Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
о напали. И ты, значить, тут пациентов не запугивай, ты их
вдохновлять должон, а ты...
Гардеробщик обиделся и даже растоптал недокуренную "Пелл-мелл".
- Я очень, значить, извиняюсь, - еще раз повторил Фома Фомич, а про
себя подумал: "Ну и черт с тобой, ну и обижайся, а за эту... как ее?..
Валентину Адамовну (он имена и отчества всегда хорошо запоминал, если
для дела надо)... за эту ценную информацию - спасибо. Теперь курс прямо
на шестой кабинет держать надо".
Валентина Адамовна - толстомясая, лет сорока, вся в золотых украшени-
ях и в тапочках на босу ногу, - как только Фома Фомич закатал рубашку на
животе, так сразу засуетилась, помолодела лет на десять, зарумянилась
даже от возбуждения и восхищения. А когда Фома Фомич совсем обнажился,
то... то все организационные вопросы оказались решенными моментально:
вне всякой очереди, сегодня же начнут; все, что товарищ где-то и от ко-
го-то слышал про ужасы (Фома Фомич, конечно, на гардеробщика не ссылал-
ся: еще тот, значить, и пригодиться может, незачем его закладывать), бе-
зобразно преувеличено; конечно, запах неприятный, но она-то сама его всю
жизнь нюхает, а ей молоко за вредность не выдают; от жира, действи-
тельно, другой запах, но это как раз и хорошо - это как бы сигнал для
врача, что пора остановиться (по-морскому "давать полный стоп"); в обмо-
рок, действительно, мужчины падают, но это для них типично: а) потому
что к боли непривычны, ибо никогда не рожают, а женщины - рожают; б) в
обморок падают мужчины не от боли, а те, кто плохо новокаин переносят
или вообще уколов боятся (Фому Фомича за морскую жизнь столько кололи от
тропических лихорадок, холер, разных чум и тифов, что он хотя и терпеть
уколы не мог, но к ним привык); в) кое-где его изображения можно будет и
не сплошь выжигать, а только по рисунку, что вовсе не больно; г) через
полчаса его покажут невропатологу для консультации и одновременно невро-
патолог, друг Валентины Адамовны, его сфотографирует, но без головы: все
врачи дают клятву Гиппократа и тайны хранят свято.
Медкарту Валентина Адамовна заполнила на Фому Фомича собственноручно.
А затем попросила посидеть четверть часика. Но сидеть не у процедурного
кабинета, а где-нибудь поблизости: его потом проведут без очереди, но
надо так это сделать, чтобы очередь не развопилась.
"Вот вам, значить, голубчики, и гутен-морген, - подумал Фома Фомич,
проходя мимо обыкновенных записанных в очередь, имеющих рядовые, пошлые
татуировки или не догадавшихся покурить с гардеробщиком в подвале паци-
ентов. - С черного хода, значить, всегда тактичнее заходить, а вы тут и
кукуйте до петухов..."
Беззлобно и благожелательно подумав так, он нашел свободное местечко
в уголке под стендом с заголовком "О вреде самолечения" и засел, отирая
пот с лысины, - в стрессовые моменты он иногда потел обильно. Ничего в
этом хорошего, конечно, не было, ибо приходилось тратить валюту в инпор-
тах на противопотные жидкости. Кроме того, из массы специальных инструк-
ций, в том числе и "О поведении в спасательной шлюпке", Фома Фомич знал
вред потоотделения (с потом уходит из организма соль, и вот именно из-за
обессоливания люди и отдают концы, а вовсе даже и не от жажды).
Когда Фома Фомич обильно потел, то невольно вспоминал эту инструкцию
и испытывал сожаление по той соли, с которой расставался.
- По вопросу потливости, папаша, в пятый каби-нет, - хрипловато ска-
зала Фоме Фомичу девица, которая сидела рядом. Ее бесстыдные коленки он,
ясное дело, видел отлично, но глаз на девицу не поднимал - еще не до
конца оклемался в мире эстетики. А тут уж пришлось поднять. Рожа у деви-
цы оказалась такой же бесстыжей, как и коленки. По роже тянулся от угол-
ка левого глаза до середины щеки шрам. Шрам, ясное дело, был заштукату-
рен всякими пудрами. "Из приблатненных", - сразу засек Фома Фомич.
- Где ж это тебя, пригожая, значить, подпортили? - ласково поинтере-
совался он. - И каким это, значить, перышком?
- А вот, папаша, и не перышкам, - так же хрипло и высокомерно сказала
девица, - обыкновенный коготь.
- Ишь ты, - сказал Фома Фомич, - чуть без глаза, значить, не оста-
лась. Коготь-то чистый был аль наманикюренный?
- Разбираешься, папаша, - одобрила знания Фомы Фомича девица и в виде
награды поддернула двадцатисантиметровую набедренную повязку к самой,
простите, талии. И у Фомы Фомича даже в голове зашумело, как шумит от
первой рюмки после длительного сухого периода.
- Не фулигань, - хрипло, но по-отцовски тепло попросил Фома Фомич. -
Расскажи лучше, как дело было, - и подмигнул по-приятельски.
Девица хохотнула и приспустила пояс стыдливости на пару дюймов.
- Седина в бороду - бес в ребро, - неодобрительно заметила дама, ко-
торая сидела напротив в шляпке с вуалью. Вуаль была такая непроницаемая,
что напоминала паранджу.
- Лысина в голову - бес в ребро! - строго поправила девица завуалиро-
ванную даму, самим тоном давая понять, что их разговор с Фомой Фомичом
их личное дело и она не допустит непосвященных в круг их интима.
"Ну, лысина у меня еще не стопроцентная, - подумал Фома Фомич, - а
корни еще такие ядреные, что мне бы вас двух и на один вечер не хватило,
кабы я себя из рук выпустил..."
И это не были пустые мыслительные похвальбы, а абсолютная истина -
корни у Фомича еще ядрились на полный ход. Но в данный момент он поче-
му-то чувствовал необходимость и пользу держать себя с ободранной когтем
девицей этаким папашей. Какой-то инстинкт подсказывал ему такую форму
поведения. Этот "какой-то инстинкт" в Фоме Фомиче был звериной силы и
спасал его всю жизнь от лишних неприятностей.
Иногда спросит сосед по самолету или по купе: "Вы кто по профессии?"
А Фомич вдруг: "Счетоводом я, мил человек, в совхозе". И сам не знает,
почему он в данном разе не похвастался и не сказал: "Капитан я, мил че-
ловек, дальнего плавания!" И вот потом оказывается, что сосед-то соби-
рался его на какую-нибудь роскошную провокацию дернуть - на очко или
преферанс, - а как услышал "счетовод из совхоза", так сразу и пересел к
другому пассажиру, который с двумя институтскими значками на пиджаке в
талию.
Этот звериной силы инстинкт или внутренний голос опять же роднил Фо-
мича с Сократом. С той загадочной особенностью великого философа, кото-
рая в сократической литературе обозначается термином "демонион" (то есть
демон). К демониону Сократ, как и Фомич, имел обыкновение прислушиваться
еще с детства, и демонион даже в маловажных случаях удерживал его от
неправильных поступков, никогда (что в случае Фомы Фомича Фомичева осо-
бенно важно), однако, не склоняя философа к чему-либо совсем уж опреде-
ленному. В частности, как всем известно, внутренний голос воспрещал Сок-
рату заниматься политической деятельностью. В последнем случае мы опять
видим схожесть Фомы Фомича с Сократом, ибо капитану Фомичеву тоже хвата-
ло ума не залезать далеко даже в пароходскую политику.
Фома Фомич пошел делать этакого "папашу" именно потому, что сидел в
нем сатир, но сидел в глубоком подполье, загнанный в погреб социальными
установками и служебным положением. Девица же сильно действовала прелес-
тями - произошло какое-то прямое попадание ее коленок в сатирический
центр Фомича - вот инстинкт-то, демонион, и сработал, уберегая от непри-
ятностей.
Ведь за сатирическую приятность мужчине обязательно надо платить неп-
риятностью.
Ободранная когтем подружки девица бесила в Фоме Фомиче беса, но в си-
лу вышеизложенного (и свеженькой гардеробной информации о происхождении
косметологов от венерологов) он пошлого беса намертво придавил. Однако
коленки и прочие прелести соседки вызвали такое возбуждение, что он
вдруг понес ей, как возил через моря-океаны абсолютно все. Даже жирафов.
И вот уж кто плюется всегда не ко времени, так это не верблюды, а как
раз жирафы. Но еще хуже возить подсолнечные семечки. Вот везли три трюма
семечек из Архангельска в Одессу, так экипаж заплевал пароход до такой
нетактичной степени, что и не сказать. Не было, нет и не будет больше
такого заплеванного парохода нигде и никогда...
- А что самое страшное в плаваниях видели? - заинтригованная расска-
зами Фомы Фомича, спросила дама с паранджой.
- Негра он видел, - ответила за него приблатненная девица. - Негра, с
которого шкура слезала, потому что он в Архангельске на солнце обгорел,
ясно? Вот и вам бородавки надо солнцем выводить! Только не в Архан-
гельске, а в тропиках!
- Не груби, дочка, - по-отцовски заметил Фома Фомич. - Чего на
культурных людей бросаешься?
- Привычка, - пожала плечами девица и поправила бретельку на плече
под прозрачным маркизетиком. - И на тебя брошусь, папаша, если себя к
культурным относишь. Культурный! На когти погляди! Да они у тебя плен-
кой, как глаза у дохлой курицы, заросли!
- Что ж, вы от старого морского волка еще и педикюр потребуете? -
спросила дама из-под вуалетки.
- С такими обгрызенными ногтями человек обязательно кого-нибудь в
жизни подсидит! Подсидел кого, морской волк? - спросила девица.
Фома Фомич подумал, что никого в жизни не подсиживал, а если и подси-
живал, то случайно, без черных замыслов. Однако обрывать девицу и
злиться на нее не стал.
На почве врожденной рассудительности и жизненного опыта он каждого
встречного и так и сяк поворачивал и обязательно обнаруживал самые нео-
жиданные качества: и полезные для него, Фомы Фомича, и неполезные. Пото-
му портить отношения с девицей по пустякам не стал и на пошлый выпад
промолчал.
- Молодежь! Кошмар теперь, а не молодежь! - вздохнула дама. - Вот то-
варищ, - она даже чуть поклонилась Фоме Фомичу, - сразу видно, воспитан-
ный человек и либерального духа, никогда без причины хамить не станет. У
таких бы сегодняшней молодежи учиться!..
Здесь приходится объяснить, что в словарном богатстве Фомы Фомича об-
наруживались иногда аномалии. На официальном языке, то есть на суконном,
он вполне терпимо говорил. Рассказчик, когда можно было употреблять не
совсем цензурные и жаргонные словечки, был даже неплохой. Отдельные сло-
ва, которые входят в "Словарь иностранных слов", тоже способен был упот-
ребить к месту - достаточно наскакался через языковые барьеры с лоцмана-
ми и в сикспенсах (заграничных универмагах). Но случались и досадные
провалы.
Например, в недавнем рейсе плыл с ним в качестве пассажира на между-
народную морскую конференцию знаменитый морской юрист и начальник из
Москвы.
Третий штурман на отходе чуть тяпнул сухонького. И московский на-
чальник говорит: "Вы бы, молодой человек, поменьше языком в рубке болта-
ли, а то товарищ Фомичев уже вот-вот с цепи сорвется!"
Фома Фомич задумался минут на двадцать, решая вопрос: реагировать на
оскорбление со стороны начальника или нет? И на двадцать первой минуте
решился тактично все-таки выяснить: почему тот обозвал его собакой на
глазах всего экипажа и при исполнении им, капитаном Фомичевым, служебных
обязанностей?
Несчастный начальник даже смутился и битый час объяснял Фоме Фомичу,
что существует выражение "держать себя в руках", оно аналогично выраже-
нию "держать себя на цепи", и так далее, и тому подобное...
В косметической поликлинике 1 84 Фома Фомич очередной раз завалился в
языковую пропасть.
- Что это вы, значить, имеете в виду под "либеральным духом"? - спро-
сил он не без мореного дуба в голосе.
- А то, что ты, папаша, оппортунист, - дерзко объяснила (вместо дамы
с вуалью) вульгарная девица.
Фома Фомич насторожился и так глубоко задумался, что лик его уже пе-
рестал смахивать на Сократа. И чем-то напоминал царя Додона.
Про оппортунистов Фома Фомич был наслышан достаточно и в таком поли-
тическом заявлении дамы усмотрел прямую провокацию.
- А вы, мадам, - наконец сказал Фома Фомич, - в таком случае, гм...
обыкновенный недобитый петлюровец!..
И бог знает, чем бы все это кончилось, если бы в коридоре не запахло
жареным человеческим мясом, а из процедурной не донесся бы нечеловечес-
кий вопль.
Дама с вуалеткой заткнула уши пальчиками (точь-в-точь, как Катюша да-
веча), вскочила со стула и бросилась на выход.
- Слабонервная, - прокомментировала ей вслед приблатненная девица. -
Такие и в гроб все в бородав-ках ложатся. За красоту, либерал, и муки
принимать надо. Я вот третий раз штопаться буду. Уже в стационаре лежа-
ла. Обещают так залакировать, что комар носа не подточит... Расскажи,
папаша, чего еще. Вот в Париже бывал?
Нельзя сказать, что запах и вопль произвели на Фому Фомича успокаива-
ющее впечатление, но ему перед девицей невозможно было это показать. И
он рассказал, что недавно ездил в Париж. И даже в поезде. Как один из
самых перспективных капитанов в пароходстве был отправлен в командировку
на специальный французский тренажер. И все это правда была, но девица не
поверила, хохотала от души, весело и от избытка чувств щипала Фому Фоми-
ча за пиджак на плече.
- Тише ты, тише! - урезонивал Фома Фомич девицу. - Люди оборачивают-
ся! Знаешь, дочка, кого мне напоминаешь? - задушевно спросил он, когда
девица успокоилась. - Плавает у меня буфетчица. Сонькой зовут, - начал
он новую историю, зажав руки между колен (любимая поза в отпускные до-
машние вечера у телевизора). - Плавает, значить, буфетчица. Сонька, по
фамилии Деткина. А матросы ее "Сонька Протезная Титька" кличут. Хотя и
никаких протезов там, значить, и не числится: жаром от ее титек на милю
полыхает. Но язва девка. Одно и есть положительное - рыбу готовит заме-
чательно. Ежели где рыбки добудем, так она повара всегда замещает.
Только Соньке доверяю рыбку. Охочий до нее. Да. До рыбки охочий, зна-
чить...
- Почему "протезной" прозвали? - с большим интересом спросила девица.
- А не дает никому проверить - вот они и прозвали, - объяснил Фома
Фомич. - Коварная и языкатая. Старпома зовут Арнольдом Тимофеевичем, а
она его Степаном Тимофеевичем - Разиным, значить. Он возмущается, кричит
на весь пароход: "Арнольд я! Арнольд! А не Степан! " - "Вы, - она ему
объясняет, - такой смелый, как Степан Разин или даже Котовский, вот и
путаю..." А Тимофеич-то мой, чего греха таить, трусоват, но документацию
ведет замечательно...
- Сколько ей, Соньке? - спросила девица.
- Двадцать исполнилось.
- И ни разу хахаля не было?
- Чуть было один не определился. В Триполи стояли. И у Соньки хахаль
определился - журналист из морской газеты с нами плавал. Ну, из Триполи
в Вавилон помполиты всегда экскурсии устраивают. Автобус заказали. Перед
отъездом Сонька опять Тимофеича Котовским или Разиным обозвала. Он - в
бутылку, прихватил ее на крюк, она тоже шерсть подняла, да. Ну, задробил
старпом ей экскурсию. И тогда, гляжу, хахаль тоже не едет - любовь, зна-
чить, и круговая порука. Ладно. Поплыли в Англию. Кто-то пикантно мне
намекает, что, значить, желтеет Сонька.
Вызываю на тет-тет.
Так и сяк, говорю, голубушка моя любезная. Тактично интересуюсь: ты,
мол, не беременна, ядрить тя в корень?
Может, думаю, ее на аборт придется, так мне потом от валютных слож-
ностей и неприятностей не очухаешься. Нашим-то судовым врачам запрещено.
- А она чего? - с нетерпением спросила приблатненная девица.
- А она: "Как смеете про меня так пошло ду-мать?!" - "А чего, говорю,
желтеешь? Мне-то, значить, из поддувала слухи доходят, что тебя и на со-
леное потянуло. Я, говорю, заботу проявляю, по-отцовски, а ты все мне
подлости хочешь, - травим, значить, здесь тебя, а я по-отцовски пережи-
ваю, у меня, значить, дочка как раз такая..."
- Товарищ Фомичев! В десятый кабинет! - разда-лось под высокими сво-
дами особняка одесского турка Родоканаки.
И приблатненная девица так и осталась в неведении о дальнейшей судьбе
Соньки Деткиной, ибо на обратном пути, как мы увидим, Фома Фомич ни с
кем уже беседовать был не в состоянии.
3
Валентина Адамовна и старик невропатолог попросили Фому Фомича раз-
деться до трусов.
Он смог раздеться только до кальсон.
- Ничего, не переживайте, - сказала Валентина Адамовна. - Мы здесь и
не такие гоголь-моголь видели. Засучите кальсончики на той конечности,
где у вас змея, а где нет, там можете не засучивать.
Затем старик невропатолог поставил уникума в конус света рефлекторной
лампы возле откидного хирургического кресла. И пошел-поехал щелкать фо-
тоаппаратом. Оптическая насадка на аппарате напоминала трубу ротного ми-
номета - специальная насадка для крупномасштабного фотографирования.
- Личность-то не попадет? - на всякий случай еще раз поинтересовался
Фома Фомич.
- Нет, нет! Обязательно без головы выйдете, то есть будете, - мимохо-
дом успокоил пациента невропатолог-фотограф. - Но, должен заметить, Ва-
лентина Адамовча, пациент уже в возрасте. И с нервишками не все в поряд-
ке. Обратите внимание, как он на щелчки спускового механизма реагирует.
Думаю, он у вас при сильном болевом шоке приступ стенокардии закатит.
Такая древняя наскальная живопись - это вам не банальные оспенные следы
или бородавки...
- Да, - легко согласилась Валентина Адамовна. - А мы вот Эммочку поп-
росим с ним заняться. Она молоденькая, нервы хорошие...
- Рыжая? В брюках? Практиканточка? - спросил старик невропатолог, от-
винчивая с фотоаппарата минометную трубу.
- Нет. Брюнетка. Вторую неделю тренируется, и рука у нее твердая, -
сказала Валентина Адамовна.
Беседовали медики так, как нынче у них и принято, то есть не замечая
пациента.
Сегодняшняя наука установила, что чем больше наш брат будет, напри-
мер, знать о своем раке, тем сильнее будет ему сопротивляться, а внут-
реннее, духовное, психологическое сопротивление и аутотренинг играют в
безнадежных случаях огромную роль в деле улучшения духовного настроя бе-
долаги.
- Я очень, значить, извиняюсь, но... - начал было Фома Фомич, испыты-
вая нарастающее опасение за близкое будущее. Он хотел со смешком сказать
несколько слов на тему практикантов (на них вдоволь нагляделся: в каждый
рейс какого-нибудь практиканта подсовывают, а тот и нос от кормы отли-
чить не может). Затем собирался попросить Валентину Адамовну самолично
начать процедуру, но она после фотосеанса абсолютно утратила к уникуму
интерес, перевела свет рефлектора на кресло и велела пациенту туда са-
диться. Сами же невропатолог и косметолог покинули кабинет.
Фома Фомич сел в холодное кресло и убедился в том, что и правая (со
змеем-горынычем) ляжка, и левая (без украшений) мелко и противно вздра-
гивают. Вздрагивали и коленки. А из подмышек запахло мышиной норой.
"Использовала, сука, и продала", - с горечью на людскую пошлую натуру
подумал Фома Фомич, по телевизионной привычке засовывая кисти рук между
коленок и судорожно сжимая последние.
Было тихо.
За окном кабинета качались верхушки бульварных лип. На старинном мра-
морном подоконнике, намертво в него вделанная, стояла буржуйская мрамор-
ная ваза с золотым антуражем в виде лир. А на потолке - прав был гарде-
робщик - резвились вовсе почти обнаженные ангелы, а может быть, и амуры.
"Все Катька придумала! - вдруг мелькнуло у Фомы Фомича. - А сама к
отцу как? Только и поцелует да прижмется, коли ей заграничную тряпку
приволочешь, а так и нет никакого беспокойства и переживания за отца...
Супруга тоже хороша... Раньше-то ревновала, волновалась, значить, а нын-
че что? Успокоилась. И в рейс проводить не придет - гипертонии да мерца-
ния разные... Они на пару меня и сюда загнали, а потом и в гроб, зна-
чить, загонят..."
Влетела чернявая шустренькая практиканточка Эммочка.
- Ну-с, как мы себя чувствуем? Отлично мы себя чувствуем! Действи-
тельно уникальные изображения! Ну-с, соски пока трогать не будем, - за-
пела-заговорила Эммочка. -