тростника.
   - Кто вы такой и что вам надо? - враждебно пробурчал он.
- Вы не похожи на торговца вразнос или коммивояжера, однако
дергаете звонок, как сии невоспитанные и невежливые
индивидуумы.
   - Я от майора Уила.
   В полковнике Крафтоне не было ничего ужасного. Напротив,
он выглядел маленьким упитанным человечком, и только на
донышке голубых глаз его кукольно-розового личика таилось
некое беспокойство.
   Услышав имя майора Уила, он подобрел:
   - Уил - истинный джентльмен и не станет понапрасну
беспокоить меня. Войдите, сэр.
   Мы прошли по широкому, уложенному плитами коридору в
гостиную, сверкавшую чистотой.
   - Предлагаю вам освежиться, - сказал полковник привычным
командирским тоном, - но вам придется пить в одиночестве, я
почти законченный трезвенник.
   Он вышел и несколько минут спустя вернулся с длинной
бутылкой рейнвейнского и старинным хрустальным бокалом.
   Холодное вино оказалось превосходным.
   Полковник осведомился о цели моего визита.
   Я пустился в пространные восхваления Снежных лубочных
картинок и сказал, что горю желанием ознакомиться с его
коллекцией.
   - Лубочная картинка, - начал Крафтон печальным тоном, -
единственное, что навевает воспоминание о былых людях.
Взору понимающего человека, - хотя я не могу причислить себя
к оным, они открывают новый мир. Я же всего-навсего старый
маньяк, коллекционер, раб собственной страсти.
   Через час я уже сидел за столом моего нового друга перед
коллекцией прелестных картинок, забыв о цели своего визита.
Я готов был поклясться, что явился, дабы насладиться чудными
наивными миниатюрами.
   Среди них встречалось много редких и, несомненно, весьма
дорогих рисунков небольшого размера, раскрашенных кисточкой.
Тут же лежали миниатюры с гротескными фигурами карликов и
большими видами Нюренберга. Похождения Мальчика с пальчик и
Золушки чередовались с грозными набегами Людоеда и с
невероятной историей Сахарной головы.
   Наступил вечер, и я подумывал, как найти предлог для
прощания, но погода решила за меня. Когда я встал из-за
стола, с сожалением отложив в сторону ярко раскрашенную
серию рисунков с приключениями злосчастного сиротки,
раздался сильнейший удар грома.
   - Я не могу вас отпустить, - сказал Крафтон. - Вы не
морж и не утка и живым до рыночной площади не доберетесь. К
тому же сообщение с Лондоном уже прекратилось. Могу
предложить вам гостеприимство одинокого человека. Вы
согласны?
   Я с признательностью принял приглашение.
   Гроза то стихала, то принималась бушевать с новой силой;
дождь превратился в ревущий водопад.
   - Комната, куда привел меня хозяин, выглядела очень
уютной. Фламандские сундуки сверкали всеми цветами радуги.
Над камином из черного мрамора с белыми прожилками висела
картина Жерара Доу.
   Холодный ужин, поданный на драгоценном голландском
сервизе из фаянса, состоял из больших ломтей копченой
ветчины, рыбы в маринаде, нежного овечьего сыра и
засахаренных фруктов.
   Наш разговор перешел от лубочных рисунков к военным
приключениям. Полковник говорил, не скрывая своей радости.
   - Поймите меня, мой друг, - он уже величал меня другом, -
поймите меня... Я молчу целыми месяцами, а сегодня упиваюсь
словами - у меня недержание речи! По такому поводу я
отступлю от строгих правив воздержания. Как вы относитесь к
араковому пуншу? Я выпью капельку вместе с вами.
   - Гроза ушла к югу, и дождь перестал стучаться в закрытые
ставни.
   Я глянул на массивные фламандские часы и удивился столь
позднему часу.
   - Без двадцати час. Как бежит время, полковник!
   Мои слова оказали неожиданное действие.
   Крафтон с дрожью положил трубку, сбросил испуганный
взгляд на пожелтевший циферблат и простонал:
   - Без двадцати час! Вы сказали, без двадцати час!
   - Конечно, - ответил я. - Когда беседуешь о столь
интересных вещах и попиваешь столь чудесный напиток...
   - Бога ради, - воскликнул он, - не покидайте меня...
Скажите, мой друг, который час показывают стрелки?
   Он позеленел от страха, и по его подбородку стекала
струйка слюны.
   - Ну что вы, полковник, минутная стрелка ползет к сорок
пятой минуте. Скоро будет без четверти час!
   Крафтон издал вопль ужаса.
   - Почему же я не сплю в сей поздний час? - крикнул он.
- В этом замешаны адские силы. Который час?
   - Без четверти час, полковник... Уже бьет три четверти!
   - Проклятие! - захрипел он. - Вот она!
   Дрожащим пальцем он указал на темный угол комнаты и
повторил:
   - Вот она! Вот она!
   Я ничего не видел, но странное недомогание стеснило мне
грудь.
   - Тень... Тень, являющаяся без четверти час... Вы
видите ее?
   Я поглядел туда, куда он указывал пальцем, но ничего
необычного не увидел.
   Он опустил голову и забормотал:
   - Конечно, вам ее не увидеть. Она так легка, так
субтильна, эта тень. Но вы можете слышать ее.
   - Ваша тень шумит?
   - Стучит. Призрак, который ужасно стучит.
   - Я прислушался и ощутил, как на меня начинает накатывать
беспричинный животный страх.
   Издалека доносились глухие стуки, равномерно отбивавшие
какой-то гнетущий дьявольский ритм.
   Я растерянно смотрел по сторонам и не мог понять, откуда
идет этот угрожающий стук.
   Звуки то раздавались рядом и дребезжали, как надтреснутый
колокол, то удалялись, как быстрый конский топот, потом
возвращались обратно и походили на хлопанье перепончатых
крыльев невидимых летучих мышей.
   - Откуда этот шум? - нервно прошептал я.
   Полковник поднял на меня остекленевший взгляд.
   - Это стучит тень.
   - Где? - с отчаянием воскликнул я.
   - Пойдем и посмотрим, - вдруг с твердостью сказал он,
схватил лампу и двинулся по коридору впереди меня.
   Звуки стали почти неразличимыми и словно растворились в
воздухе, будто чьи-то неуверенные руки постукивали по
потолку.
   Я сказал об этом хозяину, и тот, подняв голову,
прислушался.
   - Нет! Они доносятся из-под пола, из погреба.
Прислушайтесь!
   Из мрака погреба, дверь которого отворил подполковник,
доносился стук деревянного молотка, обернутого тряпицей.
   - Пошли, - приказал он.
   Звуки становились все внятней, и я, сам не знаю почему,
боялся подойти к месту, где они рождались.
   Вдруг Крафтон распахнул дощатую дверь, и я увидел
просторный винный погреб с рядами бутылок.
   Он поднял лампу к потолку и копотью начертал на своде
круг.
   - Она стучит! Боже, как она стучит!
   - Кто... кто она?
   - Тень! Всегда без четверти час. Она всегда стучит в
это время, а я сплю и не слышу ее, ибо хочу спать и не
слышать. А этой ночью вы заставили меня бодрствовать,
проклятое вы существо!
   Я глянул на него - он был отвратителен.
   Глаза покраснели, и в них вспыхивали яростные огоньки.
Открыв рот, он обнажил желтые кривые зубы с огромными
клыками. Неужели передо мной мягкий, доброжелательный
человек, любитель нежных лубочных картинок?
   - Грязный шпион! - закричал Крафтон и поднял руку. С
невыразимым ужасом я увидел, что его кулак сжимает ручку
громадной сечки, заточенной словно бритва.
   - Скотина!
   Лезвие просвистело у самого моего носа, и во все стороны
полетели осколки бутылок - в погребе запахло портвейном и
ромом.
   И тут, как ни странно, ко мне вернулось самообладание: я
перестал страшиться невидимки.
   - Полковник, - спокойно сказал я, - нам мало одной тени,
являющейся без четверти час?
   Он замер и тихо опустил сечку, зловещие огоньки померкли
в его глазах.
   Лампа упала и погасла, но, к счастью, не взорвалась.
   Несколько минут я стоял в непроницаемом мраке. Тишина
была полной: прекратились все стуки.
   Я чиркнул спичкой и увидел мертвого полковника Крафтона,
распростертого на плитах погреба...
   Не помню, как добрался до трактира "У веселого возчика",
а утром вернулся в дом полковника с судебными чиновниками, и
врач констатировал, что Крафтон умер от разрыва аневризмы.
   - Разройте пол погреба, - сказал я полицейскому офицеру.
   - Зачем?
   - Чтобы извлечь труп миссис Крафтон, убитой мужем
несколько лет назад в приступе ревности.
   Труп с рубленой раной на голове был найден.
   Я рассказал странную и мрачную историю об ударах,
звучавших в ночи, и врач, который не выглядел дураком,
покачал головой.
   - Я понимаю вас, мистер Репингтон, Вы слышали биение
сердца преступника, усиленное его собственным ужасом от
содеянного без четверти час, когда он и совершил свое
преступление. Случай исключительно редкий, но не
единственный в анналах медицинского факультета. Боже, что
выстрадал этот человек!
   - Однако, - прервал я, - не это навело меня на мысль о
возможной виновности полковника Крафтона... Быть может,
доктор, я удивлю вас, сказав, что вечером и во время ночной
беседы меня одолевал смутный страх.
   - Инстинктивный?
   - Вовсе нет, дедуктивный... и он происходил от лубочных
картинок, мысль о которых не оставляла меня.
   - Объяснитесь, - потребовал врач.
   - Я никогда не видел такой полной коллекции, как у
полковника Крафтона. В ней имелись все сказки, кроме самой
известной истории, о которой знает любой малыш.
   - А именно?
   - Истории Синей Бороды! Муж-убийца напоминал Крафтону о
его собственном преступлении. Эта странная лакуна заставила
работать мою мысль, и задолго до рокового часа я начал
догадываться...
   Мепл Репингтон добавил, что это печальное приключение
положило конец его литературной карьере, открыв ему путь в
полицию.
   - Чертов Репингтон, я не знал об этом его приключении, -
произнес мистер Триггс, присовокупив свой голос к выдумке и
простительному греху сочинительства.
   - Мистер Пайкрофт пробормотал:
   - Они пили араковый пунш. Если хотите, я вам приготовлю
такой же.

   Мистер Триггс обсуждал с миссис Снипграсс меню обеда,
которым хотел отблагодарить мистера Пайкрофта, когда явился
мистер Дув. Новость, сообщенная им, - была ошеломляющей.
   - Мистер Пайкрофт умер, он принял такую дозу цианистого
калия, что от лето несет миндалем, как от итальянского
марципана. Мистер Чедберн собрал жюри и поручил передать
вам, что вы включены в него. Это займет у вас несколько
минут, ибо самоубийство не вызывает никаких - сомнений, а
вам вручат вознаграждение в шесть шиллингов и пять пенсов.
   - Почему он это сделал? - вскричал мистер Триггс.
   - А с каких пор доискиваются причин событий, происходящих
в Ингершаме? - ответил вопросом на вопрос мистер Дув.
   - Я так хотел узнать рецепт аракового пунша, - печально
произнес Триггс. - Мне положительно не везет.

                          VII

                    СТРАСТЬ РЕВИНУСА

   Трагическая кончина аптекаря Пайкрофта стала темой устной
хроники, и слава мистера Триггса несколько потускнела. Он
не стал жаловаться, напротив, обрадовался этому, ибо знал,
что не заслуживает ее. И чем больше он размышлял о тайне
Пелли, тем яснее понимал, что пленение мясника Фримантла
ничего не разъяснило.
   Самоубийство Пайкрофта, причину которого он пытался
разгадать, вызвало у него состояние угнетенности, быстро
переросшее в глубочайшую меланхолию.
   Не желая ни с кем встречаться, он сидел дома, курил одну
трубку за другой и листал толстенные тома Диккенса.
   Несколько раз в день его взгляд обегал залитую солнцем
главную площадь, и он шептал:
   - Кобвел умер от страха... его сосед Пайкрофт покончил с
собой... сестры Памкинс исчезли... Фримантл в сумасшедшем
доме. Черт подери, остались лишь кондитер Ревинус и мэр
Чедберн - только их дома пока еще не раскрыли своих тайн...
   В среду, в ярмарочный день, разразилась гроза.
   Рыночная торговля прошла без привычного оживления; многие
торговцы, напуганные тропической жарой, даже не стали
разбивать свои палатки. Кроме того, в округе свирепствовала
коровья чума, и многие скотоводы не явились на рынок.
   Миссис Снипграсс, подавая чай с кексом, сообщила, что
свиньи и бараны тоже поражены болезнью и их нельзя ни
продавать, ни есть.
   - Сдается мне, на Ингершам обрушилось несчастье, -
сказала в заключение славная женщина, - а когда разразится
гроза, станет еще хуже.
   Мистер Триггс посмотрел на голубое небо и с сомнением
покачал головой.
   - У нас дома превосходный барометр, - продолжала
служанка. - Снипграсс говорит, что ртуть так и падает в
трубке.
   После четырех часов люди на площади подняли головы к
небу, а палатки точильщиков и ножеторговцев из Шеффилда,
стоявшие неподалеку от ратуши, вздулись колоколами.
   С башни ратуши донеслось шесть размеренных ударов -
служитель торопил с закрытием ярмарки.
   Мистер Триггс набил трубку и уселся перед окном гостиной.
   Посещай он почаще "галерею искусств" Кобвела, отныне
закрытую навсегда, он мог бы провести некоторую параллель
между поддельной "Грозой" Рейсдаля, красовавшейся в галерее
на почетном месте, и мрачной картиной, разворачивающейся
перед ним.
   Вихри пыли поднимались позади домов, и площадь стала
сценой удивительной игры света и тени.
   Триггс увидел старого Тобиаша, свечника, который вышел из
своей лавочки с черпаком в руке и замахал руками.
   Тобиаш торговал заговоренными свечами от молнии и града и
зазывал покупателей.
   Звучно упали громадные капли, несколько градин ударило по
стеклам, взвыл порывистый ветер.
   В пять часов площадь опустела, двери закрылись,
опустились ставни, но буря еще не началась.
   Громадные подвижные тени сливались с общим
серо-коричневым сумраком. Триггс ощутил странную
угнетенность, затем и настоящую тоску; он позвонил
Снипграссам.
   Ответа не последовало - звонок тренькал в прихожей на
первом этаже, но прислуга скорее всего удалилась в свой
домик в глубине сада.
   Сумрак сгустился, небо почернело, словно наступило
солнечное затмение; желтое пламя пробегало по конькам крыш,
а на громоотводах ратуши зажглись огни Святого Эльма. Вдруг
мистер Триггс ощутил чье-то присутствие. Его взгляд упал на
блестящую дверную ручку. Это была старинная крепкая ручка в
виде лебединой шеи, и надо было иметь недюжинную силу, чтобы
повернуть ее.
   Ручка медленно поворачивалась - кто-то давил на нее
снаружи.
   - Кто там? - Мистер Триггс с трудом поднялся, сжимая в
руке трость, выругался, и крепкая брань вернула ему все его
самообладание.
   Он бросился к приоткрытой двери и резко распахнул ее,
потрясая тростью.
   В то же мгновение его ослепила ярчайшая молния, за
которой последовал оглушительный раскат грома.
   Триггс отшатнулся, прикрыв рукой ослепшие глаза, но успел
различить длинную белую руку, сжимавшую тонкое лезвие,
блеснувшее в голубой вспышке молнии.
   Он инстинктивно метнул свою трость и услышал
пронзительный вопль.
   Еще несколько мгновений Триггс оставался во власти
колебаний; молнии и раскаты грома были столь мощными, что
бедняга оцепенел. Когда же он справился с минутной
слабостью и ринулся в коридор, тот оказался пустым, только
гулкое эхо грома перекатывалось по нему.
   Дверь на улицу была распахнута настежь.
   - Боже! - воскликнул Триггс. - У меня дома и среди бела
дня!
   Правда, белый день выглядел скорее темным вечером, но он
успел заметить зыбкую и быструю тень, уносимую бурей.
   - Ну нет! От меня так просто не удерешь!
   Триггс нахлобучил на голову фуражку, плясавшую в воздухе
словно громадный лист, и бросился в погоню за тенью.
   Его большое тело принимало на себя встречный поток
воздуха, а хрупкая фигурка таинственного агрессора словно не
замечала ветра.
   Бывший полицейский явно отставал, а бежавший впереди
силуэт все больше и больше растворялся в окружающем мраке.
   - Хоть бы молния сверкнула, - пробурчал Триггс, - я бы
простил ей ее недавнее пособничество!
   Молния словно услыхала его мольбу, и яркая вспышка
осветила все вокруг. Силуэт жался к фасаду булочной
Ревинуса; Сигма различил длинный темный плащ и капюшон,
полностью скрывавший крохотную головку.
   - Черт подери! - крикнул он, - Женщина!
   Мрак снова окутал главную площадь, но Триггс, хотя и
потрясенный неожиданным открытием, обрел уверенность в
победе.
   За стеклянной дверью булочной трепетало слабенькое пламя,
и Сигма узнал огонек освещенной свечи.
   Пламя исчезло и появилось вновь - силуэт на мгновение
заслонил его.
   - На этот раз ты у меня в руках! - заорал Триггс,
бросаясь к двери.
   Он услышал шум сдвигаемых ящиков, затем дверь заднего
помещения отворилась, и стало светло.
   Свет шел от большой лампы с радужным колпаком и падал на
приземистую фигуру Ревинуса, с удивлением и недоумением
смотревшего на нежданного визитера.
   - Ну и ну... в такую-то погоду... - начал было толстяк
булочник. - Клянусь своим колпаком, это же мистер Триггс!
Не могу сказать, что вас занес попутный ветер!
   Но Сигме было не до шуток.
   - Ревинус, у вас в доме женщина. Кто она?
   - Женщина?
   В голосе булочника сквозил ужас.
   Триггс хотел войти в заднее помещение, но Ревинус
решительно преградил ему дорогу.
   - Триггс, вы этого не сделаете!
   - Именем закона приказываю пропустить меня! - рявкнул
детектив.
   Раздался новый крик - крик испуганной женщины. Хлопнула
дверь, и до Триггса донесся удаляющийся топот.
   - Ревинус, не превращайтесь в сообщника преступления! -
крикнул Сигма, тщетно пытаясь оттолкнуть булочника.
   - Преступления... Какого преступления? - выдохнул
толстяк. - Триггс, вы сошли с ума или пьяны!
   - Вы дадите мне пройти?
   - Нет, - крикнул толстяк, - вам не пройти!
   Триггс и не думал вступать в борьбу с атлетически
сложенным булочником, так как таинственная незнакомка успела
скрыться через заднюю дверь булочной, выходившую в проулок.
   - Ревинус! - сказал он строгим тоном. - Завтра наступит
день, и вам придется ответить за ваше поведение.
   - У меня нет поводов бояться вас и закона, - спокойно
ответил булочник. - Однако позвольте заметить, мистер
Триггс, что я считал вас джентльменом!
   Странные слова в устах человека, которого завтра придется
обвинить в сообщничестве при покушении на убийство. Триггс
размышлял над этими словами по дороге домой, сгибаясь под
порывом ветра и с трудом уклоняясь от свистевшей вокруг
шрапнели из камешков и черепиц.

   Проснувшись, Триггс вспомнил прежде всего не о Ревинусе и
его таинственной сообщнице, а о последней истории Дува.
   На город изливался проливной дождь, заполняя воздух ревом
свирепо бурлящих вод.
   Миссис Снипграсс, принесшая чай ему в постель, вошла без
стука.
   - Случилось большое несчастье, - объявила она.
   - Какое? - пробурчал Триггс, которому уже стали порядком
надоедать сыпавшиеся как из рога изобилия беды.
   - Ночью прорвало плотину, и дыра в ней достигает мили,
сэр... Грини вышла из берегов. Теперь это не безобидный
ручей, а настоящая река. Гляньте в окно.
   - О небеса! - прошептал Триггс. - Совсем как в истории
Дува.
   Там, где вчера расстилалась обширная зеленая Пелли,
виднелась серая бесконечность бурной воды.
   - Говорят, в низких местах глубина достигает пятнадцати
футов, - сообщила миссис Снипграсс.
   Триггс завтракал медленно и вяло, с трудом собираясь с
мыслями.
   От дождя и ветра главная площадь превратилась в мрачную
водную пустыню, которую никто не решался пересечь; булочная
Ревинуса была закрыта, и в ней не чувствовалось никаких
признаков жизни.
   "Подождем просветления", - подумал Триггс. Но к часу дня
дождь и ветер усилились, вновь перейдя в бурю.
   Когда миссис Снипграсс собиралась пригласить Триггса к
ленчу, раздался звонок.
   - Проклятие! Кто, если только он не рыба, может выходить
в такую погоду? - воскликнула она.
   Нежданным гостем оказался Билл Блоксон; на нем были
прорезиненный плащ, высокие резиновые сапоги, а на голове -
шляпа-зюйдвестка.
   - А, Билл! - обрадовался Триггс. - Прежде всего выпейте
стаканчик рома.
   Лицо гостя оставалось озабоченным.
   - Вы, наверное, приплыли в лодке?
   - Вы правы, мистер Триггс, - ответил рыбак. - На нас
обрушилось настоящее бедствие. Залиты огромные площади
земли. К счастью, наша ферма стоит на возвышенности, иначе
мы бы уже плавали среди лещей и угрей.
   Он с видимым удовольствием выпил стакан рома.
   - У меня печальна