Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
их мэйкапосмываний, тусклые глаза, отсутствие бровей и ресниц. И тело, столько раз мытое и вновь ебаное тело, несчастное тело уже по-старчески мягко, и если его тронешь - идет волной. И только из-под челки грустные, большие, детские коричневые глаза, недоумевающие "За что?"
"Выйду ли одна из дому.
Посижу ли на пустом пляже.
В толстой вязаной кофте, грея разнесчастную пизду, у которой период. (Бессмысленный взгляд в океан.)
Дождусь ли бородатого и глупого актера, моего любовника, с начинающимся животом.
За щепочкой ли послежу?
А ведь была девочка.
Верила в белое платье и свадьбу.
И все, все разрушила, и плакать хочется.
Все... все..."
100
Утро. Взглянул в унитаз на свое говно. Огуречные зернышки торчат из. Оказывается, не перевариваются. Открытие в тридцать четыре года совершил. Огурцы уже старые - зерна твердые. Осень.
101
Весть о приеме в саду этой знатной дамы докатилась и до меня - одинокого. Через газету. Там были те, кто не по праву владеет: красивые женщины, вышедшие в свое время замуж за бессильных уродов и щеголяющие теперь их титулом и деньгами.
Старики из искусства, переживающие своих куда более талантливых сотоварищей и потому считающиеся гениями сегодняшнего дня - заслуга их в долголетии.
Финансисты и бизнесмены, получившие от отцов по нескольку миллионов, а заставь их жизнь начать с грязного отеля - завтра умрут от голода и бессилия...
В общем, там были все, кого я ненавидел.
102
Женщина, которую ты хочешь. Девочка. И которую ты не встретил. Соль и перец все же в крови. "Все равно встречу, буду, буду счастлив! Опять по-иному буду счастлив!
И погибну в революционной войне. Не хочу быть старым говном на службе у этого общества, не хочу ебать кого попало, хочу ебать мою любимую!
Хочу любимую ебать!
Как сладко ебать любимую!"
Образ расплывается. Имейте терпение, господин. И придет она к вам, и наклонит перья шляпные... ох нет, простите, одетая в пехотную куртку хаки. Как сладко ебать любимую!
103
Маленькая девушка, позвонившая в дверь виллы немецкого банкира. Старый задумчивый Рейн несет свои воды в зелени.
Аккуратно и скушно жить.
И ничто, кроме пули, не разорвет воздух.
И прекрасно свалиться банкиру под дверь, закивав головою, под ноги молодой суке жене.
104
Что ни говорите, кончается август, и листья с миллионерского плюща на "нашем" домике начинают спадать. Серые и сухие, они лежат на террасе на железных стульях.
Я не могу долго думать на эту тему, ясно, что в листьях мне только знак дан - изменения знак, знак вопроса - "а ты?" Ну и я. Уже не тишотка, но рубашка, уже не двухлетние босоножки, но сапоги. В косматых волосах - седина, и озлобленное лицо дикой крысы, причудливо смешавшееся с остатками поэтической мягкости и обаяния. Что поделаешь - это я.
105
Быть человеком - ужасно глупо.
Увидел: в кустах Централ-Парка что-то шевелится - небольшой черный зверек - то ли птица, то ли крыса. Гляжу, интересуюсь, кусты разгребаю, суечусь, то с одной стороны забегу, то с другой, минут пять истратил. А потом подумал: "Какого хуя, мое дело пиздовать себе в отель, не хуй интересоваться!"
И ушел.
106
Посещение этого сумасшедшего стоило мне крови. Он оказался толстым - с животом и ляжками. Полупарализованный, ездил по светлой студии в кресле.
Характерный чертой его безумия была измель-ченность сознания. Он заставлял меня поднимать и опускать слои писем и рисунков на его столе (желтых и покрытых пылью), по-полицейски следя за тем, чтобы порядок (хаос) их положения не был нарушен. Один раз мне пришлось дотронуться по его требованию до двадцати шести бумажек, прежде чем он удовлетворился и получил нужный розовый клочок. Впрочем, он тотчас приказал мне положить его обратно. Из других подвигов сумасшедшего - он надевал мои очки и пытался подарить мне свою телефонную книжку.
Сумасшедший был очень сентиментален - он постоянно вспоминал своих многочисленных жен - выходило, что все упоминаемые мной или им женщины были его жены.
Многие рисунки сумасшедшего (он рисовал) были мазней и хаосом, но некоторые - особенно желто-зеленый портрет с двоящимся лицом и рождение Венеры из морской пены - поражали своей нервной силой.
107
Я едва выдержал два часа с этим сумасшедшим. Именно с этим. Мне показалось, что он чем-то похож на меня. Других я переносил спокойно. Цель моего визита: я приносил ему щи - сумасшедший был сыном русских родителей.
За тоску отельную, за одиночество полное, за собачье дерьмо под дверью, за одинокий телевизор всю ночь, за недоступных благоухающих красавиц, встреченных на улице у дорогих магазинов, за жизнь без улыбок, за все другие прелести с миром рассчитаться хочется сполна.
И не так, что взял ружье, на крыше засел и прохожих стреляешь. Они не виноваты - сами жертвы. А вот систему эту с грохотом обрушить, камня на камне не оставить - все учреждения раздавить до боли в желудке хочется. Как по свежей весенней травке босиком походить.
И чтоб никто перед другим преимуществ материальных не имел. И чтоб ни актеры, ни певцы, ни президенты больше других людей не имели. И деньги эти отвратные уничтожить все. И банки сжечь дотла. И уйти из Вавилона этого, пусть травой порастет, обвалится, разрушится, и океан его пусть слижет.
109
Когда видишь утварь умершего человека, то понимаешь, как глупо все это заводить. Штуки и штучки, вещи и вещички, журналы и журнальчики - все осталось, и многое вышвырнуто на улицу - пошло в мусор.
Самое ценное взяли наследники - а вот эти письма не взяли. Письма с расплывшимися словами. От любимой женщины. И только любопытный грустный парень вроде меня станет у открытого мешка с мусором и эту чужую золу перебирает.
А то еще брюки и пиджаки мне с одного аукциона, от мертвых оставшиеся, приносят задаром. И долго я над ними размышляю. Потом перешиваю, конечно.
Из всех моих собираний цветов ярко помню одно - в коктебельских горах.
Ранним утром ушел сразу после дождя собирать дикие тюльпаны. Добрался до нужного места в облаках и только в просветах облаков умудрялся выуживать из густой, темной, мокрой травы цветы. Не успокоился, пока в руках не был тугой свежий сноп. Был счастлив. Во всех Fopax никого. И едва видишь тропинку в пяти шагах. Чертов Палец - скала, тоже в тумане, как ее и не было.
Когда вернулся - любимая еще спала. Поставил тюльпаны в воду - во многие вазы и улегся к любимой. Опять пошел дождь... И все это, увы, уже было...
Счастье - это то состояние, когда ты можешь любить настоящее. Не прошлое, не будущее - но настоящее.
110
111
Есть вещи, которые не припомнишь и не опишешь так, чтоб другие поняли. Например, голод, то невероятное озарение голода, до которого доходишь, если месяцами в нужде и недоедаешь.
Пылающая миска куриного супа превращается в солнечный круг, годами ее после помнишь.
Какие чудесные и кровавые ужасы являются в голоде. Какие казни и пытки придумываешь богатым и сытым, сталкиваясь с ними на улицах, когда в шубах и клочьях пара выходят они из ярко освещенных дверей ресторанов. И какое удовольствие, неописуемое для человека с улицы, для человека с голодными глазами, если удается выебать богатую девушку. Где-то познакомиться случайно и выебать. "Я - плебей, - думаешь, - люмпен, а вот ебу тебя! Вот ебу и ебу!"
Это высший секс, если имеешь женщину выше себя, чистую, сытую, другому принадлежащую. Сейчас, когда вошел я уже в возраст, хочется мне частенько выебать ухоженную, начинающую полнеть даму из высшего света, почтенную мать и супругу какого-нибудь седовласого идиота.
Выебать ее грубо, не считаясь с ней, по-простонародному, без лишних прелюдий и ласк. Фройд,
112
Фрейд, Старый Зигмунд - когда появляется этот тяжелый зад из ее благоухающих тряпок, я забываю все, чему вы меня учили, и только месть, месть и месть: "Я ебу не по праву их женщину, их женщину!"
Говорят, черные мужчины испытывают это, когда обладают белой женщиной. Я не черный, но испытываю.
УЧЕНЬЕ
Я затаился, в секрет ушел. Учусь. Сижу на кухне в миллионерском домике - прислугин друг и любовник - кто там меня замечает, жду моих времен, когда мой 1917 год грянет. А до тех пор комнаты помою, иной раз дверь подкрашу, где шуруп ввинчу, юбку сошью, брюки переделаю - подкармливаюсь. Жена лорда - гостья из Лондона - вчера мне комплимент сделала: "Какие у вас сапоги красивые". Хотел я в ответ сказать: "Какая у вас рожа ничтожная. И у вашей королевы тоже", - но смолчал. Не буду, думаю, зря обижать. Что она обо мне знает!
Приятель же этой леди или любовник, архитектор знаменитый, проходя через кухню за очередным дринком, мельком взглянул на мои руки и в восторг пришел: "У вас руки творческой личности", - произнес. Тут уж я не мог отказать себе в удовольствии и с осторожным, понятным только мне ехидством сказал: "Может быть, разрушительной личности, кто знает?"
Так я хожу среди врагов, учусь, молча, тихо в уголке сижу, рот особенно не открываю, слушаю больше, жду, когда в силу войду. Вот тогда поговорим. Ученье у меня сейчас.
А у леди из Лондона даже свой слон есть. Я фото видел - она на слоне сидит. В Лондоне.
114
Осень. Холодно сделалось. А в отеле поднимешься на свой этаж - грязно, тепло и запах пиз-ды. Даже уютно. Проституток здесь много живет потому что.
115
Идешь по улице, кепочку надвинул, бархатный пиджачок обтягивает. Стройненький весь - встречаешь частые женские взгляды. Знаешь почему - вид у тебя европейский, лицо тонкое, чем-то как бы и измученное. Женщины любят это. И все же благами своей привлекательности воспользоваться не можешь - жилье у тебя страшное - грязный отель. Вряд ли какая женщина в такое место пойдет. И денег у тебя нет. Даже выпивкой угостить женщину, стаканчиком, не можешь. Бредешь дальше.
Опять нужно ждать - если книгу продам - деньги хоть какие малые появятся. А до тех пор сиди и жди, и довольствуйся тем, что бог послал - всякими страшненькими или с дефектами. Ну, иногда, случайно, и что-то редкое бывает. Говорите после этого о справедливом устройстве общества. Справедливо будет, когда секс от денег зависеть не будет:
- Здравствуйте, мадам. Я вам нравлюсь? - Да.
- А вы - мне нравитесь. Сколько у вас денег?
- Три тридцать.
- А у меня два шестьдесят. Пойдемте купим вина и отправимся в мой грязный отель.
И отправились.
116
Неопознанное тело в водах Лонг-Айленда. Сырой осенний туман над неопознанным телом, лижет белые пятки неопознанного тела.
Кто она была? с простым ли лицом сидела в ресторане, звонко разговаривая, стлалась ли тенью перед жилистым мужским животом - кто знает. Боже мой, и чего ты наши бедные тела стегаешь, чего морозишь, пронзаешь острым и бьешь... Иногда не бывает крови, но часто застынет липкая...
Осенняя земля, перебитые лопатой корни растений, молодая мертвая рука в мокрой луже с песком. Свитера коттоновый рукав. Плещется тело с монетками в кармане джинсовой юбки. Не вывалились - нет. Так разглядываю, прости, как любимый разглядывает любимую. Погода стоит хилая, топкая, и плещется тело, набегая головой, волосами или набегая левой рукой. И еще океан, океан грязноватенький.
117
Человек я ужасно любопытный. Помню, одной собаке лизать свой член все совал. Двадцать четыре года мне тогда было. Зима, на кушетке красной я сидел.
Но собака не очень-то хотела, лизнула пару раз и все.
Всю мою жизнь член мой мне покоя не давал.
А в том доме, кроме собаки, еще одно искушение было - тринадцатилетняя дочка хозяйки. Помню, дрожащими пальцами измерял расстояние между одной и другой грудью - блузку ей белую шил. Мамаша присутствовала. И моя тогдашняя жена тоже. Глазели.
Блузка для какого-то пионерского праздника предназначалась.
118
- Мамочка! Какое ликование в окне!
Революция, мамочка, пришла - пышная, праздничная!
С цветами, с ветками. Радость-то, мамочка! Счастье-то!
- Айда, ребята, на улицу! Там Революция как Христос в наш город пришла. Там у богатых отбирают и бедным дают, там столы накрывают и люди всех видов обнимаются. Там хорошо и песком посыпано...
119
Румяные щеки начинающей стареть женщины, шея в складках морщин - дико сексуальны.
Хулиганская, косо надетая кепка на голове. Еще красивая, крепко для дождя и ветра одетая, куда-то едет она в автобусе. И туманно глядит на меня сидя, на уровне пояса, я-то стою перед ней. Изредка поднимет голову, взглянет и криво усмехнется из-под кепки.
Я знаю, что она видит. Брюки у меня всегда такие тесные - чуть не лопаются по швам, и, если член встает, это ужасно видно. А от ее румяных щек и морщин на шее он встал и стоит.
Ни я не стыжусь, ни она. Даже близость теплая возникает. К сожалению, бас сворачивает с пятьдесят седьмой улицы на Пятую авеню. Мне выходить здесь. Меня ждет нелюбимая женщина. Мы в последний раз улыбаемся друг другу. Прощайте, кепочка...
120
Покидая женщину, которую я не любил, на углу, на ветру, в слезах, выбежавшую за мной даже без обуви, я почти плакал сам. (Это та, мил-лионерова экономка.) Но ушел все же грубо и зло, с нежными и жалкими мыслями о ней внутри.
Дойдя до Второй авеню, вдруг не выдержал и разрыдался под ужасный свет автомашин, сворачивающих направо, натянув свою кепку глубоко на брови. Оставленная своей раненой позой и несчастьем напомнила мне маму, робко махавшую мне в харьковском аэропорту, единственному сыну, уезжавшему навсегда, которого она больше никогда не увидит. Боже, как я жесток!
Что нас гонит, почему не сидим мы с любящими нас в тепле, заботе и счастье. Прости меня Христа ради, экономка, - а?
121
Левая сторона Линкольн-центра живо напоминает мне кладбище. Черные каменные скамейки, ровные ряды деревьев между ними и над ними. Поразительно темная листва деревьев еще более усиливает сходство с кладбищем, хотя никаких стоячих плит.
Иногда я прихожу и сажусь в сторонке на октябрьском солнышке, думаю о людях и вздыхаю. Чаще всего мои мысли грустные и задумчивые. Мне тридцать четыре года, и я начинаю от человеческих отношений уставать.
Сегодня на каменной плите у ножки скамейки валяется вишенка - ягодка. Я оглядываюсь по сторонам, протягиваю руку, хватаю ее и ем. Вишенка оказывается яблочком, знаете, мелким, райским. В это самое время опять появляется было скрывшееся солнце. Какие же вишенки в октябре.
122
Мальчики легче переносят лето, чем девочки. Девочки же чувствуют лето всем животом и внутренностями. Для девочек лето липко, им очень тяжело летом упираться своему телу. Они тревожны, пугливы, и нервная система опутывает их прямо поверх одежды. Им все время кажется, что их забивают насмерть яблоками или что их купают в горячем желе из насекомых. Существует опасность щекотки или заползания везде куда не надо. (Вообще женское всегдашнее состояние - как будто они каждую минуту жизни собираются чихнуть.)
Страшно быть девочкой летом. Поскольку я это чувствую, то я сомневаюсь, кто я больше - мальчик или девочка. Притом я твердо знаю, что я странноватый мужчина тридцати четырех лет. Несколько изящный, французистый, с неорганизованной сексуальной жизнью.
123
Мы пришли ко мне в мой вонючий отель - разделись, и вдруг я ее так обнял, так обнял, с такой нежностью.
Бедная, затрепанная в свои двадцать шесть лет девочка, в бесконечных поисках любви, как мы устали!
Я гладил и ласкал ее всю ночь, воображая, что она моя дочка. Моя бедная маленькая дочка. К тому же она была худенькая и небольшого роста. Вот и у меня сегодня все как у людей, семья вроде, тепло вдвоем в октябре под грубым солдатским, с буквами US, одеялом.
А утром солнце влилось в окно и распласталось на одеяле. Что-то забормотав, мой ребенок перевернулся, прижался ко мне и опять уснул, засопев. А ведь у нее репутация отчаянной бляди.
124
Высокомерные богачи. Скачут на лошадях, одетые в специальные красивые костюмы. Стоят в вечерних одеждах на фотографиях в журналах, от ушей, шей и пальцев блестят бриллианты - они прекрасно острижены. Сидят за белоснежными столами. Защищает их армия, полиция и наемные телохранители. А мы, голодные, с завистью глядим на них. Погодите же!
125
Если вы любите деньги - то отчего бы вам не заняться фальшивомонетничеством. Такое длинное слово принесет вам немалые плоды. Успешно подделывая, вы сможете путешествовать, влюбляться, жить легко, останавливаться в белых отелях, не заезжать в нордические зоны слякоти и пурги. С этим ремеслом можно спокойно тыкать аристократическим пальцем в глобус - поеду сюда, нет, поеду лучше сюда. Вы разовьете в себе капризность, много времени будете уделять наукам, вам возможно будет превратиться этим путем в астронома или же моряка.
126
Я люблю черный перец, духи и ликеры, и запах маленьких экстремистских газет, которые призывают разрушать и ничего не стоить.
В настоящее время я влюблен в молодого Z. Я познакомился с ним на одном немноголюдном собрании. Он носит английскую шляпу, пару лет как приехал из Англии, он беден и очень красив. Он талантлив и пишет статьи как поэт. Одно его место - где улитка ползет по рукаву и бабочка села на шею мертвого герильеро, я запомнил и повторяю: "улитка ползет, и бабочка села", и нос у мертвого в цветочной пыльце.
В меня же влюблен фотограф. Как-то утром, уже на рассвете, после ночи в большой дискотеке я сказал, что не хочу с ним ебаться, что я вздорный и очень капризный, и вообще перешел на женщин (что было отчасти правдой), и очень желаю спать.
Если вы в кого-то влюблены, то как вы можете ебаться с другими? А вот фотография с меня в его туманном декадентском стиле мне нужна.
127
ДИСКОТЕКА
Непутевый ты, Эдька, человек, испорченный. И город, где живешь ты, выбрал его, похож на Содом. Сильно смахивает. Гнилой городишко. Оно конечно, вчера в дискотеке было хорошо тебе, весело, но если иными глазами посмотреть, что получается, а?
Словно из феллиниевского Сатирикона персонажи все. Прически аховые, разнообразные, личики блядские и отпетые, раскрашенные, все - обее-го пола на каблуках возвышаются. Один черный и штаны снял, танцует в белой майке, задницу закрывающей, и неизвестно, есть ли у него под майкой трусы. Правая часть зала - гомосексуальная, кое у кого губки подкрашены, мальчики и мужчины обнявшись танцуют, любящими глазами друг на друга смотрят, лижутся. Один в белом специально просторном костюме, черной рубашке, с белым шелковым шарфом на шее, другой в миниатюрных трусиках, с мокрой от пота шерстяной грудью, третий...
Музыка оглушительная, омарихуаненный воздух жарок и дик. Все курят не скрываясь. И пьют повсюду. Толчея ужасная.
Девицы в порочных нарядах всех эпох и народов непристойны и притягательны. Многие
128
в одних только чулках. И ты, Эдька, тут. И так же прыгаешь изломанно, нездорово, и марихуанки уже потребил, и усталости в тебе нет. А женщина, которая с тобой, хотя и моложе тебя лет на семь, стара для тебя, видно, что устала. И вы идете домой не в шесть, когда закрывают, а в четыре двадцать. Для этого места совсем молодая нужна. Не старше двадцати, выносливая.
Ой, погибнет наш Рим, неспроста лесбиянки-красотки, нежные девочки трутся друг о друга животиками, на мальчиков не глядят. В цветном свете мигающем лица чудны и животны. Кровушки только здесь не хватает.
Если ты и философ - пойди в дискотеку, да не стой как пень, танцуй, кое-что узнаешь.
В ту ночь я увидел там и свою бывшую жену. Стояла в белой шляпе, в окружении свиты из черных парней (один был в блестящем плаще), и курила из черного длинного мундштука.
А ведь любишь ты все это - Эдинька!
Каюсь, хотелось мне, остановив музыку, объявить: "Ребятки! Автоматы будут выдаваться у выхода через десять минут. Объект - Пятая авеню. Комнадовать буду я!"
Ой, повалили бы...
Машина движется по парквею. Это штат Нью-Джерси. Я пью прямо из горлышка бутыли дорогое итальянское вино. За рулем - миллионерова экономка. Помирились. А что делать - и она мне нужна, и я ей нужен.
Яркие пятна осенних растений бьют в глаза. По моей просьбе машина останавливается - я отхожу пару шагов в лес, и расстегнув свои белые штаны, пускаю струю, одновременно замечая, как ненормально много ядов