елефон  не  действует.
Это может означать только то, что означало уже несколько раз за  последние
десять  лет:  обвалом  забило  Бутылочное  Горлышко,  вы  его   проезжали,
единственный проход в мою долину.
     Он отпил из стакана.
     - Я сразу понял, что к чему, -  продолжал  он.  -  Грохот  донесся  с
севера. Теперь нам остается  только  ждать.  Пока  о  нас  вспомнят,  пока
организуют рабочую бригаду...
     - Воды у нас хватит с избытком, - задумчиво сказал  я.  -  А  вот  не
впадем ли мы в людоедство?
     - Нет, - сказал  хозяин  самодовольно.  -  Разве  что  вам  захочется
разнообразить меню. Только я заранее предупреждаю: Кайсу я вам  не  отдам.
Можете обгладывать господина дю Барнстокра.  Он  выиграл  у  меня  сегодня
семьдесят крон, старый мошенник.
     - А как насчет топлива? - спросил я.
     - У нас всегда есть в резерве мои вечные двигатели.
     - Гм... - сказал я. - Они деревянные?
     Хозяин взглянул на меня с упреком. Потом он сказал:
     - Почему вы не спросите, Петер, как у нас с выпивкой?
     - А как?
     - С выпивкой, - гордо сказал хозяин, - у нас особенно  хорошо.  Одной
только фирменной наливки у нас сто двадцать бутылок.
     Некоторое время мы молча смотрели на угли,  спокойно  прихлебывая  из
стаканов. Мне было хорошо как никогда. Я обдумывал  возникшие  только  что
перспективы, и чем больше я их обдумывал, тем больше  они  мне  нравились.
Потом хозяин вдруг сказал:
     - Одно меня беспокоит, Петер, если говорить серьезно.  У  меня  такое
впечатление, что я потерял хороших клиентов.
     -  Каким  образом?  -  спросил  я.  -  Наоборот,  восемь  жирных  мух
запутались в вашей паутине, и у них теперь нет  никаких  шансов  выбраться
раньше, чем через две  недели.  А  какая  реклама!  Все  они  потом  будут
рассказывать, как были погребены заживо и чуть не съели друг друга...
     - Это так, - самодовольно признался хозяин. - Об этом я уже  подумал.
Но ведь мух могло быть и больше, сюда вот-вот должны были приехать  друзья
Хинкуса...
     - Друзья Хинкуса? - удивился я. - Он сказал вам, что ждет друзей?
     - Нет,  не  то  чтобы  сказал...  Он  звонил  в  Мюр  на  телеграф  и
продиктовал телеграмму.
     - Ну и что?
     Хозяин поднял палец и торжественно продекламировал:
     - "Мюр, отель "У Погибшего Альпиниста". Жду, поторопитесь".  Примерно
вот так.
     - Вот уж никогда бы не подумал, - пробормотал я, - что у Хинкуса есть
друзья, которые согласны разделить с ним его одиночество.  Хотя...  почему
бы и нет? Пуркуа па, так сказать...



                                    7

     К полуночи  мы  с  хозяином  прикончили  кувшин  горячего  портвейна,
обсудили, как бы поэффектнее оповестить остальных гостей о  том,  что  они
замурованы заживо, и решили несколько мировых проблем, а именно:  обречено
ли человечество на вымирание (да, обречено, однако нас к тому времени  уже
не будет);  существует  ли  в  природе  нечто  недоступное  познавательным
усилиям человека (да, существует, однако нам этого  никогда  не  познать);
является ли  сенбернар  Лель  разумным  существом  (да,  является,  однако
убедить в этом дураков ученых не представляется  возможным);  угрожает  ли
Вселенной так называемая тепловая смерть (нет, не угрожает, ввиду  наличия
у хозяина в сарае вечных двигателей как  первого,  так  и  второго  рода);
какого пола Брюн (здесь я доказать ничего не сумел, а  хозяин  высказал  и
обосновал странную идею, будто Брюн - это зомби, то есть оживленный магией
мертвец, пола не имеющий)...
     Кайса  прибрала  в  столовой,  перемыла  всю  посуду  и  явилась   за
разрешением ложиться спать.  Мы  ее  отпустили.  Глядя  ей  вслед,  хозяин
пожаловался мне на одиночество и на то, что от него ушла жена. То есть  не
то чтобы ушла... тут все не так просто... но, одним словом,  жены  у  него
теперь нет. Я ответил, что не советую ему жениться  на  Кайсе.  Во-первых,
это повредило бы заведению. А во-вторых, Кайса слишком любит мужчин, чтобы
сделаться хорошей женой. Хозяин согласился, что  все  это  верно,  он  сам
много думал об этом и пришел точно к таким же выводам. Но, сказал  он,  на
ком же ему тогда жениться, если мы теперь навеки замурованы в этой долине.
Я оказался не в силах что-либо ему посоветовать. Я  только  покаялся,  что
женат уже вторично и  таким  образом,  вероятно,  исчерпал  его,  хозяина,
лимит. Это была страшная мысль, и хотя хозяин тут же простил  мне  все,  я
все же ощутил себя эгоистом и ущемителем интересов ближнего. И чтобы  хоть
как-то скомпенсировать эти свои отвратительные качества, я решил посвятить
хозяина во все технические тонкости подделки  лотерейных  билетов.  Хозяин
слушал внимательно, но мне этого показалось мало, и я потребовал, чтобы он
все записал. "Забудете ведь! - повторял я с отчаянием.  -  Протрезвеете  и
забудете..." Хозяин страшно перепугался, что он действительно все забудет,
и потребовал практических занятий. Кажется, именно в эту минуту  сенбернар
Лель вдруг вскочил и глухо гавкнул. Хозяин воззрился на него.
     - Не понял! - строго сказал он.
     Лель гавкнул два раза подряд и направился в холл.
     - Ага, - сказал хозяин, поднимаясь. - Кто-то пожаловал.
     Мы последовали за Лелем. Мы были исполнены гостеприимства. Лель стоял
перед  парадной  дверью.  Из-за  двери  доносились  странные  скребущие  и
скулящие звуки. Я схватил хозяина за руку.
     - Медведь! - прошептал я. - Гризли! Ружье есть? Быстро!
     - Боюсь, что это не медведь, -  глухим  голосом  произнес  хозяин.  -
Боюсь, что это, наконец, ОН. Надо отпереть.
     - Не надо! - возразил я.
     - Надо. Он заплатил за две недели, а прожил всего одну. Мы  не  имеем
права. У меня отберут лицензию.
     За дверью скреблись и поскуливали. Лель вел себя странно: он стоял  к
двери боком и смотрел на нее с вопросительным выражением, то и дело  шумно
потягивая воздух носом. Именно так, по-моему, должны  вести  себя  собаки,
впервые встретившись с привидением. Пока я мучительно подыскивал  законные
основания не отпирать дверей, хозяин принял  самостоятельное  решение.  Он
смело протянул руку и отодвинул засов.
     Дверь отворилась, и к нашим ногам медленно сползло облепленное снегом
тело. Мы все трое бросились к нему, втащили в холл и перевернули на спину.
Облепленный снегом человек застонал и вытянулся. Глаза его  были  закрыты,
длинный нос побелел.
     Хозяин, не теряя ни секунды, развил бешеную деятельность. Он разбудил
Кайсу, велел  ей  греть  воду,  влил  в  рот  незнакомцу  стакан  горячего
портвейна, растер ему лицо шерстяной рукавицей, а затем объявил, что нужно
отнести его в душевую. "Берите его под мышки, Петер, - распорядился он,  -
а я возьму за ноги..." Я выполнил приказание  и  ощутил  некоторый  шок  -
оказалось, что незнакомец был однорукий, правой руки у  него  не  было  до
самого плеча. Мы перетащили беднягу в душевую, уложили на скамью, а  затем
прибежала Кайса  в  одной  рубашке,  и  хозяин  объявил  мне,  что  дальше
справится сам.
     Я вернулся в каминную и допил  свой  портвейн.  Голова  у  меня  была
совершенно  ясная,  я  был  способен  анализировать   и   сопоставлять   с
необыкновенной быстротой. Одет незнакомец был явно не по  сезону.  На  нем
был кургузый пиджачок, брюки дудочкой и модельные туфли. В здешних  местах
так мог быть одет только человек, едущий на  автомобиле.  Значит,  у  него
что-то случилось с автомобилем, и он  был  вынужден  добираться  до  отеля
пешком. И видимо, издалека, раз он так обессилел и замерз.  Тут  я  понял.
Совершенно ясно:  он  ехал  сюда  на  автомобиле  и  попал  под  лавину  в
Бутылочном Горлышке. Это был приятель Хинкуса,  вот  кто!  Надо  разбудить
Хинкуса... Может быть, в машине остались еще люди, искалеченные  так,  что
они не могут двигаться. Может быть, уже жертвы... Хинкус должен знать...
     Я выскочил из каминной  и  побежал  на  второй  этаж.  Пробегая  мимо
душевой, я слышал, как там обильно лилась вода и хозяин  свирепым  шепотом
разносил Кайсу за глупость. Свет в коридоре был погашен, я довольно  долго
искал выключатель, а потом еще дольше стучал в дверь к Хинкусу. Хинкус  не
отзывался. Да ведь он все еще на крыше! -  ужаснулся  я.  Неужели  дрыхнет
там? А вдруг он замерз? Я стремглав помчался к чердачной лестнице... Так и
есть, - сидит на крыше. Он сидел в прежней своей позе, нахохлившись,  уйдя
головой в огромный воротник и сунув руки в рукава.
     - Хинкус! - гаркнул я.
     Он не пошевелился. Тогда я подбежал к  нему  и  потряс  за  плечо.  Я
обалдел. Хинкус вдруг как-то странно осел,  мягко  подавшись  у  меня  под
рукой.
     - Хинкус! - растерянно закричал я, непроизвольно подхватывая его.
     Шуба раскрылась, из нее вывалилось несколько комьев снега,  свалилась
меховая шапка, и только тогда я понял, что  Хинкуса  нет,  а  есть  только
снежное чучело, облаченное в его шубу. Вот в этот момент я протрезвел  уже
окончательно. Я быстро огляделся. Яркая маленькая луна  висела  прямо  над
головой, и все было видно, как днем. На крыше было множество следов, и все
они были совершенно одинаковые, не разберешь чьи. Рядом с  шезлонгом  снег
был промят, разбросан и разрыт -  то  ли  здесь  боролись,  то  ли  просто
собирали снег для чучела. Снежная  долина,  насколько  хватал  глаз,  была
пуста и чиста,  темная  полоса  дороги  уходила  на  север  и  терялась  в
серо-голубой дымке, скрывающей устье Бутылочного Горлышка.
     Стоп, подумал я, стараясь держать себя в руках. Попробуем сообразить,
зачем Хинкусу понадобилась вся эта бутафория. Несомненно, чтобы мы думали,
будто он сидит на крыше. А он в это время находился совсем в другом  месте
и обделывал какие-то  свои  делишки...  лже-туберкулезник,  лже-бедняга...
Какие же делишки и где? Я  снова  внимательно  осмотрел  крышу,  попытался
разобраться в следах, ничего не понял, поискал в снегу, нашел две  бутылки
- одна была  пустая,  в  другой  еще  оставалось  бренди.  Вот  это  самое
недопитое бренди доконало меня. Я понял, что с того  момента,  как  Хинкус
счел возможным выбросить коту под хвост бренди  на  сумму  не  менее  пяти
крон, события приняли действительно серьезный оборот. Я медленно спустился
на второй этаж, снова постучался к Хинкусу, и снова никто не отозвался. На
всякий случай я нажал  на  ручку.  Дверь  отворилась.  Готовый  ко  всяким
неожиданностям, вытянув перед собой  руку,  чтобы  предупредить  возможное
нападение из темноты, я вошел и, быстро нашарив выключатель, зажег свет. В
комнате все было как-будто по-прежнему, и баулы стояли на прежних  местах,
но оба они были раскрыты. Хинкуса, конечно, в номере не было, да  я  и  не
ожидал его здесь найти. Я присел над баулами и снова тщательно  обследовал
их. В них тоже все  было  по-прежнему,  за  одним  маленьким  исключением:
исчезли и золотые часы, и браунинг. Если бы Хинкус бежал, он  захватил  бы
деньги. Хорошая пачка, увесистая. Значит, он здесь. А если и отлучился, то
намерен вернуться.
     Одно  мне  было  ясно:  готовилось  какое-то   преступление.   Какое?
Убийство? Ограбление? Мысль об убийстве я торопливо  прогнал  от  себя.  Я
просто не мог себе представить, кого здесь могут убить и зачем. Но потом я
вспомнил записку,  которую  подбросили  дю  Барнстокру,  и  мне  сделалось
нехорошо. Впрочем, из записки явствовало, что дю Барнстокра убьют  лишь  в
том случае, если он попытается бежать...
     Я выключил свет и вышел в коридор, прикрыв за собой дверь. Я  подошел
к номеру дю Барнстокра и потрогал  ручку.  Дверь  была  заперта.  Тогда  я
постучал. Никто не откликнулся. Я  постучал  вторично  и  приложил  ухо  к
замочной скважине. Невнятный, явно со сна, голос дю Барнстокра  отозвался:
"Одну минуточку, я сейчас..."  Старик  был  жив,  и  старик  не  собирался
бежать. Объясняться с ним  мне  не  хотелось,  я  выскочил  на  лестничную
площадку и прижался к стене под чердачной лестницей. Через минуту  щелкнул
ключ,  скрипнула  дверь.  Голос  дю  Барнстокра  с  изумлением   произнес:
"Странно, однако..." Снова скрипнула дверь, и снова  щелкнул  ключ.  Здесь
все было в порядке - по крайней мере пока.
     Нет, решительно подумал я. Убийство - это, конечно, чепуха, и записку
ему подбросили либо в шутку, либо  для  отвода  глаз.  А  вот  как  насчет
ограбления? Кого здесь имеет смысл грабить? Насколько я понимаю,  в  отеле
два богатых человека: Мозес и хозяин. Так. Прекрасно. Оба на первом этаже.
Номера Мозеса в южном крыле, сейф хозяина - в северном. Их разделяет холл.
Если я засяду в холле... Впрочем, в контору  к  хозяину  можно  попасть  и
сверху, спустившись из столовой в кухню и  пройдя  потом  через  буфетную.
Если припереть снаружи дверь буфетной... Решено, проведем ночь в холле,  а
завтра видно будет. Вдруг я вспомнил об одноруком незнакомце.  Гм...  Судя
по всему, он приятель Хинкуса и, следовательно, сообщник. Может  быть,  он
действительно попал в аварию, а может быть, все это комедия, вроде снежной
бабы на крыше... Нет, на этом нас не поймаешь, господа!
     Я спустился в холл. В душевой уже никого не было, а  посредине  холла
стояла с ошалелым видом Кайса в ночной рубашке с мокрым подолом и  держала
в охапке мокрую мятую одежду незнакомца. В  коридоре  южного  крыла  горел
свет,  из  пустовавшего   номера,   что   напротив   каминной,   доносился
приглушенный бас хозяина. Незнакомца, по-видимому, устроили  там,  а  ему,
может быть, только того  и  надо  было.  Хороший  расчет:  не  потащат  же
полуживого человека на второй этаж...
     Кайса, очнувшись, наконец, двинулась было на хозяйскую половину, но я
ее остановил. Я отобрал у нее одежду и обыскал карманы. К моему  огромному
изумлению, в карманах не оказалось ничего. Решительно ничего. Ни денег, ни
документов, ни сигарет, ни носового платка - ничего.
     - Что на нем сейчас? - спросил я.
     - Как это? - спросила Кайса, и я оставил ее в покое.
     Я вернул ей  одежду  и  пошел  посмотреть  сам.  Незнакомец  лежал  в
постели, закутанный одеялом до  подбородка.  Хозяин  поил  его  с  ложечки
чем-то горячим, приговаривая: "Надо,  сударь,  надо...  пропотеть  надо...
хорошенько пропотеть..." Вид у незнакомца, надо сказать, был ужасный. Лицо
было синее, кончик острого носа - белый как  снег,  один  глаз  болезненно
сощурен, а другой и вовсе закрыт. Он слабо постанывал при  каждом  вздохе.
Если это и был чей-нибудь сообщник, то  он  ни  к  черту  не  годился.  Но
несколько вопросов я должен был ему задать. В любом случае.
     - Вы один? - спросил я.
     Он молча смотрел на меня сощуренным глазом и тихонько стонал.
     - Кто-нибудь еще остался в машине? - спросил я раздельно.  -  Или  вы
ехали один?
     Незнакомец приоткрыл рот, подышал немного и снова закрыл рот.
     - Слаб, - сказал хозяин. - У него все тело как тряпка.
     - Черт возьми, - пробормотал я. - А ведь придется сейчас  кому-нибудь
ехать к Бутылочному Горлышку.
     - Да, - согласился хозяин. - Вдруг там еще  кто-нибудь  остался...  Я
думаю, они попали под обвал.
     - Придется вам поехать, -  сказал  я  решительно,  и  в  этот  момент
незнакомец заговорил.
     - Олаф, - сказал он без выражения. - Олаф Анд-ва-ра-форс... Позовите.
     Я испытал очередной шок.
     - Ага, - сказал хозяин и поставил кружку с питьем на стол.  -  Сейчас
позову.
     - Олаф... - повторил незнакомец.
     Хозяин вышел, и я сел на его место. Я чувствовал себя идиотом.  В  то
же  время  у  меня  немного  отлегло  от  сердца:  мрачная  при  всей   ее
убедительности схема, которую я построил, развалилась сама собой.
     - Вы были один? - снова спросил я. - Кто-нибудь еще пострадал?
     - Один... - простонал незнакомец. - Авария... Позовите  Олафа...  Где
Олаф Андварафорс?
     - Здесь, здесь, - сказал я. - Сейчас придет.
     Он закрыл глаза и затих. Я откинулся на спинку  стула.  Ну  ладно.  А
куда все-таки девался Хинкус? И как там хозяйский сейф? В  голове  у  меня
была каша.
     Вернулся хозяин, брови у него были высоко задраны, губы  поджаты.  Он
наклонился к моему уху и прошептал:
     - Странное дело, Петер. Олаф не  отзывается.  Дверь  заперта,  оттуда
несет холодом. И мои запасные ключи куда-то пропали...
     Я молча извлек из кармана связку, которую стащил у него в конторе,  и
протянул ему.
     - Ага, - сказал хозяин. Он взял ключи. - Ну  все  равно.  Вы  знаете,
Петер, пойдемте-ка вместе. Что-то мне все это не нравится...
     - Олаф... - простонал незнакомец. - Где Олаф?
     - Сейчас, сейчас, - сказал я ему. Я чувствовал,  что  у  меня  начала
подергиваться щека. Мы с хозяином вышли в коридор.  -  Вот  что,  Алек,  -
сказал я. - Позовите сюда Кайсу.  Пусть  сидит  возле  этого  парня  и  не
трогается с места, пока мы не вернемся.
     - Ага, - снова произнес хозяин, играя бровями.  -  Вот,  значит,  как
дела обстоят... То-то я смотрю...
     Он трусцой побежал на  свою  половину,  а  я  медленно  направился  к
лестнице. Я уже поднялся на несколько ступенек, когда хозяин позади строго
произнес:
     - Иди сюда, Лель. Сиди здесь... Сидеть. Никого не впускать. Никого не
выпускать.
     Он нагнал меня уже в коридоре второго этажа, и мы  вместе  подошли  к
номеру Олафа. Я постучал и в ту же секунду увидел  на  двери  перед  самым
носом  записку.  Записка  была  приколота  кнопкой  на  уровне  глаз.   "В
соответствии с договоренностью, был, не застал. Если  по-прежнему  жаждете
реванша, до одиннадцати часов к Вашим услугам. Дю Б."
     - Это вы видели? - быстро спросил я хозяина.
     - Да. Только не успел вам сказать.
     Я снова постучался и, уже не ожидая ответа, отобрал у хозяина  связку
ключей.
     - Который? - спросил я.
     Хозяин показал. Я сунул ключ в замочную скважину. Черта с два - дверь
была заперта изнутри, и в скважине уже был  один  ключ.  Пока  я  возился,
выталкивая его, отворилась  дверь  соседнего  номера,  и,  затягивая  пояс
халата, в коридор вышел дю Барнстокр, заспанный, но благодушный.
     - Что происходит, господа? - осведомился он. - Почему постояльцам  не
дают спать?
     - Тысяча извинений, господин дю Барнстокр, - сказал хозяин,  -  но  у
нас тут происходят кое-какие события, требующие решительных действий.
     - Ах, вот как? - произнес дю Барнстокр с интересом. - Надеюсь,  я  не
помешаю?
     Я расчистил путь для ключа и выпрямился. Из-под  двери  несло  зимним
холодом, и я был совершенно уверен, что  комната  окажется  пуста,  как  и
номер Хинкуса. Я повернул ключ и распахнул дверь. Волна морозного  воздуха
окатила меня, но я почти не почувствовал этого. Номер не был пуст. На полу
лежал человек. Света из коридора было недостаточно, чтобы  узнать  его.  Я
видел только огромные подошвы на пороге прихожей. Я шагнул  в  прихожую  и
зажег свет.
     Это был Олаф Андварафорс, истый потомок конунгов и возмужалый бог. Он
был явно и безнадежно мертв.



                                    8

     Я тщательно запер окно на все задвижки,  взял  чемодан  и,  осторожно
перешагнув через тело, вышел в коридор. Хозяин уже ждал  меня  с  клеем  и
полосками бумаги. Дю Барнстокр не ушел, он  стоял  тут  же,  прислонившись
плечом к стене, и выглядел постаревшим лет на двадцать.  Аристократические
брылья его обвисли и жалко подрагивали.
     - Какой ужас! - бормотал он, с  отчаянием  глядя  на  меня.  -  Какой
кошмар!..
     Я запер дверь, опечатал ее пятью полосками бумаги и дважды расписался
на каждой полоске.
     - Какой ужас!.. - бормотал дю Барнстокр у меня  за  спиной.  -  И  ни
реванша теперь... и ничего...
     - Идите к себе в номер, - сказал я ему. - Запритесь и сидите, пока  я
вас не позову... Да, одну минуту. Записка ваша?
     - Моя, - сказал дю Барнстокр. - Я...
     - Ладно, потом, - сказал я. - Идите. - Я повернулся к хозяину. -  Оба
ключа я забираю себе. Больше ключей нет? Хорошо. У  меня  к  вам  просьба,
Алек. Ничего пока не сообщайте этому...  однорукому.  Соврите  что-нибудь,
если он станет очень уж беспокоиться. Посмотрите га