стаканам.  Из  жадности,  правда,  споловинили.  Чтобы   на   два   приема
получилось. Уже умиротворенный  (сотка  благополучно  улеглась  и  оказала
действие) Александр Иванович любовно смотрел на них. Дав  им  передохнуть,
осведомился, гордо демонстрируя недюжинную эрудицию:
     - Хэви, хард, панк?
     Дэн, производивший первую после приема мощную затяжку, аж  закашлялся
от неожиданности. А откашлявшись возликовал:
     - Сечет! - И добавил серьезно: - Скорее ритм-энд-блюз.
     Александр Иванович заржал, как жеребец, и признался:
     - Да не секу я, ребята, просто в ответ на ваш стеб и я стебануть себе
позволил. А так для меня после "Битлов" и Элвиса Пресли никого нет.
     - Хорош! - удивилась бас-гитара.
     - Облом! - признали свой проигрыш барабаны.
     - Из папика переводится  в  чуваки,  -  решил  Дэн.  -  В  его  честь
исполним.
     Бас-гитара и духовые передали стаканы незанятым коллегам,  расчехлили
гитару и  кларнет,  устроились  поудобнее.  Гитара  держала  четкий  ритм,
кларнет вел  мелодию.  Дэн  на  хорошем  английском  речитативе  обозначил
"Беззаботного" Элвиса Пресли.
     Душевно стало в салоне. Незаметно  поближе  переместились  осторожные
советские  командированные,  иностранцы,   вытягивая   шеи,   слушали,   а
добродушный здоровый мужик из первого ряда просто подошел к  ним  и  встал
невдалеке - ловил кайф.
     Недолго продолжалось счастье. Дэн умолк,  затих  и  кларнет.  Гитара,
мучительно долго продержав последний аккорд, иссякла.
     - Спасибо, братцы, - поблагодарил Александр Иванович,  -  так  уж  по
сердцу.
     Иностранцы вежливо поаплодировали, командированные сделали  вид,  что
ничего не  было,  а  здоровенный  мужик,  молча  показав  музыкантам  свой
действительно большой палец, удалился на свое место.
     - Угодили? - спросил Дэн.
     - Еще как! - признался Александр Иванович. - Расслабился, поплыл.
     - А вы поспите, - посоветовал Дэн. - Старость не радость.
     - Ты наглец, Митяй.
     - Это месть за то, что я на твой стеб попался, - признался Дэн.
     - Значит, признание собственной слабости, - решил Александр Иванович.
- Тогда не обижаюсь. А собственно, почему не придавить часок?
     - Поддерживаем и одобряем, - заверили его духовые.
     Александр Иванович вернулся в свое кресло. Сел, закрыл глаза.  Галина
Георгиевна неодобрительно посмотрела на него, осведомилась ревниво:
     - Ну и как?
     - Замечательно, - признался он, не открывая глаз, - замечательно.
     Вдруг  кларнет  чисто  запел  "Спи,  моя  радость,  усни"  и   гитара
поддержала мелодию. Кларнет советовал спать, гитара убаюкивала.  Александр
Иванович легко и нежно задремал.
     ...Очнулся  он  от  дуновения   ветра,   созданного   широкой   юбкой
стремительно промчавшейся  стюардессы.  От  неконтролируемого  этого  бега
тревога посетила его. Он открыл глаза. Пассажиры нервно вертели  головами.
Тревога поселилась в самолете. Он прислушался,  потому  что  было  к  чему
прислушаться: поменялся режим работы двигателей.
     - Что это? - испуганно спросила Галина Георгиевна.
     -  Вероятно,  будем  садиться,  -  просчитав,  уже  понял   Александр
Иванович.
     И точно, неестественно спокойный женский голос объявил по радио:
     - Дорогие пассажиры!  Дамы  и  господа!  В  связи  с  неблагополучной
метеорологической обстановкой по техническим причинам наш самолет совершит
незапланированную посадку в аэропорту Хаби. Просьба сесть на свои места  и
тщательно пристегнуться.
     Этот  же  голос,  неуверенно  повторив  все  по-английски,  продолжил
информацию:
     - Сейчас бортпроводница Алла проинструктирует вас,  как  пользоваться
дополнительными выходами из салона.
     Появилась бортпроводница и жалко улыбнулась пассажирам.



                                    6

     То ли большой сарай, то ли небольшая молочнотоварная ферма - аэропорт
Хаби в абсолютном одиночестве существовал  в  предгорной  полупустыне.  Не
считая,  конечно,  недалеких  снежных  гор  и   взлетнопосадочной   полосы
стратегического значения,  построенной  на  всякий  экстренный  случай  не
знающими куда девать  деньги  деловитыми  военными.  Чтобы  как-нибудь  не
окупить - оправдать существование подобного авиационного  сооружения,  его
использовали в качестве аэродрома для сугубо  местных  перелетов.  Хотя  и
неудобно: до ближайшего райцентра верст двадцать - двадцать пять.
     По-восточному расположившись на корточках, сидели в тени  несуразного
здания (не в пример Москве осени здесь не было) с  десяток  аборигенов,  в
терпеливой безнадеге ожидая своего недалекого рейса,  расслабленно  волоча
ноги, бессмысленно ходили вокруг аэропорта  три  непонятных  гражданина  в
телогрейках, не очень-то соответствовавших здешнему климату,  покуривая  у
входа,  вяло  беседовала  на  крыльце  еще  одна  троица  командированных.
Однообразие, скука и покой.
     Но покой был нарушен. Растолкав командированных, сбежал  по  лестнице
милиционер и, придерживая обеими руками обширную форменную фуражку, задрал
плоское лицо к плоскому небу.
     -  Чего  это  он?  -   обиженно   спросил   у   приятелей   один   из
командированных.
     Но вместо приятеля гундосо ответил ему местный радиоузел:
     - Граждане пассажиры! В нашем аэропорту в ближайшее время  произведет
посадку реактивный самолет международной  линии.  Администрация  аэропорта
просит вас отойти от взлетно-посадочной полосы на безопасное расстояние.
     - А мы на безопасном? -  поинтересовался  все  тот  же  разговорчивый
командированный.
     - Надо полагать, - откликнулся один из его  дружков.  -  Если  только
пилот из отвращения не захочет протаранить этот вонючий сарай.
     Игрушечным макетиком появился на горизонте самолет,  комариный  звук.
Но так было недолго: звук напористо набирал  мощь,  а  макетик  на  глазах
превращался в могучую и тяжелую машину.



                                    7

     В общем-то крепкий народец здесь подобрался -  ни  крика,  ни  писка.
Пассажиры, все как один, сидели пристегнутые, сидели, вцепившись руками  в
подлокотники и достойно изображали спокойствие - ждали  развязки.  Самолет
круто шел вниз.



                                    8

     Вой перешел в рев и стал нестерпимым.  Самолет  надвигался  громадным
неотвратимым снарядом, готовым снести аэропорт Хаби. Но смиряя  сам  себя,
он  выдвинул  из  брюха  колеса,  и  колеса  эти  коснулись  бетона,  гася
немыслимую скорость. Самолет побежал, еле заметно, грузно  подпрыгивая  на
стыках плит.



                                    9

     Они еще до  конца  не  остановились,  когда  ликующий  женский  голос
официально сообщил по радио:
     - Наш самолет осуществил посадку  в  аэропорту  Хаби.  Время  стоянки
будет сообщено дополнительно. Просьба оставаться на своих местах, так  как
выход из самолета задерживается в связи с отсутствием в местном  аэропорте
стандартного трапа для самолетов нашего типа. Администрация принимает  все
меры, чтобы предоставить пассажирам возможность спуститься на землю.
     - На землю уже спустились, - ворчливо заметил  Александр  Иванович  и
снял успокаивающую свою ладонь с нервной руки Галины Георгиевны. Следовало
поинтересоваться и состонием рокеров. Он повернулся к ним, спросил: - Как
дела, пацаны?
     Дэн отстегнулся, поднялся и, прислушиваясь  к  беспрерывным  звонкам,
которыми требовали немедленных услуг пассажиры, ответил:
     - Только что закончил новый хит под названием "Под небесами  летайте,
партийцы, сами". Начинаться он будет звонками. А  чего  они  раззвонились,
папик?
     - Я чувак, - поправил его Александр Иванович. - Валерьянки, наверное,
требуют.
     Заполошенные стюардессы метались по салону  -  они  были  на  разрыв.
Спасая положение, голос, уже мужской, объявил скороговоркой:
     - Сейчас вам будут предложены прохладительные напитки.  Располагающие
свободно конвертируемой валютой  могут  приобрести  в  передвижном  киоске
товары первой необходимости.
     - Бухалово, значит, - догадался Дэн. - Сколько у нас зеленой капусты,
чуваки?
     - На десять флаконов, - сообщил ударник, бывший у них казначеем.
     -  Тогда  тащимся!  -  решил  Дэн  и  поинтересовался  у   Александра
Ивановича: - Что будешь пить, чувачок?
     - Хочется, конечно, - признался тот, - но на халяву не хочется.
     -  Следовательно,  водки,  -  понял  Дэн  и  распорядился:   -   Роб,
соответствуй!
     - Девочек бы пожалели, - сказала Галина Георгиевна. Она  выбралась  в
проход и, поймав за рукав проносившуюся мимо стюардессу,  предложила  свои
услуги: - Вам помочь, девчата?
     - Если можно, - согласилась старшая. - Видите, какая запарка.
     - Что делать?
     - Коляску с напитками покатайте, а то рук не хватает.
     В первом классе бухалово было даровое. Дипломат неверной рукой  налил
себе  полстакана  коньяка,  заглотал  быстренько,  помотал  набриолиненной
головой и вдруг понял,  что  поступил  некультурно,  не  предложив  выпить
единственному своему коллеге  по  классу  -  господину  в  твердой  шляпе,
который  в  настоящий   момент,   правда,   был   без   шляпы.   Предложил
по-французски:
     - Месье пьет коньяк? Виски? Водку?
     - Я хотел  бы  воды.  Просто  воды,  -  по-французски  же  и  ответил
господин.
     А воды не было. Дипломат решительно воткнул палец в  пупку  звонка  и
подождал недолго.  Никакой  реакции.  Возмущенный,  он  выскочил  в  отсек
туристского класса - снизошел. Снизошел, но с негодованием:
     - Долго мне звонить? Стюардесса, немедленно воды в первый класс!
     - Сию минуту! - успокоила его псевдостюардесса  Галина  Георгиевна  и
покатила тележку к первому классу.
     Сообразив,   что   здесь   что-то   не    то,    дипломат    забубнил
объяснительно-извинительно:
     - Неудобно, понимаете ли. Иностранец буквально изнывает от  жажды,  а
тут...
     Рокеры и Александр Иванович взяли по первой.
     Остальные   же    пассажиры    предпочитали    валокордин.    Старшая
бортпроводница  едва   успевала   отсчитывать   капли   в   индивидуальные
пластиковые аптечные рюмашечки, медленно перемещаясь от ряда к ряду.
     Двое других вяло торговали на валюту.
     Вырвавшись  из  первого  класса,  Галина  Георгиевна   приступила   к
обслуживанию пассажиров второго сорта. В связи с отсутствием  официального
статуса, она  особенно  не  церемонилась:  вручала  каждому  ряду  бутылку
лимонада и бутылку минеральной со стаканами (каждому наливать  не  считала
нужным) и катила  свою  тележку  дальше.  Сделав  рейс  туда-обратно,  она
оттащила коляску в подсобное помещение и бухнулась в кресло в первом  ряду
по соседству с добродушным здоровенным мужиком - идти  на  свое  место  не
было сил.
     - Устали? - сочувственно поинтересовался сосед.
     - Ага, - подтвердила она. - Вы могли бы и помочь.
     - Чем? Вас на ручках поносить?
     Она рассмотрела его подробнее и в наигранной задумчивости произнесла:
     - А что, вполне возможный вариант.
     По милицейской ли привычке или из объяснимого мужского  соперничества
Александр Иванович наблюдал сей беззвучный для него  игривый  этюд  весьма
внимательно. Галина Георгиевна,  как  любая  женщина,  кокетничала  вовсю:
недоуменно поднимала брови, дергала плечиком, меняла улыбку  на  обиженную
мину и наоборот, говорила, говорила. Амбал же больше радостно щерился.  Не
мент, конечно, но служивый: прямая  спина,  крутой  постав  шеи,  излишняя
тщательность в штатском одеянии. Ну и хрен с ними. С пацанами интересней.
     К  резвящейся  парочке   подошла,   заканчивая   медицинский   обход,
беззаботная после посадки старшая бортпроводница и, шутя, предложила:
     - По рюмашке валокордина?
     - Коньячка, Тамарочка, - поправила ее Галина Георгиевна.
     - Сейчас первый класс обслужу и сообразим, -  пообещала  Тамарочка  и
удалилась в первый класс, где  дипломат,  налив  себе  коньячка,  наполнял
стакан господина в твердой шляпе пепси-колой.
     - Сердце подкрепить не желаете? - спросила Тамара.
     - Я уж этим, - дипломат поднял свой стакан, - его подкреплю.
     - Что она предлагает? - по-французски осведомился господин.
     - Сердечные капли, - объяснил дипломат.
     - Я, пожалуй, приму, - решил господин.
     - Накапайте ему, - сказал Тамаре дипломат.
     - Я поняла, - заверила Тамара, порылась в санитарной сумке,  извлекла
свежий пузырек, накапала из  него  в  пластиковую  рюмку  и  протянула  ее
господину. Тот принял лекарство и, сморщившись, запил его пепси-колой.



                                    10

     Двое рабочих, руководимые  самим  начальником  аэропорта,  двигали  к
самолету диковинное сооружение, сконструированное из двух трапов для Ан-24
- плод шкодливой российской смекалки. В малом отдалении следовало за  ними
охочее до развлечений все народонаселение этого очага цивилизации.
     Подогнали  сооружение  к  закрытой  двери  самолета,   укрепили   его
предусмотрительно захваченными с собой двумя бревнами, и  начальник,  чуть
отойдя в сторону, чтобы его видели из пилотской кабины, приглашая  замахал
руками.
     Вскорости дверь  самолета  открылась,  и  на  импровизированный  трап
ступил  первым,  как  положено,  командир  корабля.   Раскорячившись   для
страховки, он стал опасливо спускаться. Достиг земли, сказал в изумлении:
     - Держит!
     С  осторожной  решимостью  двинулись  вниз  по  гуляющим  под  ногами
ступенькам трансконтинентальные путешественники:  застоялись,  засиделись,
переволновались в металлическом цилиндре, хотелось бесконечности, хотелось
истинной плоскости земли, свежего воздуха хотелось.
     Последними покинула  самолет  рок-команда,  вооруженная  музыкальными
инструментами. Спустились на  землю,  построились  и  пошли.  Впереди  шел
веселый Александр Иванович, слегка дирижируя своей камышовой тростью, а за
ним строго по двое следовали музыканты.  Четко  держа  шаг,  они  в  стиле
диксиленда темпераментно наяривали разухабистый и лукавый марш "Ура,  ура!
Вся шайка в сборе!".
     Нет,  не  последними  были  рокеры,  не  мог   им   позволить   такое
привилегированный класс. Брезгливо понаблюдав за шествием  в  иллюминатор,
дипломат предложил господину:
     - Что ж, пойдем и мы.
     - Вы идите, - сказал господин, - а я останусь здесь. В полете никогда
не сплю, а сейчас спать хочется.
     И, не откладывая дело в долгий ящик, приткнулся головой  к  стенке  и
закрыл глаза.
     - Вас прикрыть пледом? -  спросил  дипломат.  Господин  утвердительно
промычал, и дипломат накинул на него снятый с полки ярко-полосатый плед.
     Нет, не  дали  особо  порезвиться  на  воле  истомленным  пассажирам.
Только-только разбрелись они, гуляя, как советская администрация,  выражая
интересы трудящихся масс, объявила по радио:
     -  Уважаемые  пассажиры!  Вам  необходимо  срочно  собраться  в  зале
ожидания, где перед вами выступит командир корабля  с  важным  сообщением.
Повторяю...
     Местный диктор гундосо повторял, а пассажиры потянулись в аэропорт.
     Дипломат,  бойко  сбежавший  по  трапу,  на  земле  глубоко   вдохнул
замечательный  воздух   предгорья,   огляделся   победительно   и   увидел
здоровенного добродушного мужика, который  стоял  у  самолетного  шасси  и
бессмысленно рассматривал небо.
     - Что же вы тут? - спросил дипломат. - Нас зовут.
     - А что он скажет? - лениво откликнулся амбал. - Скажет,  что  все  в
порядке, неполадка, сейчас все исправим и полетим. Нет уж, лучше  я  здесь
погуляю.
     - Вам виднее, -  почему-то  обиделся  дипломат  и  побежал  к  зданию
аэровокзала.



                                    11

     Заматеревший в полетах и жизненных  передрягах  первый  пилот  мрачно
оглядел пестрое сборище и начал глубоким басом:
     - Я командир корабля, пилот первого класса Рузаев Сергей Сергеевич...
     Бесцеремонно перебив, духовые по этому поводу изобразили страстный  и
неуемный восторг саксофонной руладой.
     - Прошу не безобразничать, - пилот первого  класса  Сергей  Сергеевич
Рузаев строго посмотрел на лабухов  и,  откашлявшись  продолжил:  -  Через
полчаса, минимум через сорок минут из республиканского центра на вертолете
прибудет ремонтная  бригада  с  запчастями,  которая  устранит  замеченные
экипажем в полете незначительные неисправности  левого  двигателя.  Ремонт
ориентировочно продлится около часа. Так что продолжение полета последует,
если брать с запасом, через два часа. Сейчас будут сгружены  контейнеры  с
пищей, и вы поужинаете здесь, потому что салон самолета может понадобиться
ремонтной бригаде. Кроме того, будет торговать ларек на  валюту.  По  всем
интересующим вас вопросам можете обращаться к экипажу. - Трое  молодцев  в
синем за его спиной охотно покивали публике.  Закончил  свою  речь  Сергей
Сергеевич  весьма  эффективно:  -  А  теперь  попросим  все  вместе  наших
музыкантов дать нам маленький концерт!
     И зааплодировал, зараза. Бездельные пассажиры с радостью аплодисменты
эти  подхватили.  Захлопали  и  аборигены:  любопытно  было  им  послушать
недобредавших еще сюда столичных гастролеров.
     Дэн вышел на свободное пространство, прищурил один глаз,  другим  без
удовольствия осмотрел аудиторию и заявил нахально:
     - Ну что ж, пеняйте на себя - мы будем играть. Но играть вот... -  он
пальцем указал на Александра Ивановича, - для папика.  В  надежде  поймать
драйв. Если поймаем - спасибо вам.
     Никто ничего не понял, но на  всякий  случай  все  зааплодировали.  И
началось.
     - Композиция "Черное вино"! - выкрикнул Дэн.
     У барабанов не было барабанов, и  он,  усевшись  на  пол  у  намертво
скрепленной пятерки стульев, выдал на их фанерных  сиденьях  вступительный
брэк. Вошел саксофон, мотая душу, загудели гитары, а Дэн запел негромко  и
лающе. Он пел  о  черном  вине  ночи,  которое  пьет  человек,  потерявший
надежду, идя в полной тьме в никуда из ниоткуда.
     Поначалу  культурные  граждане  из  самолета  с   большим   вниманием
врубились в андерграундовую пьесу: наслышаны были, что модно это.  Но  тут
три бортпроводницы вкатили в зал три алюминиевых контейнера, и  культурные
граждане стали, стыдясь и таясь (голод не тетка), расхватывать извлекаемые
из контейнеров подносы с пресловутой авиационной курицей и джемом.
     Но музыканты не обижались на них. Музыканты забыли про них.  Они  уже
достигли того, чего хотели. Они поймали драйв, они  тащились.  Они  играли
для себя и отчасти для папика, который стоял рядом, слушая их, и  которому
хотелось выпить, а не есть. Но прежде дослушать ребят, работавших для него
истово и самозабвенно.  Пьесы  без  паузы  переходили  одна  в  другую,  а
пассажиры бесшумно поглощали казенную пищу.
     Так продолжалось долго. Пассажиры насытились,  сдали  бортпроводницам
подносы и по новой старались понять современную музыку.
     Звук вертолета, еле слышимый звук, незаметно присоединился к звучанию
инструментов и в  первые  мгновения  воспринимался  как  звук  еще  одного
музыкального   инструмента.   Но   постепенно   звук   этот   перешел    в
жизнеутверждающий всепоглощающий рев.
     Музыканты прекратили играть, и раздались бурные аплодисменты.  Однако
было непонятно, чему аплодировала публика: то ли выступлению артистов,  то
ли появлению вертолета. Скорее все-таки вертолету. Быстренько  покончив  с
рукоплесканием, народ рванул на волю.



                                    12

     Вертолет опускался рядом с самолетом.  Пружинисто  опустился.  Утихал
моторный рев, стали видны  лопасти  крутящегося  раскидистого  винта.  Еле
удерживая фуражку обеими руками, к  создавшему  буранный  ветер  вертолету
побежал второй  пилот.  Из  обширного  вертолетного  брюха  выпрыгнули  по
очереди  четыре  человека  в  рабочей  униформе.  Объединились  со  вторым
пилотом, бурно заговорили, изображая нечто непонятными жестами. На  людей,
на аэровокзал, на горы они не смотрели, не интересовало их это.
     - Граждане па