безразличия, дела наши плохи, понимаешь ты это или нет?
     Конечно, тебе известно, если  человека  нельзя  вылечить  от  посещения
церкви,  самое  лучшее  --  отправить  его на долгие поиски церкви, для него
"подходящей". Пусть побродит до тех пор, пока не станет ценителем и знатоком
церквей.
     Причины такой нашей деятельности очевидны.  Во-первых,  на  объединение
прихожан  следует  нападать, так как объединяются они по месту жительства, а
не по сходству, а это приводит людей разных  классов  и  психологий  к  тому
единению,  которого  хочет  Враг.  Конгрегационный  же  принцип может каждую
церковь запросто превратить в некий клуб, а если все сложится удачно,  --  в
кружок  или фракцию. Во-вторых, поиски подходящей церкви склоняют человека к
критике там, где Враг хочет видеть его  Своим  учеником.  Врагу  желательно,
чтобы  мирянин  в  церкви  был  действительно  критичен, то есть не принимал
ложного и бесполезного, и при этом совершенно некритичен -- не  судил  и  не
рядил,  а  доверялся  немудрствующему, смиренному приятию того животворящего
начала, которое несет ему церковь. (Ты видишь, как Он
     унизительно бездуховен и безнадежно вульгарен?) Приводит  это  к  тому,
что  простейшие  слова  очень  многое могут сказать человеку и его душе (что
прямо   противоречит   нашей   политике).   Любая   проповедь   или   книга,
воспринимаемые  человеком  с  таких  позиций,  для нас очень опасны. Так что
возьмись за дело поэнергичнее
     и как можно скорее  пошли  этого  дурака  по  ближайшим  церквам.  Твое
последнее донесение никак нельзя признать удовлетворительным.
     Воспользовавшись  нашей служебной картотекой, я присмотрел для него две
соседние церкви. У каждой свои особенности. В одной  из  них  священник  так
долго  и  старательно разбавлял веру водой, чтобы сделать ее более доступной
для скептического и трезвомыслящего прихода, что теперь он шокирует прихожан
неверием,  а  не  они  его.  Во  многих  душах  он  успел  подорвать   веру.
Восхитителен  и его метод служения. Чтобы избавить мирян от "трудностей", он
многое вычеркнул и теперь, сам того не замечая, все крутится и  крутится  по
малому  кругу  своих  любимых  пятнадцати песнопений и двадцати чтений, а мы
можем не бояться, что какая-нибудь  истина,  доселе  незаметная  ему  и  его
приходу,   дойдет   до   них  через  Писание.  Но,  возможно,  твой  пациент
недостаточно глуп для этой церкви или пока еще недостаточно глуп.
     Во второй церкви служит  отец  Игл.  Людям  трудно  понять  широту  его
взглядов:  в  один день он почти коммунист, в другой -- недалек от какого-то
теократического фашизма: в один день он тяготеет к схоластике, но  в  другой
вообще  готов  отрицать  человеческий  разум; в один день занят политикой, в
другой -- заявляет, что  все  государства  мира  сего  "уже  осуждены".  Мы,
конечно,  видим  нить,  связующую  все  это воедино: ненависть. Этот человек
может проповедовать лишь то, что шокирует, огорчит, озадачит или унизит  его
родных  и  друзей.  Проповедь, приемлемая для них, была бы для него такой же
пресной, как поэма, которую можно читать вслух.  Кроме  того,  у  него  есть
многообещающая  черта  -  нечестность.  Мы  побуждаем его говорить: "Церковь
учит, что...", когда в действительности он подразумевает: "Я  почти  уверен,
что  недавно  прочел  это  у  Маритена  "  или  еще  у  кого-то".  Но должен
предупредить тебя об одном его совершенно фатальном дефекте: он верит. А это
может все испортить. Однако у обеих этих церквей  есть  одна  общая  хорошая
черта -- он
     и тяготеют к группировкам. Я, кажется, уже предупреждал тебя, что, если
твоего подопечного не удается удержать вне церкви, его надо активно привлечь
к какой-нибудь  группировке  вокруг  нее. Я не имею сейчас в виду различий в
вероучении -- в этом плане чем он теплохладиее, тем  лучше.  Творя  зло,  мы
вовсе  не намерены опираться на их догматы. Самая же потеха возникает, когда
удается возбудить ненависть между теми, кто говорит  "месса",  и  теми,  кто
говорит "служба", в то самое время как ни одна сторона, ни другая, вероятно,
не  способна  установить  разницу между учениями Хукера и Фомы Аквината так,
чтобы объяснения вытерпели хотя бы пятиминутную критику. Все  несущественные
детали  --  свечи,  облачение  клира  и прочее -- прекрасная почва для такой
деятельности. Мы уже порядком выветрили  из  сознания  то,  чему  учил  этот
невыносимый  Павел,  толкуя  о  пище  и  других  пустяках, а именно: человек
нещепетильный  должен  уступать  человеку  щепетильному.  Ты  думаешь,  люди
понимают, как применять это в жизни? Казалось бы, один преклонит колени
      и перекрестится, дабы не смутить своего брата, а другой воздержится от
этих знаков благочестия, дабы не склонить брата к идолопоклонству. Так оно и
было бы,  если  бы  не  наша  неустанная  работа.  Без нее разница в обычаях
английских церквей стала бы, чего
     доброго, причиной и рассадником милосердия и смирения.
     Твой любящий дядя Баламут.

ПИСЬМО СЕМНАДЦАТОЕ
     Мой дорогой Гнусик!
     Тот пренебрежительный тон,  с  которым  ты  говорил  об  обжорстве  как
способе  ловли  душ,  обнаруживает  лишь твое невежество. Одно из величайших
достижений последнего столетия -- то, что люди перестали об этом думать.  Во
всей Европе ты вряд ли найдешь хоть одно место, где произносили бы проповеди
на  эту  тему,  или  человека,  чья совесть бы этим мучилась. В значительной
степени  мы  достигли  этого,  сосредоточив  свои  усилия   на   чревоугодии
излишества.  Насколько мне известно из наших протоколов (а тебе, надеюсь, от
Лизоблюда), мать твоего пациента -- прекрасный тому пример. Она удивилась бы
(я рассчитываю, что однажды она и впрямь удивится), если бы узнала, что  вся
ее  жизнь  порабощена этой разновидностью чувственности, а скрыто это от нее
потому, что ест она мало. Но  какое  нам  дело  до  количества,  если  можно
использовать   человеческий   желудок  и  вкус  для  развития  недовольства,
нетерпимости, немилосердия и эгоизма!
     Эта дама в надежных руках. Для официантов и гостеприимных хозяев она --
сущий ужас. Она всегда отказывается от того, что ей предлагают, и говорит  с
легким  вздохом и полуулыбкой: "Ах что вы, мне ничего не надо, кроме чашечки
чая, не крепкого,  но  и  не  слишком  жидкого,  и  малюсенького  хрустящего
сухарика..."  Ясна  тебе суть? Ей хочется съесть меньше и стоит это дешевле,
чем то, что  ей  предлагают,  и  потому  она  никогда  не  воспринимает  как
чревоугодие  свою  настойчивость, сколько бы хлопот ни доставила она другим.
Балуя  свой  аппетит,  она  уверена,  что  упражняется  в   умеренности.   В
переполненном ресторане она вскрикивает при виде блюда, которое ставит перед
ней  усталая  официантка,  и  говорит: "Ах, зачем мне столько! Уберите это и
принесите примерно четверть..." Если бы ее спросили,  она  бы  сказала,  что
поступает  так  из бережливости. А в действительности она это делает потому,
что та особая утонченность, которой
     мы ее поработили, раздражается, если видит больше еды, чем ей в  данный
момент хочется.
     Подлинное  значение спокойной, скромной работы, которую годами проводил
Лизоблюд,  можно  оценить  по  тому,  в  какой  степени  ее  желудок  сейчас
господствует  над  всей  ее  жизнью.  Пациентка  в том состоянии, которое мы
назовем "мне  бы  только  хотелось".  Ей  бы  только  хотелось  как  следует
заваренный  чай,  или  как  следует  сваренное яйцо, или кусочек как следует
поджаренного хлеба. Но она никогда  не  находила  ни  прислугу,  ни  друзей,
которые  могли  бы  сделать  эти простые блюда "как следует", ибо за ее "как
следует" открывается ненасытное требование  точных  и  почти  неосуществимых
вкусовых  удовольствий, которые, как ей кажется, она испытала в прошлом. Это
прошлое она описывает как времена,  "когда  еще  можно  было  найти  хорошую
прислугу",   но   мы-то   знаем,  что  тогда  ее  вкусы  просто  было  легче
удовлетворить и  она  предавалась  иным  усладам,  ставившим  ее  в  меньшую
зависимость  от  обеденного  стола.  Тем  временем  ежедневное разочарование
приводит к ежедневному растущему раздражению, кухарки отказываются от места,
дружеские чувства охладевают.
      Если Враг когда-нибудь и заронит в ней  смутное  подозрение,  что  она
слишком   интересуется   едой,   Лизоблюд   парирует  это,  внушая,  что  ей
безразлично,  что  она  сама  ест,  но  ей   нужно,   чтобы   "мальчик   мог
полакомиться".  В  действительности  ее  жадность  была главной причиной его
неприязни к дому в течение многих лет.
     Однако наш подопечный -- сын своей матери.  И  ты,  упорно  работая  на
других  фронтах,  не должен пренебрегать чревоугодием. Поскольку он мужчина,
его вряд ли можно поймать на крючок "мне бы только хотелось".  Мужчин  лучше
всего искушать с помощью их тщеславия. Пусть считают себя большими знатоками
еды и гордятся тем, что им удалось найти
     единственный  в  городе  ресторан,  где  жаркое  умеют приготовить "как
следует". То, что начинается с тщеславия, легко превратить  в  привычку.  Но
как  бы  ты  ни  взялся  за  дело,  самое  главное  --  привести его в такое
состояние, когда неудовлетворенная тяга, неважно -- к шампанскому или к чаю,
к рыбному  деликатесу  или  к  сигарете,--  "выводит  из  себя".  Тогда  его
милосердие, справедливость и послушание будут всецело в твоей власти.
     Простое  излишество  в  еде  менее  ценно, чем утонченность. Ее главная
польза в том, что это -- как бы артподготовка к атаке на воздержание. Здесь,
как и во всех других случаях, нужно  держать  человека  в  состоянии  ложной
духовности.  Никогда  не  позволяй  ему  вспоминать  о  медицинской  стороне
питания. Пусть недоумевает, что же, гордость или  недостаток  веры,  предали
его  в  твои руки, в то время, как простой обзор всего, что он ел или пил за
последние  сутки,  показал  бы  ему  правду  и   дал   возможность   простым
воздержанием  защититься  от  тебя.  Если  ему  так  уж  необходимо думать о
медицинской стороне дела, напитай  его  той  великой  ложью,  в  которую  мы
заставили   уверовать  англичан,  а  именно,  что  физические  упражнения  и
сменяющая их усталость особенно  благоприятствуют  добродетели  воздержания.
Как  они  могут  верить  в  это  при широко известной похотливости моряков и
солдат, я ума не приложу! Чтобы распространить эту версию,  мы  использовали
школьных учителей, которые заинтересованы в том, чтобы оправдать игру, и они
рекомендовали игры дл
     я  воспитания  целомудрия.  Однако  это слишком серьезный вопрос, чтобы
заниматься им к концу письма.
     Твой любящий дядя Баламут.

ПИСЬМО ВОСЕМНАДЦАТОЕ
     Мой дорогой Гнусик!
     Даже  при  Гаде  ты  должен  был  изучать  основы  техники  сексуальных
искушений,  и,  поскольку  для  нас,  духов,  это  жуткая  скучища  (хотя  и
совершенно обязательная), я  пропускаю  их  здесь.  Что  же  касается  более
глубоких  проблем, связанных с полом, я думаю, есть многое, чему и ты мог бы
поучиться. По воле Врага люди стоят перед дилеммой: либо полное воздержание,
либо единобрачие без послаблений. Но уже со  времен  первой  великой  победы
нашего   отца   мы   сделали  воздержание  исключительно  трудным  для  них.
Единобрачие же за последние века мы старались увести  от  пути  к  спасению.
Делали  мы  это  с помощью поэтов и писателей, уверяя людей, что то особое и
обычно кратковременное переживание, которое они называют  "влюбленностью",--
единственно  достойное  основание брака, что брак может и должен сделать это
переживание  постоянным  и,  наконец,  что  брак,  не  оправдывающий   таких
ожиданий,  теряет  свой смысл. Эта идея пародирует идею Врага. Вся философия
ада зиждется па аксиоме: или одно, или другое. Мое принадлежит мне, твое  --
тебе. То, что од
     ин  приобрел,  другой  потерял.  Даже материальный объект исключает все
остальные  возможные  объекты  из  пространства,  им  занимаемого.  Если  он
увеличится  в  размере,  он отодвинет другие предметы в стороны или поглотит
их. Всякая самость действует точно так же. Животные поглощают, поедая. У нас
сильный  поглощает  волю  и  свободу  слабого.   "Существовать"   -   значит
"соревноваться".
     Враг  непрестанно  пытается  обойти эту очевидную истину. Философия Его
зиждется на противоречиях. Мир должен быть
     многообразен и в  то  же  время  един.  Достояние  одного  должно  быть
достоянием  другого. Вот эту чепуху Он и зовет любовью. Можно обнаружить это
во всем, что  Он  творит,  и  даже  во  всем,  в  чем  Он  проявляется  (или
утверждает,  что  проявляется).  Так,  Ему  мало быть простой арифметической
единицей. Он. видите ли, одновременно Троичен и Един.  Говорит  Он  так  для
того,  чтобы  вся  эта  чушь о любви могла найти основание в Его собственной
природе. А с другой стороны, Он вводит такое бессовестное  изобретение,  как
организм,  в  котором все части отвращены от своего естественного назначения
-- соревноваться -- и приведены к согласию.
     Истинная причина того, что Он использовал половое различие  как  способ
размножения,  совершенно  ясна.  Смотри,  какую  пользу  Он из этого извлек.
Половое различие, с нашей точки зрения, могло бы стать вполне невинным.  Оно
было  бы  просто  разновидностью  мучений  слабого  за  счет сильного, что и
происходит с пауками,  у  которых  в  завершение  брачной  близости  невеста
съедает  жениха.  Но  у  людей по милости Врага половое влечение соединено с
взаимной привязанностью. Кроме  того,  Он  установил  зависимость  детей  от
родителей  и  побудил  родителей  заботиться о детях, создав, таким образом,
семью, которая напоминает организм,  только  похуже,  ибо  здесь  члены  еще
независимей,  а  связанность  их  более  сознательна и ответственна. В конце
концов, это -- еще одно изобретение, вовлекающее людей в любовь.
     А теперь самое смешное. Враг назвал супругов  "единой  плотью".  Он  не
сказал "счастливая супружеская пара" или "пара,
     женившаяся  по  любви". Ты же можешь сделать так, чтобы люди этого и не
поняли. Кроме того, пусть они забудут, что все тот же Павел применял это и к
неженатым парам. По  его  словам,  совокупление  как  таковое  делает  людей
"единой  плотью". Надо, чтобы люди считали восторгами "влюбленности" то, что
на самом деле -- просто половое влечение.  Воистину,  когда  бы  мужчине  ни
случалось  соединиться  с  женщиной,  хочет  он  того  или  нет,  между ними
устанавливается некое запредельное отношение, которое вовеки будет им в муку
или в радость. Исходя из того, что это отношение  предназначено  к  созданию
привязанности  и  семьи  (а  если  в  него  полностью погружаются, так оно и
бывает), людям можно внушить ложную веру,  что  только  та  смесь  боязни  и
влечения, которую они называют "влюбленностью", создает святость или счастье
брака.  Эту  ошибку  совершить  легко,  ибо "влюбленность" в Западной Европе
предшествует бракам, заключенным в послушание Вражьей воле, то есть тем, где
предполагаются верность, снисходительность друг к другу и плодовитость. В
     от тебе  аналогия:  и  религиозная  эмоциональность  порой  сопутствует
обращению  к  вере.  Пусть  люди считают основой брака приукрашенный вариант
того, что Враг обещает лишь как его результат.  Отсюда  вытекают  сразу  две
недурные  возможности.  Во-первых,  людей,  не обладающих даром воздержания,
можно удерживать от брака, ибо они не "влюблены" -- благодаря  нам  мысль  о
браке  "не  по  любви"  покажется  им низкой или циничной. Да, да, они так и
думают. Они считают, что намерение вступить  в  брак  для  взаимной  помощи,
охраны  целомудрия  и  продолжения рода ниже, чем случайная буря чувств. (Не
пренебрегай
     возможностью, заставь  своего  пациента  считать  чин  венчания  весьма
несовершенным.) Во-вторых, всякое сексуальное влечение, стремящееся к браку,
будет  считаться  "любовью",  а  любовь подобного рода извинит любой грех и,
вполне возможно, спровоцирует женитьбу па женщине совершенно мирской, глупой
или развратной. Но подробнее об этом в следующем письме.
     Твой любящий дядя Баламут.

ПИСЬМО ДЕВЯТНАДЦАТОЕ
     Мой дорогой Гнусик!
     Я много думал над вопросом, который ты задал в последнем письме. Как  я
уже разъяснял, все индивидуумы по самой своей
     природе  находятся в конкуренции друг с другом и, следовательно, Вражья
идея любви содержит противоречие: почему же я снова говорю  о  том,  что  Он
действительно  любит  этих  двуногих  насекомых  и  действительно  желает им
свободы и вечной жизни? Я надеюсь, мой  милый  мальчик,  что  ты  никому  не
показывал  моих  писем.  Конечно,  для  меня это не имеет никакого значения.
Каждый понял бы, что те  ереси,  в  которые  я  впал.  совершенно  случайны.
Кстати, надеюсь, ты понял, что мои нелестные слова о Гаде -- просто шутка. Я
его  глубоко  уважаю. И конечно, я в шутку сказал, что не собираюсь защищать
тебя перед властями. Ты можешь положиться на то,  что  я  буду  блюсти  твои
интересы. Однако все мои письма непременно держи под замком.
     Я  по  чистой небрежности сказал, что Враг любит людей. Разумеется, это
невозможно, ведь они совершенно отличны от Него. То, что хорошо для них, для
Него нехорошо. Все эти разговоры о любви,  должно  быть,  прикрывают  что-то
иное.  Неспроста же Он создал их и столько с ними возится. Иногда, случайно,
скажешь, что Он любит их этой невозможной любовью, потому что нам  никак  не
понять,  в  чем здесь загадка. Что Он собирается делать с ними? Неразрешимая
проблема! Думаю, я вправе сказать тебе, что именно по этой причине отец  наш
поссорился  с Врагом. Когда впервые поставили вопрос о сотворении человека и
Враг  открыл,  что  предвидит  некое  происшествие  с  Крестом,  отец   наш,
естественно,  стал  добиваться разъяснений. Враг не дал ему никакого ответа,
кроме этой невероятной истории, которую Он с тех пор
     и распространяет. Естественно, отец наш ей не поверил. Он умолял  Врага
выложить  карты  на  стол,  просил  его  и молил, но Враг ответил: "От всего
сердца Я желал бы, чтобы ты узнал".  Мне  кажется,  именно  тогда  отец  наш
возмутился незаслуженным недоверием, и это побудило его удалиться так далеко
и  так  внезапно,  что  возникла версия о его изгнании с Небес. С тех пор мы
начали понимать,  почему  наш  Враг  развел  такую  таинственность.  На  ней
зиждется  Его  власть. Его приверженцы часто сознавались в том, что, если бы
мы смогли понять Его любовь, война закончилась  бы  и  мы  бы  вернулись  на
Небеса.  Перед нами великая задача. Мы знаем, что Он не может действовать по
любви, никто этого не  может,  ибо  это  бессмысленно.  Если  бы  мы  только
обнаружили,  чего  Он  хочет!  Мы  проверяли гипотезу за гипотезой и все еще
ничего не добились. Однако мы не должны терять надежды. Все сложнее теоремы,
все полнее сведения, все выше награды исследователям и больше их успехи, все
страшнее наказания для тех, кто терпит неудачу. Если действовать так до ск
     ончания века, быстрее и быстрее, неудачи быть не может.
     Ты жалуешься, что из  моего  последнего  письма  неясно,  считаю  ли  я
"влюбленность"  желательной? Ну, Гнусик, такого вопроса можно ожидать только
от "них"! Оставь им обсуждать, добро или зло, любовь,  патриотизм,  целибат,
церковные  обряды,  отказ  от  алкоголя, высшее образование. Неужели тебе не
ясно, что ответа нет? Ничто не  имеет  никакого  значения,  кроме  состояния
души:  устремляется ли подопечный к Врагу или к нам. Однако было бы неплохо,
если бы пациент стал гадать, добро или зло его "любовь". Если  он  надменный
человек,  презирающий  все телесное из чистоплюйства, ошибочнее принимаемого
за  чистоту,  или  если  ему  приятно  насмехаться  над  тем,  что  одобряет
большинство  его  друзей, - непременно заставь его отрицать любовь! Укрепи в
нем высокомерный аскетизм, а потом, когда отделишь его собственную похоть от
всякой  человечности,  навяжи  эту  похоть  снова,  но  уже  в  какой-нибудь
жестокой,  цинично