онского по имени Симидзу. Он был мерзким типом, лупил нас по голове деревянной линейкой, если мы не справлялись с контрольными: один удар за семьдесят баллов из ста, два удара - за шестьдесят, три - за пятьдесят, четыре - за сорок. Ивасэ и еще пара учеников всегда получали по четыре-пять ударов. В конце второго семестра Симидзу объявил: "Учебный год подходит к концу. Если я буду вас правильно бить, мы не успеем пройти весь учебный материал. Поэтому отныне я буду наказывать вас не больше, чем четырьмя ударами". Все страшно обрадовались, но самые слабые студенты напряглись. "Тебе повезло, Ивасэ", - сказал он возвращая ему контрольную. Было понятно, что у него менее сорока баллов, и все рассмеялись. Ивасэ потупился и улыбнулся, но потом я видел, какое отчаяние было на его лице. Тогда я подумал, что для Ивасэ было бы лучше получить удары линейкой, чем вообще быть списанным со счетов.
     - Эй, Отаки-сан здесь? - нарушил мрачную атмосферу, созданную Ивасэ, девичий голос.
     В дверях появились две девушки в форме коммерческого колледжа, которые по сравнению с Мацуи Кадзуко казались гориллами, и захихикали при виде Адама. Они, вероятно, обрадовались, что в комнате хоть кто-то есть. При виде же такого красивого парня, как Адама, девицы расслабились и развеселились.
     - Привет! Я - Ядзаки из Северной школы, он - Ямада, а тот - Ивасэ. Вы из коммерческого колледжа? Заходите! А что в мешке? Рисовое печенье? Угостите нас. Мы же все товарищи! - сказал я как ни в чем не бывало.
     Их звали Тэйко и Фумиэ, как фабричных девчушек из старых мелодрам. Я завел с ними разговор об Элдридже Кливере, Даниэле Кон-Бендите и Франце Фаноне. Я указал им на сходство строя, описанного в трактате Макиавелли "Государь" и императорской системы в послевоенной Японии, выразил сомнение по поводу того, что Че Геваре удалось претворить в жизнь идеи анархизма. Разумеется, я лгал, похрустывая крекерами, наигрывая на гитаре "April Come She Will" Саймона и Гарфанкела, объясняя, что хранить девственность вредно для здоровья старшеклассниц и что все преподаватели Северной школы потрясаются тупости Отаки и Нарасима. Однако эти две фабричные девчонки, видимо, были любовницами Отаки и Нарасима, подтверждением чему были разобранный футон, подушки и бумажные салфетки. Поговаривали, что Отаки и Нарасима завлекали в свою организацию обещаниями секса и устраивали там оргии. Значит, это правда. Оба они были грязными типами. Мне было настолько досадно, что они не относятся к вопросу борьбы более серьезно, что я готов был расплакаться.
     Пока я разъяснял фабричным девчонкам, что если полить воду на спаривающихся собак, то они разъединятся, а те продолжали хихикать, появилось десять человек с Нарусима и Отаки во главе. Среди них был студент университета в шлеме. Кроме того, были педерастического вида Фусэ и Мияти из дискуссионного клуба, Мидзогути, которого едва не выгнали из школы за то, что он сбил кого-то на велосипеде, и еще трое учащихся второго класса, включая владельца восьмимиллиметровой камеры Масугаки.
     При виде меня на лицах Нарасима и Отаки появились неприятные ухмылки. Во втором классе мы учились вместе. Оба они были отстающими. Когда я, впрочем, не очень понимая смысл, пытался одолеть "Империализм как высшая стадия капитализма", они даже имени Ленина не знали. Оба были тупицами и только начинали осознавать, что оказываются в ряду заурядностей. Вступив в Объединенный фронт борьбы, они переменились, поняв, что даже посредственности могут стать звездами. Я с презрением смотрел на них, когда они начали распространять в школе листовки с призывами Студенческо-рабочего движения университета Нагасаки. Я считал их намного ниже себя. Но, используя футоны, подушки и бумажные салфетки, они смогли привлечь к себе таких же тупых, как они сами, и теперь почувствовали уверенность в себе.
     - Что это значит? Ядзаки? Подумать только! - воскликнул Нарасима.
     - Решил вступить в наши ряды? - спросил Отаки.
     Когда он еще только создавал организацию и приглашал меня, я отказался. Я сказал тогда, что еще не созрел и занимаюсь внутренними поисками, но это была ложь. Мне не хотелось, чтобы меня выперли из школы за занятия подобной деятельностью, а кроме того, считал, что производство фильмов быстрее приведет меня к разбросанным футонам, подушкам и бумажным салфеткам. Но сейчас говорить об этом было неуместно. Причиной тому - Мацуи Ка-дзуко. Моему олененку Бемби нравились мужчины, которые ведут борьбу.
     - Да, хочу вступить, - сказал я.
     Отаки и Нарасима вначале удивились, а потом обрадовались и пожали мне руку. Они представили меня парню в шлеме со словами, что я блестящий теоретик и еще в школе читал труды Маркса и Ленина. Парень в шлеме сказал, что одной теории недостаточно, и посмотрел на меня. Вид у него был довольно дебильный. Но я имел дело с девятью, и мне нужно было срочно взять ситуацию ПОД КОНТРОЛЬ.
     - Хорошо, Отаки, - сказал я, - расскажи, каковы твои планы борьбы.
     Отаки и Нарасима растерянно переглянулись. В их головах не было никаких идей. Объясняя свои планы, они сказали, что собираются создать группу, связанную с Нагасакским университетом, и вместе с Ёкота-сан и другими распространять листовки с призывами "За мир во Вьетнаме"...
     - Давайте лучше построим баррикады.
     На Кюсю еще ни разу не только в школах, но даже в Нагасакском университете не возводили баррикад. В нашем провинциальном городке на западном побережье острова еще ни разу школа не была забаррикадирована. Такая идея была им столь же малопонятна, как фильмы Годара или песни "Led Zeppelin". Она всех ошеломила.
     - Я уже решил. Это должен быть день окончания занятий, 19 июля. Мы забаррикадируем крышу школы.
     Мое предложение всех привело в восторг, только у парня в шлеме вырвалось: "Это безумие!"
     - Помолчи, это дело Северной школы. Оно не имеет никакого отношения к студентам Нагасакского университета, которые никогда не возводили баррикад.
     Масугаки и прочие второклассники посмотрели на меня с уважением.
     - Вся проблема в том, что мы имеем дело с организацией, где нет даже десяти членов. Как только станет известно, что мы собираемся забаррикадироваться, нас исключат из школы раньше, чем мы успеем начать, - уверенным голосом произнес я, потом продолжил: - Нам нужно приобрести больше сторонников. Пока их число не возрастет, наш план должен оставаться в тайне. Организация должна быть подпольной. Поэтому 19 июля доверим баррикадирование нашим союзникам. После баррикадирования там никого не останется. Это будет тактикой герильи.
     Я всерьез увлекся и перешел на стандартный японский:
     - Нашей тактикой будет написание граффити на стенах школьных помещений. Потом мы вывесим с крыши огромный лозунг. Мы сделаем это глубокой ночью, в стиле герильи. Мы забаррикадируем проход между лестницей и крышей, чтобы лозунг было невозможно снять. Нам нельзя будет использовать нынешнее название организации, иначе Нарасима и Отаки немедленно исключат из школы. Поскольку организация пока еще слишком малочисленная, такого мы допустить не можем. Именно об этом писал Че Гевара в своей книге "Принципы герильи".
     Никто не произнес ни слова. Только Адама, улыбаясь, почесывал подбородок. Он один понимал, что причиной всему Мацуи Кадзуко.
     - С маленькой группой нам не потребуется много денег, и число участников достаточное. Если мы сделаем это в день окончания школы, трудно будет что-то узнать, поскольку назавтра начнутся летние каникулы, а на учащихся вывешенный плакат произведет сильное впечатление. Так как во время каникул они не будут общаться с учителями, их не смогут настроить в антиреволюционном духе, и, возможно, за время летних каникул они даже прочтут Маркса или задумаются о Вьетнамской войне. Еще одним важным лозунгом должно быть что-то имеющее отношение чисто к префектуре Нагасаки: протест против Общенационального состязания, которое правительство хочет использовать как контрреволюционную меру. Нужно подчеркнуть, что девушкам участие в подготовке к массовым церемониям мешает готовиться ко вступительным экзаменам в университет. Значительно проще расширить фронт борьбы, если удастся сформулировать конкретные требования, когда люди соотносят задачи общей борьбы с личными интересами. Разумеется, мы не станем говорить, что все было задумано учащимися Северной школы, но и не будем утверждать, что это дело рук посторонних. Мы можем только намекнуть, что ветер дует из Северной школы.
     Немного погодя, Отаки поднял руку.
     - А как мы назовем себя, если не Всеобщий комитет борьбы Северной школы?
     Я посоветовал ему не волноваться.
     - Я уже придумал название - "ВАДЖРА". Это санскритское слово ассоциируется со страстными и гневными богами. Этого недостаточно?
     - Более чем достаточно! - прокричал Масугаки, и все зааплодировали.
     Так я стал предводителем общины "Ваджра", новой антиправительственной организации Северной школы.

КЛАУДИА КАРДИНАЛЕ

     Через несколько дней после окончания семестровых экзаменов, которые я сдал очень плохо, мы с Адама и Ивасэ снова поднимались по холму к агитационному пункту.
     - Помнишь, Кэн-сан, как в прошлом году мы ездили поразвлечься в Хаката? - сказал Ивасэ.
     - Когда мы целую ночь провели в кинотеатре?
     Ивасэ вспомнил о том уик-энде прошлым летом, когда мы с ним сели на поезд и отправились в Хаката, чтобы посмотреть несколько фильмов. Мы поехали туда в субботу, узнав, что там всю ночь будет проходить фестиваль польских фильмов.
     - Помнишь джаз-кафе, где мы были?
     - Ага.
     - Как оно называлось?
     - Кажется, "Riverside". Оно было прямо на берегу реки.
     - Я подумываю, чтобы во время летних каникул там немного подработать.
     - В "Riverside"? Здорово!
     - Хозяин его - славный парень. Я послал ему письмо.
     - Правда?
     В прошлом году мы с Ивасэ прибыли в Хаката после обеда. Забросив вещи и отметившись в общежитии университета Кюсю, мы сразу отправились посмотреть на американский "Фантом". Потом съели по миске лапши и направились в квартал кинотеатров. Прямо напротив маленького кинотеатра "Худфильмы" находился красочный стенд. Его украшала розовая женщина с огромными титьками, и были написаны названия фильмов: "Потроха ангела", "Похитители эмбрионов" и "Грязные бабы в лесной глуши". Я остановился и пялился на стенд. Ивасэ сразу потащил меня туда, где показывали "Пассажирку", "Мать Иоанна от ангелов" и "Канал".
     - Подожди, подожди, подожди, подожди, Ивасэ! Давай посмотрим лучше фильмы Вака-мацу Кодзи или Тодзюро вместо этих польских фильмушек, где нет даже "Пепла и алмаза". Вместо гостиницы нам придется дремать в кинотеатре, наблюдая за страданиями монашек и партизан...
     Всегда серьезный Ивасэ предложил сделать выбор при помощи дзянкэн, и я проиграл. Но все равно я сказал, что смотреть на нацистов не хочу, и направился к бабам с розовыми буферами. Такой была наша краткая поездка. Мы встретились на следующий день в джаз-кафе "Riverside". Ивасэ попросил сыграть Колтрей-новскую балладу, а я заказал мелодию Стэна Гетца. В промежутке между этими мелодиями оркестр исполнил песню Карлы Блэй по просьбе группы девчонок лет двадцати. Их было три и, похоже, что все они работали продавщицами в отделе одежды в универмаге. Девицы из универмага с удовольствием слушали песни двадцатилетней давности. Одна из трех очень приглянулась Ивасэ. Она была типичной выпускницей коммерческого колледжа: невзрачная, длинноволосая, смуглая и узкоглазая. Я знал, что они с Ивасэ переписывались, и подумал, что он хочет получить временную работу на летних каникулах, чтобы видеться с ней. Однажды он показывал мне письмо от этой девушки. "Дорогой Хидэбо, как вы поживаете? (Настоящая фамилия Ивасэ была Хидэо.) Сейчас, когда я пишу вам, я слушаю совместное выступление "Booker Little" и Эрика Дольфи. Возможно, вы правы, когда считаете меня слабой женщиной. Мне следует слушать, что говорят люди вокруг, а верить только самой себе. Но когда я думаю об окружающих, то утрачиваю уверенность в себе... Что мне делать?" Когда я попросил Ивасэ объяснить, в чем состоит ее проблема, он притворился, что ничего не понимает, но мне было очевидно, что речь идет о какой-то ЗАПРЕТНОЙ ЛЮБВИ. Может быть, о начальнике с женой и детьми, о якудза, об отчиме, о любимом песике? Связь с этой девчонкой была единственным, что делало Ивасэ старше меня. Когда я упоминал о ней, Ивасэ только улыбался и бормотал: "Она настоящая женщина". Я даже ревновал, думая: неужели он приехал сюда только ради встречи с этой девицей? Хоть в чем-то Ивасэ меня обогнал. Я вспоминал эту девушку в легком платьице. Ивасэ был прав: от нее исходил запах "настоящей женщины".
     Это не был запах дешевых духов, типичный для шлюх, болтающихся в барах с иностранцами. Но зачем нужно было Ивасэ в тот дождливый день по дороге в агитационный пункт заводить разговор о "Riverside"?
     - Ты собираешься поехать туда, чтобы снова встретиться с той девушкой? - спросил я.
     - А как ты догадался? - несколько раз кивнув и хихикая, ответил он.
     Поскольку мы с Адама взяли в свои руки руководство Объединенным фронтом борьбы Северной школы, Ивасэ, вероятно, утратил уверенность в собственной значимости, а девушка позволяла ему самоутвердиться. Я представил себе голое, благоуханное тело этой продавщицы и в сердцах прокричал, обращаясь к Ивасэ: "Порви с ней, выкинь из головы!" Ни о чем не подозревающий Адама сбивал только начинающие менять цвет гортензии вдоль дороги.
     Адама оставался бесстрастным.
     "Сила воображения побеждает силу власти!" - такой лозунг мы решили вывесить с крыши. Нарасима и Отаки предлагали что-то вроде дежурного меню в столовке: "Сопротивление создает принципы". Такие предложенные мной и Адама лозунги времен майской революции в Париже, как "Отвергнем предопределенное согласие" или "Под тротуаром лежит пустыня", встретили восторженную поддержку у Масугаи и других второклассников.
     Придумывать лозунги было забавно. Все писали их на узких бумажных полосках, потом зачитывали. За окном серебристыми иглами падал дождь. Нам не хватало только соломенных шляп, иначе мы напоминали бы поэтов, сочиняющих хайку по случаю праздника Танабата - дня встречи небесных возлюбленных.
     - Кэн-сан, баррикады - это славно, но что мы будем делать с фестивалем? Как насчет фильма? - спросил Ивасэ, когда на обратном пути из агитационного пункта мы остановились в кафе "Бульвар" с классической музыкой выпить по чашке кофе. В то время кофе был излюбленным напитком всех учащихся школ в провинции.
     - Мы подготовим его за летние каникулы, - ответил я.
     - Но прежде нужно успеть написать сценарий, - сказал Адама, попивая содовую.
     В те времена все прибывшие в провинциальные города из захолустья, обожали газированную воду.
     - А что за фильм ты собираешься снимать, Кэн? - спросил Адама, втягивая содовую через соломинку.
     - Я еще не решил, - ответил я, попивая свой томатный сок.
     В те дни во всех провинциальных городах самые утонченные молодые люди пили томатный сок. Конечно, это чушь. Томатный сок был еще в новинку, и многие не пили его, потому что он имел вкус помидоров, не был сладким или потому что им не нравился его красный цвет. Я заставил себя привыкнуть пить томатный сок, чтобы таким образом привлекать к себе внимание.
     - Разве я вам еще не говорил? Фильм должен быть сюрреалистическим.
     - Говорил, говорил.
     - А какая там будет музыка?
     - Как насчет Мессиана?
     - Да, да...
     В то время я начал получать удовольствие от умелого одурачивания других. Я понял, что как только кто-то начинает на тебя давить, нужно переключить разговор на тему, в которой собеседник не разбирается. С тем, кто силен в литературе, говорить о "velvet underground", с тем, кто хорошо знает рок-музыку, говорить о Мессиане, с тем, кто силен в классической музыке, говорить о Рое Лихтенштейне, со знатоками поп-арта говорить о Жане Жене. При такой тактике в провинциальных городах в спорах никогда не проиграешь.
     - Это будет авангардистское кино? - спросил Адама, доставая блокнот и шариковую ручку. - Можешь изложить в общих чертах сюжет?
     - Ну, если мы собираемся начать съемки летом, мы же должны подготовиться. Оборудование, участники...
     Адама был прирожденным продюсером. Это меня воодушевило. Воодушевило настолько, что я изложил ему замысел всей истории.
     - Это будет сочетание "Андалузского пса" и "Поднимающегося скорпиона"... Вначале будет труп черного кота, подвешенный на дереве, мы обольем все бензином и подожжем. Снизу будет подниматься дым, а вверху будет пламя. И вдруг сквозь дым с рокотом пронесутся три мотоциклиста. - Тут мне пришло в голову, что в подобном фильме не остается места для Мацуи Кадзуко. Олененок Бемби никак не увязывался с сюрреализмом.
     - Отменяется, - сказал я.
     - Труп кошки - черной, бензин, три мотоцикла, верно? - прочитал Адама запись в своем блокноте и поднял взор.
     - Отменяется. Подобные фильмы - чушь. Подождите-ка. Я предлагаю другую историю.
     Ивасэ и Адама переглянулись.
     - Хорошо. Первой сценой будет утренний горный луг. В воздухе еще висит дымка, как на лугах на горе Асо.
     - Горный луг? Утром? - рассмеялся Адама. - Как может труп черного кота превратиться в горный луг.
     - Напряги свое воображение, представляй. Чистое воображение важнее всего. Тебе это понятно? Значит, будут горы. Потом камера наплывет на юношу, играющего на флейте.
     - Но камерой Масугаки невозможно сделать "наплыв".
     - Помолчи, Адама-тян! Подробности мы обсудим потом. Юноша играет на флейте и исполняет очень красивую мелодию.
     - Понятно, "Венок из маргариток".
     - Да, неплохая мысль. Всякий раз, когда тебе приходит хорошая идея, я не сразу въезжаю. А потом появляется девушка.
     - Леди Джейн.
     - Точно. Девушка в БЕЛОМ ПЛАТЬЕ, безупречно белом, в подвенечном платье, которое скорее напоминает сорочку, сквозь которую все просвечивает. И потом она в нем поскачет на БЕЛОЙ ЛОШАДИ.
     - Флейта, белое платье - скорее сорочка, чем подвенечное платье, - прочитал Адама в своем блокноте. - И лошадь? - удивленно вскинул он голову: - Лошадь? Белая лошадь?
     - Да.
     - Не годится! Где мы возьмем белую лошадь?
     - Она совсем не обязательна. Воображение, воображение!
     - Ты говоришь о воображении, Кэн, но мы не можем снять то, чего у нас нет. Как насчет собаки? У моих соседей есть большая белая собака из префектуры Акита.
     - Собака?
     - Ага. Ее зовут Беляш. Она большая, на ней даже женщина сможет ехать верхом.
     - Если Мацуи Кадзуко появится верхом на собаке из Акита, у всех крыша поедет. Они решат, что мы над ними издеваемся.
     - Успокойтесь, ребята, - сказал Ивасэ, и мы сразу перестали спорить.
     Причиной было не вмешательство Ивасэ. Дело в том, что в кафе вошла девушка, похожая на Клаудиа Кардинале в ФОРМЕ ШКОЛЫ ДЗЮНВА, села за соседний столик и заказала чай с лимоном. Я попросил у хозяина, принимающего заказ, поставить для меня "Фантастическую симфонию" Берлиоза в исполнении оркестра Зубина Мехта. Сразу после этого Ивасэ сказал:
     - Ты только и знаешь эту компанию: Берлиоз, "Фантастическая симфония", Зубин Мехта.
     - Что за чушь? Я знаю еще "Четыре времени года" в исполнении "I Musici".
     - Полегче, полегче, - вмешался Адама.
     Не дожидаясь чая с лимоном, Клаудиа Кардинале подхватила пластиковый пакет и исчезла в туалете. Из туалета К. К. вернулась совершенно преображенной. Ее волосы опускались кудряшками на лоб, глаза были подведены, а губы накрашены розовой помадой. Бело-синюю униформу продавщицы она сменила на платье кремового цвета, на ногах вместо плоских тапочек появились туфли на шпильках, разносился свежий запах пудры и лака для ногтей. Мы завороженно пялились на ее блестящие ногти. "В чем дело?" - спросила она. "Ничего, ничего", - успокоили мы ее. Она втягивала носом запах сигареты "Hi-lite De-Luxe", которую держала между пальцев, потом начала выдувать дым в воздух, где он смешивался с первыми звуками "Фантастической симфонии".
     - Перестань, перестань, пере