тым фронтам по меркам Второй Мировой войны".
     ПЕТРУНИН. Первый Белорусский,  Второй Белорусский и Первый  Украинский,
е-жэ-пэ-чэ-цэ!.. Хоть Берлин заново бери!  (Выпивает) Давай, читальня,  вали
дальше, натирай мозоли на языке.
     АВДЕЕВ.  (Читает)  "ЭТО ЛЮБОПЫТНО.  Ученые доказали,  что  жизнь к  нам
привнесена  из  космоса.  Американский  исследователь Билли  Хейер  обладает
информацией, что  мы  -- потомки плеядинцев,  жителей  созвездия  Плеяд.  Во
всяком случае, плеядинцы живут среди нас. Они белые, как таблетки аспирина".
     ПЕТРУНИН. Это белобрысые, что ли?
     АВДЕЕВ. Альбиносы.
     ПЕТРУНИН. Знал я одного белобрысого. В поезде вместе  ехали. Сам белый,
рожа  красная,  хоть  репу сей,  хоть  кабачки.  И выпили-то по стопке всего
какого-то его пойла!
     ...Очнулся  -- ни белобрысого, ни  вещей.  Лежу  между  лавок  в  одних
трусах. Так в одних  трусах до  дома и пер. Ладно  осень теплая  была. Такой
плеядинец,  титьки  набок!  Мне  бы  его  сейчас  встретить,  уж  я  бы  ему
растолковал про инопланетян, едрена космонавтика!
     Ты как  хочешь.  Ты, может, и инопланетянин.  А  я -- из Мокринска. Был
мокринским и помру мокринским, и никаких твоих Плеяд мне с сахаром не надо.
     АВДЕЕВ. Ну, понесло. Напустил пургу.  Я что тебя  -- в космос,  что ли,
зову?
     ПЕТРУНИН. Космос, космос... Я тебе про космос сам что хошь расскажу.
     Вот был со мной случай. В деревне, на сенокосе. Выпили немного. Ночь --
обалденная! И уснул я прямо в телеге у стога.
     Часа в два просыпаюсь от холода -- мать честная! Кругом  вода, в телеге
вода. Плыву, что ли, не пойму?! Сверху звезды  горят, как сливы.  Прямо тебе
чистый космос, титьки в землю! Чуть умом не тронулся от ужаса и красоты!
     Кричу -- а в ответ только кобчики выныривают из тьмы! Нырк-нырк-нырк!
     Так, слышь, что  оказалось-то? Ребятишки  местные,  тимуровцы  ушастые,
подшутили над стариком пьяным -- завезли телегу в колхозный  пруд. Вот! А ты
-- "космос, космос"! Видали мы твой космос!
     Где  ты  такую  ересь  только  находишь?  Может,  и   Тонька  твоя   --
инопланетянка?  Я у нее задницу мерил. Восемнадцать  моих кулаков задница!!!
Да она с ней ни в один космический корабль не влезет!
     Давай-ка лучше разговейся. (Наливает) Водка лечит.
     АВДЕЕВ. Сказал, отстань.
     ПЕТРУНИН. Тьфу ты, надо было лучше у магазина остаться -- там хоть люди
нормальные!  (Берет стакан)  Эх,  горько  да  жидко, прям  как наше счастье.
(Выпивает, морщится. Торопливо -- Авдееву) ...Дай! Дай че-нибудь зажевать!

     Авдеев   дает  ему  несколько   своих   таблеток.  Петрунин  машинально
разжевывает их. Лицо у него перекашивается.

     ПЕТРУНИН. Ты че мне дал???!!!
     АВДЕЕВ. Лекарства свои, у меня больше нет ничего.
     ПЕТРУНИН. (Корчится) Екарный  плеядинец! Курвин  сын! Че ж ты  со  мной
делаешь-то??? Инопланетянин мокринский! Ты б мне еще стрихнину подсыпал!!!
     АВДЕЕВ.  Щас  твоя  Матильда  придет  --  черной  икры  тебе  с  маслом
подсыплет.
     ПЕТРУНИН. (Кричит) Антонина! Антонина!
     АНТОНИНА. (Выглядывает в окно) Что тебе?
     ПЕТРУНИН. Мне твой Авдеев все печенки  таблетками  отравил. Вынеси хоть
огурчик!
     АНТОНИНА. Да не до тебя мне.
     ПЕТРУНИН. Вынеси! Помираю!
     АНТОНИНА. Ну сейчас, сейчас! Не отвяжешься же.
     ПЕТРУНИН. Скорей.
     АНТОНИНА. Не помрешь. Мужик с водкой и лапоть съел.
     На!  ( Ставит перед ним  тарелку с  солеными огурцами)  Пока Валька  не
видит.
     ...Господи, господи, все перепуталось, какой-то камень на душе.
     ПЕТРУНИН.  (Ест огурец) Как в жилу огурчик-то! Ой, француженка ты наша!
А то с твоим Авдеевым  --  только анализы сдавать! (Наливает  и ей) Что тебя
заботит, Антонина? Я тебе прощаю нынче все грехи.

     Петрунин подает Антонине. Та рассеянно берет его.

     АНТОНИНА. Ну разве что для храбрости? А то ум за разум заходит...
     ПЕТРУНИН. Ты какая-то задумчивая, Тоня. Хороши ли твои дела, душа моя?
     АНТОНИНА.  Не  знаю,  Петрунин.  Такие дела  --  то ли  смеяться, то ли
плакать.
     ПЕТРУНИН. Это, значит, живешь полнокровной жизнью.
     АНТОНИНА. От  такой жизни только бы не завыть. Плохо как без мужика-то.
Опереться  не на  кого. Сейчас бы так  вот прижалась к нему: --  Как, милый,
быть?... А он мне: -- Вот так и так... И сразу бы все прояснилось.
     Хоть ты, Петрунин, скажи мне что-нибудь доброе?
     ПЕТРУНИН. (Выпивает) Не ссы в тумане, Тоня, подавай гудки. (Пауза)
     АНТОНИНА. Э-э-эх!.. (Уносит тарелку с огурцами в барак)
     АВДЕЕВ.  Как меня скрутило,  я на многие вещи стал смотреть пристально.
Ходил в лесоцех. Заказал  на всякий случай тесу на  гроб. А че? Надеяться не
на кого, пусть стоит у меня в сарае, в углу. Мне он мешать не будет.
     А то живем так, будто смерти вообще не существует. Хоть помнить буду!..
     Что за создание такое,  Петрунин, человек? Где правда? Нет ее,  правды.
Есть одни правдишки.  У тебя своя  правдишка. У нее --  своя...  Один  лежал
целыми днями -- о чем только не передумал. Вот, говорят, на Земле человек --
царь природы. Вот человек, а вот  комар или клоп. Прихлопнешь клопа --  и не
задумаешься. Вроде, даже полезное дело сделал. А человек -- куда там, высший
разум!
     На Земле-то мы, может, и высшие разумы... А что если во Вселенной -- мы
вроде  таких же  клопов или комаров?! Прихлопывает  нас  Вселенная и даже не
задумывается.
     У тебя, Петрунин, гвоздей нет?
     ПЕТРУНИН. На саркофаг?  По субботам не  подаем.  Откуда  у меня столько
гвоздей? На что путное -- я бы, может, дал. А твою блажь тешить -- ...
     Не  спеши,  еще   успеешь  в  земле  накувыркаться.  Ты  остынь,  Петя.
Вылечишься -- будешь как все.
     АВДЕЕВ. ...Куда идти?.. Как жить?
     ПЕТРУНИН. Любишь?
     АВДЕЕВ. Тоскую.
     ПЕТРУНИН. А ты поди купи цветов, шампанского. Подойди к ней и скажи: --
Антонина, голубка моя, люблю тебя!
     Вот увидишь, растает, как масло под черной икрой.

     Появляется  Валентина  Петрунина.  Она видит  бутылки  на столе.  Молча
ставит на землю сумки и идет в дом Хлопушиной. Через мгновение оттуда слышны
шум  и  крики. Еще через несколько секунд  Петрунина  выволакивает за волосы
Хлопушину во двор.

     ПЕТРУНИНА.  (Таскает  Хлопушину   за  волосы)   Я   тебе  говорила,  не
притрагивайся к моему!!! Я тебе говорила???!!!
     ХЛОПУШИНА. (Почти не сопротивляясь) Боже, боже мой!.. Да что же это?!..
Боже!.. (Плачет)
     ПЕТРУНИНА.  Живи,  как хочешь, а к  нам не  лезь! Не  лезь!  Все  космы
повыдергаю! Простота хуже воровства! Простота хуже воровства!

     Антонина Крупнова выбегает на крики  из барака и вырывает Хлопушину  из
рук Валентины.

     АНТОНИНА. Ты что,  Валька,  рехнулась  совсем,  что  ли?!  Ты  чего  на
бабушку-то?
     ПЕТРУНИН.  (Вынимает из-за  голенища  топор)  Т-а-ак!.. (Идет  на жену)
Поглядим!   Тебе,  курва,   кто  позволял  обижать  интеллигентную  женщину?
Поглядим!
     ПЕТРУНИНА. Уйди! Уйди! Милиция! Я милицию позову! Я беременная! Мне все
можно!
     ПЕТРУНИН. (Резко  возвращается и вонзает топор в  стол) Так! Хорошо! Не
будем! Ночью поговорим, по-культурному!
     АНТОНИНА. Ты, Валька, как с цепи, ей-богу, сорвалась.
     ПЕТРУНИНА.  Сгоношились,  сгоношились  вы  тут  все! У него же  опять в
каждом глазу по  пол-литре плещется, а  вам забава. Развлечение! Добренькие!
Старуху пожалели! А  что ж  эта  старуха  из меня  все жилы вытянула? Кто ее
просит?! Благодетельница! Шла бы ты со своей благодетелью в другое место! Не
ее, а меня ночью пьяный боров  пинать будет, моего ребеночка! Расстреляла бы
тебя за такую доброту!
     АВДЕЕВ. Свинья грязи всегда найдет. Чего ты привязалась к старушке?
     ПЕТРУНИНА. Господи!  Господи! Никакой  управы на вас  нет! Хоть бы уйти
куда! (Со слезами убегает в барак)
     ПЕТРУНИН. Н-н-да. Семейным теплом я не избалован.
     АНТОНИНА. А ты, Петрунин, грозен во гневе.
     ПЕТРУНИН. Я как-то по пьяни собаку загрыз. На спор. Так, баловались.
     АНТОНИНА. И отходишь быстро.
     ПЕТРУНИН. Кого обижу -- зла не помню.
     ХЛОПУШИНА. (Плачет) За что???.. Что я ей сделала?.. За что???
     ПЕТРУНИН.  Сергевна!..  Ты   извини.  Это   мы  тут...  по-крестьянски.
Приучу!!!! Я ее к порядку приучу!
     Испортили  праздник. (Собирает бутылки. стаканы) К магазину  пойду! Там
люди. (Уходит)
     АНТОНИНА. (Хлопушиной) Внук-то где?..
     ХЛОПУШИНА. (Растерянно) А? Что?.. Ушел куда-то. Обещал вернуться.
     АНТОНИНА. Ну, и я тогда пойду. Дома буду. (Уходит)
     ХЛОПУШИНА. (Авдееву) Что с нами происходит, Петр?
     АВДЕЕВ. Ничего. Земля уходит из-под ног. От этого кружится голова.
     Возможно, Сергею Викторовичу повезло несколько больше, чем вам. Быть  в
живых -- сейчас это непросто. Да и что это такое вообще -- быть в живых?..
     ХЛОПУШИНА.  (Глядя  на Авдеева)  Все  такой  же  странный.  И  такой же
одинокий.
     АВДЕЕВ. Одному  не бывает одиноко. Настоящее  одиночество -- это  когда
кругом полно людей.
     Вам, Капитолина Сергеевна, нужно вытереть слезы и пойти умыться.
     ХЛОПУШИНА. Да-да. Конечно. Скоро придет Андрей. (Тоже уходит)
     АВДЕЕВ.  (Один  вслух  читает газету)  "Житель села Заречье построил на
берегу Волги деревянную часовню без единого гвоздя, истратив на это все свое
состояние. Местные власти  часовню снесли, обосновав  это тем, что земля  --
государственная и захвачена незаконно".
     ...Да. Точно.  Одному никак  нельзя! (Решительно направляется в сарай и
выносит оттуда белую рубашку, галстук  и единственный приличный  костюм. Так
же решительно переодевается. Оглядывает себя)

     Что-то весело насвистывая, появляется Андрей Хлопушин.

     ХЛОПУШИН.  Ба! Кого я вижу! "Еще одно последнее сказанье --  и летопись
окончена моя"...
     Что новенького  вычитал  наш  Нестор на  этот  раз?  И  для кого  такой
шикарный маскарад?
     АВДЕЕВ. Не твое дело.
     ХЛОПУШИН.  Ну, не будем  дуться!  Я всего  лишь пошутил. У меня хорошее
настроение. Могу я просто пошутить?
     АВДЕЕВ. Мне сейчас не до шуток.
     ХЛОПУШИН. А когда тебе было до шуток?
     Послушай, Авдеев, я заметил  это с первого дня. За  что ты  меня так не
любишь?
     АВДЕЕВ. А что мне тебя любить?.. Я тебя не понимаю.
     ХЛОПУШИН. А, да... Ну, конечно, конечно. А остальных ты понимаешь?
     АВДЕЕВ. Ты какой-то  скользкий. Старуха  прожужжала про тебя все уши, а
ты какой-то другой. Она не видит, какой ты.
     ХЛОПУШИН. О, философ... А кто я? Может, я из такой  же  компании, что и
ты? Все мы, брат,  оказались на льдине  посреди разбушевавшейся  реки. Куски
откалываются  и  откалываются.  Места  всем  давно не хватает.  Если  ты  не
столкнешь соседа, то сосед столкнет тебя. Ты сам-то -- разве не такой?
     А она... Она видит то, что видит.  Как все люди. Запомни, Авдеев: умный
глядит на себя, а дурак на других.
     (Смотрит на сарай) ...Как рано нынче вишни расцвели! Весь сарай скрыли,
все твое логово.

     Из барака выходит Антонина.

     АНТОНИНА. (Хлопушину) Ты здесь?.. Я тебя жду!
     АВДЕЕВ. Антонина! Я хочу поговорить... хочу сказать...
     ХЛОПУШИН. Не мешай нам, Авдеев!  У нас  важные  дела. И ты мне в них не
соперник.
     АВДЕЕВ. Мне нужно сказать ей!..
     ХЛОПУШИН. Мне тоже. Вот  гляди,  Авдеев. (Подбрасывает  и ловит монету)
Орел или решка?
     АВДЕЕВ. (Машинально) Решка.
     ХЛОПУШИН.  (Глядит  на  монету)  Ну  вот,  видишь,  решка.  Значит,  ты
проиграл. Понимаешь? Ты проиграл.
     Пойдем, Антонина. Нас ждут великие дела.

     Хлопушин уводит Антонину.

     АВДЕЕВ. (Один) Ну  что ж... Успею... Пойду и я за  своим тесом... А то,
гляди, разворуют.


        "ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ."

        "КАРТИНА ПЕРВАЯ."

     Тот  же двор. Антонина  Крупнова в праздничном  платье, поверх которого
надет фартук.  Петрунина и Хлопушина накрывают  на столы, вынесенные во двор
по случаю отъезда Антонины.
     Тут же Петрунин с гармонью и Хлопушин.

     ПЕТРУНИН.  (С  чувством растягивает  гармонь) И-э-э-х! Полным-полна моя
коробушка!.. И-э-э-х! Как ни биться, а к вечеру напиться. (Поет)
     Ой, маманя, куда денусь: у меня миленок мент.
     Каждый раз, когда разденусь, проверяет документ!
     АНТОНИНА. (Подхватывает)
     На дворе стоит туман. Сушится пеленка.
     Вся любовь твоя обман. Окромя ребенка.
     Меня мама родила, родила да плюнула.
     Посмотрела, повертела -- и обратно сунула.
     ПЕТРУНИН. (Поет)
     Вы разрежьте мою грудь, выньте все печеночки.
     Истомился я по вас, молоденьки девчоночки!
     ПЕТРУНИНА. (Поет)
     Две старухи на печи ждут омоложения.
     Одной восемьдесят лет. Другая без движения.
     ПЕТРУНИН. (Поет)
     Супостаточка моя, на тебе селедки!
     Ты с подружкой рядом ляг, а я посередке.
     Гуляй, душа кабацкая! Гуляй до первой смерти, до последнего рубля!
     ХЛОПУШИНА. (Петруниной)  Простите  меня, Валентина.  Я уже  на старости
просто выживаю из ума.
     ПЕТРУНИНА.  Да  чего уж  там! Не  со зла же я. Устала, господи. (Гладит
себе  живот) Все мысли  только о  нем.  Я прям  тоже как  рехнулась, честное
слово. А вы все смеетесь. У меня же никого никогда не было.
     Я  на курсы --  эти,  ну, для  рожениц  --  пришла, а девчонки  молодые
гогочут:  -- Бабушка, Пенсионный  фонд в соседнем здании!..  (Ревет) А я  не
знаю, как на родильный стол залазить!
     АНТОНИНА. Кулема! Затащат! Не боись! Это ж  надо такой дурой  всю жизнь
прожить?!
     ПЕТРУНИНА. Ты, Тонька, тоже хороша.  Понимать  же должна. Насмехаешься,
насмехаешься.
     АНТОНИНА. Смеемся -- значит, живем весело, от души.
     Слышь,  Петрунин! Ты если  еще раз  Валентину пальцем тронешь -- я тебе
твою гармонику на голову натяну и два раза прокручу, понял?! Она ж твое дитя
носит, алкоголик.
     ПЕТРУНИН. Это не мое.
     АНТОНИНА.  Заткнись.  идиот. Да кто на нее сейчас позарится? Ты погляди
на свою кралю-то -- тут чужого мужика неделю поить надо!
     ХЛОПУШИН. И кормить. Между прочим, граждане проголодались.
     АНТОНИНА. А все, собственно, готово. (Снимает фартук)
     Ну, как платьице? (Любовно оглаживает платье)
     ПЕТРУНИН. В-во! Еще бы чуть получше -- и уже вообще никуда не годилось.
     АНТОНИНА. (Мрачно) Идите за стол.
     Тебе, Валька, шампанского, а то спьянишься -- не так рожать полезешь...
Вам, Капитолина Сергеевна?..
     ХЛОПУШИНА. Нет-нет, я только воды.
     АНТОНИНА.  Значит,  тоже  шампанского.  Мой праздник  никому портить не
позволю. (Мужикам) Ну, вы сами, вы себя не обидите.
     ПЕТРУНИН. Итак, Тоня, по какому случаю гуляем?
     АНТОНИНА. ...Уезжаю от вас, Петрунин!!!.. Все!!!... Прощаюсь.
     Вот халупу продала. Помогли добрые люди.
     ПЕТРУНИНА. Батюшки,  продала?  Уезжаешь? Куда, Тоня?  Туда? Батюшки! Да
как же это?! Ой, сумасшедшая! И как продала -- с вещами? Вещи-то куда?
     АНТОНИНА. Да какие вещи? Рухлядь!
     ПЕТРУНИНА. А машинка стиральная?  А  шифоньерчик?  Буфетик? Нам  бы  на
кухню такой буфетик! Уж как я мечтала!
     АНТОНИНА. Да бери, Валька, все бери! Не с собой же их везти! (Петрунина
радостно порывается идти за вещами. Петрунин останавливает жену)
     ПЕТРУНИН. Куда!
     Вот Тонька! Вот дает! Знай  наших! К Жаку  своему? Танки идут на Париж?
Одним махом, да? Рубанула -- и все?..
     АНТОНИНА. Рубанула -- и все, Петрунин. И поминай,  как звали. Последний
шанс, Ваня. Такого больше  -- ни-ни. А  если это мой кусок пирога?! Если  --
вот он, долгожданный???!!!
     ХЛОПУШИН. Но как же так? А родина? А мы?
     АНТОНИНА.  Одинокой бабе  за сорок  где тепло -- там и родина.  Я  ее с
собой потащу что ли, родину-то?.. А  вы в гости  приезжать будете. Не говори
ничего,  Сергевна, не говори!  Загуляла  бабушка -- гори все синим пламенем!
Где ты, моя юность, сладкие деньки?!
     ПЕТРУНИН.   Вся  наша   юность  --  ревматизм   да   митинги.  Сплошная
комсомольская стройка, екарный бабай. А какой для души праздник был! Майские
помнишь? А? Помнишь майские? Флаг на шею, до первого магазина --  и в лесок.
А там девок по кустам нецелованных, как колорадских жуков!
     ПЕТРУНИНА. (Мечтательно) На Первое Мая ты мне один раз "Красную Москву"
подарил!..
     ПЕТРУНИН. Рождаемся  для радости и счастья ...а живем так, будто дерьма
объелись.
     Хочу обратно в коммунизм, терпежу нет!
     ХЛОПУШИНА. (Опьянев) Господи! Как хорошо! Какое это все-таки счастье --
жить!.. Дышать пьянящим ароматом весны, пусть не твоей, пусть чужой!..
     Я  вчера  разговаривала с Сергеем  Викторовичем. Он опять звал  меня  к
себе. А потом вдруг  спросил: -- Ну, как  там у вас?.. Я  говорю:  -- Вишни,
Сережа, зацвели. Как в нашей юности, как в первые дни наших встреч!..
     ...Он плачет, и я плачу. И ни о чем больше не можем говорить.
     АНТОНИНА. Да. Счастливая вы, Капитолина Сергеевна.
     ...А мне,  наверное, и вспомнить  будет нечего.  Обычная  бабская доля:
спала с одним, замуж вышла за другого, а любил меня третий...
     ПЕТРУНИН. Одной рукой задницу и титьку не схватишь. Да.
     Ты, Тонька, прям как Анна  Каренина.  Расписала, хоть на рельсы ложись.
Только тебе по твоим габаритам бронепоезд нужен -- обычный пассажирский тебя
не возьмет.
     ПЕТРУНИНА. Никому из  нас  легкой  доли  не досталось.  У каждого  свое
болит.
     АНТОНИНА.   Шелупонь  мы,  шелупонь!..  Непутевые   какие-то!..   Жизнь
мелькнула -- а я и рассмотреть не успела, что ж она такое!.. Полный шифоньер
праздничных платьев, а надеть некуда. Все мои праздники  здесь давно прошли.
Может, хоть там?..
     ХЛОПУШИН.  У  вас  даже от  разговоров плесенью  пахнет. Вечная  память
доживающим  свой  век  дорогим  гражданам страны,  которой уже  нет.  Аминь.
(выпивает)
     ПЕТРУНИН. Лимончик?
     ХЛОПУШИН.  Спасибо. Для сегодняшней жизни мы не пригодны. Что мы умеем?
Чему нас учили? Пить да плакать. И ничего не делать.
     ПЕТРУНИН. Сопливые заговорили.
     ХЛОПУШИН.  Да, да. Молодое  дерево  сопливо, да живуче. Старое сухо, да
трухляво. Дунь,  плюнь --  и рассыплетесь. Никому не нужные.  Привидения  на
отшибе. Несколько лет такой жизни -- и меня можно будет прописывать  в вашем
бараке навечно.
     ХЛОПУШИНА. Что с тобой, Андрей? Что ты такое говоришь, мой мальчик?
     ХЛОПУШИН.  Ничего особенного, старушка. Успокойся. Мы просто беседуем с
твоим Петруниным. Правда, Петрунин? О том, о сем. О счастье, о несчастье.
     АНТОНИНА. Самый счастливый  человек у нас в  городе -- Николка-дурачок.
Придет  с  утра на автостанцию, настреляет мелочи на сигареты да на стопочку
-- и целый день только мычит да улыбается.
     Что такое счастье, Петрунин?
     ПЕТРУНИН.  Все  бабы  дуры.  Это ж  просто,  это элементарно. (Загибает
пальцы) Первое. Чтоб начальство и всякие  там умники (Смотрит на  Хлопушина)
были  подальше. Второе.  Чтоб пенсию давали водкой --  три ящика в месяц,  и
день в день. И третье.  Чтоб в  столовой на  рынке хлеб, соль и горчица были
бесплатно.
     АНТОНИНА. Все?
     ПЕТРУНИН. Все.
     ПЕТРУНИНА. (С надеждой) И больше ничего?
     ПЕТРУНИН. И больше ничего.
     ...Ну, может еще пиво?..
     ХЛОПУШИН.  Ты,  Петрунин,  дзен-буддист какой-то. Тебе в  Тибет надо, к
монахам. Ты бы там у них самым главным был.
     ПЕТРУНИН. Не знаю, не  знаю. Мне и тут неплохо. Умный человек  нигде не
пропадет.
     АНТОНИНА. (Вздыхает) Нигде, нигде... (всхлипывает) Хоть за  границей...
Ой, мамоньки мои...
     ПЕТРУНИНА. Тоня! Тонюшка!  Как же ты там? Что делать-то надо?  А как не
полюбишь его?
     АНТОНИНА.  Ой,  не знаю.  Не береди ты  мою  душу. (Вынимает фотографию
своего Жака) Все сделаю, чтобы полюбить... Костьми лягу!..
     ПЕТРУНИНА. Господи!.. Господи!..
     АНТОНИНА. Загрустили?.. Кто ж на празднике грустит?!
     Давай, Петрунин, заводи гармонику! Плясать хочу, подавай  мне кавалера!
(Поет)
     На меня опять надета новая кофтенка --
     Будет милке моему ночью работенка... И-э-э-х!
     Ой, как с этим гармонистом познакомиться хочу --
     Красоты моей не хватит, чем угодно доплачу.
     ПЕТРУНИН. Слышь-ка,  Антонина! Я