их  навестила. Лиза живет в  центре. У нее есть
свой телефон.
     Я записываю номер.
     22 60 57 ... и ее отец повторяет последние
     две цифры: 31.

     Я начинаю расхаживать по комнате. Стараюсь глубоко дышать.
     Какое адское мучение!
     Сначала надо немного постучать по доске. Постучав, набираю номер.
     Несколько гудков, затем она берет трубку.
     И вот я разговариваю с Лизой.
     Окончив разговор; лежу на диване и улыбаюсь,
     У меня точно такое чувство,  как  будто кончился дождь. Как будто дождь
лил  и лил и вот вдруг  кончился. И  все так пахнет, а деревья так  и играют
всеми оттенками зелени.
     Удивительное это дело с девушками!
     Сначала их нет, и все вокруг тоскливо. И вдруг, откуда ни возьмись, они
тут как  тут, и все  сразу веселеет. Причем с невероятной  быстротой. Прошло
всего-навсего несколько секунд, и вот уже все повеселело.
     Через час я встречаюсь с Лизой.
     Я очень нервничаю.
     Пойду-ка приму душ.
     поцелуй

     Новыи день.
     Вот я проснулся.
     Проспал я долго.
     У Лизы нет возлюбленного.
     Я пью воду из стакана и думаю об этом.
     Она обрадовалась моему звонку.
     Мы пошли в кафе.
     Сперва пили колу, потом взяли пива.
     Мы переговорили о многих вещах.
     Я разглядел,  что Лиза  немного похожа на TV  Аланис, которая сидела на
переднем сиденье в красном  свитере. Но я сказал, что Лиза еще красивее. Мне
показалось, что она умеет слушать. Она не возражает, когда я говорю, что она
похожа на Аланис, но охотно соглашается, чтобы я считал ее еще красивее.
     Комплимент оказался на редкость удачным.
     У  Лизы приятный  голос.  Я  готов слушать и  слушать,  только  бы  она
говорила. А еще у нее узенькая  щербинка между передними зубами, а волосы не
длинные и не короткие.
     Она рассказала мне, что любит делать.
     Она любит купаться и гулять  в  лесу. Она  любит  фрукты  и  еще  любит
фотографировать людей, которые не замечают, что их фотографируют.
     Она думала,  что  Берре мой  сын.  Понятно,  что  она  должна  была так
подумать.
     Я  объяснил,  что  у  меня  еще  нет   сына.  И  нет  дочки.  Нет  даже
возлюбленной.
     Я сказал, что мне не  нравится  притворяться и говорить о вещах не  то,
что есть. Я сказал, что мне не хотелось бы, чтобы мы c ней кивали друг другу
и говорили  о литературе - дескать,  вот  то-то и то-то очень интересно, или
про кино - вот, мол, очень значительный фильм.
     Я сказал:
     - Об этом мы еще успеем поговорить.
     Я рассказал ей все как есть.
     Я решил,  что если она примет  меня  за  идиота, то пускай это случится
сейчас - сразу и окончательно.
     Но она не приняла меня за идиота. Я в этом совершенно уверен.
     Она спросила, всегда ли я бываю  таким  прямолинейным, и я сказал,  что
впервые в жизни.
     Еще она спросила, не дошел ли я до отчаяния.
     Я сказал, что нет. Я сказал, что решил раз и навсегда навести порядок в
своем душевном хозяйстве.
     Затем я рассказал про мяч, про доску и Поля.
     Тогда для нее стало проясняться то, о чем я толкую.
     У нее в детстве тоже была доска-колотилка,  но  она уже не помнит, была
ли это доска фирмы "Брио".
     Я уговорил ее составить список. На салфетке.
     Вот что вызывало у Лизы восторг, когда она была маленькой:
     - устраивать кукольные уголки в коробке под кроватью,
     - Карлсон на крыше (его домик, который я строила под столом),
     - строить шалаши,
     - играть в выживших после катастрофы,
     - конторы, чтобы был порядок в бумагах,
     - магазин,
     - наблюдать,
     - носиться на велосипеде,
     - собирать бутылочные пробки,
     - черника,
     - наряжаться (принцессой),
     - золотые туфельки,
     - брильянты из пластика,
     - мелкие вещицы,
     - ароматные салфетки,
     - мамина косметика,
     - строить города из наборов "Лего" и из песка.
     Когда кафе закрылось, мы  отправились пешком через парк.  Я зашел к ней
домой,  и мы  пили  чай.  Она  показала  мне свой  фотоаппарат.  И несколько
снимков. Большие цветные фотографии. Перед уходом  она меня  обняла. Сейчас,
задним числом, мне кажется, что это был почти что поцелуй.
     Вероятно, она меня просто обняла.
     Но, может быть, это был скорее поцелуй.
     тревога

     Сегодня мне пришло три факса.
     Два  первых  не принесли  с собой никаких  проблем,  зато  третий  меня
тревожит. Если не  остеречься, я, того  и гляди, могу провалиться  в яму, из
которой едва начал выкарабкиваться.

     Первый факс был от Кима.
     Ким видел барсука. И он хочет мне это сообщить. Он нарисовал  барсука и
написал, что барсук оказался чем-то средним между крупной кошкой и маленькой
собачкой. На OCTDOB к  Киму наведался его научный  руководитель. Вечером они
поздно засиделись  на дворе, пили вино, и вот она - научная руководительница
- первая заметила барсука. Но Ким тоже его  разглядел. Похоже,  Ким гордится
тем, что повидал еще одно животное. Я рад за Кима.

     Второй факс тоже от Кима.
     Ким составил список того, что его радует.  Не  помню,  посылал ли я ему
свой список. Возможно, он  составил этот  перечень по собственному почину. И
это лучше всего.
     Вот что радует Кима:
     - вода,
     - небоскребы,
     - нечаянно встретить на улице девушку, в которую я в это время влюблен,
и оказывается, что у нее нет никаких срочных дел и у меня тоже,
     - плавать,
     - кататься на велосипеде,
     - фри-джаз,
     - весна,
     - когда вдруг позвонит девушка, в которую я как раз влюблен,
     - утро,
     - некоторые книжки,
     - шоколад,
     - темный шоколад, можно с орешками, с миндалем,
     - коньяк,
     - документальные  фильмы пятидесятых-шестидесятых годов, снятые  ручной
камерой на крупнозернистой черно-белой пленке,
     - летать / путешествовать,
     - когда все  оказывается так, как  я  и думал,  если  представлял  себе
что-то хорошее,
     - если происходит что-то хорошее,  о чем я не мечтал и даже не мог себе
вообразить в самых дерзких мечтах,
     - увидеть барсука,
     - получать факсы,
     - получать много факсов,
     - друзья,
     - работа,
     - облака (иногда),
     - кошки,
     - получать то, чего давно хотел,
     - принимать душ,
     - прыгать,
     - бегать,
     - петь,
     - есть,
     - спать.

     Роскошный и длинный список. Я даже немного позавидовал Киму.
     У Кима жизненная хватка лучше, чем у меня.
     Но я карабкаюсь. И в один прекрасный день приду к цели.
     А третий факс оказался для меня очень тревожным.
     Он от моего брата.
     Брат благодарит меня за покупку  "вольво". И хочет  отплатить  мне тоже
чем-то  приятным.  Ты  - мне, я  -  тебе.  Но  его  предложение  меня сильно
встревожило.
     Он предлагает мне съездить за его счет в Нью-Йорк. На неделю.
     Сам  он  уже  в  Нью-Йорке  и  говорит, что  друзья  уступили ему  свою
квартиру. Мы можем в ней пожить. На Манхэттене.
     Мне  очень  хочется  замять  этот факс,  чтобы  не  принимать  никакого
решения.
     Я беру мяч и отправляюсь во двор.
     И принимаюсь кидать мяч об стенку.
     перспективы

     Я собирался использовать оставшиеся до  возвращения моего брата две-три
недели  иначе.  Я  хотел  провести  их спокойно,  позаколачивать  колышки  и
окончательно  разобраться  в  своем  состоянии.  Укрепить   первые  признаки
уверенности, которые мне вопреки всему удалось в себе взрастить.
     А тут вдруг пришел этот факс нарушил мне все планы.
     Я уже было  начал  понемногу  успокаиваться.  У меня появилось какое-то
спокойствие.
     Теперь об этом можно только мечтать.
     Нью-Йорк.
     Звучит тревожно.
     Такая неожиданность сбивает с толку.
     А именно сейчас я так боюсь снова сбиться.
     Нью-Йорк кажется мне слишком огромным городом.

     Есть много причин, почему мне лучше не ехать.
     Одна из них - это Лиза.
     Мы должны встретиться с  ней  сегодня ближе к вечеру. А может быть, и в
последующие  дни. Я  не знаю,  каков  этот город  Нью-Йорк,  но  мне  трудно
вообразить себе, чтобы Нью-Йорк был лучше, чем Лиза.
     Кроме того, мне кажется, что я за что-то ухватился в жизни.
     Если я сейчас поеду, то рискую упустить найденное.
     Зачем запутывать себя еще чем-то новым, когда хватает старого.
     Потом - я ведь жду ответа от Поля. Он наверняка должен скоро  ответить.
Его ответ разъяснит мне многое.
     Мне гораздо важнее узнать эти вещи, чем съездить в Нью-Йорк.
     Через несколько минут позвонит мой брат.
     Я жду звонка, и мне не по себе.
     Надо отказаться.
     И вот он позвонил.
     Он настаивает, чтобы я приехал в Ньн>  Йорк,  Я не ожидал, что он будет
настаивать. Я не привык, чтобы брат меня так настойчиво уговаривал.
     Брат говорит, что мы очень хорошо проведем время. По его словам, многое
говорит  за то, что  мне будет  полезно  немного расшевелиться. Побывать  за
границей.
     Я отвечаю, что сейчас это очень некстати.
     Я отказываюсь, но брат говорит, что не принимает отказа.
     Он говорит мне,  чтобы я на этот раз  в виде  исключения  отбросил  все
мысли и просто купил бы билет и сел в самолет.
     Брат говорит, что в придачу к оплаченному путешествию он даст мне денег
на карманные расходы. И это, надо признать, очень щедрое предложение.
     Но там будет столько народу вокруг, столько шума! Я разнервничался.
     Я говорю, что,  может быть,  будет  лучше, если  он подарит  мне что-то
другое. Например, часы. Фирмы "Ролекс". Мне бы очень хотелось иметь часы.
     - Ни за что на свете! - отвечает брат.
     - "Ролекс" стоит пятьдесят тысяч, - говорит брат.
     И даже если бы "ролекс" стоил всего одну тысячу, брат все равно никогда
бы на это не согласился. Потому что он хочет дать мне возможность переменить
обстановку.
     - В путешествиях находишь неожиданные вещи, - говорит брат.
     - Какие, например? - спрашиваю я.
     - Например, перспективу,- отвечает брат.
     И он говорит мне,  что не надо бояться. Ведь там будет  он. Мой  родной
брат. Он присмотрит за мной.
     - Перспектива? - повторяю я за ним.
     рука

     На Лизе красный свитер.
     Мы с ней сидим на траве, пьем минеральную воду и закусываем французским
батоном с куриным салатом. Погода почти солнечная.
     Я  говорю,  как удивительны новые встречи.  Словно  ты  попал на  новую
планету.
     Я  говорю, что в мечтах поразительно быстро  переживаю новый роман. Это
происходит как-то  само собой. Не успею оглянуться *-и вот уже переживаю все
точно  наяву. Я воображаю ее во всевозможных ситуациях, воображаю  себе дом,
где мы  могли бы жить, и места, куда отправились  бы в отпуск. И это даже ни
разу с ней не  поговорив. Достаточно  мимоходом встретиться глазами с идущей
по улице девушкой.
     Лиза  спрашивает меня,  были ли у  меня  такие мысли в связи  с  нашими
отношениями.
     Сначала  я не решался и сказал, что нет, но было  так заметно,  что это
неправда, что я кончил тем, что сказал "да".
     Лиза улыбается  и говорит мне, что ей казалось, будто у  меня нет таких
планов.
     Я сказал, что планы и мечты - это разные вещи.
     На мой вопрос, не обижается ли она  на меня за это, Лиза качает головой
и обнимает меня.
     Я рассказываю ей о том, что брат приглашает меня в Нью-Йорк.
     Лиза в восторге. Она считает, что мне надо ехать.
     Я говорю,  что и сам уже  подумываю о том, что надо бы поменьше  сидеть
взаперти  и почаще  выходить и  встречаться с  людьми,  но  это  предложение
застало меня врасплох.
     Она  говорит,  что,  если  я поеду,  возможны  два варианта  и  от меня
зависит, какой из мих выбрать.
     Первый - это  отбросить все свои комплексы и принимать все как есть. То
есть  вести себя как ребенок.  Второй  - это соблюдать  известную дистанцию,
внимательно  присматриваться к  мелочам и постараться найти во всем знакомые
черты. Сортировать впечатления и сравнивать.
     В  первом   случае   масса  впечатлений  может  ошеломить.  Во  втором,
воспринимая  вещи  созерцательно,  можно  вынести  ряд тонких  наблюдений  и
получить большое удовольствие.
     Так считает Лиза.
     Но  она считает,  что даже ошеломляющее впечатление имеет  свои хорошие
стороны.
     Я спрашиваю ее:
     - В каком смысле?
     Она  говорит, что  со  временем это  даст  возможность  увидеть вещи  в
должной перспективе.
     - В перспективе? - повторяю я.

     И тут Лиза касается моей руки и снова говорит, что, как ей кажется, мне
надо  поехать. Мне приятно, когда  она касается моей руки. И похоже, я готов
согласиться на поездку только  ради того, чтобы доказать ей, как  я ценю  ее
прикосновение.
     Лиза говорит, что мне ведь никто не помешает снова заколачивать колышки
и кидать  мяч,  когда  я  вернусь. И  говорит, чтобы  я  не лишал себя такой
возможности выбраться  в другую страну. Может  быть, после  этой поездки все
покажется мне в другом свете.
     И когда я слышу ее голос, мне кажется правильным все, что она говорит.
     форма

     Мой брат звонит и опять настаивает.
     Он  говорит:  "Солнце".  Говорит:  "Сентрал  Парк". Говорит  о  вкусных
кушаньях и напитках. Говорит: "Эмпайр Стейт Билдинг".
     - Достопримечательности, - фыркаю я  презрительно.  - Какого  черта мне
достопримечательности?
     Мой брат говорит, что главное даже не сам  город,  а то, что мы побудем
вместе.
     - Братьям  надо иногда побыть вместе, приятно провести время, - говорит
он по телефону.
     Такой подход мне понравился. Но  Нью-Йорк, наверное, слишком  велик для
меня.
     - Не слишком ли велик Нью-Йорк?
     Брат отвечает, что он действительно довольно-таки большой.
     Я спрашиваю, не ошеломлен ли он массой впечатлений.
     Брат говорит, что нет.
     Я  спрашиваю,  чувствовал  ли  он себя когда-нибудь ошеломленным  и  не
боится ли он такой возможности.
     Он снова говорит, что нет.
     Я спрашиваю, не лучше ли нам проехаться по Америке на машине.
     - Нет.
     Я спрашиваю, нельзя ли мне взять с собой Лизу.
     Он спрашивает, кто такая Лиза. Я объясняю.
     Он говорит "нет".
     Я спрашиваю, не подарит ли он мне "ролекс".
     - Нет.
     Затем я спрашиваю брата, во что он верит.
     - Повтори, что ты сказал, - говорит брат.
     - Во что ты веришь? - спрашиваю я.
     - Это в каком смысле? - спрашивает он.
     - Как "в каком смысле"? Я спрашиваю тебя, во что ты веришь, - говорю я.
     - По жизни? - спрашивает он.
     - Ну да, - отвечаю я.
     - Ты не придуриваешься? - спрашивает он.
     - Нет, - говорю я. Он задумывается.
     - Я верю в рыночные силы, - произносит он наконец.
     - В свободный рынок? - спрашиваю я.
     - Да.
     - Разве в это стоит верить? - возражаю я. - Наверное, это чушь собачья.
Кому нужны твои рыночные силы!
     Брат отвечает, что никакая это не чушь собачья.
     - Что нет - то нет.
     - Ну а еще во что ты веришь?
     Он верит в дружбу. Ладно.
     Он верит в любовь.
     - Это правда? - спрашиваю я.
     - Что "правда"? - спрашивает мой брат.
     - Что ты веришь в любовь, - говорю я.
     - Ну конечно правда! Я говорю ему, что этого я от него не ожидал.
     - Так это что-нибудь меняет для тебя? - спрашивает он.
     Я говорю, что да.
     Я спрашиваю брата, чего в Нью-Йорке больше - содержания или формы.
     - Формы, - отвечает брат. А содержание я должен внести в нее сам.
     Я спрашиваю его, почему он  считает, что поездка в Нью-Йорк  пойдет мне
на пользу.
     Он отвечает:
     - Новые места, новые мысли, перспектива.
     - Ты уверен насчет перспективы? - спрашиваю я.
     - На все сто. Секунда молчания.
     Брат спрашивает, удалось ли ему меня уговорить.
     - Да, - отвечаю я ему. - Ты меня уговорил.
     - Хорошего тебе перелета,- говорит брат.
     - Спасибо тебе, - говорю я в ответ.
     рентген

     Я полечу в Америку.
     Я согласился на это.
     Я долго гляжу на доску-колотилку.
     Взять ее с собой, наверное, означает проявить трусость.
     Вряд  ли  Нью-Йорк  самое  подходящее место для того,  чтобы стучать по
колышкам.
     Наверное, у ньюйоркцев принято как-то иначе давать выход своим эмоциям.
     Стоит ли там стучать по доске и изображать из себя круглого дурака!
     Но с другой  стороны, я  ведь не  собираюсь изображать из  себя умника,
которому все будто бы нипочем. Это лучший способ сесть в лужу.
     Я пробую доску на вес.
     Она почти ничего не весит.
     Я же  не обязан ее использовать. Зато если она будет  лежать  у  меня в
рюкзаке, это придаст мне больше уверенности. Достаточно знать, что она  там.
А если мне вдруг приспичит поколотить, она будет у меня под рукой.
     Можно, конечно,  отправиться и  без  доски,  а  там, если будет позарез
нужно, купить новую. Но это все же рискованно.
     Я ведь не знаю, какие позиции у фирмы "Брио" в Америке. Может быть, там
вообще нет досок-колотилок. И  тогда  я рискую,  что  нечем  будет притушить
нахлынувшие эмоции.
     Кого, спрашивается,  я обманываю,  оставляя  доску  дома? Никого, кроме
себя самого!
     Доска поедет со мной.
     Если город, действительно, так огромен, как  я себе представляю, то мне
наверняка потребуется дать выход лишним эмоциям.
     А кроме того, как здорово она будет выглядеть под рентгеновскими лучами
в аэропорту! Возьму доску на радость таможенникам.

     Я собираю вещи.
     Трусы. Носки. Майки. Зубная щетка. Шорты. Фотоаппарат.
     Доска-колотилка.


     СМЫСЛ

     Осталось еще немного времени до отправления автобуса в аэропорт.
     Мы с Лизой лежим на траве в Дворцовом парке.
     Мы едим блины, которые напекла Лиза.
     Я спрашиваю  у Лизы, как  она  думает -  будет  ли все  в  конце концов
хорошо.
     Она спрашивает, какой смысл я вкладываю, когда говорю "в конце концов".
     - Если иметь в виду конец  в прямом смысле, тогда, конечно, вряд ли все
будет хорошо. А  вообще это,  конечно, вопрос веры, - говорит  Лиза. - Верят
ведь некоторые, что проживут несколько жизней или что попадут после смерти в
какое-то  замечательное  место. Если же это  в том смысле, что  со временем,
потом, мало-помалу все утрясется, тогда можно сказать, что, вполне вероятно,
так и будет.
     Разумеется, все зависит еще и  от  того, что  я подразумеваю под словом
"хорошо".
     Лиза спрашивает меня, что я имею в виду.
     Я говорю, что сам не  знаю. Я говорю,  что, по-видимому,  я хочу знать,
устроится ли все мало-помалу.
     Мне  не так уж много  и надо. Но я хочу, чтобы мне было хорошо. Я  хочу
простой и доброй жизни, в которой будет много хороших часов и много радости.
     Лиза считает, что это для меня вполне достижимо.
     Я  говорю,  что как-то не могу ничему толком радоваться, пока чувствую,
что бытие лишено смысла.
     - Слушай, может  быть, лучше  поменьше  думать  о смысле?  - предлагает
Лиза.
     - Нет, я так не могу.
     -  Ну а как тогда быть  с дружбой? - спрашивает Лиза. - Для нас с тобой
дружба, например, не имеет смысла.
     - Верно, - соглашаюсь я.
     - Ну вот видишь! - говорит Лиза.

     Подъезжает мой автобус. Я фотографирую Лизу ее поляроидом.
     Я спрашиваю, будет ли она меня ждать.
     Она смеется и целует меня и говорит, чтобы я писал ей открытки.
     Я спрашиваю, не надоест ли ей, если я буду присылать по открытке каждый
день. Она говорит, что  нет. Но просит, чтобы я писал открытки, когда буду в
каком-нибудь замечательном месте. Лучше всего - на крышах небоскребов.

     Я машу Лизе из окошка в конце автобуса.
     И  ровно в  ту секунду,  когда она исчезает  из виду, ее лицо  начинает
проступать на снимке.
     Так что я продолжаю ее видеть.


     МАНИФЕСТ

     Из  аэропорта я  звоню родителям  и сообщаю им, что лечу в путешествие.
Услышав, что я собрался в Америку, мама говорит только: "Как интересно!"
     - Счастливого пути! - желает она мне на прощание.
     Для  папы этого мало.  Он говорит, что если я согласен подождать