в грязном коленкоровом капоте,  который  благоухал  кухней,
багровая от смущения и жара плиты, Пегги являла собой  малопривлекательное
зрелище. Несмотря на поздний час и дурную славу человека, стоявшего  перед
ней, она была в полной безопасности. Впрочем, боюсь, что даже эта мысль не
помогла ей оправиться от смущения.
   - Мне бы хотелось побеседовать с вами с глазу на глаз, мистер Гемлин, -
начала Пегги, сев без приглашения на край чемодана, - иначе я бы не  стала
вам докучать. В другое время вас не поймаешь, да и я сама торчу на кухне с
раннего утра до поздней ночи.
   Она запнулась, точно прислушиваясь  к  ветру,  который  рвал  ставни  и
застилал пеленой дождя непроницаемую  тьму  за  окнами.  Потом  расправила
капот на коленях и, приступая к беседе, пробормотала с запинкой:
   - А дождь-то какой на дворе...
   Мистер Гемлин ответил на эту метеорологическую справку  зевком  и  стал
снимать сюртук.
   - Я  к  вам  с  просьбой,  думаю,  не  откажете.  -  Пегги  через  силу
засмеялась. - Люди толкуют,  что  вы  хорошо  ко  мне  относитесь  и  даже
заступались за меня, хотя никто вас  об  этом  не  просил.  Немного  таких
найдется, кто замолвит теперь за меня доброе словечко, -  продолжала  она,
не поднимая глаз и проводя пальцем  по  шву  капота.  Нижняя  губа  у  нее
задрожала; после тщетных поисков  носового  платка  она  подняла  подол  и
утерла им свой вздернутый нос, а слезы  в  глазах,  обращенных  теперь  на
мистера Гемлина, так и остались невытертыми.
   Мистер Гемлин, к этому времени уже освободившийся от сюртука,  перестал
расстегивать жилет и посмотрел на нее.
   - Того и гляди Норт-Форк выйдет из берегов, если так будет  лить,  -  с
виноватым видом проговорила Пегги, глядя в окно.
   Дождик, лившийся из ее глаз,  утих,  и  мистер  Гемлин  снова  принялся
расстегивать жилет.
   - Я хотела поговорить с вами о мистере... о  Джеке  Фолинсби,  -  вдруг
заторопилась Пегги. - Он опять заболел, ему очень плохо. Проигрывает много
то одному, то другому,  а  больше  всех  вам.  Вы  забрали  у  него  вчера
последние две тысячи долларов - все, что у него было.
   - Ну и что же? - холодно спросил игрок.
   - Так вот я думала, если вы и вправду  хорошо  ко  мне  относитесь,  не
попросить ли вас, чтобы вы как-нибудь отвадили  его  от  карт,  -  сказала
Пегги с вымученным смешком. - Вам это ничего не стоит. Не садитесь  играть
с ним, вот и все.
   - Уважаемая Маргарет Моффет, - лениво и спокойно сказал Джек  и,  вынув
часы, стал заводить их, - если уж вы так сочувствуете Джеку  Фолинсби,  то
вам самой гораздо проще отвадить его от меня. Вы же богатая женщина! Дайте
ему денег, чтобы он сорвал мой банк или сам сорвался раз и навсегда, и  не
позволяйте ему вертеться около меня в надежде на  отыгрыш.  Какая  уж  тут
может быть надежда, уважаемая? Не на что ему надеяться!
   Более тонкая натура не поняла бы этого игорного жаргона или возмутилась
бы словами игрока и таившейся в  них  грустной  истиной.  Но  Пегги  сразу
поняла все и погрузилась в унылое молчание.
   - Послушайте моего совета, - продолжал Джек, пряча часы под  подушку  и
неторопливо развязывая галстук, -  бросьте  глупости,  выходите  за  этого
молодца и передайте ему ваши капиталы и  все  денежные  дела,  не  то  они
сведут вас в могилу. Он живо порастрясет ваши денежки. Я вовсе не надеюсь,
что получу их. Стоит ему только урвать солидный куш, как он  мигом  махнет
во Фриско и просадит там деньги в каком-нибудь первоклассном игорном доме.
Не стану также предрекать, что вам не удастся его исправить. Я  ничего  не
предрекаю; возможно даже, - если уж вам здорово повезет, - что  он  отдаст
богу душу, прежде чем спустит ваши капиталы. Скажу только одно: сейчас  вы
можете его осчастливить, а если уж вы так благоволите к нему - мне  еще  в
жизни ничего подобного не приходилось видеть!  -  то  и  ваши  собственные
чувства от этого не пострадают.
   Кровь отхлынула от лица Пегги, когда она подняла голову.
   - Вот по этому самому я и не могу отдать ему деньги, а без денег он  на
мне не женится.
   Рука мистера Гемлина оставила последнюю нерасстегнутую пуговицу жилета.
   - Не можете... отдать... ему... деньги? - медленно повторил он.
   - Нет.
   - Почему?
   - Потому что... потому что я люблю его.
   Мистер Гемлин снова застегнул жилет на все пуговицы и с покорным  видом
уселся на кровать. Пегги встала и неловко  придвинула  чемодан  поближе  к
нему.
   - Когда Джим Байвэйс завещал мне свои деньги, -  начала  она,  боязливо
озираясь на дверь, -  он  выставил  одно  условие.  Не  то,  которое  было
написано в завещании, а другое -  он  передал  мне  его  на  словах.  И  я
пообещала ему в этой комнате, мистер Гемлин, в этой самой комнате, где  он
умер, вот на этой самой кровати, на которой вы сидите,  -  пообещала,  что
выполню его условие.
   Как и большинство игроков, мистер  Гемлин  был  суеверен.  Он  поспешно
встал с кровати и пересел к окну. Ветер громыхал ставнями, словно там,  за
окном,  потревоженный  дух  мистера  Байвэйса  требовал  исполнения  своей
последней воли.
   - Вы его, наверно, уже не помните, - горячо говорила  Пегги.  -  Ему  в
жизни много пришлось выстрадать. Все, кого он любил, - жена, родственники,
друзья, - все на него ополчились! На людях-то он и виду не подавал, а  мне
- я ведь девушка простая, - мне во всем открылся.  Я  никому  об  этом  не
рассказывала, - продолжала Пегги, шмыгая  носом,  -  не  знаю,  зачем  ему
вздумалось и меня  тоже  сделать  несчастной,  просто  не  знаю.  Заставил
пообещать, что если он откажет мне свое состояние, я  никогда,  никогда  -
бог тому порукой! - не поделюсь с тем, кого полюблю, будь то  мужчина  или
женщина! Тогда я не думала, что так трудно будет  сдержать  слово,  мистер
Гемлин, я ведь была бедная и, кроме как от  него,  добра  ни  от  кого  не
видела.
   - Но обещание уже нарушено, - сказал Гемлин. -  Насколько  я  знаю,  вы
давали Джеку деньги.
   - Только те, что заработала сама! Послушайте, мистер Гемлин! Когда Джек
сделал  мне  предложение,  я  пообещала  отдавать  ему   все,   что   буду
зарабатывать. Он уехал, заболел,  там  с  ним  стряслась  беда,  а  я  тем
временем поселилась здесь и открыла гостиницу.  Я  знала,  что  она  будет
давать доход, надо только руки к ней приложить. Вы не смейтесь! Я работала
не жалея сил, и доходы были, - из наследства я не потратила  ни  гроша.  И
все, что я зарабатывала неустанным трудом, все шло ему! Да, мистер Гемлин!
Не такая уж я  бессердечная,  как  вы  думаете.  Я  на  мистера  Джека  не
скупилась, а надо бы, наверно, еще больше ему давать!
   Мистер Гемлин встал, неторопливо надел сюртук, шляпу, пальто, взял часы
и, закончив свой туалет, повернулся к Пегги.
   - Значит, вы отдавали этому херувимчику все,  что  зарабатывали  своими
руками?
   - Да, но он не знал, откуда эти  деньги.  Он  ничего  не  знал,  мистер
Гемлин!
   - Так, если я вас  правильно  понял,  он  сражался  в  фараон  на  ваши
кровные? А вы тем временем гнули спину в гостинице?
   - Он ничего не знал, он не согласился бы принять от меня  деньги,  если
бы я сказала ему правду.
   - Ну, разумеется, ему легче было  бы  умереть!  -  совершенно  серьезно
сказал мистер Гемлин. - Он такой щепетильный, этот  Джек  Фолинсби,  -  от
меня и то с трудом берет деньги! Но где же этот ангел обретается, когда он
свободен от сражений на зеленом поле и,  так  сказать,  может  быть  виден
невооруженным глазом?
   - Он... он живет здесь, - покраснев, сказала Пегги.
   - Так. Разрешите узнать, в каком номере? Впрочем, может, я помешаю  его
размышлениям? - вежливо спросил Гемлин.
   - Вы исполните мою просьбу?  Вы  поговорите  с  ним,  возьмете  с  него
обещание не играть?
   - Разумеется! - спокойно ответил Гемлин.
   - Только не забудьте, что он болен, очень болен. Он в  сорок  четвертом
номере, в конце коридора. Проводить вас?
   - Я сам найду.
   - Вы уж не очень его обижайте!
   - Я поговорю с ним по-отечески, - степенно сказал Гсмлип, отворяя дверь
в коридор. Но на пороге он остановился и,  повернувшись  к  Пегги,  учтиво
протянул ей руку. Пегги робко пожала ее. Шутил Джек или нет, она так и  не
поняла, - в его черных глазах ничего нельзя было прочесть. Но  он  ответил
ей крепким рукопожатием и удалился.
   Комнату номер сорок четыре Джек нашел без труда. В ответ  на  его  стук
послышался глухой кашель и ворчание. Мистер Гемлин  вошел  без  дальнейших
церемоний. Он ощутил тошнотворный запах  лекарств  и  винного  перегара  и
увидел на кровати полуодетого, исхудалого Джека Фолинсби. В первую  минуту
мистер Гемлин остолбенел. Под глазами у больного были темные круги, руки у
него дрожали,  как  у  паралитика,  в  прерывистом  дыхании  чувствовалась
близость смерти.
   - Кто  там  ходит?  -  спросил  Джек  Фолинсби  встревоженным,  хриплым
голосом.
   - Это я хожу и тебя сейчас тоже подниму с постели.
   - Нет, Джек. Мое дело кончено. - Он потянулся дрожащей рукой к  стакану
с какой-то подозрительной на вид,  пахучей  жидкостью,  но  мистер  Гемлин
остановил его.
   - Хочешь получить назад свой проигрыш в две тысячи?
   - Хочу.
   - Тогда женись на этой женщине. Фолинсби засмеялся не  то  истерически,
не то насмешливо.
   - Она мне таких денег не даст.
   - Я дам.
   - Ты?
   - Да.
   Заставив себя рассмеяться бесшабашным смехом, Фолинсби с трудом спустил
отекшие ноги с кровати. Гемлин пристально посмотрел на него  и  велел  ему
лечь.
   - Ладно, подождем, - сказал он. - До утра.
   - А если я не соглашусь?
   - А  не  согласишься,  -  ответил  Гемлип,  -  тогда  я  выставлю  свою
кандидатуру, а тебя в отставку!
   Но следующее утро  спасло  мистера  Гемлина  от  такого  неблагородного
поступка, ибо ночью дух мистера Джека Фолинсби умчался  прочь  на  крыльях
юго-восточного ветра. Когда и  как  это  произошло,  никто  не  знал.  Что
ускорило его кончину - вчерашнее волнение и мысль о  предстоящей  женитьбе
или чрезмерная доза болеутоляющего снадобья, - это осталось  невыясненным.
Я знаю только  одно:  на  следующее  утро,  когда  Джека  Фолинсби  пришли
разбудить, лучшее, что осталось от него, - лицо, все еще красивое и  юное,
- холодно глянуло в заплаканные глаза Пегги Моффет.
   - Это мне по заслугам, это справедливое наказание,  -  шепотом  сказала
она Джеку Гемлину. - Господь знал, что я нарушила обет  и  завещала  Джеку
все свои деньги.
   Пегги ненадолго пережила его. Привел ли мистер Гемлин в исполнение свою
угрозу, высказанную той ночью горячо оплакиваемому теперь Джеку  Фолинсби,
неизвестно. Впрочем, он продолжал  дружить  с  Пегги  и  после  ее  смерти
сделался ее душеприказчиком. Но  большая  часть  наследства  Пегги  Моффет
перешла  к  дальнему  родственнику  красавца  Джека  Фолинсби  и  навсегда
скрылась из поля зрения Рыжей Собаки.



        Брет Гарт. Мигглс

   -----------------------------------------------------------------------
   Пер. - Н.Волжина.
   Авт.сб. "Трое бродяг из Тринидада". М., "Детская литература", 1989.
   -----------------------------------------------------------------------



   Нас было восемь человек, вместе  с  кучером.  Последние  шесть  миль  -
считая  с  той  минуты,  как  подскакиванье  дилижанса  на  рытвинах   все
ухудшающейся дороги погубило очередную стихотворную цитату судьи, -  никто
из нас не проронил ни слова. Рослый  человек,  сидевший  рядом  с  судьей,
заснул, продев руку в раскачивающийся ремень и поникнув  на  нее  головой;
вся его обмякшая фигура  приняла  совершенно  беспомощный  вид,  точно  он
повесился и веревку перерезали, когда  было  уже  поздно.  Француженка  на
заднем сиденье тоже  дремала,  но  даже  в  полусне  умудрялась  сохранять
изящество позы и, держа у лба носовой платок, прикрывала им лицо. Дама  из
Вирджиния-Сити, штат Невада, которая ехала с мужем,  давно  уже  перестала
быть сама собой, превратившись в охапку лент, вуалек, шалей и мехов. Кроме
грохота колес да стука дождевых капель по крыше, ничего не было слышно. Но
вот дилижанс остановился, и до нас донеслись  глухие  звуки  голосов.  Наш
кучер вел оживленный разговор с кем-то, кто стоял на дороге,  -  разговор,
из которого сквозь шум бури до нас долетали такие обрывки: "мост  снесло",
"вода поднялась на двадцать футов", "проезда нет".  Потом  все  стихло,  и
неизвестный прокричал нам свое последнее заклятие:
   - Мигглс! Попытайте там!
   Когда дилижанс медленно завернул,  у  нас  перед  глазами  промелькнули
передние лошади упряжки  и  всадник,  сейчас  же  скрывшийся  за  дождевой
завесой. И вот мы поехали к Мигглсу.
   Но кто этот Мигглс и где он живет? Наш  авторитет  -  судья  -  не  мог
припомнить такого человека, а он знал эти места вдоль и поперек.  Пассажир
из Невады решил, что Мигглс содержит гостиницу. Словом, нам было  известно
только одно: разлив преградил путь вверх и вниз  по  дороге,  и  Мигглс  -
сейчас наше единственное прибежище. Еще десять минут  барахтанья  в  лужах
извилистого узкого проселка, по которому дилижанс еле  двигался,  -  и  мы
остановились у задвинутой на засов калитки в  каменной  ограде  или  стене
футов восьми вышиной. Теперь уже не приходилось  сомневаться,  что  Мигглс
здесь и проживает и что никакой гостиницы этот Мигглс не содержит.
   Кучер  спрыгнул  с  козел  и  толкнул   калитку.   Она   была   заперта
крепко-накрепко.
   - Мигглс! Эй, Мигглс!
   Молчание.
   - Ми-и-гглс! Эй ты, Мигглс! - продолжал кучер с возрастающей яростью.
   - Мигглси! - воззвал и курьер. - Мигги! Мигг!
   Но  бесчувственный  Мигглс  по-прежнему  не  подавал   голоса.   Судья,
ухитрившийся наконец опустить окно  дилижанса,  высунул  голову  наружу  и
разразился целым градом вопросов. Если бы на эти вопросы были  даны  ясные
ответы, они, без  сомнения,  помогли  бы  разгадать  тайну;  однако  кучер
оставил их без внимания, сказав только, что если мы не хотим  просидеть  в
дилижансе всю ночь, то надо вылезать и вместе с ним кликать Мигглса.
   Мы  вылезли  и  принялись  взывать  к  Мигглсу,  сначала  хором,  потом
поодиночке. Когда возгласы наши смолкли, ирландец, ехавший  на  империале,
крикнул: "Мей-гелс!" - и все мы рассмеялись. Но кучер зашикал на нас.
   Мы прислушались. К нашему величайшему изумлению, голоса,  выкрикивавшие
хором  "Мигглс"  и  даже   заключительное,   сверхпрограммное   "Мейгелс",
повторились где-то за оградой.
   - Поразительное эхо! - сказал судья.
   - Поразительный прохвост, черт его побери! - рявкнул  кучер.  -  Ну-ка,
выходи, Мигглс, покажись! Чего струсил,  Мигглс!  -  продолжал  Юба  Билл,
приплясывая на месте от ярости.
   - Мигглс! - отозвался все тот же голос из-за ограды. - Эй, Мигглс!
   - Послушайте, почтеннейший! Мистер Мигейл! - крикнул судья, по мере сил
сглаживая шероховатость этого имени. -  Неужели  вы  способны  отказать  в
гостеприимстве беззащитным женщинам, которые  остались  без  крова  в  эту
суровую ночь? Право же, дорогой сэр... - Но голос  его  потонул  в  криках
"Мигглс, Мигглс!", завершившихся взрывом хохота.
   Юба Билл решил действовать. Подняв с дороги  тяжелый  камень,  он  сбил
калитку с петель и вместе с курьером прошел за ограду. Мы  последовали  за
ними. Кругом было пусто. В сгущавшейся тьме мы разобрали, что находимся  в
саду, - нас обдало брызгами с залитых дождем розовых кустов перед длинной,
несуразного вида деревянной постройкой.
   - А вы знаете этого Мигглса? - спросил судья у Юбы Билла.
   - Не знаю и знать не желаю, - отрезал Билл, считавший,  что  нелюбезный
Мигглс наносит в его лице оскорбление компании дилижансов "Пионер".
   - Однако,  уважаемый...  -  запротестовал  судья,  вспомнив  о  наглухо
запертой калитке.
   - Послушайте-ка, сударь, - язвительнейшим  тоном  сказал  Юба  Билл,  -
может, вы вернетесь в дилижанс и посидите там, пока вас  не  отрекомендуют
хозяину? А я войду. - И он распахнул дверь дома.
   Длинная комната, освещенная из  дальнего  угла  догорающими  в  широком
очаге головешками; какие-то странные обои на стенах, причудливый узор  их,
мелькнувший в неверных отблесках огня; одинокая фигура в кресле  у  очага.
Все это мы увидели, столпившись в дверях позади кучера и курьера.
   - Здрасте! Это вы и будете Мигглс? - обратился Юба Билл к единственному
обитателю комнаты.
   Человек ничего не ответил, даже не шевельнулся. Разгневанный  Юба  Билл
подошел ближе и посветил фонарем  ему  в  лицо.  Оно  было  преждевременно
увядшее и морщинистое - лицо с большими глазами,  полными  той  совершенно
необъяснимой важности, которую мне приходилось  наблюдать  у  сов.  Взгляд
этих больших глаз остановился сначала на Билле, потом перешел на фонарь, и
незнакомец бессмысленно уставился на его огонек.
   Билл с усилием сдержал себя.
   - Мигглс! Вы что, оглохли?  Только  немым-то,  сделайте  одолжение,  не
прикидывайтесь! - И Юба Билл дернул неподвижную фигуру за плечо.
   Как только он отнял руку, почтенный незнакомец, к нашему  ужасу,  сразу
поник, став как будто вдвое меньше и превратившись в  бесформенную  охапку
одежды.
   - Вот оказия-то! - сказал Билл, смущенно поглядывая на нас и пятясь  от
кресла.
   Тогда судья выступил вперед и с нашей помощью усадил это беспозвоночное
существо в прежней позе. Мы послали Билла с фонарем на разведку около дома
-  должны  же  быть  поблизости  люди,  которые  присматривают   за   этим
беспомощным человеком, - и столпились около  очага.  Тем  временем  судья,
вновь обретший свой авторитетный тон и общительность, стал спиной к огню и
обратился к нам, точно к присяжным, со следующей речью:
   - Совершенно очевидно, что наш почтенный  друг  достиг  того  возраста,
который Шекспир уподобляет "желтому, увядшему листу", или же  он  является
жертвой преждевременного угасания всех своих духовных  и  физических  сил.
Если это тот самый Мигглс...
   Но тут его речь была прервана возгласами: "Мигглс! Эй, Мигглс!  Мигглс!
Мигг!" Это имя повторялось на разные лады все тем же голосом,  который  мы
слышали раньше.
   Несколько секунд мы в  тревоге  смотрели  друг  на  друга.  Судья  даже
поспешил сойти со своего места, так как голос, казалось, шел у него  из-за
плеча. Однако источник этих звуков был скоро  обнаружен:  на  полочке  над
очагом сидела большая сорока, погруженная теперь в гробовое молчание,  что
составляло странный контраст с ее  недавней  болтливостью.  Не  оставалось
никаких сомнений, что ее-то голос мы и  слышали  на  дороге.  Значит,  наш
друг, сидевший в кресло, был неповинен в этой бесцеремонной  выходке.  Юба
Билл, после безрезультатных поисков снова появившийся  в  комнате,  нехотя
выслушал  это  объяснение  и  по-прежнему  подозрительно   поглядывал   на
беспомощного инвалида. Биллу удалось обнаружить на дворе  сарай;  поставив
туда лошадей, он вернулся к нам, промокший до нитки и  настроенный  весьма
скептически.
   - Тут на десять миль вокруг ни живой души, кроме  него.  Он,  прохвост,
прекрасно это знает!
   Но вскоре оказалось, что правда была  на  стороне  большинства.  Только
Билл перестал ворчать, как мы услышали на крыльце быстрые шаги и  шуршанье
мокрой юбки. Дверь распахнулась настежь, и, сверкнув белоснежными  зубами,
с искоркой в карих глазах, без тени  чопорности  или  смущения  в  комнату
вошла молоденькая женщина. Она  затворила  за  собой  дверь  и,  с  трудом
переводя дух, прислонилась к ней спиной.
   - Прошу прощения. Мигглс - это я.
   Так вот кто такая Мигглс! Большеглазая  молоденькая  женщина  с  полной
шейкой и стройным станом, женственность которого еще  больше  подчеркивало
промокшее платье из грубой синей материи. Начиная с копны каштановых волос
под мужской клеенчатой зюйдвесткой и кончая крохотными ножками, утопающими
в тяжелых мужских сапогах, - все в ней было грациозно. Так вот  кто  такая
Мигглс, и эта Мигглс смеется, глядя на нас, веселым, задорным, беззаботным
смехом.
   - Понимаете, в чем дело, друзья,  -  прерывающимся  голосом  заговорила
Мигглс, прижимая к груди маленькую ручку