Или ты
все время говоришь: гран мерси. Это неверно...
Я тоже улыбнулся:
- Спасибо, Иван. Преподаешь мне урок хорошего тона?.. Что поделаешь,
когда языком плохо владеешь.
- Я тоже плохо знаю ихние порядки, - согласился Иван. - Я бедный
русский в этой стране.
- Вот об этом и речь: о твоем социальном положении. Оглянись на свою
мастерскую, - мы уже прошли из дома через боковую дверь по коридору и
оказались в низком просторном помещении, заставленном станками всякого
назначения. - Да у тебя тут целый цех, Иван, во главе с подпольной
электропилой. Я распознал твою душу, Иван: ты есть типичный мелкий
собственник. А может, и не мелкий, это мы еще проверим. У нас, знаешь,
какие мебельные комбинаты!
- Я знаю, - с грустью отозвался Иван. - В нашей стране не разрешают
собственников, даже мелких. Но я же сам работаю от зари до зари, я никого
не эксплуатирую, а меня - все. Я работаю под нажимом.
- Звонок-то мы услышим? - спросил я, заглядывая в раскрытые двери
мастерской, откуда видна улица.
- У меня тут стоит второй аппарат, - Иван кивнул на столик в углу,
напоминающий конторку. - Вдруг позвонит заказчик?
- Кто же тебя эксплуатирует, Иван? Заказчики? - Интересно все-таки,
что он ответит.
- Я всеми эксплуатированный, - не задумываясь, отвечал Шульга. - Налог
у меня кто отнимает? Эксплуататор. Цены кто повышает? Они, тоже
эксплуататоры. А три месяца назад в Льеже открылась большая фирма, и все
мои заказчики побежали туда. Скоро я совсем останусь без заказов и
разорюсь.
- Четыре с плюсом тебе, Иван. Ты получил наглядный урок политэкономии
на собственной шкуре. "Крупная буржуазия разоряет мелкую", - вот как должен
ты был мне ответить. Тогда я поставил бы тебе пятерку.
- Тут все друг друга разоряют, - с готовностью подтвердил Иван. -
Каждый эксплуататор думает о самом себе, а не о других эксплуататорах.
Никакой классовой солидарности. Они снизили цены на двери и рамы для окон,
которые я делал.
- Можешь не объяснять, Иван. Крупное производство рентабельнее, чем
мелкое полукустарное, вроде твоего. Усвоил?
- Они эксплуататоры, но я тебе скажу, что они дураки, - с усмешкой
отозвался Иван. - Зачем они рассылают всем проспекты на двери и окна? Ведь
это очень дорого стоит, красивые цветные проспекты, а они шлют их
бесплатно, они только деньги теряют на этом.
- Пять с минусом, Иван, - я засмеялся. - Может, им как раз выгодно
рассылать эти проспекты, иначе они бы их не рассылали. Не такие уж они
дураки, Иван.
- Почему ты так думаешь?
- Потому что с помощью этих бесплатных проспектов они и переманивают
твою клиентуру. Они на тебе заработали, Иван, на эти проспекты.
- Вот я и говорю, что они меня эксплуатируют, - уныло согласился
Шульга. - Тебе хорошо, ты понимаешь нашу экономическую политику, а я всегда
работал по устному разговору, мне трудно, я малограмотный Иван. В России я
рос в нашей деревне, и сейчас тоже живу - в ихней деревне. Мы темные
деревенские жители и закованы в цепи капиталистических стран. Приедет
человек из города и тут же обманет меня, тут есть такие коммерческие
вояжеры, которые всех обманывают. Они любили нас во время войны, когда мы
освобождали их от бошей, а теперь они нас только эксплуатируют.
- Зачем же ты тут остался, о эксплуатированный Иван, закованный в
цепи?
- Потому что я был дурак и поверил в ихний капиталистический рай. Все
уехали, а я остался. И, кроме того, я полюбил Терезу. Она вела среди меня
ихнюю пропаганду и не хотела ехать в Россию. А я полюбил ее в сильном виде.
- Расскажи же, Иван, как ты полюбил свою Терезу и как ты вообще тут
оказался? В кадрах служил?
- Я был угнанный в Германию в ихнем эшелоне, - с готовностью начал
Иван. - Мне было семнадцать лет, когда Германия стала наступать на нас, я
работал в колхозе конюхом, и мне было хорошо в нашей деревне. Потом я два
года работал на немецкой ферме, и меня там только мучили. Это было недалеко
от Аахена, у меня был друг Николай, мы с ним прослышали, что Германию уже
разбивают и в Арденнских лесах имеются партизаны. И мы убежали туда с
Николаем. Нам дали оружие, научили стрелять бошей, и я стал "лесным
человеком". Тогда я был еще русским, а сейчас стал маленько бельгийцем. Я
сюда прибежал, как и был, даже пижамы не имел. Тереза не знала, богатый я
или бедный, она боролась против своих родителей, но она любила меня. Когда
я гулял с ней, то имел дисциплину нашей страны. И тогда я узнал о том, что
ее отец сопротивляется против русского. Он ударил Терезу с помощью сабо. Я
пришел в этот дом и сказал: "Почему вы сопротивляетесь против русского
народа?" Он был хозяином, имел двадцать пять акров земли и дом. Он тоже
много страдал во время войны, но он был приспособленный человек, он имел
свои таланты до земли. Он говорит: "Я не сопротивляюсь русскому народу, но
моя дочь - молодая девушка, а я ее отец". - "Мы с вами вместе страдали во
время войны, - сказал я ему, - я тоже русский крестьянин и буду пахать вашу
бельгийскую землю, а сына у вас нет". Он стал со мной согласный и сказал:
"А мне про русских говорили по-другому, мне говорили, что они отнимают
землю". - "Вы хороший отец, я вас благодарю", - и мы пожали наши руки. Я
ушел, и Тереза любила меня еще больше. Но я знал, что нахожусь в
капиталистических странах, где нам не верят. Тогда я позвал друзей-партизан
и сказал им: "Вы пойдите в тот дом и купите там яичек. Но заплатите ему
денег, чтобы он думал, что русские из хорошего народа". Мои
друзья-партизаны пошли туда, куда я им показал, и купили яички. После этого
времени я имел значение в этом доме, ее отец полюбил меня как сына, потом
он дал мне знать, что я могу жениться на его дочке, хотя она имела только
семнадцать лет. Мне нужно было иметь много разнообразных документов, чтобы
сделать то, что я хотел. Прокурор отбросил мои бумаги, потому что в этих
капиталистических странах русские были странные люди. Тогда я пошел к
товарищу Степанову, который возвращал наших людей на родину, он был наш
советский кавалерист и лейтенант, мы пили с ним вино. Товарищ Степанов
хотел мне помочь как друг и брат, и он сказал: "На российской территории
тоже есть девушки". - "Это правильно, товарищ Степанов, - ответил я, - но
мы тут скитались в лесах, и у нас образовались новые девушки. У нас с
Терезой большой л'амур". - "Тогда я помогу тебе, Иван, потому что понимаю
твое сердце", - так сказал мне лейтенант Степанов, и он поехал со мной к
судье ихнего правительства в иностранный город Уи. Судья просто отказал нам
в плохом виде, он не хотел отдать бельгийскую девушку для русского
партизана, но война еще продолжалась в Германии, и русские здесь были
крепкие и имели значение, все сволочи нас боялись. "Тогда мы пойдем к
твоему судье", - сказал мой товарищ Степанов. Мы продолжали наше
Сопротивление. Я обратился до ихнего суда, и мне оказали доверие, что
русский может иметь бельгийскую молодую девушку. Так мы сражались за нашу
любовь.
Рассказывая, Иван не оставлял ни на минуту работу: положил толстую
дубовую плиту на верстак, подтянул блок, на котором в гибком шланге был
подвешен шлифовальный круг в белой оправе. Круг заработал с гудом и дрожью,
но Иван мощно жал его, ведя по плите, и гладкая полированная полоса
выползала из-под круга, обнажая узор древесного среза. Рисунок дерева
становился все более красивым и замысловатым. Иван пояснил:
- Это такой дуб. Он не в лесу вырос, а в поле стоял, ветры его
продували, дерево крутилось во все стороны на ветру, и рисунок перекрутился
вместе с дубом. Такое дерево дороже ценится, потому что в нем есть порода.
- Ты же мастер, Иван, - не удержался я, наблюдая за сдержанными и
сильными движениями его рук и корпуса. - Ты завоевал свою Терезу и стал
мастером. Эх, Иван, тебе бы на нашем комбинате работать! Ходил бы в
передовиках, висел бы на Доске почета, слава тебе и уважение. Иван Шульга -
ударник комтруда. Звучит! Вот тогда бы с полным правом мог говорить: моя
родина. Ликвидируй свою мелкобуржуазную лавочку, станешь человеком.
- Я имел совет с Терезой, - глубокомысленно отозвался Иван. - Она не
знает нашей страны. И я решил, что мы поедем в гости к моей младшей сестре
в советский город Ленинград. Тереза должна посмотреть, как вы живете.
- Ты что, мне не веришь? - удивился я. - Кто твоя сестра?
- Она стала нашим кандидатом в науку, мне интересно узнать, как она
живет.
- Вот видишь: она уже тебя обставила, пока ты тут позволяешь себя
эксплуатировать. Жила в деревне, а стала кандидатом...
Зазвонил телефон. Я бросился вперед. Иван степенно подошел к конторке.
Антуан звонил. Я почти машинально засек: за сорок пять минут обернулся
верный друг и уже звонит из таверны на перекрестке.
С обескураженным видом Иван повернулся ко мне:
- Николь в "Остелле" нет. Хозяйка ругалась и даже не захотела с ним
разговаривать.
- Так я и думал, - бодро ответил я Ивану, хлопая его по плечу. -
Неясно только, почему хозяйка ругается. Или Николь за бифштекс не
заплатила?
Иван посовещался с Антуаном и ответил:
- Она заплатила. Но хозяйка все равно ругалась. Так честные девушки не
поступают, это она на него кричала как на жениха. Больше он ничего не
знает.
- Давно уехала Николь?
- Он думает, что недавно, потому что мадам кричала: "Я их догоню".
- Бедный жених, невеста от него сбежала, ускользнула прямо из-под
носа, - я сделал стойку на верстаке, глядя на оторопелого перевернутого
Ивана. - Оп, я вновь перед тобой, Иван. Передай Антуану мои
"соболезнования" и скажи: пусть мчится к нам: его ждет вино чести и
заслуженный обед.
Шульга положил трубку, он еще ничего не понимал.
- Это он ее увез, - заявил Иван, сокрушенно качая головой.
- Пьер Дамере? Не смеши меня, Иванушка.
- Да, это он увез ее, - упрямо твердил Иван, - теперь он спрячет ее в
скрытом виде по всей Бельгии.
- И потребует с меня выкуп? А не хочешь ли ты знать, что Николь
сегодня заслужила партизанскую медаль Армии Зет, я уверен в этом. В меня
уродилась сестренка, в меня!
- Я тебя не понимаю, о чем ты объясняешь? Зачем ты встаешь вверх
ногами на верстак, ты можешь свалиться.
- Терпение, Иван, терпение; пойдем в комнату, выпьем пивка, - мы
прошли по коридорчику, и я наконец-то услышал шум подъехавшей машины.
Щелкнул замок дверцы, но дверца не захлопнулась. - Ейн момент, Иван, -
продолжал я, проносясь по комнате и делая волнующие пассы перед дверью. -
Начинается заключительный и решающий этап операции под кодовым названием
"Кабан" - ейн, цвей, дрей. Сезам, откройся!
Дверь и не подумала открыться. Но там же стоял человек, я не только
слышал, я почти видел его.
- Кто-то приехал, - сообщил мне Иван.
- Бонжур, Николь! - крикнул я через дверь и с силой дернул ручку на
себя.
Передо мною возник президент Поль Батист.
ГЛАВА 23
- Вы, кажется, звали Николь? - с улыбкой молвил де Ла Гранж,
переступая порог. - Это ваша дочь, мсье Шульга?
Иван засуетился: "Прошу в дом, мсье президент, какая честь, что вы
прибыли к нам с визитом, это же гран шарман..."
- Николь - моя сестра, - ответил я по-французски за Ивана.
- Дочь мадам Икс? - понимающе улыбнулся Поль Батист. - Вы делаете
успехи во французском языке, мой молодой друг. - На нем был дорожный плащ,
в руке портфель.
- С прононсом у меня еще туговато, - сконфуженно признался я, нет, не
его я ждал, не его.
И он прочел это на моем лице.
- Я привез вам кое-какие новости, мой друг, - улыбка не сходила с его
лица, теперь она сделалась загадочной. - Известие о том, что Альфред
Меланже был убит, потрясло всех нас. Вы совершили большую ошибку, что
поехали в "Остеллу" без меня. Нет, нет, мой друг, - великодушно продолжил
он, увидев мое смущение, - я вовсе не обвиняю вас, ведь это было сверх
программы, а я отвечаю лишь за нее. Вы вольны поступить, как хотите, и
ехать, куда вам заблагорассудится. Но если бы вы еще вчера сказали мне, что
собираетесь в "Остеллу", я сам с удовольствием поехал бы с вами и рассказал
бы по дороге кое-что интересное. А мадам в черном преподнесла вам сюрприз,
и пришлось посылать в "Остеллу", в это, как вы сами выразились, "волчье
логово" бедняжку Николь.
- Она уже вернулась домой, - растерянно соврал я. Иван перевел, глазом
не моргнув, а может, и не заметил за суетой.
- О, разумеется, разумеется, - снисходительно отозвался Поль Батист. -
Не думайте, что я читаю вам нотации. Мы живем в цивилизованной стране, и с
Николь ничего не могло случиться в "Остелле", но можно представить себе,
сколько она натерпелась там страху. Фрау Шуман так живо изобразила все это
в лицах, рассказывая о вашем неудавшемся пикнике, что я не знал, что и
делать: смеяться или грустить. Но особенно смешно она рассказывала нам про
старого Гастона, мы с мадам де Ла Гранж буквально помирали со смеху, слушая
его фламандские выражения, переиначенные по-валлонски. Не знаю, как у вас в
России, но мы, бельгийцы, любим юмор и умеем шутить даже в печальные
минуты.
- Зато мы узнали имя предателя, мсье Поль Батист, - перебил я его.
- В таком случае ваши новости важнее моих, - он буквально не давал мне
передохнуть. - Я сам узнал лишь имя женщины в черном. Как только фрау Шуман
рассказала нам про нее, я тут же позвонил в "Остеллу" и справился об имени
хозяйки. Ее зовут Мадлен Ронсо. Правда, кое-что сообщил еще секретарь нашей
секции мсье Рамель. Он вспомнил, что брат убитого Густава был в отряде
"кабанов". По-видимому, это и есть искомый нами Мишель Ронсо, чей нож вы
нашли в хижине.
- Мишель Ронсо превратился в Пьера Дамере, - тут же парировал я,
теперь инициатива перешла ко мне. - Так сказал старый Гастон, и так
написано в синей тетради. Теперь этот П.Д. предлагает мне взятку через
барона Мариенвальда, который хочет сделать нас с Николь своими
наследниками.
- Почему вы полагаете, что это связано с Пьером, как вы его назвали?
Дамере? Возможно, что барон Мариенвальд действует из самых чистых
побуждений. Он, правда, не состоит в секции ветеранов и не посещает наших
мероприятий, но я никогда не слышал о нем ничего дурного.
- Это бы неплохо проверить, - я сбавил на всякий случай тон. - Если он
действительно искренен, я выполню его просьбу. Подобная просьба достойна
всяческого уважения, но его миллионы нам все равно не нужны - ни мне, ни
Николь.
- Вы проявили себя замечательным следопытом, - с присущей ему
обходительностью отозвался Поль Батист. - Пьер Дамере... Надо запомнить это
имя. Мы сегодня же начнем поиски. Да, да, это замечательно! Мы счастливы
считать вас почетным партизаном Армии Зет, вы заслужили свою медаль. Однако
я тоже имею некоторые основания считать себя старым разведчиком и
следопытом. Поэтому я хотел бы взглянуть на тетрадь, найденную вами в доме
погибшего Альфреда Меланже. Вдруг мне удастся обнаружить там такие детали,
которые ускользнули от вашего внимания.
Я с готовностью протянул ему тетрадь. Поль Батист углубился в чтение.
Я закурил и посматривал на де Ла Гранжа, Иван суетливо полез за бутылками,
чтобы угостить высокого гостя, но тот отказался, не желая отрываться от
тетради. Он читал ее, как и мы, - сначала пробовал день за днем, потом стал
перелистывать страницы в поисках сути. Отметки Антуана помогали ему, на
этих местах он задерживался с наибольшим вниманием.
- Вы читали все это? - взволнованно спросил Поль Батист, закрывая
тетрадь.
- Антуан читал, Луи читал, Иван переводил. Татьяна Ивановна тоже
читала и переводила.
- Да, да, Татьяна Ивановна рассказала мне, - голова Поля Батиста
печально поникла. - Трагедия была двойной. Разумеется, тетрадь
свидетельствует о психической неполноценности ее автора. Он не доверялся
даже бумаге. Но как тонко вы раскрыли это уравнение: "М.Р." и "П.Д." Я
восхищен вами, мой юный друг! Мне придется тянуться за вами. Но я объявляю
вам вызов: берусь р