ой, зачем вы так? Я в законном браке десять лет и своего 
мужа ни с кем не перепутаю. Не надо грубо шутить...
И опять болезненно противное <занято>. Пятнашек больше не 
завалялось в карманах. Да и телефонов что-то в памяти не было.

- Охреневаю,- подытожил Боба и помотал головой. Наваждение не 
исчезло. И никаких десантников с автоматами. Ухмылялись таксисты и 
частники. Отработанный материал, из этого малого зеленых не вытрясти. 
Сиротой он выбрался из аэропорта. А ведь как мечталось в самолете! 
Прилетает, черная <Волга> с антеннами ближней и дальней связи у трапа, под 
ручки берут, усаживают, везут. Спасибо тебе, Борис свет Иванович, низкий 
поклон от всего ГКЧП! Бежит черная <Волга> в Кремль мимо колонн танков. 
На Красной площади счастливый народ, на лобном месте Ельцин, 
Тимурывокоманда, кто-то еще, вылитый Бурбулис и прочие иже с ними. 
Доигрались, псы? - плюет в их сторону Боба.- Страну, холопы, продать 
хотели? Не дал вам народ державу бесчестить! Да, да, гудит народ, пусть им 
первый поэт России правду-матку покажет! Давай стихи, Борис свет 
Иванович, тебя хотим послушать! Память шевелит закрома, есть там кое-что, 
но по другому случаю писано, к другим событиям... Э-э, была не была, на 
мотив <Варяга>, толпа эта не врубится: <Вставай, подымайся, собачий народ, 
намордники тесные сдерни, иначе собачья жизнь не пройдет, иначе грядет 
живодерня!>

- Куда прешь, мудила! - обрывает мечты какой-то нувориш из 
<вольво>.- Проезжая часть для тебя, что ли, потап немытый?
<О Боже! - ужаснулся Боба.- Ни хрена в этой стране измениться не 
может. Как жить дальше, куда податься...>
Взлетали самолеты из международного аэропорта, унося в своем чреве 
миллионеров и желающих стать таковыми, из иллюминаторов ничего 
заслуживающего внимания не видно. Ничего особого не видно и ближе к 
земле. По трассам катят <Волги> и <жигулята> вперемешку с иномарками, 
дорожники кладут асфальтовые нашлепки прямо на тающий снег, подымается 
парок от их кипучей деятельности, кое-где дымки из заводских труб, у 
винных лавок копится народ, в аэропорту за серебристым контейнером 
грузчики потрошат чемодан с иностранными лейблами, а над всем этим 
смиренным безобразием висит серое унылое небо. Падает серый снежок. 
Никаких танков. Подъедут если, ничего не изменится. Россия словно 
пропитана серым цветом.

Зарезали Бобу в подворотне. Не поделил с алкашами пустую 
поллитровку. Поллитровку об угол - бамс, по горлу - чик, и невысказанные 
слова клокотали в горле до самого приезда <Скорой помощи>. А там длинная 
труба и космос куда стремилась душа поэта.
Газета <Тень> откликнулась на следующий день <Ушел из жизни еще 
один талантливый российский поэт тонкий знаток русского слога. Идет 
следствие, но без него ясно кому мешал худенький человечек с большой 
душой непобедимого росса - жидомасонской мафии, прихлебателям 
империалистического капитала. Доколе? - спрашиваем мы и скорбим>
Мы прочитали эту заметку, сидя в кафе у Женевского озера. 
Главпальто покупает и читает все русские газеты подряд.
Мы смотрим в небо и силимся среди лазурной чистоты уловить запах 
серенького российского дымка. Маленький бы такой теплый, как рукавичка.