охода... Детей об стенку башкой, баб десантникам, а дочь его 
лично в задницу трахну!> Над всей Испанией чистое небо! <Е-мое, погуляем с 
топориками... Атомную бомбу - неинтересно. Интересно своими руками... 
Народ поддержит, водки побольше - и поддержит...> Над всей компанией 
гулял дух зла.

Уморился народ часам к шести утра. Стали расходиться, а Луизу все 
мылили глазами два полковника из Академии Жуковского, щупали коленки 
руками, да Бобу не отпускал разговор в закутке у трапезной. Разговор вроде 
заканчивался обычными по такому случаю заверениями: 

- В общем, Борис свет Иванович, мы тебе доверяем и сказали все. 
Спасешь нашего товарища, в долгу не останемся. Многие тайны он хранит, 
а ты свою береги. Вернешься, ждет тебя достойное место,- увещевал Бобу 
бывший цековский тип.

- Мне бы здесь в такое время,- сжимал кулачонки Боба,- есть с 
кого должки получить...

- Взыщем, не бойся,- успокаивал генерал бронетанковых войск.- 
Хрен в нос и танки наши быстры.

- Ты свое делай,- поддержал генерала-танкиста генерал без 
формы.- Все расписаны по местам, готовность <ноль>.

Уходил Боба из хлебосольного застолья, бережно прижимая к груди 
три ампулы. Такие же точно были у нас, препарат АФП. Трижды два шесть. 
Только наши ждал к обмену в Швейцарии внушительный кейс с долларовой 
начинкой, а Боба вез свои для поправки здоровья верного брежневца 
товарища Хоннекера. Так ему объяснили: передашь в аэропорту такому-то 
такому-то, погуляешь до рейса и возвращайся. В ампулах препарат, 
способный рассасывать раковые опухоли. Товарищу Хоннекеру этот препарат 
годился как мертвому припарки, по нему веревка плакала, и снабдившие Бобу 
в дорогу билетом и красивыми словами отлично знали цену ампул и место 
назначения. Любому из нас такую лапшу на уши не повесишь, но Боба, 
<навозну кучу разрывая>, нашел, что искал. Чего еще надо маленькому задро-
ченному существу? Ты наш, давай, шуруй, а вернешься в светлое будущее. 
Партийцы, они такие... Пока мы в очередь за светлым будущим, они 
позанимали все места в настоящем, устроили броуновское движение - и 
хрен с ним, опыт, мол. Подопытных всегда хватает, как лягушек или мышей.
И чего недоставало человеку... Из помойки вынули, жилье дали, оклад 
в тридцать штук положили, а раскрасавицу в постель, нет же, звуком 
погремушки соблазнился. Верно сказано, умом Россию не понять, аршином 
сколько по головам не хлопай, последние мозги выбьешь. Не та методика, а 
времени не остается на другую, опять хаос, кровь и последние пожитки на 
кон. Перестанем водку пить, будем денежки копить, а накопим рублей пять, 
выпьем водочки опять. Скучно. Тоска.

Сгущались тучи, свинцовая серятина спустилась до самых крыш. И 
будто хороводили громы или танковые гусеницы рубили асфальт, темень 
кромешная, стылость. Пора.

Разлетались мы, как решено, четырнадцатого. Ждать доле нечего. Не 
себя спасать пора, а капитал на будущее. Глядишь, развиднеется над Россией, 
перестанет она подставлять свой лоб под заморский аршин, дабы свои 
собственные недоумки и авантюристы не ставили опыты на согражданах.
Ранним утром потемну собрались мы в нашем авиаклубе. Как водится, 
летуны встречали спонсоров радушно. Шеф-инструктор предложил сгонять 
на вертолете в ближайшие пределы рыбки половить, попариться и попить 
водчонки.
- Другие планы,- отказался наш президент.- Лучше...- И увлек 
шеф-инструктора в 'сторону от прочей клубной челяди.
- До Богослова не слабо слетать?
- Хе,- засмеялся шеф-инструктор.- Знаю тебя, патрон. Где 
Богослов, там Индра.
- Разумеется.
- Развернулись над ней после сброса, в Витебске заправка и назад, 
да?
- Как в прошлый раз,- подтвердил президент. - Так в прошлый еще 
таможни не было. - А что тебе таможня? Тебе ж не садиться? - Засекут и 
посадят.
- Ну и чех с ним. А ты уже пустой. Главюр с тобой летит со всеми 
бумагами, как положено. Так, мол, и так, тятили-потяти-ли, инди-руси, бхай-
бхай, совместно с витебскими коллегами по спорту проводим отработку 
полетов по большому кругу и малость с маршрута уклонились. Маршрут, сам 
понимаешь, согласован. Юрий Александрович, иди сюда,- позвал главюра 
президент.

Наш главюр тоже не крайняя сошка в <Оледе>. Юрист-международник, на трех
языках шпарит без акцента, еще пять лет назад его имя с уважением произносили
крупные зарубежные бизнесмены. Тогда он занимал крупный пост во внешней
торговле, да не пришелся ко двору новому начальству. <Баста,- 
сказал он,- на дядю поработал бесплатно, пора себе пару копеек наковать>. 
Пытались его различные менатепы соблазнять, всякие полупартийные морды, он
пришел в <Олед>. Пришел сам, первый человек без личного отбора президента 
нашего. Мы как раз обсасывали интересную операцию с привлечением иностранного
инвестора, а он разложил нашу затею по косточкам, и каждый огрех сам по себе
вылез. Это не он такой грамотный, а мы валенки - тот инвестор его старым
приятелем был, и вообще он всегда с улыбкой подчеркивал: <У меня большой
жизненный опыт>.

В <Оледе> он за год имел столько, сколько за всю жизнь в совке не 
заработал. Его знали везде, ему верили, а честность в бизнесе - самый 
дорогостоящий товар. Мы, воруя и оплакивая бедную матушку Русь, никогда 
бы не имели такого чистого фейса, не будь в штате <Оледа> такого юриста. С 
его приходом из фирмы ушла суета, какая сопровождает действия 
дилетантов; мы, бесспорно, были стоящими камешками, он огранял нас и 
делал привлекательную оправу. Два года он не визировал ни одного 
сомнительного контракта, не одобрял ни одной сделки с душком криминала. 
А после... <Я так долго надеялся, что в этой стране не все воры и проходимцы 
и хотя бы одна разумная голова есть наверху>,- сказал он и сам предложил 
покопать глубже стираных джинсов и отмывания валюты. Когда в стране 
начался ажиотаж с редкоземельными, <Олед> встретил его на шаг впереди 
остальных джентльменов удачи. Сгодился наш подшефный авиаклуб, в коня 
корм оказался: две <аннушки> плюс <восьмерка> занимались самым 
прибыльным делом. Один полет в Каунас приносил русской церкви больше 
свечек, чем все остальные кающиеся. Для покаяния мы могли бы спокойно 
держать свечной заводик и ежедневно слушать <Многая лета <Оледу> и 
штату его мучеников за святое дело...>, но мутная водица отстаивалась, 
таможня и ОМОН перекрывали один за одним наши каналы, пришлось 
исхищряться методом сброса.

- Юрий Александрович, убеди шеф-пилота в безопасности,- сказал 
наш президент подошедшему главюру. 
-А он не маленький,- усмехнулся главюр. 
- И я так думаю,- кивнул президент.
- А этот чемоданчик,- президент взял из рук главюра кейс,- подтверждение.
Десять тысяч долларов детишкам не дают.
- Речистый! - засмеялся шеф-инструктор.
- Ладно, с Юрой хоть на край света.
- На край света не надо. Ему ночью в Штаты улетать. 
- Красиво живете,- опять засмеялся шеф-инструктор. 
- Можно подумать, ты у нас сирота,- попенял ему президент.
- Нет, почему,- стушевался шеф-инструктор.- С таким патроном 
всегда в новых попонах ходим...

Немаловажная деталь: наш президент по совместительству был 
директором малого коммерческого предприятия <Крыло>, куда входил этот 
любительский авиаклуб. Диверсификация называется, а не диверсия против 
экономики, как считает Рекунков.

- По коням,- скомандовал наш президент.
- Счастливого полета, Юрий Александрович. Остальное - как договорились.
Звони из Нью-Йорка мне в Цюрих. Они трижды расцеловались.
Кашлянул выхлопом мотор <аннушки>, закрутился пропеллер, 
нырнули в самолет главпотех и Главпальто с продолговатым ящиком, 
вынырнули тотчас, в проеме еще открытой двери улыбался нам и махал рукой 
главюр...

В промозглых сумерках зачинающегося дня в свете дальнего 
прожектора его улыбка была рассеянно печальной. Чего печалиться, думали 
мы, у него своя брокерская контора в Нью-Йорке, а в продолговатом ящичке, 
в хитрой штуковине с чувствительными амортизаторами, покоилось двадцать 
кило ртути. <Рэд Меркурий>, четыре девятки, международный стандарт 
качества. В Литве контейнер превращался в четыре миллиона долларов 
чистоганом и наши литовские содруги имели столько же, да еще столько же 
все прочие перекупщики, пока не войдет наш меркурий составным 
компонентом в головки баллистических ракет и на недолгое время, как 
самолет - перед взлетом, не замрет в зловещем ожидании.
<Выше голову,- казалось, подбадривает взглядом главюра наш 
президент.- Отмучился ты, Юрий Александрович, с завтрашнего дня 
начинаем честную жизнь>.

<Аннушка> порулила на взлет. Обслуга ушла греться в каптерку с 
полосатым колдунчиком на крыше. Взлетит самолет, уедем мы. Возьмем 
приготовленные загранпаспорта с многократными визами и, <Прощай, 
немытая Россия...>.

И тут, как водится в жанрах авантюрного романа, случилась накладка: 
путь <аннушки> пересекало такси. Из него - точь-в-точь Табаков из 
<Семнадцати мгновений весны> - стремительно вырвался наш Боба в 
длинном, развевающемся на ходу пальтеце с белыми обшлагами и ринулся 
прямо под винт.
- Господи! - вырвалось у президента.- Как этот охламон здесь 
очутился! - И погнал <мерседес> к <аннушке>.
Когда мы подъехали, Боба колотил ладонями в дверь самолета, требуя 
открыть.
<ЧеКа, ОМОН, путч, ОБХСС!> - пронеслось в наших головах 
стремительным потоком.

- Верните мне мою Луизу!- надрывался Боба у закрытой двери.
Нам полегчало, мы захохотали. Наш президент за шиворот оттянул 
упрямого Бобу от самолета.

- С чего ты взял, что Луиза там? - орал ему в лицо президент под 
ревущий аккомпанемент мотора.

- Там, знаю! Верните по-хорошему! - орал и Боба, выкручиваясь из 
цепких рук президента.
Президент сделал руки крест-накрест, кивнул из фонаря шеф-
инструктор, и <аннушка> сбавила обороты. Засвербило под нашими 
ложечками. Истинно говорят мудрые: не связывайся с дураками, самое 
путное, что из этого получится, станешь сам дураком.
- Иди, ищи, олух царя небесного! - выпустил Бобу президент.
Разумеется, нашу крупную Луизу в ящичек для ртути не упрячешь, 
хотя Боба удостоил вниманием и контейнерок. 
- А это что? - спросил он тоном бдительного таможенника. 
- А это не твоего ума дело! - разозлился президент. 
- Наворовал и сбежать хочешь? - сорвался с тормозов Боба. 
- Ах ты, тля! - озверел наш президент. Вот сейчас, с надеждой ожидали мы, 
он даст Бобе приличного пинка, тот уймется, и не будет больше отступления 
от сценария. Дальнейшее контролю и логике не поддавалось. Бог его знает, 
зачем президент полез во внутренний карман, зачем вынул оттуда портмоне, 
загранпаспорт...

Боба выхватил из рук президента паспорт и побежал к такси. Таксист 
смекнул, что он лишний в этом сценарии, и, не дожидаясь своего клиента, дал 
газ. Только красные стоп-сигналы мигнули в серой мгле.
Боба оглянулся и рванул к ближнему леску. 
- Ах ты, сучий потрох! - Перекосило лицо президента. Мгновение - и он в
кабине самолета.
- Руля! - заорал он, выволакивая шеф-инструктора из кресла.
Взревел двигатель, мы заворожено следили за ускоряющимся бегом 
<аннушки> поперек взлетного поля. 
- Что он делает! - схватился за голову Главпальто. 
- Да уж...- едва нашелся главпотех.

Самолет почти настиг Бобу, когда тот споткнулся и выстелился под 
колеса. <Аннушка> проревела над ним. Боба шустро откатился в сторону, и, 
догадались мы, президент потерял его из виду: резкие тормоза, разворот на 
сто восемьдесят градусов, ускоряющийся бег и... каждому на роду написана 
хотя бы одна роковая ошибка. На полной скорости самолет во что-то ткнулся, 
сделал свечу носом в землю, и следом ахнуло в небо огненным столпом 
рванувшегося топлива. Яркое пульсирующее пламя на миг отделилось от 
зловещей, какой-то адско-зеленой кляксы под собою и опало.

- Мама моя,- первым опомнился Главпальто.- Двадцать кило 
ртути! Ходу, Петрович!

Президентский <мерседес> вынес нас со свистом под жесткой рукой 
главпотеха. Прочь отсюда, исчезнуть, раствориться...
Бедный наш президент, бедный главюр, которому так и не удалось 
пожить в охотку на старости лет. По-человечески пожить.
Мы не искали глазами Бобу. Чтоб ты околел, проклятый! <Мерседес> 
мы бросили, не доезжая окружного шоссе. Метров двести прошли пешком и 
поймали частника.

Нас ждал другой самолет, надежный, не аэрофлотовское корыто с его 
дурными вкусами и правилами,- <Швиссэровский> до Цюриха, а там видно 
будет, зря, что ли, столько наворочено...

Мы окаменели, когда у стойки регистрации увидели нашего сраного 
пинта. Он вальяжно пил <фанту> из баночки будто не по его вине погибли 
сегодня люди, которым он в подметки не годился. Длинное пальто без следов 
драмы, длиннющий шарф белой шерсти, который поутру мы приняли за 
обшлага генеральской шинели Олега Табакова из <Семнадцати мгновений 
весны>. Боба походил на Дурова.

Он пил <фанту> и, судя по всему, собирался лететь в Цюрих. Едва 
объявили регистрацию, он направился в сектор таможенного досмотра.

- Козя...- хмыкнул главпотех.- Что делать будем? - шепнул в ухо 
Главпальто главпотех.
- Не суетись,- ответил шепотом Главпальто.- Нам главное 
взлететь, а там видно будет...
Загудел компьютер в голове главпотеха, вычисляя один истинный 
маршрут Бобы.

- Слушай,- приник он к уху Главпальто,- не мы одни провожаем 
Бобу. Вон те двое у табло, видишь, помахали ему, одного я знаю как 
облупленного, генерал гэбэ, до отставки на цековских папочки заполнял.

- И что это может быть? - оживился Главпальто. - Тише ты... 
Разрази меня гром, Боба от него чего-то на Запад перебрасывает. Смекаешь? 

- Эге ж...- загудел и главпальтовский компьютер. Мы томительно 
выжидали исчезновения Бобы за кабинками паспортного контроля.

- Ребята, я остаюсь,- неожиданно раздался голос нашего 
осторожного главбуха. Он улетал позже нас в Лондон. 
- Ты чего, Арсентьич? - не поняли мы. 
- А что Арсентьич? - спрятал глаза под веки главбух.- Не станет <Оледа>,
еще что-то будет. У меня все чисто, отсижусь...
- Да ты подумай лучше,- загорячились мы.- Танки у окружной, 
кровавая баня вот-вот.
- Я свое отпарился. Мне что красные, что белые... До моей 
деревеньки танки не пройдут. Да и вам я еще пригожусь. И не это главное. 
Мне тот Лондон что есть, что не было кадка соленых огурцов дороже... Не 
верю я, что у мудаков наших что-нибудь получится. Отжили свое 
красноперые, не поддержит их народ. А что ж, пару автоматов своим пацанам 
да ящик гранат дам. Пусть поболе красноперых изведут. Вся вышла советская 
власть. Не уговаривайте.
- Как знаешь, Арсентьич,- попрощались мы с главбухом, и он 
степенно понес свой объемистый живот на выход. Оно и верно, старому 
человеку ни берег турецкий, ни паспорт канадский не нужны. Мы когда-то с 
удовольствием сиживали под его штрифелями в саду над Жиздрой, а после 
знатной баньки наслаждались мочеными арбузами. А помидоры какие из 
бочки, а огурчики, а гусек копченый! Эх... Дай Бог тебе и твоим пацанам, 
умница, что попутно к дензнакам ты гранат наскирдовал.
Мы двинулись на регистрацию.
Прошли формальности. Наши кейсы остались нашими, никому не 
приглянулись. Мальчики в зеленых погонах позыркали, сличая фото в 
паспортах с нашими лицами - главное начальство страны, не меньше. 
Унизительно, оттого привычно.
Боба не курил, мы расположились в салоне курящих. Он нас не видел, 
на его челе отложилась важность какой-то миссии, которую он с чувством 
глубокого удовлетворения выполнял.
Швиссэровский боинг стартовал, взлетел, забрался на заданную 
высоту. Главпотех чего-то там нацарапал на листке из записной книжки, 
подтолкнул Главпальто и поднялся. - Пошли потрошить пиита.
Мы остановились у кресла Бобы. Подобная немая сцена не под силу 
даже великому Гоголю: самолетов тогда не было. Наш пиит словно 
вымачивался в соляной кислоте.

- Здравия желаю, товарищ майор,- подбодрил его главпотех.- 
Полковник Крюков.

- Здравствуйте, Борис Иванович,- добродушно улыбнулся 
Главпальто,- подполковник Званский.
Боба - ни звука, только исчезал блеск его глаз, как у снулой рыбы. 
Сейчас помрет или обделается.

- Да не волнуйтесь вы так,- успокаивал главпотех.- Мы из группы 
прикрытия.-И шепнул Бобе на ухо фамилию генерала-габиста, 
страховавшего Бобу в Шереметьеве.

- Ничего не понимаю,- затрещали от напряжения костистые уши 
Бобы.

- И не надо,- позволил Главпальто.- Вы свою часть операции 
выполнили, честь вам и хвала, теперь наша очередь.

- Вот записка от генерала,- предъявил вещдок главпотех,- почерк, 
надеюсь, знаком? - И ткнул записку Бобе под нос. 

- Я охреневаю,- застонал Боба.

- А вот это не надо,- уверенно запретил Главпальто.- Вы должны 
вести себя естественным образом и выполнять свою миссию естественным 
образом, согласно разработанному плану.

- Но как? - затряс головой Боба.- Здесь написано: <Подателю 
записки, полковнику Крюкову, сдать посылку в самолете>,- а лично мне 
генерал велел сдать ее в аэропорту человеку в красном шарфе. Пароль - мой 
белый шарф. 

- Мой красный шарф в кейсе,- заверил главпотех и улыбнулся.- Ход операции
изменился. Стало известно, что в Цюрихском аэропорту вас ожидают Моссад и
немецкая криминалполиция. Поэтому шарф спрятать, посылку сдать мне.
Приказ генерала.

- Как хотите, мужики, я умываю руки,- полез Боба в карман пальто. 
Делал это он так резво и старательно, будто летел в личном самолете 
господина Примакова.

- Тише, тише,- прикрыл его от любопытных взглядов Главпальто.- 
Соблюдайте осторожность.- И через секунду коробочка с ценным грузом 
очутилась в его кармане.- Вот и все. Мы как будто не знаем друг друга. 
Встреча ваша отменена, а дальше действуйте по старому плану.

- Счастливого полета,- кинул два пальца ко лбу Главпальто и 
оставил Бобу следом за главпотехом. - Похвастайся,- сказал он, 
усаживаясь в кресло. - Проза, Главпальто, ничто не ново в старом мире. Все 
те же ампулы АФП, дважды три - шесть. Сплавить мы его и без Бобы 
сможем. Мадмазель,- окликнул он проходившую стюардессу.- Ту джин 
энд тоник... Помянем нашего президента со товарищи...

Мы выпили, не чокнувшись, съели по обеду, подремали. Наши виллы 
ждали нас и дождутся, как дождались они многих россиян: партийных, 
диссидентов, хитроумных, сволочных, с секретными папками и <ноу-хау>, с 
деньгами - обязательно с деньгами, СКВ, иначе виллы ждать не будут. Нас 
не мучила совесть, как не мучила она тех, кто в Техасе с кольтом, в Мытищах 
с кистенем, в Марселе со стилетом выходили некогда на проезжую дорогу 
сколачивать свой первый миллион. Она тем более не мучила их позже, когда 
биографы отмыли их лики и подрастающее поколение шло за ними такими 
светлыми дорожками в большой бизнес. Кому-то везло, а чаще соискатели 
первого миллиона упирались в невидимую преграду, отчаивались. Они 
раздумывали над поиском философского камня и ступали на объездные 
дорожки. Нет, без начального капитала в бизнесе делать нечего.
Покидая самолет, мы и не подумали попрощаться с Бобой. Где-то 
через неделю мы читали о нем в газетах. Слава нашла его.
Боба вернулся в Москву и, едва прошел формальности, кинулся 
звонить своему новому патрону: 

- Товарищ генерал, докладываю: задание 
выполнено. 

- Тты-ы здесь? - словно жаром полыхнуло в телефонной мембране.

- Да, товарищ генерал...- Боба славился поздним зажиганием.

- Козел, исчезни на время, потом сами найдем,- выдохнула жар 
какой-то обиды трубка.

- Понял...- неуверенно ответил Боба и ничего не понял. Он пробовал 
дозвониться заново и натыкался на противное <занято>.
На последнюю пятнашку Боба звонил Луизе. Привет, девочка моя. 
Почему не встретила? Здрасьте,- бархатно отвечала она.- Кто это?

- Боба, кто еще? Твой карлик с длинным носом.

- Я вас не знаю.

- Но ты-то мне лапшу на уши не вешай! - загорячился Боба.- 
Скажи еще, мы с тобой не подсыпали?

- Может быть, но это не повод для такого бесцеремонного 
знакомства. Я замужняя женщина, мой муж на кухне. Позвать?

- Какой муж?! Я твой муж! - заорал Боба, привлекая внимание 
сшивающихся в Шереметьеве-2 таксистов и частников.

- Хороший м