м и искрящейся

солью.

Не поэт сожрал бы это на газете, впопыхах,

грязными пальцами.

И не эстет так сожрал бы.

Я - употребляю вилку и нож - не тороплюсь, и потому трапеза моя похожа на удивительную красивую хирургическую операцию. Красивую и точную, только с тем различием, что операции проводятся в других тонах. У меня более приглушенные и туманные.

Я очень люблю быть бедным. Полдня решать - пойти ли в кинотеатр "Плейбой" на два фильма за один доллар, или фильмы недостаточно хороши, чтобы тратить на них так много. Или идти голодным где-нибудь в Вилледже, где



65


из-за каждой двери тебя обдает новым особым запахом.

Я так люблю быть бедным - строгим, чистым, опрятным бедным тридцати четырех лет мужчиной, в сущности, совершенно одиноким. И люблю мою тихую грусть по этому поводу. И белый платочек в кармане.

Хочется написать о бархате и его тонах.

О дыме марихуаны, обо всех других дымах. Об утренней лиловой траве - ее заметил шофер, который привез труп в усадьбу для "медицинских целей".

Хочется испытать ощущения Елены после того, как она изменила своему мужу Эдуарду Ли-монову и шла домой по Нью-Йорку, и садилось в это время солнце.

Хочется ворваться в зал Метрополитен-опера во время премьеры нового балета и расстрелять разбриллиантенных зрителей из хорошего новенького армейского пулемета. А что делать - хочется.

Но я подавляю, подавляю их - желания. Не очень-то получается.


Для шепота с оркестром

Я целую свою Русскую Революцию

В ее потные мальчишечьи русые кудри

Выбивающиеся из-под матросской бескозырки

или солдатской папахи,

Я целую ее исцарапанные русские белые руки,

Я плачу и говорю:

"Белая моя белая! Красная моя красная!

Веселая моя и красивая - Прости меня!

Я принимал за тебя генеральскую фуражку

грузина,

Всех этих военных и штатских,

Выросших на твоей могиле -

Всех этих толстых и мерзких могильных

червей.

Тех - против кого я. И кто против меня

и моих стихов!

Я плачу о тебе в Нью-Йорке. В городе атлантических сырых ветров. Где бескрайне цветет зараза. Где люди-рабы прислуживают людям-господам, которые в то же время являются рабами.

А по ночам. Мне в моем грязном отеле. Одинокому, русскому, глупому. Все снишься ты, снишься ты, снишься. Безвинно погибшая в юном возрасте - красивая, улыбающаяся, еще живая. С алыми губами - белошеее нежное существо. Исцарапанные руки на ремне винтовки - говорящая на русском языке - Революция - любовь моя!"


И летняя гражданская война

В городе горячем, как сон.

И руководитель восстания полулатиноамериканец, полурусский - Виктор, и Рита - женщина с прямыми волосами, и голубоволосый гомосексуалист Кэндал - все пришли утром в мою комнату и стали у дверей, и Виктор угрожает мне дулом автомата за то, что я предал дело мировой революции из-за тоненьких паучьих ручек пятнадцатилетней дочки президента Альберти - Се-лестины, ради ее розовых платьев и морских улыбок, ради ее маленькой детской пипочки и веч-нозащипанных мочек ушей, ради ежей в саду ее папы, ежей и улиток на заборе.

Все это привело меня к сегодняшнему утру, и лучший мой боевой товарищ и бывший любовник Виктор говорит вполголоса страшные слова, истеричный Кэндал в тоненьком пиджачке не смотрит, а стремительное лицо Риты...

И долго плакала в постели маленькая Селес-тина, подрагивая голыми грудками, а отец ее - господин президент уже входил с танковым корпусом в столицу, и дрожали преданные западные предместья, и товарищей расстреливали во дворах.

70

Как ебаться сегодня хочется. Сунуть хуй глубоко-глубоко в эту щель - цвета мятой клубники щель - и пропади ты, мир, пропадом. Но какая страшная бездна будет после оргазма, откроется. Каким холодным и металлическим будет мир. И ничего не стоит приговорить к смертной казни кого угодно - а если ангела, так и еще возбудительнее.

71


Вчера в час ночи встретил выкатившуюся из ресторана личность в белом костюме и с темным небрежным полуразвязанным бантиком на шее. Он был очень пьян (покачивался) и артистичен. Увидав меня, встрепенулся, сделал полуоборот, взглядом уже уперся в мою челку... Но я хотел пи-пи, очень хотел. Я спешил. И я не остановился.

Но потом, когда сделал пи-пи в известном только мне открытом ночью холле дома на пятьдесят восьмой улице, - я пожалел. Эх, болван, нужно было пойти с ним и взять у него 54 доллара и купить завтра с утра те белые лакированные сапожки на Бродвее и прямо в магазине нацепить их.

72

Если вы сидите в мае в саду и плачете - это невероятно хорошо. Это кто-нибудь близкий умер, и вы жалеете.

И вышла незагорелая полная родственница в темном платье, и припухли глаза от слез. И вы берете ее за белую руку - приближаете, обнимаете и говорите: "Салли, родная, как горько, какая потеря!" И обнявшись - вы заливаетесь слезами.

А сквозь горе, от соприкосновения тел такое уже жуткое пробивается желание. И стыдное, и запретное, и неуместное. И она чувствует тоже. А особенно если это покойного жена. И закрыв глаза! с головой - оба в эту бездну.

И гроб с покойным со свистом ввинчивается в небо. Удаляется.

73


Я люблю, что я авантюрист. Это меня часто спасает. Вдруг дождь, и мне тошно и бедно, и плакать хочется, так подумаю: "Хэй, ведь ты же авантюрист, мало ли что бывает. Держись, мальчик, сам себе эту дорогу выбрал, не хотел жизнью нормальных людей жить - терпи теперь".

Тут и подправишься, кому-то позвонишь, овечкой притворишься, обманешь, глядишь - через пару часов уже в высшем обществе расхаживаешь, со знаменитыми людьми беседуешь, красивых женщин за руки хватаешь, проникновенными голосом чепуху говоришь. Слово за слово - бывает, утро в богатой постели встретишь, первые лучи сквозь занавески лицо щекочут, кофе тебе в постель несут. - А я водки хочу, - говоришь. Невероятно, но и водку несут. Кривишься, но пьешь - просил ведь.

Я люблю, что я авантюрист.

74

Сука я. И грустно мне, что я сука и никого уже не люблю. И не оправдание это, что любил. Курю и думаю упорно: "Сука, сука, точно что сука". И гляжу грустно в окно на почти итальянские облака над небоскребами. Кажется, кучевыми называются.

75


Роскошное летнее утро над Ист-Ривер. Я, сидящий на скамеечке в миллионерском саду, которому завидует молодой итальянец - дорожный рабочий, глядящий в недоступный сад через высокую решетку. Вот, думает, - сидит богатый парень и кофе на солнышке пьет. Ишь ты, думает, - падла - рано поднялся, в восемь часов утра на воду смотрит.

А я-то не по праву сижу в миллионерском саду. Не по праву незаработанный кофе пью, на чужую траву босые ноги поставил, изредка тела рядом сидящей девушки двадцати одного года касаюсь. Приблудный писатель, непутевый иностранец, клиент FBI, с опасными идеями поэт. Любовник миллионеровой экономки.

Это пароходное путешествие в маленькой каюте с нею осталось в памяти на всю жизнь. И утром тащил чемодан через весь южный город - чемодан с ее тряпочками - любимыми душистыми существами, и едва нашли машину в другой город, и мчались по горным дорогам с шофером в кожаной куртке, и по сторонам дороги вспыхивали дикие цветы, и низкое море мелькало на поворотах, и жизнь была как револьверная стрельба, как беспорядочная и жуткая револьверная стрельба.

76

77




Какие-то шоу, которые через полчаса уже никто не помнит. Глупые актрисы, развязные мужиковатые актеры. Идиотские фильмы - для рабов и людей с мозгами кошки. Пять разрешенных чувств, сорок рабочих часов в неделю, установки для кондиционирования воздуха, беседы с беременными женщинами, забастовки, коммершиалс...

И только родным и близким, нормальным, изредка повеет от какого-нибудь маньяка, изнасиловавшего одиннадцатилетнюю девочку. Только такие, оказывается, еще ценят и свежесть, и красоту, и несмятость.

Разбей только стекло. И заскочи в магазин.

Возьми все, что ты хочешь. Костюмы, эти прелестные трости, трогательные мягкие шляпы, лаковые ботинки и ласковые шарфы. Лавируя между цветами, задевая плечами листья пальм, отыщи вначале легкий, крепкий и изящный чемодан и складывай все вещи туда. В конце концов цинично нацепи темные очки, прикрой кудри шляпой и разбитной походкой вынырни из витрины. И пусть воет эта гадкая сирена. Очень вероятно, что ты успеешь уйти. Только не суетись.

Утром уже в каирском аэропорту - пей турецкий кофе - принюхивайся к нему и свежему сигаретному дыму и нахально гляди в дам. А девочки этих дам от твоего сорокалетнего взгляда тихонько писают в нижние штаны.

78

79


Распахнуть грудь. И - мамочка! Ленка! Родители!.. "Стреляйте, гады! - ласковые мои!" На яростной земле с мягкими боками. Блаженное и важное дело смерть. Руку протянет: "Идем, Эдинь-ка!" - взахлеб. И косой дождь вспомнишь на углу Петровки и бульвара. И мамочка! Ленка! Родители! Анна!... на чужой своей латиноамериканской земле. Грудью.

Придешь, бывало, от женщины к себе домой в отель утром, пропив вечер и проебавшись с нею ночь - талантлив, как цветок, - здоровый, возбужденный.

Элевейтор не работает, у самых дверей номера гадко пахнет - чья-то собака нагадила или человек. Придешь - злой, умненький, тараканы из ящиков стола врассыпную. "Ох, еб твою мать!" - думаешь, - и неожиданно как бы впервые обнаружив себя здесь, как рассмеешься... "Чем хуже - тем лучше. Ебал я ваш Нью-Йорк!"

Бутылки из окон слышно сыпятся. Чайки во дворе почему-то летают.

80

81


Молодые люди часто ленивы и работать не хотят. Ну, они и правы. Позже их прижмут, заставят. Но были правы. Что в работе хорошего, и чем тут гордиться? "Я работаю, я налоги плачу", - так всю жизнь и подчиняются.

Я лично только писать люблю, и то не всегда. А вообще предпочитаю ничего не делать. Размышлять. Чьи-то стихи вспоминать. На солнышке лежать. Мясо есть. Вино пить. Любовью заниматься или революцию устраивать. А писать - иногда.

Я не верю, что кто-то действительно любит восемь часов в день, пять дней в неделю печатать на пишущей машинке, или же рубашки для мужчин шить, или же мусор с улиц убирать. Одну рубашку сшить приятно порой, ну, страниц несколько отпечатать тоже возбудительно - ишь, умею, вон как ловко выходит. Но чтоб всю жизнь?! Не верю, и многое меня подтверждает. Женщина одна выиграла в лотерею - будут ей платить до конца жизни тысячу долларов в неделю. Так что, она сказала, сделает во-первых, что вы думаете? Конечно, "стап май ворк". Так что молодые люди неосознанно правы. Я за них, я их поддерживаю.

82

Идете вы опять утром через Нью-Йорк "домой" - в отель - размышляете - и встречаете нос к носу вашу бывшую жену. Худая, длинная, в штанах, пояс с огромной пряжкой, модные тряпки вниз все висят. Зубастая. Зубы передние переделала, не потому что плохие были, а для фотографирования не годились.

Губу верхнюю подрезала. Нос напудрен, шея напряженная. Наглая, но что-то стыдное в глазах.

Поговорили и пошли каждый своей дорогой. Идете дальше и думаете: "Эх Елена, Елена, не избежала и ты общей бабьей судьбы. А жалко, черт побери. Жалко. Жалко. Что-то не так ты сделала. Эдьку Лимонова бросить можно. Чего ж нет. Но что-то не так. Явно что-то не так..."

83


Больше всего не люблю старых богатых леди. За каждой какая-нибудь гнусность скрывается. Удачливые торговки пиздой. Посчастливилось. И с собачками их не люблю, и без собачек. И в магазинах их не люблю. И когда едят не люблю. Впрочем, и молодые женщины, когда едят - противны. Обычно они едят много и жадно - особенно после нескольких недель совместного секса" когда уже уверены, что вы свой - можно расслабиться - тут вы их и видите такими, какие они есть. Бедный мальчик - вы-то воображали... Принцесса... ангел - заглатывает куски мяса, как удав, мычит над бурым соусом, кутает губы в тяжелое красное вино, сладостно шипит смесью ананаса с кокосом - короче, совокупляется с едой.

84

Отели. Отели. Вся пятьдесят девятая Централ-Парк-Южная раззолоченная улица. Как-то ночью пьяная пара обнимать меня здесь стала. Я оторопел от наглости. Обычная реакция - в карман - за нож...

- Но они ж меня не обижают, - потом думаю. - А все-таки тела касаются.

Ушел от греха.

Они пьяные ли догадывались? Он? Она? Что стройный человек в кепочке, похожий на художника, вполне спокойно зарезать мог. Гуляй, буржуазия, да не загуливайся. И обнимать меня не надо. А то я злой.

85


Японский ресторан хорош осенью - в промозглую погоду. Горячие салфетки, подогретое саке. Когда дует норд-вест. И особенно хорош он перед покушением на жизнь премьер-министра, на последние деньги, в свистящем ноябре.

86

Централ-Парк. Июль. Два молодых бледнолицых в очках урода, один с длинным внимательным носом, суют друг другу листки с отпечатанным текстом. Я заглянул - сценарии... Будут, будут длинноносцы - добьются - со старыми шеями, в распахнутых с жабо рубашках и цепями из золота на старых веснушчатых сосисках-руках - будут в Голливуде. И будут ебать молодых глупых моделей и тех, кто желает в артистки. А рядом густо замешанная мексиканская семья размещалась с подстилками, детьми, термосами и сразу тремя транзисторами. Эти не будут.

И шел мимо я - красная сволочь - кудрявый, длинноволосый, с темной кожей и черными мыслями. Э. Лимонов - человек из России. И что удивительно - талантливый нееврей.

87


Как-то красил студию ювелира Франка, у него длинная итальянская фамилия. Поблизости вертелась очень живая его девочка, Элен, три года девочке.

"Мой папа Фрэнк - муж моей мамы, - сообщила она мне. - А у тебя жена есть?"

"Моя жена оставила меня", - говорю я ей, продолжая красить, сидя на корточках. "Это очень подло, - говорит дитя серьезно. И очевидно, чтобы развеселить меня, объявляет: - Вот, посмотри, как я умею прыгать. - Встает с пола и прыгает, отбрасывая ручки-ножки в стороны. - Это потому, что я легкая. Ведь я еще ребенок. Вот вырасту - уже не смогу", - поясняет она.

Я поднимаюсь, откладываю щетку и пытаюсь прыгнуть, как Элен. Очевидно, у меня плохо получается, потому что она смеется. "Ты тяжелый", - говорит она. Когда я спрашиваю, сколько ей лет (банальный дурацкий заискивающий вопрос взрослого, чтобы что-то сказать ребенку, отец ведь сообщил мне, что ей три), она отвечает, что уже имела три дня рождения. "А сколько тебе?" - спрашивает она. "Тридцать один", - вру я. (На самом деле тридцать пять.)

"Ты старый", - говорит она.

88

"Может, не очень?" - с надеждой спрашиваю я.

"Нет старый", - говорит, потупясь, правдолюбивый ребенок.

Потом она меня учит английским словам. "Повтори за мной", - сурово требует итальянская девочка, я повторяю.

В общем, у нас все о'кэй с ней. Мы отлично ладим и довольны друг другом.


М. Н. Изергиной

ПАСТОРАЛЬ

Из Бранденбурга красивая летняя дорога, по сторонам которой пышно разбросаны буковые деревья и платаны, ведет вас к Ораниенбургу, а там глядишь - недалеко и сонный город Винненбург.

За большими сонными озерами на окраине Винненбурга расположена долина с удивительными, нигде на свете больше не встречающимися сортами винограда "голубой бархат" и "Розали". У юго-восточного - единственного доступного автомобилю выхода из долины и находится гостиница "Приют для чудаков", которой хозяйка, фрау Мария, удивительно похожа на мадам Река-мье. "Вся жизнь - шутка", - часто любит повторять она в дождливую погоду, после чего с удовольствием исполняет известный старинный романс "Гори, гори, моя звезда".

Кто мог ожидать это - однако студент Савицки и еврейская девица Клейншток одновременно покончили с собой в прошлую пятницу - прошли через долину, напевая песни, и утопились в прудах - я имею в виду озера.

На всех пляжах быть прохожим. Всегда быть иностранцем - залетным гостем из другой страны. Не заводить даже книг и квартир. Вышвырнуть в гостиничный мусор десяток прочитанных томиков, и дальше - по секретным поручениям Чрезвычайной Лиги Уничтожения, переданным через агента - девушку в лиловой шляпе по имени Мадлен. Дальше и дальше, устраивая заговоры и порой собственноручно разряжая револьвер в розовые лица и животы приговоренных Лигой мужчин - обычно в возрасте от сорока до шестидесяти лет.

91


Раннее утро. Пришла соблазнительная тринадцатилетняя девочка - бэбиситэр. Обожженный солнцем нос. Белые волосы - длинные ноги. Встать бы из-за стола, бросить занудных взрослых и их разговоры, взять девочку за руку и уйти с ней в начинающееся утро. Она еще во что-то верит. Она еще любит просто так - за лохматые волосы, вольные мысли, за первый секс.

92

"Эх, ебаный в рот!" - говоришь с горечью в никуда, наедине с самим собой. Куришь часто еще сигарету. Или из угла в угол ходишь. Или в окно глядишь. "Эх, ебаный в рот!" И в этом восклицании больше смысла, чем в большинстве книг и даже в прославленной старой библии.

93


Мне это уже не интересно. Ну, женщина - голова, волосы, две руки, две ноги, ну, отверстие это между ногами - мехом-шерстью поросло. Ну и что. А ведь раньше я любил женщин - любил узнавать их, любил заниматься ими, любил их оргазмы, смотреть на их искаженные в этот момент лица любил. А теперь я оставил это простым людям и нахожу удовольствие только в борьбе против общества и обществ. Впрочем, вчера я был растревожен девочкой пяти лет. Нестесняющее-ся маленькое животное катилось на низком игрушечном велосипеде - растопырив ноги и выставив лобок. И там было розовое отверстие, как дырочка от пули. Пулевая дырочка.

Я не гадкий бессильный старик - женщины на улицах смотрят на меня с большим интересом, но пулевая дырочка была так непристойна, что я с ужасом отвернулся. Куда более непристойна, чем показывающая свою развороченную пизду толстая проститутка, которую я когда-то видел в ранней юности.

Ужасное дитя.

СТАРИК И ДЕВА

Старик воткнул член в деву и сладострастно раскачивается. Дева чувствует некоторое жжение, а от седых волос и мятой кожи испытывает большое удовольствие. Ей кажется, что она ребенок - девочка, и это очень нехорошо, что ее ебет старик. Оттого что это нехорошо - деве приятно. Она царапает коготками грудь старика.

Глупо плачущий юноша находится за рамой картины. Чего доброго, он покончит с собой. "Уймись, парень, - дева только бессмысленный цветок двадцати одного года". Парень унимается. Иногда - нет.

95


Кто это стучится в дверь? Да так себе, проходимец, писателишка. Эди Лимонов - пиздюк тридцати четырех лет. Созданье божье. Креатура.

"Да так, еще один русский!" - сказал большой любитель черешен Миша Барышников, когда его спросили, кто это. Мне это определение понравилось. Я и есть еще один русский.

96

Вдруг оказалось, что уже более двух месяцев он имеет секс с девушкой, у которой наследственный сифилис, можете себе представить. Это та - мил-лионерова экономка. Она ему объявила. "А если я уже имею сифилис?" - подумал он. Достойный размышления вопрос. Однако по крайнему своему безрассудному авантюризму вдруг понял (не без удивления), что и это ему интересно, и воспринимается им как захватывающий факт биографии. Ну и ну!

Потом выяснилось, что это был не сифилис. Какая-то незаразная зараза.

97


Ну, я хотел бы жутко возбужденных отношений между группой людей, конечно и женщин, в то время как корабль движется. И это просто путешествие куда глаза глядят.

Корабль удобен - потому что тогда не убежать. И в тесном месте отношения извращеннее.

А мельканье берегов, пейзажей и портов необходимо нетерпеливому человеку. Очень напряженная обстановка, которая разряжается только убийством. От крови все жмутся друг к другу как семья.

БЛИЗОСТЬ

Девочка, которую я люблю, но не ебу, часто приходит ко мне в гости. Единственная близость наша - мой туалет. Когда ее визит долгий - она использует мой туалет. Она говорит: "Могу я воспользоваться вашим туалетом?" - по-английски. И пользуется.

Потом, после ее ухода, я сижу на том же месте и думаю, что тут она обнажила свою попку и все другое тоже было видно. И я возбуждаюсь.

99


Мир грязненьких фотографий, дешевого секса, десятиразрядных журнальчиков, мир спермы и крема, брошенных повсюду темных ваток, крошечных проституточных трусиков, бритых лобков, потных морщинистых шей. Ужасна стареющая модель поутру - примятые уши, запах всех эт