шесть  на  Ривер-стрит  был  невзрачным
зданием в конце улицы, почти у самого залива. На окнах первого этажа  было
написано: "Контора маклера", а на втором окна выглядели довольно грустно и
кое-где были даже побиты.
     Окна Сидни Ла-Порта находились примерно в центре.
     Человеку, открывшему дверь, было тридцать лет, но выглядел он на  все
пятьдесят. На голову ниже меня и с мелким крысиным личиком. Я отлично знаю
такой тип людей, главное с ними - не церемониться и не терять времени.
     Поэтому я сразу втолкнул  его  обратно  в  комнату.  На  лбу  у  него
мгновенно выступили капельки пота. Тем не менее такие люди всегда пытаются
все же что-то возразить. На этот раз - тоже.
     - Слушайте, мистер... - проблеял он. - Вы врываетесь в  чужой  дом  и
даже не считаете нужным...
     - Заткнись!
     Больше я ничего не сказал, зато распахнул  пиджак  и  достал  носовой
платок. Он увидел кобуру с  револьвером,  засопел  и  тяжело  опустился  в
кресло.
     - Мак... я совершенно чист. Спросите Форбеса, он  подтвердит.  Я  уже
заплатил за товар. Это просто подло! На прошлой неделе я отдал  шестьдесят
долларов, и теперь никому ничего не должен...
     - Заткнись!
     На этот раз он  действительно  заткнулся.  Я  прошелся  по  квартире,
внимательно  огляделся,  пока  не  решил,  что  этого  достаточно,   потом
придвинул к нему стул, сел и уставился на него. Он посерел от страха.
     - Что ты можешь сказать о Баннерменах?
     Вопрос удивил его.
     - О Баннерменах? - переспросил он. - Что я могу сказать о...
     - Ну!?
     У него задрожали руки.
     - Вы... вы из полиции?
     Наверное, секунд пять я молча смотрел на него. Наконец он не выдержал
и опустил глаза.
     - Я вообще не из Калвер-сити, - ответил я.
     Его глаза продолжали метаться между моим лицом и тем местом, где  был
револьвер. Наконец он сказал:
     - Баннермены очень важные персоны. Живут на запад  от  города.  Черт,
я... - он вдруг замолчал, но я шевельнул рукой и он снова заговорил:
     - Ладно! Баннермены вообще-то слишком много о себе думают. Я, правда,
не  так  уж  много  про  них  знаю.  Двое  из  них  постоянно  шляются   с
какими-нибудь девочками из клуба, жадными до секса, и  швыряют  деньги  на
ветер. Старший может и стрельбу учинить.  Да,  собственно,  и  младший  не
отстанет. Ну что вам еще от меня  надо?  У  них  есть  деньги,  так  пусть
веселятся, как в голову взбредет.
     Я посидел молча еще с минуту, вынуждая и его не  вставать  со  стула,
потом поднялся и направился к  двери.  У  самого  порога  я  повернулся  и
спросил:
     - Мы с вами встречались хоть раз в жизни?
     Он моментально понял намек.
     - О, боже ты мой! Конечно, нет! Ни разу!
     - Советую это не забывать! - угрожающе сказал я и вышел.


     В городке было пять больших клубов, все недалеко от залива.  Ни  один
не был открыт ради просто бизнеса,  но  все-таки  в  каждом  что-то  такое
делалось, и когда я сказал, что собираюсь брать в кредит,  они  отнюдь  не
обрадовались. Но я упомянул имя Баннермен,  и  все  сразу  стало  на  свои
места.
     Те двое были большими мотами, они платили по счетам и, когда  хотели,
всегда могли получить в кредит. И все-таки их никак  нельзя  было  назвать
победителями,  как  некоторых  заядлых  игроков;   некоторое   время   они
веселились напропалую, а затем вдруг  находили  удовольствие  в  покое.  А
перед моими глазами стояли старые покосившиеся  ворота,  едва  висящие  на
ржавых петлях, протертый до дыр ковер в библиотеке,  и  я  ничего  не  мог
понять. Видимо, слишком сильны у Баннерменов традиции и  спесь,  так,  что
они проматывали деньги, а поместье разваливалось на глазах.
     Но я никогда не знал, где источник их  доходов.  Правда,  деду  моему
повезло, и он во время золотой лихорадки накопил много всякого добра.  Он,
как говорят, напал на золотую жилу, выжал из нее все,  что  мог,  а  потом
продал компании. Половину состояния он поделил  между  Майлсом  и  Максом,
моим отцом, а сам не стал класть деньги в банк.  Он  любил  держать  хвост
пистолетом и болтался по миру, тратя их на вино, женщин и другие утехи.
     У Макса появился я, а Майлс растратился. Дело было в игорных  столах,
за которыми человек  быстрее  теряет  деньги,  чем  приобретает.  И  скоро
Баннермены стали совсем не теми богачами, что были раньше.
     Я побывал везде,  где  мог  услышать  хоть  слово  о  том,  что  меня
интересовало, но потерпел полнейшую  неудачу.  В  четверть  четвертого  я,
наконец,  добрался  до  городской  библиотеки  на  Стэйг-стрит,   разыскал
подшивки местной газеты и принялся  просматривать  их.  За  последние  две
недели имя Баннерменов упоминалось несколько раз в  связи  с  гражданскими
проектами или общественной деятельностью, но ни одного  намека  на  них  в
отделе происшествий.
     Газеты трехнедельной давности пестрели броскими заголовками, так  как
в те дни случились четыре изнасилования  и  драки,  в  результате  которых
погибли  два  весьма  уважаемых  горожанина,  убийство  возле   уродливого
"Чероки-клуба" и облава городских властей на торговцев наркотиками.  Дела,
связанные с изнасилованиями и наркотиками, были успешно доведены до конца.
В связи с дракой были задержаны несколько  парней,  но  зато  убийство  на
стоянке так и повисло в воздухе. Убили человека,  который  часто  бывал  у
жены своего друга. Муж следил за ними. В газете говорилось,  что  это  был
бывший моряк, его уже однажды судили за убийство второй степени, и в  ночь
убийства он был в городе.
     А потом я снова  наскочил  на  Баннерменов,  и  снова  на  страницах,
посвященных общественной жизни. Почти  половина  страницы  была  посвящена
предстоящей помолвке Аниты Баннермен и Вэнса Колби, который обосновался  в
городке около двух лет назад. Когда библиотека закрылась, я  поехал  вверх
по холму на Лэйс-стрит, где издавалась  "Калвер-Сантинел"  -  единственная
местная газета. Там я зашел в бар,  расположился  за  столиком  и  заказал
пива.
     В половине шестого бар начали заполнять люди,  желающие  расслабиться
после рабочего дня, и среди этой шумной толпы было весьма трудно  отыскать
тех, кто мог бы меня заинтересовать. И все-таки я узнал двоих,  одного  из
которых прекрасно помнил. Это  был  приземистый,  видавший  виды  мужчина,
который лишился уха, когда они с  моим  стариком  плыли  на  "Турине-2"  с
грузом канадского виски, а береговая охрана  открыла  по  ним  огонь.  Мой
старик потерял свою посудину, а Хэнк Фитерс ухо. В детстве я часто слышал,
как они смеялись, вспоминая эту историю.
     Я подождал, пока Хэнк не протиснется к стойке и  не  закажет  порцию,
подошел к нему сзади и сказал:
     - Если не ошибаюсь, Винсент Ван-Гог собственной персоной, не так ли?
     Он не спеша допил рюмку, повернулся и угрюмо глянул на меня. Еще ни у
кого я не встречал такого угрюмого взгляда. Несмотря на довольно  солидный
возраст, вид у него был достаточно бодрый, точно он  был  готов  к  любому
путешествию в какой угодно компании.
     Я улыбнулся ему, и его взгляд потерял какую-то часть угрюмости.
     - Вы помните, почему вас так прозвали? За то, что вы засунули  голову
в амбразуру...
     - Черт побери, мальчик... Так кто ж ты все-таки такой?  Один  человек
знал об этом, один на свете...
     - И он любил называть вас Ван-Гогом, верно?
     - Да, да... А ты-то кто? - повторил Хэнк.
     - Ублюдок Баннермен... Мой старик частенько  говаривал,  что  с  моей
матерью вы были тогда не правы.
     - Кэт Кей, чтоб меня повесили! - Хэнк расплылся в улыбке  и  протянул
мне руку. - Да, теперь я и по глазам вижу, ты его сын. Все правильно...  А
насчет матери ты тоже прав. Я ее видел. Это была удивительная  женщина,  -
он схватил меня за руку и потащил за собой. - Пойдем выпьем! Черт  побери,
у нас есть, что вспомнить. Что это тебе вдруг взбрело в голову  вернуться?
А мне говорили, ты умер.
     - Я тут проездом, вот и все.
     - Ты видел родственников?
     - Мельком.
     - Все слюнтяи. Ленивые, богатые, вонючие слюнтяи. Правда, девочка что
надо, зато парни и сам старик... Мир мог бы обойтись  без  них  совершенно
спокойно. Никчемные людишки... но многих они держат в руках...
     - Продолжайте, продолжайте, Хэнк. Их ведь тоже можно прижать.
     Он отхлебнул из стакана и поставил его не место.
     - Да не в этом дело! Просто они живут здесь достаточно  долго,  чтобы
знать, что можно делать в этом городе, а чего нельзя.  Вот  и  пользуются.
Старику, например, очень нравится, когда его имя появляется в газете. Он и
делает так, чтобы это было постоянно. Захочется ему,  чтобы  "Сивик-театр"
давал ночные представления,  и  он  сделает  все,  чтобы  так  и  было.  И
наоборот, если он хочет, чтобы его имя не упоминали в газете - оно там  не
появится.
     - Ну а в каких случаях это может ему не нравиться?
     - М-м... Ну,  например,  когда  Теодор  лихачил  по  пьяному  делу  и
опрокинул две машины, или когда  изнасиловали  одну  девчонку,  именно  он
заставил ее держать язык за зубами.  А  когда  случилось  это  убийство  у
"Чероки-клуба", он вызвался расспросить и допросить каждого, кто там был в
это время. Роскошные клубы, мой мальчик, как раз  и  создаются  для  того,
чтобы показать всем, какой ты богатый и  могущественный,  особенно  в  тех
случаях, когда жены пытаются подняться до  уровня  политических  деятелей,
чтобы их вписали в  Голубую  книгу.  -  он  усмехнулся.  -  Ну  а  что  ты
расскажешь о себе? Где ты, черт побери, пропадал все эти годы?
     Я пожал плечами.
     - В двенадцать лет убежал из дома, попал в семью фермеров-иммигрантов
и жил у них, пока они все не умерли в эпидемию гриппа.  Потом  работал  на
ранчо в Техасе. Там меня заставили ходить в школу. После школы  побывал  в
армии. В общем, покатался по свету вполне, черт меня дери, достаточно.
     - Да и вид у тебя, будто ты все на свете видел.
     Он поднял голову и искоса посмотрел на меня. Искоса, но внимательно и
изучающе. Наконец продолжил:
     - Проклятье, да ты и лицом Баннермен. Для тебя это имеет какое-нибудь
значение?
     - Мне важно только, что я жив.
     - Да, да... Ты очень похож на них...
     - Я похож на своего старика, Хэнк.
     Он кивнул и допил пиво.
     - Да, может быть... Значит, все в порядке? Еще выпьем?
     - Нет, спасибо.  У  меня  тут  кое-какие  дела.  Но  вообще-то  перед
отъездом нам бы надо встретиться еще разок.
     - Конечно! Я зайду к тебе. Ты где остановился?
     Я сказал ему свой адрес, оставил на столе деньги, пожал Хэнку руку  и
вышел на улицу к своему "форду". Теперь  уж  Баннермены  не  казались  мне
такими чистенькими и невинными.



                                    3

     В Чикаго у меня были свои информаторы, и в первую  очередь  Сэм  Рид,
который держал конный двор в двух кварталах от "Золэпа". Мы созвонились  и
я попросил его выяснить, что понадобилось Гейджу и Матто в Калвер-Сити,  и
после обычных отговорок он все же пообещал помочь, если сможет. Но  в  его
возможностях я нисколько не сомневался. Он обязательно все разузнает.  Сэм
прекрасно знал, что стоит мне сказать пару слов кое-кому  из  знакомых,  и
ему мигом прищемят хвост. Он это помнил и старался никогда не  вызывать  у
меня желания насолить ему.
     После разговора с Сэмом я поужинал  и  снова  отправился  в  поместье
Баннерменов.
     В этот вечер Анни  была  словно  птичка,  она  беззаботно  порхала  и
чирикала возле меня. Она напекла массу всякой вкуснятины, все такое, что я
особенно люблю и старалась предупредить малейшее мое желание.
     Майлс, Руди и Тэдди застряли в городе по каким-то свои темным  делам,
но Анита была у себя  в  комнате.  Я  тихо  постучал  к  ней,  и,  услышав
"войдите", перешагнул порог. Моя милая девочка  сидела  перед  зеркалом  и
причесывалась. При виде ее я не мог не улыбнуться. Когда  же  она  увидела
меня,  ее  лицо  осветилось  очаровательной  улыбкой.  Анита  вскочила   и
протянула мне руки для приветствия. Я крепко сжал ее в объятиях.
     - Я ждала тебя целый день, - промурлыкала она. - Целый день!
     - Я был занят, дорогая, - я немного отстранил ее, чтобы  полюбоваться
на прекрасное лицо.
     - Знай я, что дело обернется таким образом, я  бы  вообще  никуда  не
уезжал.
     Жестоко было говорить такое. Улыбка сразу погасла,  а  большие  синие
глаза наполнились горечью и печалью.
     - Не надо об этом, Кэт, прошу тебя.
     Я кивнул и выпустил ее из объятий.
     - Хорошо, дорогая. Все понимаю и больше не буду.
     - Вэнс был так добр ко мне. И мне... мне было нелегко...
     - Конечно, понимаю. Но все же такого не ждал.
     - Мне кажется, он о чем-то задумался... он чем-то похож на  тебя.  Он
такой воспитанный, предупредительный... и он так много делает. На меня это
произвело большое впечатление.
     - Что делает?
     - Для меня делает...
     - Например?
     Анита отвернулась к зеркалу, чтобы я не мог посмотреть ей в глаза.
     - Не хочется об этом говорить, Кэт.
     -  Милая,  дорогая...  всего  одно  слово,   не   больше.   Если   он
действительно такой, как ты  говоришь,  значит  все  в  порядке.  Но  меня
удивляют и раздражают родственники, которые начали  пускать  в  дом  таких
типов, как Гейдж или Матто. Это, конечно, ваше личное дело, я не собираюсь
вмешиваться, но в этом доме теперь угнетающая  атмосфера,  и  я  хотел  бы
понять, в чем, собственно говоря, дело? А когда все  мне  станет  ясно,  я
поеду дальше.
     Рука с расческой на мгновение застыла, потом провела ею по волосам  и
кинула на туалетный столик. По-прежнему не глядя на меня, Анита сказала:
     - Лучше оставь все как есть, Кэт. Так будет лучше.  Я  ведь  тоже  из
этого дома и это все, что у меня  есть.  Так  что  прошу  тебя  ничего  не
делать.
     Я попытался перевести разговор на другую тему:
     - У тебя сегодня вечером свидание?
     - Нет... Вэнс собирался остаться в городе. У него там какие-то дела с
недвижимостью.
     - Тогда, наверное, мы сможем съездить  в  клуб,  выпить  по  рюмочке,
послушать музыку... Посмотреть ревю и потанцевать... Что скажешь?
     - О, с удовольствием, Кэт. Буду готова через четверть часа.
     - Я жду внизу.
     Но вниз я не спустился, а пошел по галерее и открыл дверь  в  комнату
Майлса. На то, чтобы убедиться: здесь для  меня  нет  ничего  интересного,
понадобилось пять минут. Дядя жил, как животное, которое не знает  никаких
забот. Он обожал все дорогое и в комнате не было даже намека, что у  этого
человека могут быть какие-нибудь заботы.
     У  Тэдди  были  несколько  другие  вкусы.  На  столе  в  его  комнате
красовался целый арсенал: два револьвера, ружье и шесть пистолетов.  Кроме
того,  на  стенах  висели  картины   с   местными   видами   и   несколько
профессионально выполненных набросков девчонок того типа, что выступают  в
шоу, причем с хвалебными  и  весьма  пошленькими  надписями  "их  дорогому
Тэдди", который, похоже, позаботился,  чтобы  у  всех  них  были  норковые
манто.
     Зато  комната  Руди  оказалась  точной  копией  жилища  его   папаши.
Очевидно, он тоже не отличался большим умом и любил показуху.
     Я побывал и в туалете, и в кабинете, и в гардеробной, и наконец зашел
в библиотеку. Книжные  полки  были  заставлены  в  основном  историческими
романами,   которым   позавидовал   бы   любой   американский   мальчишка.
Единственная вещь, не вязавшаяся с обстановкой - портрет женщины,  статной
брюнетки, в раме восемь на десять. На портрете не было никакой надписи,  и
я подумал, что она, наверное, не имеет отношения  к  дому,  и  что  кто-то
стащил ее откуда-то или сорвал с рекламы. Как бы  там  ни  было,  а  Руди,
выходит, тоже интересуется женским полом.
     Я положил портрет на место и спустился вниз ждать  Аниту.  Скоро  она
появилась. На  ней  было  простое  черное  платье,  казавшееся  совершенно
воздушным и хорошо оттенявшим ее прекрасные каштановые волосы.
     Увидев ее спускающейся по лестнице, я почувствовал какое-то стеснение
в груди и несколько секунд стоял  опустошенный,  ругая  себя  за  то,  что
напрасно потерял столько времени. Ведь она ждала меня все эти годы! Ждала!
Она ждала, но когда я приехал, оказалось слишком поздно.
     - Ты готов, Кэт?
     - Да. Куда едем?
     - Ну... ты сам говорил, в клуб...
     - И причем в самый роскошный!
     - Тогда в "Чероки-клуб".
     - Вот и чудесно. Помчались!
     Проехав вдоль побережья около пяти миль на  север,  мы  оказались  на
полуострове примерно в милю длиной. На  самом  его  конце  светились  огни
низкого современного здания,  а  рядом  с  ним  находилась  автостоянка  в
гирляндах огней. Немного в стороне, по ту  сторону  дороги,  были  разбиты
теннисные корты и два  бассейна.  Светящиеся  на  самой  оконечности  мыса
неоновые трубки скромно извещали, что это и есть "Чероки-клуб".
     - А откуда ты знаешь, где он находится?  -  удивилась  Анита.  -  Его
построили три года назад.
     Я не стал говорить ей, что  успел  побывать  здесь,  чтобы  проверить
кредитоспособность Баннерменов.
     - Узнал в городе, когда расспрашивал, какие тут  изменения  произошли
без меня.
     Клуб был переполнен, и если бы не Анита, я даже не  нашел  бы  места,
где припарковать машину. Они стояли по три в  ряд  и  когда  дежурный,  не
переставая жевать, собрался наброситься на меня с руганью, вдруг  появился
человек в смокинге, заметил Аниту и  прогнал  дежурного.  После  этого  он
поздоровался с нами и сказал:
     - Извините, мисс Баннермен, этот негодяй работает здесь недавно.
     - Его что, взяли на место того парня, которого недавно застрелили?  -
поинтересовался я.
     - Да... А в эти дни у нас особенно много хлопот... -  он  умолк  и  о
чем-то задумался. - Только его не застрелили, а зарезали, - добавил он как
бы между прочим. -  Проходите,  пожалуйста,  я  поставлю  машину  на  ваше
обычное место, мисс Баннермен.
     Я выключил мотор и мы направились к зданию.
     - Смотри-ка, у тебя даже есть постоянное место на стоянке! И часто ты
тут бываешь?
     - Только вместе с Вэнсом, просто подышать воздухом клуба.
     - Он что, игрок?
     Анита испытующе взглянула на меня, но, видимо, выражение  моего  лица
ей ничего не подсказало.
     - Очень редко. В этом смысле  он  довольно  старомоден.  Предпочитает
вкладывать деньги в бизнес.
     - Да... весьма рассудительный парень, - заметил я.
     Швейцар с метрдотелем были очень предупредительны. Но  не  успели  мы
подойти к столику, какой-то приземистый человек с седыми прядями в волосах
с улыбкой поклонился Аните, словно спрашивая, откуда,  черт  возьми,  мисс
Баннермен выкопала меня. Она  представила  нас  друг  другу.  Он  оказался
владельцем  клуба,  Лесли  Дугласом,  и  как  только  узнал,  что  я  тоже
принадлежу к семейству Баннерменов, сразу  нашел  улыбку  и  для  меня.  Я
понял, что Баннермены тут пользуются неизменным уважением, невзирая на то,
в каком костюме приходят.
     Столики в ресторане располагались полукругом вокруг танцплощадки, а в
передней части зала стояли подмостки, на которых джаз  из  восьми  человек
играл что-то быстрое. В  ресторане  имелись  еще  и  два  бара.  Один  был
предназначен только для  мужчин  и  находился  на  втором  этаже.  Там  же
поместилось и казино - заведение высшего  класса.  Оно  напоминало  казино
Лас-Вегаса или Рено, а больше всего - казино в Монте-Карло.  Здесь  играли
по-крупному.
     Я вдруг почувствовал себя так же хорошо, как  хорошо  чувствует  себя
кот, попавший в собачью конуру.
     Часа два мы  пили,  беседовали  и  танцевали.  На  эти  два  часа  мы
превратились в детей,  часто  улыбались  и  даже  хохотали,  так  нас  все
веселило. И все два часа я врал ей, рассказывая, как  разумно  провел  эти
годы. Я не хотел, чтобы она знала правду. В эти два часа любовь  светилась
в нас с такой силой, как не светилась никогда. И мы знали это. И ничего не
могли с собой поделать...
     Я прекрасно понима