что ничего инте-
ресного в этих местах нет.
   - Вы так это говорите, как будто сами готовитесь к смерти, - сказал
Александр Сергеевич.
   - Рано или поздно каждый человек начинает готовиться к смерти. Под-
готовленных не так жалко.  Мы говорим  в  подобном  случае  -  хорошая
смерть,  - сказал Алексей.  - Сожалеем о неподготовленных,  которые не
все еще места осмотрели и не пришли к выводу,  что все места -  в  нем
самом.
   - Умно! - воскликнул Александр Сергеевич.
   На авансцену в свете прожектора вышел Миша. Он сказал:
   - Хорошо умирать тогда,  когда ты знаешь,  что знаменит!  Прекрасно
быть знаменитым.  Это поднимает ввысь. Надо иметь многочисленные архи-
вы, трястись над каждой рукописью. Писать нужно с холодным сердцем, не
отдавая всего себя творчеству.  Пусть читатель трепещет над твоим про-
изведением.  Если и есть какая-нибудь цель у творчества,  то это - ус-
пех,  шумиха. Пусть ты сам как человек обыкновенен, в глазах сограждан
ты  вырастаешь  до небес.  Сограждане не читают книг,  исключения лишь
подтверждают правила,  но как они произносят  знаменитые  имена!  Надо
быть самозванцем в искусстве, потому что без самозванства никому ты не
нужен и под лежачий камень вода не подтекает! В конце концов, тебя лю-
бит  не  абстрактное  пространство,  не какого-то мифического будущего
зов,  тебя любят Иваны Ивановичи и Елены Сергеевны.  В своей судьбе не
нужно  оставлять никаких пробелов,  твою судьбу должны знать наизусть.
Пробелы надо оставлять в своих произведениях,  держать себя в узде, не
распускать нюни,  не потакать вкусам читающей публики, она - публика -
ждет,  что после поцелуя и легких намеков еще что-то будет, а ты ему с
холодным сердцем - пробел,  и переход к другой сцене!  Не надо очерчи-
вать на полях целые главы своей жизни - она в пробелах произведений  и
в подробнейшей биографии.  Ты постоянно должен быть на виду, буквально
окунаться в известность, чтобы злые языки говорили: "Когда же он рабо-
тает?!" Твои шаги должны звучать,  как шаги Командора!  Туман на мест-
ность нагоняют от неуверенности в своих силах.  А ты в  них  уверен  и
прямо смотришь на солнце.  Никто не пойдет по твоему следу, потому что
никогда не поймут,  как ты шел.  У тебя должен  быть  профессиональный
глаз,  и  победу  от  пораженья ты обязан отличать с ходу,  при беглом
прочтении чужой ли,  своей ли рукописи.  Ни в коем  случае  не  должно
проступать твое лицо в твоих произведениях, ты, по определению, много-
лик.  Тогда тебя ждет посмертная слава,  и никому в голову  не  придет
мысль, что ты уже давно умер. И более живым ты становишься после смер-
ти!
   У правой кулисы высветилась дверь, в которую быстрым шагом ушел Ми-
ша.  Уже при общем свете, в тишине, нарушаемой покашливаниями зала, из
точно такой же двери слева показались Алексей и  Александр  Сергеевич,
который курил папиросу.
   - Странное  впечатление  у  меня от Абдуллаева,  - сказал Александр
Сергеевич. - Он все время называет нас очаровательными, а я не верю!
   - Бывает,  - сказал Алексей. - Для чего-то он нас держит, а для че-
го, сам не пойму.
   - То-то и оно! У меня в душе не прекращается волнение, вдруг да все
это кончится!
   - Кончится так кончится!  - сказал Алексей. - В жизни нужно быть ко
всему готовым!  Не нужно думать об этом. Что будет, то и будет. А мно-
гие мысли - от безделья, от скуки.
   - Да,  нам создал Абдуллаев мирок,  и мы живем в нем.  Но мне, надо
сказать, не скучно. Я как-то привык сам с собою разговаривать, думать,
с вами общаться.  А что еще есть в жизни? Только общение. Вот вы врач,
а ничем человечеству помочь не можете.
   - Я человечеству не смог бы помочь, даже если бы очень захотел сде-
лать это.  Человечество - это такая же фикция, как коммунизм. Человеку
конкретному кое-чем я еще могу служить.  Да и то в случаях понятных. А
так медицина - видимость одна. Ну, разрежу, вырежу, зашью... И что же,
я стану умнее?  Нет.  Все известно:  анатомия,  физиология... И ничего
ровным счетом не известно! Направляющего момента ухватить не могу. Бог
- это выдумка писателей древности. Не скрою, хорошо писали. Но религия
- это чистая политика,  связывающая стадо человеческое в  государство.
Направляющая более загадочна, чем Бог. Направляющая сама создала Бога.
Вот в чем дело.
   Александр Сергеевич ходил по авансцене и курил.
   - Как вы сказали? "Направляющая"?
   - Да, направляющая.
   - Хм... А направляющую кто направляет?
   - Никто.
   - Так не бывает.  Вот играл я генерала армии. В преотличнейшем эпи-
зоде.  Зритель видел,  что я решил исход нашей победы.  Но это не так!
Зритель не видел процесса съемки. А там сценарист задал тему, режиссер
ее поставил,  мне сказал:  "Ты тут,  Саша, построже!" Так и мы - видим
готовый фильм.
   - И сами в нем участвуем!
   - Так точно.
   Из левой двери появилась Ильинская.
   - Ах, вот вы где!
   - Да вот, беседуем о вечности.
   - И что же вы о ней думаете?
   - Интересную мысль высказал Алексей,  - сказал Александр Сергеевич,
- он считает, что существует некая направляющая, которая и самого Бога
создала.
   - Любопытно, - сказала Ильинская. - Не хотите сыграть в лото?
   - С удовольствием! - воскликнул Алексей.
   - Давно не играли, - сказал Александр Сергеевич.
   Отдохнув после обеда,  Ильинская выглядела свежо. На ней было белое
платье,  которое  несколько  полнило ее.  На высокой груди поблескивал
крестик с изумрудом.
   Из правой двери показался Миша с лейкой в руках.
   - Пойду полью пионы, - сказал Миша.
   - Юноша и цветы...  Это прекрасно!  - задумчиво сказала Ильинская и
добавила: - Нарежьте мне букет.
   - Хорошо, - сказал Миша.
   - А  мы в лото собираемся играть,  - сказал Александр Сергеевич.  -
Составите потом компанию?
   - Я не люблю играть в лото, - сказал Миша. - Я пишу, вышел додумать
мысль.
   - О чем же вы сейчас пишете? - с придыханием спросила Ильинская.
   - О времени Петра.
   - Любопытно, - сказала Ильинская.
   Миша удалился в левую дверь со своей лейкой.
   - Право, он мне нравится, - сказала Ильинская.
   - Поухаживайте за ним, - сказал Александр Сергеевич.
   - Придется,  - сказала Ильинская.  - Странно,  что он не увлекается
женщинами. Во всяком случае, я его ни разу с ними не видела.
   - Его женщина - писанина! - сказал Алексей и спел под балалайку:
   Хороши весной в саду цветочки,  Еще лучше девушки весной. Встретишь
вечерочком Милую в садочке - Сразу жизнь становится иной.
   На лице у Алексея было торжествующее выражение, как будто он что-то
доказал этой песней и будто радовался,  что в его репертуаре на каждый
случай есть песня.
   - Россия - зона рискованного земледелия, - сказал Александр Сергее-
вич.
   - Согласен,  - сказал Алексей.  - Еще бы на Северном полюсе  Москву
заложили! Несчастная страна! Но с великим будущим!
   - Вы верите в будущее России? - спросила Ильинская.
   - Без всякого сомнения, - сказал Алексей.
   - И я верю! - твердо сказал Александр Сергеевич.
   - Придется и мне поверить, - сказала Ильинская. - Пойдемте играть в
лото.
   Уходят.
   Прошла неделя.
   На сцену въехал "мерседес".
   Абдуллаев и Миша вышли из машины. Абдуллаев сказал:
   - Я не ожидал,  что они все разом нахлынут за дивидендами. Еще чего
придумали, платить им! Перебьются!
   - Что делать? - спросил Миша. - Их же сотни тысяч!
   Абдуллаев некоторое время смотрел в зал, затем сказал:
   - Буду думать.
   Миша развел руки в стороны.
   Свет погас,  а  когда зажегся - на террасе сидели за столом Ильинс-
кая, Маша, Александр Сергеевич и Алексей.
   - Сорок один, - сказал Алексей.
   - Какой сегодня грустный день, - сказала Ильинская. - Пасмурно.
   - Тридцать семь, - сказал Алексей.
   - У меня "квартира", - сказал Александр Сергеевич. - Русское лето -
сплошное мучение. Нет твердой перспективы хорошести погоды. Прямо-таки
издевка какая-то над населением!
   - Одна страсть угасает, на смену приходит другая, - сказала Ильинс-
кая, время от времени поглядывая на дверь.
   Вошел Миша. Вид у него был печальный. Миша сел к столу, сказал:
   - Мне кажется, Абдуллаев собирается сматываться.
   Все застыли на пятнадцать секунд.
   Актеры в этом месте хорошо продержали паузу.
   Тишину нарушил Александр Сергеевич:
   - Как говорил Гоголь, философия торжествует над печалями прошлого и
будущего, но печаль настоящего торжествует над философией.
   - Что же произошло? - спросила Маша.
   - Ничего особенного,  - сказал Миша. - Просто валом повалили акцио-
неры,  а денег на дивиденды у Абдуллаева нет, или он просто не хочет с
ними расставаться.
   - Но он же богат! - вскричала Маша.
   - Чем богаче человек,  тем он жаднее, - философски заметил Алексей.
- В погоне за пустяками мы упустили существенное:  не поинтересовались
у Абдуллаева, каковы его намерения.
   Маша встала из-за стола и нервно заходила по террасе.
   - Я его сейчас приведу, - сказала она наконец.
   Уходит.
   - Вот вам и фокус!  - сказал Алексей,  тоже поднялся и захромал  за
балалайкой, потом запел:
   Над страной весенний ветер веет.  С каждым днем все радостнее жить.
И никто на свете не умеет Лучше нас смеяться и любить. Но сурово брови
мы насупим,  Если враг захочет нас сломать, Как невесту, Родину мы лю-
бим, Бережем, как ласковую мать.
   Абдуллаев появился как ни в чем не бывало под конвоем Маши.
   - Очаровательные мои,  в чем дело? Что за волнения, прелестные мои?
Маша  говорит,  что я куда-то собираюсь исчезать.  Это просто домыслы.
Да, в данный момент я не могу выплатить дивиденды. Но я расплачусь ак-
циями.  Этих акций у меня на век хватит. Так что нет никаких оснований
для волнений.  Что касается исчезновения, то я действительно собираюсь
в командировку в Аргентину.  Но Миша прекрасно об этом знает. Почему я
еду один? Да потому что я так хочу. Я захотел из ничего создать инвес-
тиционный свой фонд.  И что же? Создал! Я же не упрекаю вас, мои заме-
чательные, что никто из вас ничего подобного не создал!
   - Значит, вы все-таки уезжаете? - спросила Ильинская.
   - Уезжаю. В командировку. На три недели.
   - И в такое время ты можешь уехать? - вскричала Маша.
   - В какое время?
   - Когда по радио уже кричат, что Абдуллаев проходимец! - с чувством
сказала Маша.
   - Это  могут  говорить  невежественные  люди,  - сказал Абдуллаев и
улыбнулся. - Очаровательные мои, нет никаких оснований для подозрений.
А  чтобы вы поверили мне окончательно,  я выплачу до командировки всем
вам по тысяче долларов.
   - Неплохо! - сказал Алексей.
   - Дешево же вы нас оцениваете! - твердо сказал Александр Сергеевич.
   Абдуллаев, ничего не ответив, развернулся и ушел.
   После некоторого молчания Ильинская сказала:
   - Говорил что-то,  а что,  я так и не поняла. Почему ему приспичило
ехать в эту Аргентину?  Он нам не ответил. Умные люди в двух-трех сло-
вах умеют выразить свою мысль, а глупцы могут говорить часами и ничего
не сказать! Он, мне кажется, неумен!
   - Ну,  это вы уж слишком,  - сказал Миша. - Чего-чего, а ума у него
навалом.  Только ум у него другой,  не наш. Он думает, что может обой-
тись без нас.  В этом он сильно ошибается. Но если мы подумаем, что мы
обойдемся без него, то ошибаемся вдвойне.
   - Я его не пущу! - крикнула Маша и убежала к себе.
   - Абдуллаев сразу же стал мне  малоинтересен,  -  сказал  Александр
Сергеевич. - Он похож на песенку "Листья желтые", которая быстро вышла
из моды.
   - Ладно,  это все так, - начал Алексей. - Но что нам делать? Предс-
тавьте себе - он исчезает.  Придут органы,  опишут дом и нам соучастие
припишут!
   - Точно! - согласилась Ильинская.
   - Скажут, что мы - мафиози! - определеннее сформулировал Миша.
   - Коррупционеры! - заострил Александр Сергеевич.
   - А то и пойдем на скамью подсудимых,  как одна банда!  - испуганно
произнесла Ильинская.
   Все погрузились  в глубокую задумчивость,  как это случается с каж-
дым,  даже самым легкомысленным человеком,  в  минуту  непредвиденного
происшествия.  Хотя происшествие предвидеть нельзя.  Оно грядет всегда
без предвидения.
   Появился Абдуллаев с желтым дорогим чемоданом, следом Маша с черной
сумкой под мышкой.
   - Он берет меня с собой, - сказала Маша.
   - Я этого не говорил, очаровательная моя! - изумился Абдуллаев.
   Маша подошла к столу и стала копаться в своей сумке.
   - Что-то вы поспешно собрались! - сказал с волнением Александр Сер-
геевич.
   - Навещу семью, очаровательные мои! - сказал Абдуллаев.
   - Поздно! - воскликнула Маша, направляя на Абдуллаева пистолет.
   Раздался выстрел, затем второй, пятый.
   Белый костюм Абдуллаева покрылся красными пятнами.  Абдуллаев  кач-
нулся и упал.
   - За что, очаровательные мои? - простонал он и затих.
   Тихо заиграла музыка: виолончель со скрипкой.
   Ильинская направилась к рампе.  Свет погас,  лишь прожектор осветил
лицо Ильинской.
   - Все пройдет,  все успокоится...  Вспомним тех,  которые жили сто,
двести  лет  до нас,  которые пробивали для нас дорогу.  Вспомним их с
благодарностью,  помянем их добрым словом...  Придут новые поколения и
будут жить и работать,  работать.  Но все мы, как ни крути, сольемся в
едином потоке и с теми, кто был до нас, и с теми, кто будет после нас.
Мы сольемся в едином благородном порыве - добром,  честном,  красивом.
Мы услышим ангелов и увидим небо в алмазах.
   Занавес медленно закрывается.