- Мне кажется,  ваша дружба стала менее тесной. Отчего? Он прекрасный
человек. А вы, Nicolas, а вы... Так что же случилось?
     - Madame... Marie...
     Я осмелился произнести ее имя! Еще одно мгновение, и я бы все сказал:
что люблю ее,  что ревную ее безумно к Шассу, к Фредерику, ко всему свету.
Но она вдруг воскликнула:
     - А  вот и сам капитан Шасс!  Мы говорили о вас и,  представьте,  оба
хвалили.
     Шасс поклонился не без иронии.  Я  молчал.  Слова,  которые я едва не
произнес, жгли мне язык...


     24. Жак Шасс - Истомину

     Дорогой  друг!  Я  прошу  вас  быть  моим  секундантом в  поединке  с
Крефельдом.  Это может показаться вам странным и даже оскорбительным, но я
не  могу теперь открыть причину ссоры.  Разумеется,  вы вправе отказаться,
если мое слово, что это - дело чести, недостаточно. Мы знакомы недолго, но
я  искренне полюбил вас,  Nicolas,  и  надеюсь,  что  могу рассчитывать на
известную взаимность. Если что-то нас в последнее время разделяло, то это,
поверьте, лишь стечение обстоятельств, ни от меня, ни от вас не зависящих.
В жизни человека бывают случаи,  когда он вынужден поступать вопреки своим
принципам,  не говоря уж о своих интересах. В таком положении я ныне. Если
до трех часов пополудни сегодня я не получу вашего ответа, я буду считать,
что  вы  не  сочли для себя возможным принять на  себя те  обязанности,  о
которых я пишу.


     25. Из дневника Николая Истомина

     Все кончено.  Фредерик умер от  раны.  Притом он оказался вовсе не ее
кузеном.  Шасс под арестом. А она... Итак, она шпион Талейрана, англичан и
еще  бог  знает чей.  Весь  ее  роман с  Шассом имел  единственную цель  -
завладеть через него важными документами и, передав их английским агентам,
скомпрометировать герцога де Виченца и  лиц,  кои ныне у  власти в Париже.
Все это только политическая интрига. Сколь жестокий урок для меня! Слишком
жестокий!
     Самое ужасное то,  что  я  люблю ее  и  буду любить,  кем  бы  она ни
оказалась -  сатаной,  исчадьем ада,  отравительницей.  Где  она  теперь -
неизвестно.
     Благодаря г-же фон Г.  в руки негодяя и тех, кто стоял за ним, попали
эти документы.  Шасс обнаружил пропажу их из кованого ящика, который стоял
у  него в  спальне.  Она (она!),  возможно,  украла ключ,  с которого была
сделана копия.  Шасс дал себе сутки на поиски.  Бросившись к  г-же фон Г.,
узнал он, что она уехала неизвестно куда. Кузена не оказалось дома.
     Утром  следующего  дня   Шасс  является  к   герцогу  с   откровенным
признанием.  Во  время  разговора докладывают о  Крефельде.  Герцог просит
Шасса перейти в  соседнюю комнату,  откуда он  все может слышать.  Негодяй
шантажирует  Коленкура.  Он  предъявляет  копии  украденных  документов  и
советует ему уйти в  отставку во избежание скандала.  В этом случае дается
гарантия,  что компрометирующие лично Коленкура документы не будут преданы
гласности.  Коленкур просит время на  размышление.  Крефельд соглашается и
выходит.  Шасс,  не возвращаясь в кабинет,  прыгает из окна.  Он встречает
шантажиста у двери и публично дает ему пощечину.
     Стрелялись   на   рассвете.   Секундантом  Крефельда   был   какой-то
неизвестный мне прусский офицер.  Крефельд выстрелил первым и промахнулся.
Шасс уложил его пулей в грудь.  Он прожил около двух суток.  Бред, который
слышали врачи и  сиделка,  не  оставляет сомнений,  что он  был в  близких
отношениях с г-жой фон Г.
     Сразу после дуэли Шасс явился к герцогу и отдал себя в его руки.


     26. Из мемуаров Коленкура

     ...Одним  из  самых опасных агентов Талейрана была  некая госпожа фон
Г.,  молодая вдова  прусского вельможи и  отчаянная авантюристка.  Красота
этой женщины была поистине равна ее уму и ловкости.  Впрочем,  ее авантюры
не дали ей счастья.  Как я слышал, она внезапно скончалась в Лондоне через
несколько месяцев после описываемых событий.
     Талейран хотел держать в  своих руках нити  переговоров с  русскими и
путем  искусного хода  показать императору Александру и  Сперанскому,  что
именно он  -  тот человек во  Франции,  с  которым им  следует иметь дело.
Вместе с  Даву они  образовали опасный союз сабли и  яда.  Талейран упорно
искал способ ослабить влияние Маре.  Он  имел  тайную связь с  английскими
агентами через г-на фон Крефельда, который выдавал себя за кузена г-жи фон
Г.  Этот Крефельд был мужчина в цвете лет и авантюрист едва ли не больший,
чем она. Он имел какую-то загадочную власть над госпожой фон Г.
     Будучи в центре интриги,  Крефельд и стал первой ее жертвой. Его убил
на дуэли французский офицер,  весьма дельный и честный человек, у которого
он  и  г-жа  фон  Г.  хитростью  выманили  или  похитили  конфиденциальные
документы.  Этот офицер питал несчастную страсть к г-же фон Г.  и сделался
невольным орудием в руках негодяев.  Он имел мужество признать свою вину и
не просить снисхождения.
     Между тем беседы наши со Сперанским продолжались.  Зная его со времен
Эрфурта и Петербурга, я вновь нашел в нем подлинного государственного мужа
и  здравомыслящего человека.  Впрочем,  полученные им инструкции,  видимо,
оставляли ему мало простора для самостоятельных действий. Затрудняла его и
недавняя опала.  В  любой  момент мог  он  ждать  курьера из  Петербурга с
приказом о возвращении.  И он не знал бы,  что ему предстоит: может быть -
Сибирь?
     Однако первым был отозван не он, а я. Уже с середины октября перестал
я  получать ответы на  мои донесения.  Злодейское убийство короля Жозефа и
выступление Даву так  обострили борьбу партий и  замешательство в  Париже,
что обо мне сначала просто забыли,  а вспомнив, дали инструкцию просить об
отсрочке переговоров.
     1  ноября Даву  послал свой ультиматум правительству.  Не  получив на
него в  установленный срок ответа,  он двинул три дивизии через границу на
Рейне.  Гражданская война,  о  которой  с  ужасом  говорили уже  несколько
месяцев,  стала  действительностью.  Крайние  обстоятельства рождают новых
вождей.  Доселе никому не  известный майор Гамлен возглавил разрозненные и
обескураженные войска, сохранившие верность правительству. Даву понял, что
без сражения и  больших жертв он не войдет в  Париж,  и  еще раз предпочел
выждать.  Но это осторожное решение, которое в других обстоятельствах было
бы мудрым и благотворным, имело трагические последствия.
     В Париже, где среди простого народа царил голод, возбуждение достигло
крайней степени.  Его  искусно раздували крайние республиканцы,  создавшие
тайное общество,  и,  возможно,  не одно.  Приехав в  эти дни в  Париж,  я
впервые  услышал имя  Марка  Шасса,  этого  нового  Бабефа.  По  странному
совпадению, он оказался родным братом офицера, который убил Крефельда.


     27. Г-жа фон Г. - Николаю Истомину

     Мой милый Nicolas!  Я  получила известие о  смерти бедного Фредерика.
Это ужасно.  Завтра я  еду в Голландию,  а оттуда постараюсь перебраться в
Англию.  Едва ли судьба нас еще раз сведет в  этой жизни.  Зачем я в таком
случае пишу? Вы презираете меня, я заслужила ваше презрение. И все же я не
могу исчезнуть из вашей жизни, ничего не объяснив.
     Милый Nicolas!  Эти  два  месяца вы  были  для  меня  самым дорогим и
близким человеком,  хотя мы  по-настоящему ни слова не сказали друг другу.
Но я  знаю,  что вы это чувствовали.  Как я  хотела и как боялась,  что вы
скажете мне  слова,  которые живут  в  мечтах каждой женщины!  Если  бы  я
принадлежала себе,  если бы была свободна в своих чувствах и действиях! Но
слишком тяжек груз моих страстей и ошибок.
     Да, вы вправе презирать меня. Я сознательно завлекла Шасса и устроила
похищение документов.  Я не любила и не могла любить его. Нечего говорить,
что я  не  любила и  Фредерика,  он был лишь предписанный мне помощник.  А
вас...  Не  заставляйте меня  говорить  то,  что  женщине  не  свойственно
говорить первой.  Впрочем,  теперь все равно...  Поверьте,  я не дьявол, я
только  несчастная  женщина,   которую  судьба  лишила  простых  радостей,
доступных другим.
     Я не буду больше вам писать и не дам адреса. Мы оба должны идти своим
путем. Если бы вы знали, как мне сейчас грустно, как страшно. Страшно жить
дальше.
     Но что делать?  Милый,  милый Nicolas! Живите, наслаждайтесь жизнью и
вспоминайте иногда бедную Marie.  Или  не  вспоминайте,  может  быть,  так
лучше.  Пусть вас полюбит другая женщина, достойная вашей прекрасной души.
Я  никогда не говорила,  что мой ребенок,  мой единственный сын в  руках у
людей,  которые не  поколеблются использовать это,  чтобы принудить меня к
покорности. Прощайте, храни вас бог.


     28. Истомин - Жаку Шассу

     Вот копия письма,  которое вам, возможно, мучительно будет читать. Но
пусть оно  будет для  вас исцеляющим ножом хирурга.  Для меня это письмо -
сладкий яд, который может убить. Мне нечего добавить: вы сами все видели и
понимали.  Может быть,  самое лучшее будет никогда не упоминать между нами
ее имя.
     Поговорим о  вашем положении.  Ваши друзья полагают его  трудным,  но
советуют спокойно ждать.  Военным  властям теперь  не  до  вас,  а  герцог
наверняка не будет добиваться трибунала. Здесь прошел слух, что он получил
инструкцию выехать в Париж.
     В  моей судьбе тоже произошел поворот,  на который я,  к счастью,  не
имею оснований жаловаться.  Обязан я этим Сперанскому. Мое участие в дуэли
не удалось скрыть,  да я и не надеялся на это.  Сперанский нашел,  что мне
неудобно после  этого  оставаться в  Берлине,  и  посылает меня  в  Париж.
Специальным курьером к  князю  Куракину!  Вы  можете представить себе  мою
радость: быть там в это поистине необыкновенное время!
     Известные вам события последних недель отвлекли меня от  обычных моих
мыслей. Ныне снова надеюсь я быть полезным моему отечеству. Как? Я намерен
постепенно и  сознательно готовить себя к  тому,  чтобы наилучшим способом
помочь великому делу  освобождения рабов в  России.  Я  еще  молод.  Чтобы
собрать людей,  готовых отдать себя целиком этому делу,  я  сам должен еще
многое понять,  многому научиться. Если мне не удастся ничего сделать, это
будет зависеть не от меня, а от обстоятельств.
     Вы много рассказывали о  вашем старшем друге г-не Леблане.  Я  был бы
вам  премного обязан,  любезный Шасс,  если бы  вы  написали ему несколько
строк обо мне. Полагаю, что его мнения и советы были бы для меня ценными.
     Моя сестра,  которой я  писал о  нашей дружбе,  шлет вам самые добрые
пожелания. Молодой офицер, друг моего и ее детства, сделал ей предложение.
Она счастлива. Жизнь идет своим чередом.


     29. Из донесения кн. Куракина

     Начало декабря

     Прибывший намедни с  бумагами из Берлина специальный курьер надворный
советник Истомин сообщает,  что дорогой наблюдал он  многочисленные войска
маршала Даву,  готовящиеся,  по всей видимости,  идти на Париж.  Сам князь
находится ныне в  Ахене,  где образовалось вокруг него некое подобие двора
из высших офицеров,  а  также прибывших из Парижа видных его сторонников и
германских государей.
     Раскрытие в английских газетах важных секретов переговоров парижского
двора с  нами,  кои  вел  в  Берлине Коленкур,  вызвало для  правительства
немалые затруднения.  Влияние герцога де Бассано в  регентском совете и  в
правительстве весьма  приметно  упало,  чему  искусно  князь  Беневентский
способствовал.  Всеобщее внимание здесь привлекает, однако, новая личность
- майор Гамлен,  на  прошлой неделе сделанный сразу полковником и  военным
комендантом Парижа. Двор и сенат полагают в нем и его войске защиту как от
Даву, так и от черни парижской.


     30. Истомин - Жаку Шассу

     Париж, середина декабря

     Я  набит  впечатлениями,  как  мешок  разъезжего  торговца  -  всякой
всячиной.  Ехал  я  долго  и  тяжко.  Дороги  небезопасны от  разбойников,
дезертиров и  бродяг всякого рода.  Лошадей достать трудно.  Разные власти
много раз проверяли мой дипломатический паспорт и задерживали.
     Париж гудит,  подобно растревоженному улью.  Время от  времени слышна
стрельба.  Воздух пахнет дымом,  все время где-то  что-то  горит.  Людей в
гражданском платье,  захваченных с оружием,  расстреливают на месте. Новый
военный комендант пытается железной рукой навести порядок.
     Случилось так,  что, зайдя к г-ну Леблану, я застал там вашего брата.
Оба они приняли меня с  большой сердечностью и  расспрашивали о вас.  Брат
ваш, как мне кажется, находится в центре событий, но со мной был сдержан и
говорил мало.  Однако я понял:  его волнует вопрос, не вмешается ли Россия
военной силой,  если  во  Франции начнется революция.  Мне  пришлось много
говорить о характере императора Александра,  о том,  как делается в России
политика.
     Брат ваш -  замечательный человек,  он  внушает уважение и,  пожалуй,
страх.  Он не потерял надежду видеть вас "среди наших" (так он выразился).
Г-н Леблан с улыбкой сказал,  что он в этом сомневается. Должен сказать, я
тоже сомневаюсь.
     То,  что  произошло со  мной в  Берлине,  кажется мне сейчас странным
сном. Но... я сам предложил вам молчать об этом. Молчу.


     31. Из дневника Николая Истомина

     ...Императрица с  сыном выехали в  Фонтенбло под охраной полка старой
гвардии.  Маре  лишился власти,  но  упорно цепляется за  остатки ее.  Как
говорят, Талейран хочет выступить посредником между полковником Гамленом и
Даву.  Нынче узнал я  от  верных людей,  что он тайно выехал в  Ахен.  Г-н
Леблан сказал:  "Старая крыса бежит с корабля. Надо ждать бури". Последние
дни подлинно похожи на затишье перед бурей.
     ...Г-н  Леблан выяснил через  своих друзей,  что  офицер генерального
штаба  повез  в  Берлин  приказ  Бертье  об  освобождении  Шасса.  Мы  оба
порадовались и  выпили по  стакану вина за  его здоровье.  Сын Шасса живет
теперь  у  Леблана,  ибо  лицей  их  закрыли по  причине беспорядков среди
учащихся.
     ...Мысли  о  ней.  Ночью  лежу  с  открытыми глазами и  перебираю все
подробности,  встаю,  зажигаю свечу  и  письмо перечитываю.  Потом начинаю
обдумывать фантазию -  я  еду каким-то образом в Лондон,  нахожу ее там...
Этак можно с ума сойти.  Я и сошел бы,  кабы время было. Но утром меня так
захватывают события, что волей-неволей позабываю ночные мысли.
     ...Новая встреча с Марком Шассом у Леблана. На этот раз у него больше
доверия ко мне. Запишу суть разговора.
     - Мне кажется, страсти несколько успокоились. Может быть, народ устал
и смирился?
     - О нет,  напротив! Нынешнее успокоение - действие нашей организации.
Мы теперь знаем, что народ в Париже поднимется, когда придет время. Агенты
наши готовят его к  решительному часу.  Ныне же мы избегаем столкновений с
властями,  чтобы сберечь силы.  Мы связываемся также с другими городами. В
нужный момент...
     - Этот момент еще не настал?
     (Тут я  впервые увидел,  как он  улыбается.  Только глаза улыбнулись.
Лицо же,  заросшее густой бородой, точно и не шелохнулось. Губ под бородой
не видно.)
     - Вы не пропустите его, этот момент, даже если бы захотели.
     - Вы надеетесь свергнуть династию Бонапарта?
     - Мы свергнем монархию и  военный деспотизм и  восстановим республику
93-го года.
     - И террор тоже?
     - Если понадобится, и террор.
     - Но ведь террор и привел к гибели революции?
     - Нет. Не террор, а злоупотребление им. Мы извлечем уроки.
     - Ваши планы заканчиваются восстановлением республики?
     - Нет, начинаются. Республика должна открыть народу путь к подлинному
обществу равных.  Равенство на  деле,  а  не  на  бумаге!  Это должно быть
общество,  какого еще не  было.  Возможно,  многие не смогут сразу принять
этот  путь.  Даже из  тех,  кто  будет сражаться против деспотизма.  Чтобы
республика не выродилась в господство богатых, надо продолжать революцию.
     Когда Шасс  ушел  (потихоньку,  через  заднюю  дверь),   Леблан   мне
объяснил,  что  он  и его друзья следуют учению некоего Бабефа,  который в
годы революции принял имя Гракха и погиб под ножом гильотины незадолго  до
консульства.  По Бабефу,  полноправными гражданами в его государстве будут
те,  коиї пїоїлїеїзїнїыїмї  трудом  занимаются.  Таковым  признается  труд
рукодельный. Что до занятий науками и обучения молодого поколения, то люди
этих профессий должны будут  доказать  полезность  своего  труда.  Но  вот
вопрос: кто будет судить?
     ...Кажется мне,  что момент,  о коем говорил Шасс,  настал.  Нынче по
всему городу ходят прокламации,  к  восстанию призывающие.  Из окна вижу я
людей с оружием.  О роковые минуты мира! Надеваю шинель (на дворе холодно,
дождь со снегом) и иду...


     32. Из донесения кн. Куракина

     ...Власть в Париже находится  ныне  в  руках  людей,  именующих  себя
Временным революционным правительством. Оное правительство имеет в составе
своем нескольких сенаторов, известных либеральными взглядами и не ладивших
с Наполеоном и Регентским советом. Но, по всеобщему мнению, люди эти взяты
в правительство лишь для прикрытия,  иные,  возможно,  и не по своей воле.
Подлинную  власть  имеют  новые  якобинцы  крайнего толка во главе с неким
Марком Шассом.  Имя сие до последних дней никому  не  было  известно.  Как
говорят,  он человек простого происхождения,  без всякого состояния,  но с
образованием и способностями.
     Младенец император Наполеон II,  его мать-регентша и Регентский совет
объявлены   низверженными,   и   провозглашена   республика.   Посольствам
иностранных держав указано с  места отнюдь не  трогаться и  со  двором,  в
Фонтенбло  пребывание  имеющим,  ни  в  какие  сношения  не  вступать.  По
договоренности с  послом Австрии заявил я новым властям,  что мы вынуждены
силе подчиняться,  но  правительство парижское de jure отнюдь не признаем.
Около посольского дома со вчерашнего дня выставлена вооруженная стража.
     Чины посольства,  из своих домов выходившие,  сообщают мне, что город
от сражений,  два дня и две ночи продолжавшихся,  весьма пострадал.  Трупы
убитых свозят на  пустыри и  там сжигают,  отчего распространяется ужасный
смрад.
     Не думаю я,  что какому-либо  российскому  посольству  в  иностранной
державе такое пережить приходилось. Помимо страха насилия, пожара или чего
подобного,  терпим мы тяжкие  лишения  от  недостатка  съестных  припасов.
Поелику  лошадей  кормить  нечем,  их забили.  Мясо лошадиное все в Париже
охотно в пищу употребляют. Думаю, что и нам придется так поступать.
     Положение мятежников и их правительства весьма затруднительно,  о чем
они  сами в  воззваниях своих пишут.  Справедливо,  что часть войск к  ним
присоединилась,  но у  регентского правительства войск существенно больше.
Притом, по слухам, к Парижу движутся армии Даву и Сульта.
     Чины посольства все живы и  свой долг исполняют,  за исключением лишь
надворного  советника  Истомина,   тому  три  недели  из  Берлина  от  его
превосходительства  г-на  Сперанского  прибывшего.  Как  докладывают  мне,
Истомин в день 26 (14) декабря,  когда вооруженный мятеж начался,  из дому
вышел и более не воротился.


     33. Леблан - Жаку Шассу

     Я пишу тебе,  мой мальчик, с болью в сердце. Наш молодой русский друг
погиб.  Не  смог  я  выполнить твою  просьбу и  уберечь его.  Единственное
утешение,  если это утешение,  в  том,  что погиб он в числе многих сотен,
может быть,  тысяч людей.  Мы,  то  есть  я,  твой  сын  и  Аннет,  живы и
невредимы.
     О  как  дорого обходится свобода!  Сколько молодых жизней!  Порой мне
стыдно, что я, старик, жив, а они погибли.
     ...Когда его  ранило картечью,  которую эти  негодяи применили против
безоружной толпы,  в  кармане у  него  нашли мой  адрес.  Неизвестные люди
принесли его ко мне,  и через час он скончался.  Врача мы не смогли найти,
да он бы и  не помог.  Бедный юноша истекал кровью.  За несколько минут до
смерти он пришел в  себя и стал что-то говорить,  надо думать,  по-русски.
Потом опомнился вполне и очень внятно сказал:  "Сообщите матери и