я не буду - я вам не глупая актерская кукла или дорвавшийся до рокстарства хрипун - пролетарский мальчик. У меня в этом мире развлечения исключительные...

183


Была у меня Лысая певица. Я обнаружил, что у нее увеличилась грудь. Я спросил - не кажется ли мне. Она подтвердила без комментария - "нет, не кажется, увеличилась".

После того как я выебал ее два раза, к десяти часам вечера собралась она (это необычно) уходить. И только уже одетая, на пороге, обронила, что идет делать аборт. Я погладил ее по щеке и где-то внутри смутился. Все это случалось со мной десятки раз в моей жизни, но я смущаюсь и буду смущаться внутри. Пойдя по какому-то темному пути, она могла бы достичь моего сердца, но ни она не знала этого пути, ни я. Потому мы и простились в дверях, осторожно поцеловавшись. Удивительно сдержанная, ненавязчивая Лысая певица даже восхитила меня своим поведением. Впрочем, она ведь знала, что я авантюрист, я сам ей говорил, потому как разумная еврейская девочка она и вела себя соответственно. Что навязываться, слава богу - есть что есть - наверное, думала она.

Я обещал ей позвонить на следующий день вечером, но не сделал этого из злодейства. К тому же - подумал я - пусть у нее появится нехорошее чувство ко мне. "Даже не позвонил, не узнал, что со мной". Такая горькая мысль, возможно, оградит ее от напрасной любви ко мне. Если не полностью, то хотя бы немного.

184

Я приятен с виду, но ядовит. Интересен, но ядовит. Таких, как я, стрелять нужно, чтоб яд не разливали. Государства, они правы, даже поздно они это делают, нужно заранее отстреливать способных к разрушению.

Бешеная собака я.

185


Помню, в далекие годы под вечер ехал на подводе в Сумской области. Лошади весело бежали, молоко в бидонах поплескивало. Было мне двенадцать лет, и в двадцатилетнюю студентку Нину был я как бы влюблен. Гостил я у нее - спал с ней в небывалую жару на полу большого деревянного дома. От жары на полу спали.

Спала она со мной в кружевной рубашке, и чувствовал я что-то странно беспокойное. Обнимала меня во сне скользким телом. И ревновал я ее к молодому мужику с чубом, трактористу кажется, и помню, комары меня изуродовали, когда я черную смородину, в болоте по колено, голоногий собирал, упорно озлившись и сбежав от них в болото. К ночи только и откликнулся.

Мычали коровы, грозил рогами бык, падали и вздымались пейзажи, вечерами за камышовым озером орала украинская песня, студентка Нина и тракторист, наверное, ненавидели меня в это лето.

И помню августовский покос, и как мы ехали на волах, везя необъятное чудовищное сено, и парни-кобели изощрялись в ловкости, забрасывая последние скирды к нам - к Нине и мне наверх.

186

Цоб-цобе! И синие мухи у воловьих хвостов, и после изнемогающий хрустальный вечер.

И помню хутора в вишнях, окруженные гречишными полями. - Вы когда-нибудь ехали через гречишное поле? - О, о чем же мне с вами говорить, если вы никогда не ехали на телеге через гречишное поле... Из хуторских зарослей выходили деды в соломенных брылях - зазывали к себе в прохладные чистые хаты и потчевали медом и теплым хлебом - все то, от чего сходят с ума здесь, за океаном, седые украинские националисты и сто раз за ночь переворачиваются в кровати. "Ще не вмерла Украина" и никогда не умрет, пока такие люди, как мистер Савенко (это моя настоящая фамилия), мутят воду на этой земле. Хоть я и не украинский националист.


ИСПРАВИЛСЯ

Времена, когда я ебался в подворотнях со случайно встреченными прохожими мужского пола (от одиночества, впрочем) и жил на вэлфэр, - те дни прошли. Сейчас я полноправный член американского общества, трудовая единица, рабочий класс, и даже пытаюсь платить налоги. И уже долгое время не педераст.

188

Ох еврейские девочки, еврейские девочки...

Энергичные и любопытные, пышноволосые, мягко, по-восточному романтичные, они рано покидают родительский дом. Они отважно выходят в мир, вооруженные диафрагмами, противозачаточными таблетками и книжкой о диетическом питании. Восторженные, носатенькие, поблескивая коричневыми глазками, они первые во всяком движении, то ли это женское освобождение, или социализм, или терроризм.

Они первые бегут покупать новую книгу поэта, и вы найдете их обмирающие глаза, если взглянете в зал во время выступления любой рок-группы или исполнения классической музыки. Они учатся балету и фотографии, они самостоятельны и упрямы. Часто действительно развратные и очень сексуальные, они умеют смирять себя ради долга или семьи. Среди них можно найти редкие и тонкие цветы необыкновенной красоты - такие становятся куртизанками и покровительствуют искусствам.

Сколько ни изводили еврейских девочек Освенцимами и прочими сильнодействующими средствами, а они все бегут по улицам городов мирового значения, все глядят на вас влажно из-под руки в автобусе, все дают вам - славянские и других народов юноши - свое тело.

189


Пели оперу. Я вошел.



190

Электрический стул - это неприятно и больно, и живот схватило, как перед экзаменом в школе, но ненадолго это. Плохо только, что по ТВ не показывают, вопросов перед уходом в тот свет не задают репортеры, что слишком тихо, чисто и, наверное, от искусственного света светло.

Легко и свою собственную смерть на стульчике этом вообразить - заплаканную маму, привезенную из Москвы в 1990 году (не дай-то бог!), - одну из жен - какую - неизвестно, какая окажется, обритие затылка, вонь казенной рубахи - интересно, их стирают или богатая Америка выдает всякий раз новую? Говно все-таки смерть на электрическом стуле. В полевых условиях куда лучше - бултых в пахучую траву и что-нибудь изящное успеваешь часто перед смертью приятелю сказать, а то, глядишь, и подругу по личику погладить успеешь.

191


ШКОЛЬНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ

Эди - как называл меня Кадик. Помнишь Ка-дика - Эдвард? Эдик и Кадик, Кадик и Эдик - водой не разольешь. Почтальеншин сын Кадик (Колька) учился играть на саксофоне. Парень он был неплохой, с талантами, Лидка его сгубила. Первая попавшаяся пизда. Старше его. Он от нее в снег плакать выбегал. Во время пьяной свадьбы.

Борька Хрушков девок ебал. А ты не ебал, а ты не ебал. Зато ты теперь ебешь всех девок, каких встретишь, а кого ебет Борька Хрушков? Жену, наверное, свою только, а то и в тюрьме сидит, никого не ебет. Бе-е-едный Борька Хрушков.

192

Жрет Эдвард курицу, как дерево твердую. Пыхтит, старается. Горло ободрал и измазался, в жире весь.

Сам виноват - позарился на дешевизну - видимое ли дело, 38 центов за паунд курица стоила - вдвое дешевле самой дешевой обычно курицы. Влип Эдвард. Не покупайте дешевого мяса - господа!

Не выброшу - все равно доем. Я не американец брезгливый какой, кто полтарелки мяса после себя оставит и в корзину с мусором выбросит. Я из страны, где войны и несчастья в этом веке навалом шли, У меня к еде отношение бережное. Я еду никогда не выбрасывал, после меня коту или собаке с тарелки и вылизать нечего. Мужик я, говорю я, по естеству, как есть мужик. Да еще и от голодных годов моих в Москве, не только от наследственности (деды мои оба в деревне родились) эта пищевая скаредность происходит. Я косточки всегда, бывало, обглодаю, что от рыбы, что от мяса - одинаково чисто, с полировочкой, и жир срезать не срезаю - не отбрасываю - ем все.

7    Э. Лимонов

193


Я нарисовал женщину и поставил между ее ног крест. Я рисовал бессознательно, но в ее сторону были направлены все стрелы. Стена гадких темно-синих стрел была грозно нацелена в голую, беспомощно разведшую руки женщину с крестом между ног. Вместо головы у женщины было колесо - грустное колесо.

Ужас и террор наполняли лист. Так я рисовал бессознательно темным синим цветом автоматической ручкой, в то время как говорил по телефону оживленно и не без веселости с одной из моих подруг.

К стене стрел в самом низу я почему-то пририсовал одинокий кран, а из него падали две капли. Непристойный кран с вентилем.

Ох, поэтик Эдька. Вот это работа - правительства свергать. Изысканная, возбуждающая. За гигантские деньги.

Вы приходите в контору - сидит поэтик Эдъка в очках, вежливо улыбается. Вам правительство свергнуть? Сколько платить будете?

И начинается... Ох, поэтик Эдька с Первой авеню в Нью-Йорке - доживем ли, сможем ли когда... А мечта яркая, деятельная, сильная.

195


Нервный палеонтолог, специалист по ихтиозаврам, не прощаясь ушел по-английски из подвальной квартиры в Гринвич-Билледж с большого и смутного парти. Я уходил тоже, мы прошли с ним один блок домов вместе, и вот что он говорил:

"Я люблю такую рыбину, чтобы в пасть ее можно было войти, не сгибаясь, и идти по желудку, как по коридору министерства иностранных дел.

Чтобы, если вы идете с дамой, не было бы неудобств и не пришлось бы хвататься за стены. Просторность - это мое первое требование к рыбе".

С последними словами палеонтолог вскочил в подъехавшее такси и умчался от меня навсегда.

196

Воровать, воровать, воровать, украсть так много, так, чтобы еле унести. Охапками, кучами, сумками, мешками, корзинами, на себе уволакивать, велосипедами, тележками, грузовиками увозить из магазина Блумингдэйл и тащить к себе в квартиру.

Духи мужские, корзину духов; пусть поплескивают - зеленые, кремы, шляпы, много разных шуб и костюмов и свитеров. Воруй, тащи, грабь - веселись, наслаждение получай, что не дотащим - в грязь и снег вышвырнем, что не возьмем - бритвой порежем, чтоб никому не досталось, вот она - бритва - скользь в руку - ага, коси, молоти, руби!

- И по лампе вдарь! - Возьми зонт - Жан! - На торшер - Филипп - ебни по зеркалу! - (Хрясть! Хрусть!)

- А мы за это шею гнули, жизни лишались, живот надрывали, вот вам, вот! - Эй, пори белье женское, режь его, розовое да голубое, трусами пол устилай! - Гляди, какие большие, - Лазарь! - Ну и размер, на какую же жопу и рассчитаны!

- И этот отдел переполосуем, танцуй-пляши на рубашках ночных да беленьких, ишь ты, порядочные буржуйки в фланельке этой по ночам ебутся, а эти халатики к любовникам днем надевают - пизду при распахнувшихся полах показать, посветить ею.

197


- Бей, Карлос! - Помогай, Энрико! - Беги сюда, Хуан! - здесь голд этот самый - золото!!! (Ррррр!)

- Пошли пожрем в продовольственный! - Шоколаду хошь? На - шоколаду в карман- Мешок шоколаду возьмем домой. Два мешка шоколаду.

- Вдарь по стеклу! (- Дзынь!)

- Хуячь, руби!

- А вот оторви этот прут, да ебни! (- Хлысть! Хрусть!)

- Ткни эту пизду стулом, чтоб буржуазное достояние не защищала!

- Ой не убивайте, миленькие!

- Бей ее, суку, не иначе как начальница, а то и владелица!

- Мальчики! Мальчики! - что же вы делаете! Умоляю вас - не надо!

- Еби ее, стерву накрашенную - правильно, ребята!

Давно мы в грязи да нищете томились, хуи исстрадались по чистому мясу - дымятся!

- А пианина - Александр - мы с возмущенным народом пустим по лестнице вниз. На дрова! (Гром х-п-з-т-рррррр!)

- И постели эти! (Та-да-да-да-да-дрррр!) Так я ходил в зимний ненастный день по Блу-

мингдэйлу, грелся, и так как ничего по полному отсутствию денег не мог купить и второй день кряду был голодный, то и услышал извне все это.

Шел статный, в кожаном пальто и кепке, мрачно лежащей на глазах, суровой вечерней походкой все в жизни повидавшего мужчины, по Мэдисон авеню.

Навстречу в плащике, при голубых глазах, такой иисусик бледненький и красивенький, блондинисто-водянистый. Шею он на меня искалечил, извернул, глаза растопырил - ужас и восторг в них. Встретил, наконец, нужного зверя.

Но я и волосом не двинул, пошел себе дальше, зная, что он стоит и смотрит и ждет. И обожает, боясь, меня - кожаного, бандитского, злодейского.

199


Раннее утро. Снег и солнце. Стоит человек с крючковатым носом и глазом тихого убийцы и наблюдает, как жопатые рабочие разрушают брюхо большого дома при помощи костров и зубов гигантского бульдозера. Удовольствие в глазу и носу человека. Чуть ли не дремотно мурлычет.

200

Полежим на животах. Ебаться иной раз скуш-но. Дай мне цветок, и я с полускукой, полуинтересом потрогаю им твою розовую щелку. Бог ты мой - уж эти мне блондинки - прикоснуться нельзя...

После долгой ебли как кашей объелся... Но зад ее внимание привлек. Ишь, зад какой... Сунув большой палец между половинок ее пухлой попки, слегка палец повертел. Предварительно то есть отверстие как бы расклеил, раскрыл. И тут же член туда воткнул.

Как взвизгнет, рванется. Но я не отпустил, за зад к себе прижал, члену моему так прелестно. Ори, ори, мне все равно, что больно тебе, лишь бы мне хорошо, я даже боли крик и люблю - с криком и болью лучше. Довести бы тебя, чтоб тут и померла.

- А-а-а! А-а-а! А-а-а!

Вперед-назад - хуй по скользкой кишке. Приятно, что корчится и ногами стучит, хую хорошо, тесно, это тебе не пизда, пизда больше, а эта дырочка маленькая. И с последней ненавистью к грудастой зверюге почти разорвал там что-то в ней в глубине о твердый шар конца хуя. Получай! Как автоматной очередью - спермой туда. Закупорил.

И, выдернув хуй, упал поцелуем на влажную исстрадавшуюся, жалко трепещущую задницу. Co-зверюга ты моя, самка, сучечка!.. Ну не вой, не вой! Прости!

201


Если вас кто любит, а вы ее нет, это дикий пещерный ужас. Особенно если человек милый, хороший. На своей шкуре в случае с миллионеровой экономкой испытываю.

Как-то в вечер плакала, кричала, вином в меня плеснула в бессильности, после свистящим шепотом "Я обожаю тебя!" говорила, в кошмар и расстройство перешла, хотя и ничего ей не произнес такого, что не люблю или ухожу. Нутром чувствует, что недолгий я гость.

А что, могу ли себя заставить? Нет, увы. Лучшим другом она мне ощущается. На любовь себя не подтолкнешь, не изнасилуешь. Никто тут не виноват. А уважать я ее очень и очень уважаю.

И ценю. Талантливая она, да и хорошая. Но ебаться не могу с ней - как кровосмешение стыдное, как, наверное, маму ебать, то же чувство.

202

Дома. Весна. Чернильное небо. Иду гениальный, как Рембо. Вернее, не весна - дело к весне. Фиалками пахнет, хотя ясно, что нигде никаких фиалок. Смутные надежы - в ярко освещенное место когда-то войти и увидеть глаза и весь облик светлый, похабный, усмехающийся - ее. Никогда не видев ранее - узнаю, брошусь - "Идем!" Ледяная рука. Смех. "Идемте! Господин поэт!" На косточках кисти руки ее - ссадины.

Как ебать-то тебя буду - такую любимую. При вербах, в святой понедельник, в святую пятницу, в воскресение христово, при свечечках что ли, при молитвах, отстояв перед тем долгий пост, терниями исколотый, босиком, тернии и член искололи и чресла вокруг... тебя - тонконогую...

203


Иногда я плачу от злости. От злости бью кулаком в собственную ладонь, выругиваюсь, и слезы брызжут из глаз.

А вы делаете это, можете?

204

Утром шел снег, но к чаю небо очистилось, и вышло зимнее солнце.

В воздухе была тревожность разлита, как будто вам одиннадцать лет и вы ожидаете не то наказания, не то награждения за содеянное накануне и мелко трусите перед будущей огромной жизнью. И слоняетесь из угла в угол, и слоняетесь без конца, теребя шлейки коротких штанов.

205


УТРО

Утром, сидя за листом бумаги, я подолгу гляжу в окно. Первая авеню в этой ее части, которую я могу обозревать, довольно пустынна. Редко можно увидеть больше одного прохожего за один взор.

Тут я спотыкаюсь и ничего не могу больше придумать. Мне хотелось бы сказать о моих безумных нервностях, но Первая авеню в этой желтой части никак не связывается с моими нервностями, если один прохожий в одном взоре, то что же тут нервного.

Моя внутренняя жизнь давно уже превратилась во внешнюю и наоборот, так что я не знаю, что внутри - очевидно, этот желтый кусок Первой авеню с одним грустным прохожим, а моя нервность и неистощимые новые и новые болезненные мысли и ощущения о Елене, ее теле, ее и моей судьбе - это снаружи и, может быть, лежит в окне.

Пулеметы, парашюты и пушки моего будущего очень свободно сходят за мое прошлое, и казнь чикагских анархистов в конце прошлого века в чикагской тюрьме уже двенадцать лет горит впереди на черном небосклоне, впереди, а не сзади.

206

Двенадцать лет назад я прочитал о ней и ужаснулся, "узнав" свою казнь.

А тем временем уже одиннадцать часов утра. Лысая певица, которую я никогда не ебу, встала и сунула голову в мой кабинет - поприветствовала меня. - Здравствуй, Лысая певица - ты хорошая баба, любишь и умеешь ебаться, сейчас ты пойдешь в ванную комнату и будешь ее долго занимать. Уж я тебя знаю.


Отношение мое к миллионеровой экономке очень двойное. Иногда она кажется мне милой и хорошей. Она настоящая американская героиня, девушка с фронтира. Она такая, на фургон с ружьем взберется, вожжи в руки и по индейцам или бандитам стрелять станет. Старшая дочь в семье, где девять детей. А в фургоне младшие дети друг к другу испуганно прижались - а она лошадей гонит и стреляет. Крепкая девушка.

Несчастье, что вижу я ее порой и другой - с искаженной рожей, в дурацких штанах, с прыщами под носом и на подбородке, босиком, а это, увы, небольшое удовольствие. Вчера я пошел и увидел ее такой. Почему к ней ходил - причина циническая - через пару дней нужно платить за квартиру, а кому еще сейчас я нужен - недостающее количество долларов у нее взял. Дала с радостью.

Сравнивая миллионерову экономку с Еленой, которую я видел вчера тоже, я ужасаюсь. Елена сладостная куртизанка, и высокого уровня. Каждый кусочек ее тела элегантен и дико, испорченно сексуален. Что с того, что Елена предала меня, бросила, ей наплевать на мою судьбу, а миллионерова экономка кормит и поит меня, покупает подарки, дает деньги и предана душой и телом. Что с того? Елена, как самая тощая и ободранная

208

сучка в окрестностях, испускает особо резкий запах, притягивает всех кобелей и меня. Видите, какое дело, господа, - порок силен, красив и притягателен, а добро серенькое и неинтересное, хотя на тебя и направлено.

Впрочем, я думаю, что какая-то часть Эдьки Лимонова, а именно - он как простой парень, в девушке с фронтира присутствует, потому он - Эдька, с ней и в отношениях состоит.




Болел ли у вас когда-либо низ живота болью от многочасового желания и стоящего хуя?

Болел ли он у вас так, что когда вы, распрощавшись с предметом желания - бывшей вашей женой, поднимались по лестнице в свою квартиру ночью, вы не могли ступить шагу и восхождение на четвертый этаж длилось двадцать минут?

А у меня такое было вчера.

А могли бы вы после двух лет разлуки, без памяти, с восторгом и ужасом влюбиться в свою бывшую жену - источающую яд секса, кошмар секса, которую можно ебать в каждый кусочек ее тела?

Елена чуть постарела, ужасающе худа, скелетик, но злодейски красива - крошечные мешочки грудей дико непристойны, узкие неправдоподобно плечики, паучьи ручки, шея, лицо - все горело под моими рукам. Хрупкая маркиза, секс которой способен утолить только племенной жеребец, а то вдруг она затворничает и мастурбирует себя розой.

Бешеный человек, мужик, я поднял ей ее черное парижское домашнее платье до полу, она сидела на стуле, погладил ноги, раздвинул колени в стороны и смотрел на ее бритую щелку. Белый сок желания медленно выступил.

210

С Лысой певицей пошли на "Эс Энд Эм" собрание, она пригласила, у нее в этой среде большие знакомства. Для непосвященных расшифровываю - "садистов и мазохистов" собрание.

Говорили вначале в огромном красном лофте о финансах и членских взносах. А потом была первая лекция для новичков, как бы "введение в садизм" (в мазохизм обещали в другой раз). Один крепкий парень спустил штаны и лег задом вверх на колени толстой блондинке, которая демонстрировала всяческие приспособления, при помощи которых зад парня положено обработать садистски - плеточки, стегалочки многохвостные, какую-то щекотальную плетку типа лошадиного хвоста, ракетку для битья по заднице (вернее, "это" только имело форму ракетки); "очень пугающий у нее звук", - удовлетворенно отметила хорошо говорящая блондинка. Объясняя, блондинка, обворожительно улыбаясь, стегала парня. После пяти минут перерыва девушка со злым мечтательным лицом подвесила другого парня, с влажной дымчатой б