ть узлы, а не ждать. По его мнению, о возвращении в Вильну не может
быть и речи.
     Маршал  Даву,   князь   д'Экмюль,   говорит  об   усталости  армии  и
необходимости  подкреплений.   Считает,  однако,  что  надо  попытаться  в
ближайшие дни навязать русским генеральное сражение.
     Генерал Коленкур,  герцог де Виченца:  "Ход войны подтверждает многие
опасения,  имевшиеся перед ее  началом.  Короткое русское лето на  исходе.
Можно ли  быть уверенным,  что после потери Москвы Александр будет просить
мира? Русские могут отступать хоть до Волги и Урала. Для спасения армии, а
может быть, и Франции, необходимо вернуться в Вильну и начать переговоры о
почетном мире".
     Маршал  Мюрат,  король  Неаполитанский,  в  весьма сильных выражениях
говорит о тяжелом состоянии армии, особенно кавалерии. Это горько, но надо
остановиться в Смоленске.  Маршал Лефевр,  герцог Данцигский,  командующий
старой гвардией, решительно не согласен с двумя предшествующими ораторами.
     Следует  обмен  резкими  репликами.  По  просьбе  его  императорского
высочества говорит князь Понятовский, который высказывается за продолжение
войны самыми решительными средствами.
     Главнокомандующий благодарит маршалов  и  генералов  и  говорит,  что
окончательное решение  будет  доведено  до  их  сведения к  7  часам  утра
следующего  дня.   Просит  соблюдать  полную  тайну   по   поводу  мнений,
высказанных на заседании.


     10. Принц Георгий Ольденбургский - Александру I

     Ярославль, август

     Мой долг,  государь,  велит мне говорить. Полковник Вельяшев вернулся
сегодня из главной квартиры, куда он был послан следить за ремонтом дорог;
он доложил мне о состоянии армии. По его словам, генерал Барклай теряет ее
вследствие своей нерешительности, и недовольство достигло крайней степени.
Я  заклинаю  вас,  исправьте положение,  и  немедленно:  не  делайте  себя
ответственным за гибель вашей империи. Я говорю как человек чести, хороший
патриот и истинный друг.  Багратиона обожают,  армия его желает. Вы его не
любите,  но  дело  идет  о  вашей чести и  вашей славе:  отзовите министра
(Барклая)  к   себе  и   доверьте  князю  Багратиону  командование  вашими
войсками...  Я  повторяю вам мою просьбу разрешить мне вернуться в  армию.
Если моей жене придет время рожать,  я  попрошу разрешения провести с  ней
первые десять дней. Я у ваших ног сердцем и душой. Георгий*.
     _______________
          * Принц  Георгий Ольденбургский,  родственник жены Александра I,
     был в свою очередь женат на его младшей сестре Екатерине Павловне.  В
     1812  году  он занимал должность главного директора путей сообщения и
     генерал-губернатора Тверского, Ярославского и Новгородского.

     P. S.  Вы знаете,  государь,  что такое капризы  беременной  женщины.
Катрин  умоляет  вас  прислать к ней одну из ее любимиц.  Речь идет о м-ль
Невзоровой. Катрин просит вас передать ее желание матери м-ль Невзоровой.


     11. Николай Истомин - сестре

     Ярославль, конец августа

     Вы с  маменькой,  верно,   знаете,   что   князь   Кутузов   назначен
главнокомандующим, а Багратион будет ему помощник. Ныне Кутузов уже прибыл
в армию.  Назначение это принято повсюду с великим ликованием.  Думаю, и в
наших краях также.  Выученик Суворова,  победитель турков,  подлинно вождь
народный.  Говорят,  он  под  Аустерлицем  бит   французами.   Глупо   сие
рассуждение.  За что мы тогда воевали?  За корысть австрийскую.  И где? За
тридевять земель от России. Что ж тут сравнивать? Теперь же под Москвой за
самый живот отечества нашего бьемся.
     Что одолеем мы французов,  отнюдь чудом не будет.  Иного и не полагаю
возможным. Я же ныне и в чудеса положительно верить готов. Слушай же.
     Вчера  приехал  я  в  Ярославль с  миссией  служебной.  Поручено  мне
пополнение для нашей дивизии здесь собирать. Явился к генерал-губернатору,
его  высочеству  принцу  Ольденбургскому.   Я  миссию  свою  изложил,   он
чиновников вызвал, все им указал. Потом говорит: "Вечером у меня небольшое
общество, милости прошу".
     Я велел  мундир,  как  можно,  почистить,  себя  привел  в  порядок и
отправился во дворец. Вошел в гостиную ее высочества, куда меня провели, и
увидел...  кого,  кого ты думаешь?! NN! Дар речи меня оставил. Она, увидев
меня, побледнела, бедняжка, и возглас изумления не сдержала. Ее высочество
ко  мне  обратилась.  Запинаясь,  изъяснил  я,  что  с m-lle NN имею честь
знакомым быть. Но лица наши сказали гораздо больше.
     - C'yst dons votre fiance,  Anastasie? Oh, comme c'est romanesque! Et
bien, presentez le moi*.
     _______________
          * Так  это  ваш  жених,  Анастасия?  Ах,  как  это   романтично!
     Представьте же его мне (фр.).

     Первые минуты прошли для меня как в  чаду.  Я чувствовал себя пьяным,
от радости пьяным.  Наконец смогли мы уединиться в  нише окна.  "Вы здесь!
Какими судьбами?!  Каким  образом?"  Этими  восклицаниями обменивались мы,
держась за руки.  Здесь она в десять раз милее, чем в Петербурге, если это
возможно.  И здесь она наконец не NN, а Настенька Невзорова. Отныне снимаю
я сие имя скрытное, кое сам ей в переписке нашей дал!
     Все  легко  объяснилось.  Великая княгиня просила государя прислать к
ней  Настеньку.  Maman не  вполне здорова (ах  как я,  грешный,  рад этому
нездоровью),  и  вот  Настенька здесь с  теткой своей,  весьма добродушной
старушкой, ко мне вполне благосклонной. Ее высочество нас скоро отпустила.
Гуляли мы  с  Настенькой допоздна по набережной на Волге.  Провинция имеет
свои привилегии и  допускает вольности,  в  Петербурге невозможные.  Какое
счастье!


     12. Из дневника Николая Истомина

     Жизнь  моя  вся  переменилась и  новым  смыслом  наполнилась.  Всякую
свободную минуту я с Настенькой.  Утром занята она у ее высочества, читает
ей  по-французски,  сопровождает на прогулках.  Зато вторая половина дня -
наша.  Мы гуляем,  беседуем,  музицируем.  Иной раз не верится,  что война
идет.  Иной  раз  стыдно  мне  здесь  время  проводить,  когда  братья мои
сражаются.  Но  близ Настеньки,  кажется,  все позабываю.  Да недолгое это
будет счастье. На той неделе выступаем.
     ...Сейчас два часа о  войне проговорили.  Настенька о том мало знает.
Да  и  откуда  знать?  Не  таково  воспитание у  девиц  наших.  Столько ей
рассказывал,  что она,  бедняжка,  устала совсем.  Говорит,  все в  голове
перепуталось.
     Часто  в  церкви заходим,  коих  здесь великое множество.  По  свечке
поставим, перекрестимся и выходим. Попадья, что в церкви Ильи Пророка, нас
к себе зазвала. "Ох, вы мои красавчики... Ну чем не пара? Вот отец Никандр
мой  и  обвенчал  бы".  Настенька краснеет  и  помалкивает.  А  я  так  ее
расцеловать хочу,  что мочи нет.  Вечером и поцеловал в первый раз. Сердце
зашлось.
     Кажется мне,  что я совсем не сплю.  Вечером допоздна с Настенькой, а
часов в пять утра меня Федор поднимает, ведро холодной воды тащит. Надобно
ехать в уезд или в казарму идти или еще какие дела.  Ратники собрались,  а
снаряжения нет,  с  одеждой плохо.  Война войной,  а чиновники те же самые
остались:  воры,  взяточники,  волокитчики.  Сегодня одному  военным судом
пригрозил, сразу все бумаги нужные выправил.
     ...Прибегает за  мной  Настенькина горничная утром  в  гостиницу:  ее
высочество зовут-с.  Через четверть часа я во дворце.  Настенька встречает
меня у  дверей кабинета,  вся сияет и  руку жмет.  Я не знаю,  что думать.
Великая  княгиня в  свободном домашнем платье:  она  ведь  на  седьмом или
восьмом месяце.
     - Я   слышала,   вы  успешно  завершаете  свои  дела  здесь  и  скоро
отправляетесь к армии?
     - Надеюсь, ваше высочество...
     - А тем временем кружите голову прелестной Anastasie?
     - Ваше  высочество...   (кажется,  я  только  мычу  в  растерянности.
Настенька краснеет, но улыбается весьма лукаво).
     - Я знаю всю историю вашего сватовства. Вам велено ждать.
     - Да, ваше высочество, и это очень тяжело. Особенно теперь.
     - Это мудрое решение.  Но  все решения мудры для одного момента и  не
так уж мудры для другого...
     Она задумчиво смотрит на меня,  потом на Настеньку. Я начинаю кое-что
понимать, но еще боюсь верить.
     - Не могу ли я помочь бедным влюбленным?
     - О, ваше высочество...
     - Может быть, вы берете назад свое предложение?
     - Нет, ваше высочество, я готов повторить его тысячу раз!
     ...Завтра она  станет моей.  О  мучительная сладость предчувствий!  Я
целую ее круглые открытые ручки,  нежное личико...  Завтра! Да здравствует
Ольденбургский дом! В добрый час осел он в России!
     ...Разговор с  великой княгиней с  глазу на  глаз.  Она будет просить
мадам Невзорову простить непослушных детей.  "О, она, конечно, простит. Но
напишите ей сами покаяние".  Настенька спит,  а я пишу покаяние.  Это наша
третья ночь.
     ...Вызван  к  принцу.   Получено  предписание  мне  вести  немедленно
ратников моих  в  Москву.  Враг  занял  Вязьму  и  угрожает Москве.  Принц
доверительно говорит о своих опасениях.  Дал мне личное письмо к Кутузову.
Завтра выступаем.
     ...Прощай,  жена моя,  моя девочка!  Ушел я  из дому рано,  когда она
спала еще.  Я поцеловал ее в лоб,  она едва шевельнулась, что-то сказала в
полусне и снова заснула как дитя. Бог да охранит тебя, моя родная!


     13. Ростопчин - Александру I

     Секретно...  Самозванец сей,  как мне докладывают,  лицом и фигурой с
покойным  необычайно  схож.   Объявился  он  впервые  в  Рузском  уезде  в
оставленном владельцами имении князей Долгоруких,  куда  войска регулярные
французские  не  вступили,  стороной  пройдя.  Одет  был  в  партикулярное
немецкое платье,  при нем два офицера в мундирах гвардии императорской,  а
помимо того,  некий человек,  толмачом служивший.  Было  также вооруженных
человек двадцать в русском крестьянском платье, как полагают - переодетых.
     По приказу упомянутого самозванца был собран сход крестьянский. Через
толмача изъяснил он  крестьянам,  что он есть подлинно император французов
Наполеон,  чудом от смерти спасенный. Его-де пытались убить, потому как он
намерен был мужикам русским волю дать, чего генералы и министры не желали.
От  его лица объявлено было,  что крестьяне от  личной зависимости и  всех
повинностей по  отношению  к  господам  своим  освобождаются.  Землю,  ими
обрабатываемую, они сохраняют.
     Выслушаны  были  те  посулы  крестьянами  с  недоверием  и  сомнением
немалым.  Нашлись люди,  однако же,  кои  крик одобрения подняли и  многих
других на то соблазнили.
     ...Ныне  в  уездах  Рузском и  Волоколамском смутой  охвачено до  ста
деревень.


     14. Из мемуаров Коленкура

     ...Пожар по-прежнему распространялся от окраинных предместий,  где он
начался,   к  центру.   Огонь  охватил  уже  дома  вокруг  Кремля.  Ветер,
повернувший немного  на  запад,  помогал огню  распространяться с  ужасной
силой и далеко разбрасывал огромные головни,  которые, падая, как огненный
дождь, зажигали другие дома и не позволяли самым отважным людям оставаться
поблизости.  Воздух  был  так  накален,  горящие сосновые головни летели в
таком  количестве,  что  балки,  поддерживавшие железную крышу арсенала (в
Кремле),  загорелись...  Пожар усиливался,  и  нельзя было угадать,  где и
когда он  остановится,  потому что  не  было  никаких средств локализовать
его...  Показания  полицейских  солдат,  признания  полицейского  офицера,
которого задержали в  день нашего вступления в Москву,  -  все доказывало,
что пожар был подготовлен и осуществлен по приказу графа Ростопчина...

     В эти  дни,  после  великого  пожара,  когда  армия  стала   обживать
полусгоревший   город,   я   имел  несколько  памятных  бесед  с  умным  и
образованным офицером по имени Шасс.  Он  служил  в  генеральном  штабе  в
небольшом  чине,  который мало соответствовал его способностям.  В русском
походе он выполнял обязанности историографа.
     Шасс имел  свою  теорию  этой  войны.  Истоки  ее он видел в разделах
Польши во времена Людовика XV и,  царицы  Екатерины.  Эти  разделы  вывели
Россию  на  арену  европейской  политической игры и обнаружили угрозу с ее
стороны для всех наций Европы. Пруссия и Австрия почувствовали "дружеские"
объятия русского медведя. Рано или поздно Европа должна была столкнуться с
Россией.  Революция  во  Франции  на  время  отвлекла  внимание  от  этого
противостояния.  Европа увязла в междоусобных войнах, пока император силой
оружия  не  объединил  ее  от  Лисабона  до  Варшавы.  Тогда   исторически
неизбежная  война  стала  действительностью.  Смерть  императора ничего не
изменила,  потому что положение в главном  осталось  прежним:  впервые  за
много  десятилетий  России противостояла объединенная Европа.  Представьте
себе,  говорил он,  две грозные тучи.  Они не могут разойтись без  вспышек
молнии. Ничто не может их развести.
     "Предвещает ли ваша теория победу Европе в  этой войне?" -  спросил я
Шасса.
     "Нет,  -  отвечал он после минутного раздумья,  -  это другой вопрос.
Победой  можно  было  считать  оккупацию  польских  и  литовских земель  и
создание сильной,  союзной  нам,  Польши.  Взяв  Москву,  мы  упустили эту
победу".
     Я далеко не во всем соглашался с Шассом,  хотя мысли его произвели на
меня впечатление.  "Даже выйдя на Вислу,  - говорил я,  - Россия едва ли в
каком-то  прямом  смысле  угрожала  бы  Европе.  Вся  деятельность  России
направлена  внутрь,  на  освоение  ее гигантских просторов.  Война не была
неизбежной. Русские ее определенно не хотели. На нашей стороне войны хотел
император, а не Европа и не Франция. Что касается Польши, то ее можно было
восстановить без войны из прусских и австрийских земель".
     "Конечно, - отвечал он, - войны хотел император. Очень и очень многие
не  хотели и  опасались ее,  притом с  полным основанием.  Но война все же
началась,  хотя императора не  стало.  Видимо,  историческая необходимость
сильнее воли людей".
     Наши дискуссии ни к чему не приводили и не могли привести,  но давали
возможность приятно провести время,  особенно если учесть,  что  у  меня в
Москве была неплохая кухня и отличное вино.  Так продолжался этот странный
пир во время чумы.
     Тогда же я  узнал о  появлении таинственного самозванца.  Вокруг него
собрался отряд численностью до  тысячи человек.  Состоял он  из всяческого
сброда,  отколовшегося от  нашей армии.  Они не  воевали ни с  нами,  ни с
русскими  или,   если  угодно,   воевали  с  теми  и  с  другими.  Искусно
распространяя среди окрестных жителей слух о  свободе и  наделении землей,
этот человек добился,  по крайней мере на время,  их поддержки. Он добился
бы,  может быть,  и  большего,  если бы его сторонники не грабили крестьян
хуже регулярных французских войск.  Действия его внушали,  кажется, равные
опасения нашему и русскому командованию.
     Майор Шасс был послан из Москвы для расследования дела. Я сказал ему:
"Имейте в виду:  Россия - страна самозванцев. Мне говорили, что едва ли не
каждый царь  имел после смерти двойника,  а  иные -  несколько.  Думаю,  и
нынешний самозванец -  русская,  а  не французская выдумка.  Почему-то ему
оказалось удобнее перевоплотиться в Наполеона, а не в Павла".


     15. Из дневника Жака Шасса

     ... - Вы хотели меня видеть?
     - После того,  как  я  просидел двенадцать часов в  сыром подвале,  я
действительно страстно захотел этого. Ранее у меня не было такого желания.
     - Кто вы такой?
     Я представился.
     - У вас есть бумаги?
     - Ваши люди отобрали их у меня.
     - Вас приняли за шпиона. Бумаги... Бумаги здесь...
     Пока мой хозяин изучал документы,  я имел возможность разглядеть его.
Он  напоминал грубую ремесленную копию с  великого произведения искусства.
Сходство,  несомненно,  было,  в чем-то даже значительное. Но никогда я не
мог  бы  принять его  за  императора.  Впрочем,  достаточно было  услышать
несколько сказанных им слов, чтобы не осталось сомнения.
     - Вы знаете, кто я?
     - Нет, месье.
     - Вы не хотите говорить "сир"?
     - Я не могу.  Я много раз видел покойного императора, он неоднократно
беседовал со мной. Кроме того, я собственными глазами видел его в гробу.
     - Людям  свойственно переоценивать остроту  и  надежность их  органов
чувств, майор.
     Я  невольно пожал плечами.  К моему удивлению,  он продолжал довольно
дружелюбно:
     - В  этом мире еще  много непонятного,  майор.  Помните,  что  Гамлет
говорил Горацио...  Впрочем, это безразлично. Речь идет о другом. Теперь у
меня нет ни желания,  ни возможности мешать вам вести войну,  как бы вы ее
ни вели.  Правда,  я подбираю осколки войск,  но у меня они безвреднее для
французской армии, чем в ее составе.
     Он замолчал. Я воспользовался паузой и спросил:
     - Но каковы ваши цели?
     - Цели!  Разве игра и наслаждение,  которое она дает,  -  не цель?  А
каковы ваши цели,  майор?  Стать полковником?  Или, может быть, генералом?
Выйти в отставку с хорошей пенсией?
     - Но при чем тут освобождение крестьян?
     - Ах, майор, вы не знаете Россию...
     Он запнулся.  Ему пришла,  должно быть,  в голову та же мысль,  что и
мне:  а  подлинный Наполеон разве знал ее?  Он  улыбнулся,  махнул рукой и
продолжал:
     - В  России это верный способ устроить большой скандал.  Это козырной
туз,  который ваши начальники без пользы продержали в  прикупе.  Должен же
был найтись игрок, который взял этот прикуп и пошел бы с козырного туза.
     Мой собеседник говорил с увлечением,  с азартом. При этом он встал, и
короткая отяжелевшая фигура вновь живо напомнила императора.
     Я спросил напрямик:
     - Вы русский?
     Он засмеялся, отдал мне мою сумку и молча показал рукой на дверь.
     Я вышел из избы,  где имел резиденцию "император", и почти столкнулся
с  русским  офицером,  которого  двое  оборванцев  в  старых  гренадерских
мундирах вели к нему.  Это был совсем молодой человек,  блондин с приятным
удлиненным лицом. Мы пристально посмотрели в глаза друг другу.
     Светило скудное осеннее солнце.  Я вздрогнул, вспомнив мерзкий подвал
с  плесенью на  земляных стенах  и  с  возней мышей.  Мне  вернули коня  и
оружие...
     Лишь наутро наткнулся я на охранные посты частей корпуса Даву.


     16. Леблан - Жаку Шассу

     Париж, сентябрь

     Мой дорогой мальчик!  Письмо из  Ковно -  пока единственное от тебя с
начала войны.  Но  мы  знаем,  что враг бежит,  а  вы побеждаете.  Я  лишь
надеюсь,  что ваш главнокомандующий хорошо помнит Пирра и не попадет в его
положение.
     В  Париже ничего нового;  если не  считать того,  что  мы  имеем двух
вдовствующих императриц и  два двора,  причем они не  в  лучших отношениях
между собой. Князь Талейран успешно балансирует между обоими дворами.
     О  новостях  литературы,  которыми ты  обычно  интересуешься,  ничего
положительного сообщить  не  могу,  поскольку  таковых  нет.  Может  быть,
правильнее было бы сказать, что нет литературы, а потому нет, естественно,
и  новостей.  Наш  император своими  победами и  мудрым управлением вызвал
неожиданные  последствия,   в  частности,   исчезновение  литературы.  Ты,
возможно,  улыбнешься,  но я по этому поводу вспомнил опять-таки Тацита. В
первой  книге  "Анналов" пишет  он  о  временах Августа:  вначале не  было
недостатка в  блестящих дарованиях,  чтобы описывать его  деяния.  Но  они
писали,  "пока их  не отвратило от этого все возраставшее пресмыкательство
перед ним".  Не кажется ли тебе,  что есть отдаленное сходство? Где теперь
дарования в литературе?
     Мне  жаль  твоего брата.  У  него  разливается политическая желчь.  Я
пытался внушить ему терпение,  но напрасно.  Он сказал мне, что терпит уже
пятнадцать лет и терпению его приходит конец.
     Сын твой здоров и  ждет,  что ты привезешь ему живого медвежонка.  Он
считает,  что это был бы лучший трофей.  Аннет тебе кланяется и  сожалеет,
что не  может угостит