ьги. Билли был настоящий фанатик автоспорта, или, как  в
Москве говорят, "задвинутый". Всякий раз к каждой гонке он сам конструировал
своих  "охотников",  заказывая  фирмам  разные узлы по собственным чертежам.
Жизнь вне автоспорта  проходила  для  Ханта  чем-то  вроде  череды  туманных
миражей.  В него влюблялись мировые красавицы, вроде миллионной модели Марго
Фицджеральд, и он снисходительно принимал их любовь, но не успевали  журналы
осветить  медовые  денечки,  как  тут  же  им приходилось описывать разрывы:
красотки не выдерживали головокружительной жизни Ханта, а тот не задумываясь
отдал бы их всех за одну-единственную свечу зажигания. Кстати говоря.  Билли
называл  своих  лошадок  "охотниками"  неспроста.  На всех гонках он выбирал
жертву, лидера, начинал за ним  охоту,  шел  на  хвосте,  бесил  бесконечным
плотным преследованием, а потом, недалеко уже от финиша, "брал зверя".
     Конт  Портаго, худой и надменный юноша (впрочем, ему исполнилось уже 36
лет), был гонщиком совсем другой манеры. Он как бы никого не замечал в своей
"испано-сюиза-фламенко" серебряно-серой окраски, он как бы боролся только со
временем, его волновала только скорость, и  он  только  лишь  слегка  кривил
тонкие   кастильские   губы,  когда  кто-нибудь  "путался  под  ногами".  На
нескольких последних гонках вот он-то как раз и оказался добычей  "охотника"
Ханта,  однако  все  равно  как бы не замечал его и никогда не комментировал
свои поражения. Личная жизнь Конта оставалась для прессы загадкой.
     Лучников сидел за рулем своего "питера", стоявшего уже на линии старта,
и спокойно смотрел, как репортеры кружатся вокруг  "хантера"  и  "фламенко".
Вокруг  него  тоже  шла  напряженная  работа  средств  массовой  информации.
Сенсацией было уже то, что 46-летний издатель влиятельной газеты участвует в
гонке. Еще одной и, пожалуй, еще  большей  сенсацией  были  надписи  на  его
бортах:  "СОС!  Союз  Общей Судьбы! Присоединяйтесь к СОСу! СОС! " Несколько
человек подлезали с вопросами,  совали  в  окно  микрофончики,  но  Лучников
отодвигал  их  ладонью и спокойно курил. Разумеется, загадочно улыбался. Это
необходимо -- загадочная улыбка.
     И вот он увидел главную сенсацию дня -- автомобиль  графа  Новосильцева
под  номером  "87"  и  под  экзотическим названием "Жигули-камчатка". Похоже
было, что от Волжского автозавода осталась в этом аппарате  только  жестяная
коробка,  эмблема с ладьей да первая часть названия, зато "Камчатка", личная
"Камчатка" графа, могущественно преобладала. Автомобиль представлял из  себя
открытое  купе  с  одним  лишь  водительским  сиденьем.  За  счет остального
пространства, видимо, произошло увеличение мощности двигателя, там,  видимо,
были   расположены   какие-то   новые  узлы,  покрытые  стальным  кожухом  и
теплоизоляцией. Система фар собственной  конструкции,  призванная  прорезать
гравийную  пыль  античной  дороги,  украшала передок. Жигулевский корпус был
поставлен  на  шасси  также  собственной  графа  Новосильцева   конструкции.
Широченные   шины   с   торчащими   шипами  и  массивные,  каучуковые,  ярко
раскрашенные бамперы, окружающие весь корпус машины  и  предназначенные  для
расталкивания  конкурентов. Торчащая из-под заднего бампера выхлопная труба,
похожая на реактивное сопло.  Невиданная  доселе  система  больших  и  малых
зеркал,  позволяющая  графу  видеть  и  вдаль и прямо под колесами. Лучников
впервые увидел это чудище только сейчас, на старте:  Новосильцев  никому  не
показывал  машину,  даже  "одноклассникам".  Лучников улыбнулся. "Камчаткой"
Володечку называли в гимназии вплоть до седьмого класса за его пристрастие к
задним партам, там он вечно копошился:  или  домашнее  задание  сдувал,  или
бумагу  жевал,  чтобы  бросить комок отвратительной массы в отличника Тимошу
Мешкова, или что-то мастерил, какую-нибудь очередную пакость, или, наоборот,
что-нибудь весьма милое и забавное, словом, жил на задах  своей  "отдельной,
частной"  жизнью,  даже,  кажется,  онанизмом  занимался.  Потом  вдруг  это
прозвище  мгновенно  забылось.  После  каникул,   проведенных   у   тети   в
Сан-Франциско,   прыщавый   шкодливый  граф  вернулся  в  Симфи  суперменом,
спортсменом, молодым мужчиной. Тогда и началось -- бокс,  каратэ,  прыжки  с
вышки  и  автогонки,  гонки,  гонки.  Тогда у графа появилась другая кличка,
примитивно возникшая из фамилии, "Ново-Сила", но она-то закрепилась, даже  и
сейчас употребляется иногда "одноклассниками".
     То,  что  Володечка  вдруг  вспомнил  детство  и "Камчатку", показалось
Лучникову и трогательным, и уместным. Он помахал Новосильцеву перчатками, но
тот не заметил. Репортеры и "папаратце" крутились вокруг его  машины,  и  он
явно позировал в своем головном уборе, оставшемся от прежних гонок, -- нечто
похожее  на  древний галльский шлем с крылышками. Лозунги СОСа красовались и
на его бортах, но трудно было сказать, что больше интересовало репортеров --
лозунги ли эти, сам ли легендарный граф или его новая машина.
     Новосильцев медленно катил к своему месту старта, иногда останавливался
и что-то говорил,  загадочно  улыбаясь.  Неподалеку  на  открытой  платформе
Ти-Ви-Мига  был  телевизор,  и  Лучников  мог  видеть  крупно  его загадочно
улыбающееся  лицо,  сменяющееся  изображением  "Жигули-камчатки"  сверху  из
вертолета.   Граф   вдруг   попросил   репортеров   отойти   от   машины   и
продемонстрировал один из своих секретов -- разворот. Это действительно было
сногсшибательно --  неуклюжая  на  вид  конструкция  раскрутилась  буквально
вокруг  своей  оси.  Лучников  нашел  взглядом  Билли Ханта. Тот внимательно
смотрел на машину Новосильцева. Конт Портаго, естественно,  ни  на  кого  не
смотрел, полировал ногти, что-то насвистывал.
     -- Хей,  челло!  --  услышал  вдруг  Лучников обращенный к себе веселый
возглас.
     Он  увидел  торчащую  над  толпой  голову  своего  сына  Антошки.   Тот
пробирался к нему и махал кепкой с надписью "ЯКИ! ". Лучников и обрадовался,
и устыдился. Совершенно не думаю ни о ком из близких: ни о сыне, ни об отце,
ни о матери Антона, прозябающей в Риме, ни, между прочим, даже о новой своей
жене, которая сейчас, наверное, на трибунах не сводит бинокля с моей машины.
В  самом деле, я совсем "задвинулся", заполитиканствовался, чокнулся на этой
проклятой России,  вот  уж  действительно  Сабаша  прав  --  стал  настоящим
"мобилом-дробилом".
     -- Хей,   челло!  --  кричал  ему  сын,  словно  неожиданно  увиденному
приятелю.
     Обращение "челло" так глубоко вошло  в  обиход,  что  даже  врэвакуанты
иногда  им пользовались, хотя большинство из них решительно отвергало жаргон
яки. Образовалось  оно  из  обыкновенного  русского  "человека".  С  севера,
однако,  из  англо-крымских поселений ползло "феллоу", а из многочисленных в
пятидесятые годы  на  Острове  американских  военных  баз  горохом  сыпалось
энергично-хамоватое   слово   "мэн".   Образовался   очаровательный   гибрид
"челлоу-мэн" (Андрей с компанией в молодости восхищались этим словечком),  а
затем и "челло", человек, превратился в своеобразную виолончель.
     Лучников открыл правую дверь, и Антон влез в машину.
     -- Атац,  --  сказал Антон и зачастил далее на яки, явно щеголяя своими
познаниями.
     Лучников не понимал и половины  этого  словоизвержения,  но  из  другой
половины  уловил,  что  он,  "атац",  --  молодец, что "Антика-ралли" -- это
"яки", это "холитуй" ("холидэй" плюс "сабантуй",  то  есть  "праздник")  для
всех,  но  на  "виктори"  пусть не рассчитывает, победит сильнейший, фаворит
"яки" двадцатитрехлетний Маета Фа на двухсотсильном "игле".
     -- На игле или на игле? -- спросил Лучников и взъерошил Антону затылок.
-- Ты русский-то еще не забыл? Давай по-русски.
     Антон не без скрытого облегчения перешел на язык предков.
     -- Забавно, что мы с тобой стали чем-то вроде политических противников,
папа, -- сказал он.
     -- Да никакие мы не противники, -- сказал Лучников.
     -- Ты что же,  нас  и  за  силу  не  считаешь?  --  спросил  Антон.  --
По-твоему, у "яки-национализма" нет перспектив?
     -- Слишком рано, -- не без некоторой грусти сказал Андрей. -- Через три
поколения это могло бы стать серьезным, если бы Остров существовал.
     -- Куда он денется? -- сказал Антон. -- Не утонет же.
     -- Его притянет материк, -- сказал Андрей.
     -- А вот мы, молодежь, считаем вашу идею бредовой, -- без всякой злости
задумчиво   сказал  Антон.  --  Как  можно  объявлять  Остров  русским?  Это
империализм. Ты знаешь, что русской крови у нас меньше половины.
     -- В Союзе, между прочим,  уже  тоже  меньше  половины,  --  проговорил
Андрей.
     Громовой голос по радио объявил, что до старта осталось десять минут, и
пригласил всех участников занять места.
     Лучников  пустил  мотор  и стал наблюдать приборы. Краем глаза заметил,
что сын смотрит на него с уважением.
     -- Дед сегодня дает прием? -- спросил Андрей.
     -- Конечно! -- воскликнул Антон и перешел на английский. -- It's  going
to  be  what  the  americans  call a swell party! (6*) Все участники ралли и
масса шикарной публики. Кстати, твоя  мадам  будет?  Я  ведь  с  ней  слегка
знаком. Ее зовут Тина?
     -- Таня, -- сказал Андрей.
     -- Тина или Таня? -- переспросил Антон.
     -- Таня. Какая, к черту, Тина?
     -- Яки,  атац!  До  вечера!  Не  торопись на трассе. Маета Фа все равно
непобедим.
     -- Яки, челло! -- сказал Лучников. Осталось полторы минуты  до  старта.
Он включил свое СВ-радио и сказал Тане:
     -- Привет.
     -- Как дела? -- спросила она.
     -- Нормально, -- сказал он. -- Найди Брука и вылетай на его вертолете в
Сугдею.
     -- Но мы же иначе планировали, -- запротестовала она.
     -- Найди  Брука  и  вылетай  к  финишу,  --  сказал он холодно. -- Все.
Выключаюсь.
     Еще за несколько секунд до старта он подумал о  том,  что  любимая  его
стала  как-то  странно  строптива,  вот  и  сегодня  даже  не хотела идти на
праздник, едва не поругались.
     -- Старт!
     Взлетели ракеты, и все машины тронулись.
     Правила этого соревнования  не  ограничивали  ни  объем  цилиндров,  ни
габариты  машин.  Хочешь  --  гонись  на  огромном  "руссо-балте", этом чуде
современного комфорта, хочешь -- на двухместном, похожем скорее на штиблету,
чем на автомобиль, "миджиете". При желании даже все эти ужаснейшие  "голубые
акулы"  и "желтые драконы", развивающие по дну соляного озера почти звуковую
скорость, могли выйти на старт "Антика-ралли", только что бы они  делали  на
виражах старой дороги?
     Лучников  не  готовил  свою машину специально к гонкам, не вносил в нее
никаких ухищрений, как делает большинство гонщиков. Его "турбо-питер" и  без
этого  был едва ли не уникален, новинка и гордость автоконцерна "Питер-авто"
в Джанкое. Прошлой весной была выпущена малая  партия,  не  более  полусотни
штук,  разослана  по всему миру перед началом рекламной кампании. Все важные
узлы аппарата были запломбированы престижной фирмой, даже масло предлагалось
сменить только после первых ста тысяч  верст  пробега.  Конечно,  в  прежние
времена Лучников не удержался бы и влез в брюхо своему "турбо", но сейчас он
иногда  с  горечью думал, что в принципе ему и на гонку-то эту наплевать, не
будь она нужна СОСу, он ее бы даже и не заметил: он изменился,  он  думал  о
себе  прежнем  почти  как  о другом человеке, очарование, возникшее весной в
Коктебеле, больше не возвращалось к нему, как много  он  потерял  и  что  он
приобретает  взамен -- силу, власть, решимость? Грош этому цена по сравнению
с единым мигом прошлого очарования.
     Яки, сказал он себе, разгоняя машину в  голубое  с  золотом  сияние,  в
котором  уже через пять минут гонки стал проявляться силуэт Чатыр-Дага. Яки,
мне нужно вывести вперед Володьку, вот моя цель, сейчас  нет  других  целей,
нет других мыслей, нет ничего.
     Впереди,  метрах  в  двадцати,  шли  всего  три  машины.  Билли  Хант в
пятнистом своем "охотнике" стремился пристроиться в хвост  к  гордо  летящей
торпеде  Конта  Портаго.  Однако  между  ними несся ярко-оранжевый с зеленым
оперением автомобиль. Это был,  как  догадался  Лучников,  тот  самый  "игл"
фаворита "яки" "непобедимого" Маcта Фы. Эта птичка была явной неожиданностью
для Ханта. Он, кажется, нервничал.
     Лучников  соображал:  Конта  Портаго тормознуть мне уже не удастся. Он,
безусловно, выскочит первым на серпантин.  Однако  Билли  с  его  постоянной
тактикой  охоты  сейчас  для  меня  уязвим,  и Маета Фа мне поможет. Если же
Портаго останется один, Ново-Сила на  серпантине  возьмет  его  без  всякого
сомнения.
     Маета  Фа  несся  с  предельной  скоростью и не давал Ханту обойти его,
чтобы  перестроиться  и  сесть  на  хвост  Портаго.  Билли  начал  чуть-чуть
отставать,  явно намереваясь пропустить вперед "игла" и выскочить к желанной
поджарой заднице своего соперника. Лучников поджал акселератор и пристроился
в самый хвост Маета Фе. Увидел слева оскаленный рот Ханта. Теперь для  того,
чтобы  выскочить  сзади  к  Портаго,  южноафриканцу  надо  было притормозить
слишком сильно, и он рисковал попасть в сумасшедшую  борьбу,  перестройки  и
подрезки,  основной  группы гонщиков. Выход у него был один -- выжать все из
машины и обойти Маста Фу хотя бы на  десять  метров.  "Хантер"  ушел  влево,
прямо к борту фриуэя, зазор между ним и "иглом" увеличился, но это позволило
"иглу"  еще  немного  уйти  вперед.  Билли, кажется, уже на пределе, подумал
Лучников, а у меня еще  есть  запас  оборотов.  Он  ринулся  в  зазор  между
"хантером" и "иглом".
     Несколько  мгновении  все три машины шли вровень. Лучников не удержался
от любопытства, скосил глаза налево и  увидел  склонившуюся  к  рулю  голову
Ханта  --  тот явно злился. Скосил глаза вправо -- вдохновенное, с пылающими
глазами лицо юного татарчонка. Мустафа, подумал Лучников, вот как его зовут.
Какой же он  яки  --  настоящий  крымский  татарин,  может  быть,  с  каплей
греческой  крови.  Они  сейчас все переделывают свои имена, формируют нацию,
наивные ребята-- мой Тон Луч, этот Маета Фа... Он  чувствовал,  что  обходит
обоих  и у него все еще был запас. В последний момент Билли решил слегка его
пугануть  и  чуть-чуть  переложил  вправо.  Бампер  его  чирканул  по  борту
"питера".  Запахло  жженой  резиной,  "питер"  рявкнул,  и  "хантер" остался
позади. Теперь Лучников уже оттеснял "игла".  В  зеркало  увидел,  что  Хант
сбрасывает  скорость,  видимо,  решив  все-таки броситься сзади по диагонали
фриуэя к своей жертве, по-прежнему несущемуся на сумасшедшей скорости  Конту
Портаго.  Не  успевает  Хант!  Сзади  на  него  налетают "феррари", "мазды",
"мустанги",  "спит-файеры"  и  "питеры"  основной  группы.  Еще  секунда  --
"хантер"  поглощен  основной  группой.  Полдела  сделано  -- не менее минуты
выиграно для графа.
     Обходя  довольно  легко  Маста  Фу,  Лучников  успел  глянуть  вниз   с
авиационной  высоты  фриуэя.  На крутом завитке дороги он увидел яркое пятно
"Жигули-камчатки". Над  ним  висел  вертолет  Ти-Ви-Мига,  видимо,  режиссер
репортажа догадался, где собака зарыта.
     Лучников  нагло нажал на тормоза и увидел в зеркало, как расширились от
ужаса глаза малоопытного яки. Расстояние между ними не сократилось.  Видимо,
Маета  Фа тоже ударил по тормозам. Еще несколько секунд. Налетела сверкающая
волна основной группы.
     Маета Фа переложил руль и  стал  уходить  вправо.  В  основной  группе,
видимо,  началось  нечто  вроде паники, кто-то явно тормозил, кто-то пытался
вырваться, но другие притирали его и под риском выхода  из  гонки  вынуждали
сбросить   скорость.  Выждав  еще  несколько  секунд,  когда  в  группе  все
более-менее утряслось, Лучников рванул вправо, подставляя свой борт, как  бы
стараясь  нагнать  Конта  Портаго,  на  самом же деле имея одну лишь цель --
тормознуть всю гонку. Еще несколько секунд! Перейдя на правую сторону фриуэя
и видя перед собой сейчас метрах в тридцати продолжавшую победоносный  полет
"фламенко".  Лучников  снова  глянул вниз и увидел, как мощно и смело уходит
граф Новосильцев в зеленые  дебри  расщелины,  где  начинался  серпантин  на
Ангарский  перевал.  Несколько других хитрецов, что предпочли нижнюю дорогу,
остались далеко позади. Так прошло еще несколько минут. Всякий раз, когда из
основной группы вырывалась какая-нибудь машина, перед  ней  начинал  маячить
ярко-красный  "турбо" Лучникова, и удачливому гонщику приходилось менять ряд
или сбрасывать скорость. Создавалось впечатление,  будто  Лучников  обретает
победоносный  полет  Конта  Портаго.  Фриуэй  пролетел  над пропастью, и при
очередной смене позиции Лучников  увидел  летящий  вровень  с  ним  огромный
вертолет  Ти-Ви-Мига.  Там  были открыты двери. Несколько парней в вертолете
скалили зубы и показывали большие пальцы. Яки!
     Вдруг в машине послышался щелчок, и вслед за ним спокойный голос Тани:
     -- Мы летим над тобой. Что ты делаешь, Андрей? Ты сейчас врежешься.
     -- Больше, пожалуйста, не включайся, -- сказал Лучников.
     Он увидел, как от левого фланга  основной  группы  постепенно  начинает
отделяться пятнистый "охотник", и идет он теперь уже не к Портаго, а к нему.
Он  понял,  что  Билли разгадал его игру и теперь уже он, Лучников, стал для
него дичью и что от него не уйдешь. Он переложил руль и усмехнулся, увидев в
зеркале, как точно реагирует гениальный гонщик Хант на каждое его  движение.
Растерянность  Билли  уже  прошла, игра закончилась, и теперь Лучникову надо
было только жать на железку -- к счастью, шли  последние  километры  фриуэя.
Вдали  серебрился  огромной дугой рэмп на Алушту, откуда машины должны были,
проделав головокружительный вираж, вырваться на Старую римскую дорогу.
     Рэмп был в три раза уже фриуэя, и здесь Лучникову удалось не пропустить
вперед Хантера. "Фламенко" первая выскочила на гравий  и  сразу  подняла  за
собой огромный шлейф красноватой пыли. Вслед за ней откуда-то, будто черт из
табакерки,  возник  и  ринулся  вверх  по  серпантину граф Новосильцев. План
"одноклассников"    удался.    Машина    Лучникова     теперь     прикрывала
"Жигули-камчатку"  от  "хантера".  Еще  мгновение,  и его собственные колеса
заскрежетали по гравию. Сзади Хант включил свои мощные, слепящие даже сквозь
пыль, бьющие в лучниковские зеркала фары. Впереди маячил силуэт  "Камчатки",
видна  была  плечистая  фигура  графа, его галльский шлем. На мгновение граф
поднял правую руку, приветствуя Андрея.
     Начались сумасшедшие виражи забирающего вверх серпантина.  То  с  одной
стороны,  то  с  другой  открывались  пропасти.  Слева в благодатных зеленых
долинах и  по  склонам  были  разбросаны  виллы  и  отели  Демирджи,  справа
открывалось  море,  одна  за  другой  скалистые бухты и крохотные приморские
поселки, яркие пятнышки спортивных яхт,  круизный  лайнер,  идущий  к  Ялте.
Кое-где  на виражах над пропастями старая дорога была ограждена допотопными,
торчащими  вкривь  и  вкось  колышками.  Чаще  всего  отсутствовало   всякое
ограждение.  Проносились  мимо  опасные  места--  осыпавшиеся, провалившиеся
обочины, трещины, оползни. Дорога за  последние  годы  пришла  совсем  уж  в
плачевное  состояние,  то  есть  именно в то состояние, которое и делало эту
гонку -- этой гонкой. Из-за нехватки  времени,  да  и  от  некоторого
легкомыслия Лучников не сделал предварительно ни одной прикидки, впрочем, он
точно  знал,  что Володечка катал по этой дороге за последний месяц не менее
пятнадцати раз, знает здесь каждую трещинку, а значит, СОС -- вперед! Теперь
граф висел на хвосте "фламенко", но не торопился его обгонять. Конт  Портаго
просто  выжимал  из  своего  аппарата все возможное. Лучников же бросал свою
машину то вправо, то влево, стараясь как можно дольше  не  выпустить  вперед
Ханта. Гонка шла.
     Сверху  все  это выглядело довольно безобидно. Караван машин растянулся
на несколько километров, облака пыли и пронизывающие  их,