овернувшись  к  ним спиной,  ГАСТОН
слегка наклоняется к мальчику.
     МАЛЬЧИК. А шрам-то хоть у вас есть? Я буду ужасно, ужасно огорчен, если
это будете не вы...
     ГАСТОН. Не бойтесь... Это я...  Значит, верно, что вы совсем не помните
никого из своих  родных?..  Даже лица?  Даже  какой-нибудь самой  пустяковой
истории?
     МАЛЬЧИК.  Нет,  не  помню.  Но если  вам  это  неприятно, я  постараюсь
что-нибудь вспомнить.
     ГАСТОН. Да нет, не надо, не старайтесь.
     ГЕРЦОГИНЯ  (разглядывая спину,  вдруг вскрикивает). Вот он! Вот  он!  О
господи, вот он!
     ПИКВИК (тоже ищет). Верно, вот он!
     ГЕРЦОГИНЯ.  Поцелуйте  меня,  Гастон...  Вы  обязательно   должны  меня
поцеловать -- это же такое необыкновенное приключение!..
     ПИКВИК (серьезно). И такое неожиданное...
     ГЕРЦОГИНЯ  (падает на  стул). Это  просто  страшно, ох, сейчас я лишусь
сознания!
     ГАСТОН (подымая ее со стула, улыбается). Не верю.
     ГЕРЦОГИНЯ. Да  я и сама не верю! Пойду позвоню в Пон-о-Брон. Но скажите
вот  что, мсье  Мэденсэл, мне  это очень  хотелось бы знать: когда наш малыш
Альбер  делал вам последний укол,  у вас в бреду вырвалось  слово: "Сопляк".
Связываете ли вы теперь это слово с вашей прежней жизнью?
     ГАСТОН.  Тсс! Не  говорите  никому  об этом слове.  Ведь это  я его так
называл.
     ГЕРЦОГИНЯ (в ужасе). О боже,  нашего малыша Альбера! (После мгновенного
колебания,   спохватывается.)   Ну,   ничего,   ничего,   я   вас  прощаю...
(Поворачивается  к  ПИКВИКУ,  жеманно.)  Теперь  я  понимаю   --  это  чисто
английский юмор.
     ПИКВИК. Он самый!
     ГЕРЦОГИНЯ  (вдруг спохватывается). Но  какой это ужасный удар для Рено!
Как им объявить эту весть?
     ГАСТОН (беспечно). Поручаю это  вам! Через пять минут я ухожу  из дому,
не повидавшись с ними.
     ГЕРЦОГИНЯ. И вы даже не хотите им ничего передать?
     ГАСТОН. Нет. Не  хочу. Впрочем... (Колеблется.) Скажите Жоржу Рено, что
легкая  тень его брата,  наверное,  спит  где-нибудь в солдатской  могиле  в
Германии. Что  он  всегда  был  лишь  ребенком,  которого,  пожурив,  тотчас
прощают, которого отныне можно безбоязненно любить,  не опасаясь прочесть на
лице  взрослого  человека  ничего дурного. Вот  и  все.  А теперь... (Широко
распахивает двери,  любезно  указывая  всем дорогу.  МАЛЬЧИКА  привлекает  к
себе.)  А теперь оставьте меня одного с  моей  семьей. Нам надо  еще сличить
наши воспоминания...
     Торжественно звучит музыка. ГЕРЦОГИНЯ уходит вместе с Пиквиком.
     3анавес