устроим?
     Почему Адама ко всему подходит так реалистично? Может быть, он лишен мечтательности, воображения? Мне стало его жалко. Возможно, причиной всему то, что в детстве он рос в другой обстановке. Я бы солгал, если бы сказал, что вырос в тени залитых солнцем апельсиновых рощиц, плескался в горных потоках, в которых поблескивали серебристые рыбки, в окружении заведений, где американские солдаты с их семьями вальсировали ночи напролет. На самом деле я рос в отдельном доме, рядом с которым имелись четыре мандариновых дерева и маленький пруд с золотыми рыбками, слушая вопли шлюх, которые устраивали состязания с американскими солдатами. Но там не было угольных отвалов. Терриконы в послевоенной Японии стали символом стремительного экономического подъема, и в них не было ни капли романтики. Среди терриконов мечты не рождаются.
     - Нам нужно какое-нибудь помещение.
     - Ни малейшей идеи. Чего ты ухмыляешься? Не можем же мы устроить фестиваль, попивая кофе с молоком и хихикая? Нам нужно арендовать тренировочный зал в Северной школе.
     - Мало шансов, что они согласятся.
     - Разумеется, нет. Нас выпрут из школы.
     - Похоже, у нас возникают сложности.
     - Во всем. Чтобы получить разрешение воспользоваться Общественным центром или муниципальным залом, нужно подать бумаги с описанием предполагаемой программы, заверенные печатью продюсера. А у тебя, Кэн, есть личная печать?
     - Правда? Это все осложняет.
     - А как быть с билетами? Как их распространять?
     - Раздавать. Распродавать.
     - Идиот, где ты собираешься их напечатать? Если мы обратимся в городские типографии, они сообщат об этом в школу.
     Он был прав. Хотя его реалистический подход взрос среди терриконов, но у меня с лица исчезла улыбка.
     - В таком случае, почему бы не сделать билеты вручную?
     - Тысячу штук вручную?
     - Нет, так не пойдет. Тысяча билетов, написанных от руки...
     Изготовить билеты вручную или напечатать их на мимеографе было недопустимым. Такое может сгодиться только для приглашений на день рождения или торжество с представлением для стариков.
     - Что же нам делать? Отменять фестиваль? - спросил Адама и посмотрел на меня, не скрывая довольного выражения на лице. - Послушай. У меня есть брат в Хиросимском университете. Я могу попросить его сделать их в университетской типографии. Годится? Это не наборная печать и не офсет, они печатают с пленок. Поскольку типография принадлежит университету, это обойдется в полцены. Теперь насчет помещения. Мы можем использовать клуб рабочих у входа на военную базу. Там проводятся профсоюзные собрания, но нерегулярно. Нужно только, чтобы кто-то из руководителей рабочего комитета поставил печать на заявку. Арендовать его будет несложно, а стулья можно вообще убрать. Если все будут сидеть на полу, то, думаю, тысяча человек не уместится, но, по моим подсчетам, восемьсот войдет. В Сасэбо нет вообще ни одного зала, где поместилась бы тысяча человек. Даже в муниципальном зале, включая балкон, помещается всего шестьсот человек. Сцена в глубину пять метров, этого вполне достаточно, чтобы разместить на ней ударник и усилители. С обеих сторон будет шесть прожекторов, а еще там есть комната с проектором для восьмимиллиметровых пленок, но тогда в помещении должно быть темно, верно? Днем там светло, но на всех окнах висят черные шторы. За три минуты можно затемнить комнату. Ты же, Кэн, любишь темноту? Да, и еще насчет гаранта. Я знаю парня из баскетбольной команды, который окончил школу в прошлом году. Он надежный, и я уже
     просил его помочь. Нам нужно только купить печать и воспользоваться его именем и адресом. Как насчет того, что мы с Кэном будем организаторами? - выдал Адама залпом, прочитав все это по записной книжке.
     - ТЫ - ГЕНИЙ! Cafe au lait значит просто кофе с молоком, а терриконы - гордость Японии.
     Я сложил руки и поклонился Адама. Он спокойно сказал мне, что не стоит волноваться по поводу такой чуши, и попросил к завтрашнему дню предоставить ему дизайн билетов.
     - Послушайте, мы тут поговорили, и оказывается, что в пьесе всего два действующих лица, - сказала моя ангелица Леди Джейн, бесстрастно попивая чай с молоком, считающийся напитком аристократов.
     Она сидела рядом со мной. Энн-Маргрет сидела возле Адама. Чтобы сесть поближе к Адама, она почти столкнула Ивасэ со скамьи, так что ему пришлось переместиться за соседний стол. Время от времени ангелица касалась меня бедром. Каждый раз, когда это происходило, скамейка превращалась в электрический стул. Ток пронизывал меня до макушки, у меня волосы вставали дыбом, перехватывало дыхание, щемило в паху, пересыхало в горле, потели ладони, и унылое лицо Ивасэ уплывало от меня.
     - Правильно, старшая сестра и ее брат, - сказал Адама и понимающе улыбнулся, давая понять, что это единственный способ позволить нам остаться наедине во время репетиции.
     - Я-то думала, что Юми-тян лучше подойдет для этой роли...
     Я чуть не выронил стакан, который подносил к губам.
     - Нет, я не смогу сыграть, как Мацуи-сан, - сказала ее подружка.
     - Юми-тян, мы уже все обговорили по дороге сюда. Ядзаки-сан, вы помните прошлогодний театральный фестиваль? Она была только во втором классе, но получила первый приз за роль Порции.
     Энн-Маргрет стыдливо прикрыла ладошкой рот и придвинулась поближе к Адама, покачивая под блузкой своими большими, мягкими грудями.
     - Кстати, Кэн, я об этом читал, кажется, в газете РТА, мы же не собирались публиковать статью о Сато-сан? - спросил Ивасэ.
     Мне показалось, что скамья из уютного электрического стула превратилась во влажный туалетный стульчак. Мне хотелось завопить: "Заткнись, Ивасэ!", но я решил, что они еще больше меня возненавидят, и сдержался, успокаиваясь полизыванием края своего стакана. Адама продолжал хихикать, наклонив голову.
     - Если нельзя использовать помещение клуба, то можно устраивать репетиции в церкви, которую я регулярно посещаю, - весело сказала сисястая христианка Порция, и я с трудом сдержал скабрезную ухмылку, мучительно представляя, как включить в сценарий сексуальную сцену в бане и добавить еще одно действующее лицо, девушку, которую любит герой. Впрочем, я сразу понял, что это будет неуместным, поскольку пятью минутами ранее я с жаром утверждал, каким чистым и утонченным в революционном духе должен быть наш сценарий, в котором будет только два действующих лица.
     - Я согласна, - сказала Порция, и я тихим голосом подтвердил, что мне это будет приятно.
     Возле моста Сасэбо некогда произошло сражение с кораблем "Энтерпрайз". По другую сторону от моста находится американская военная база. От него отходит платановая аллея, ведущая к джаз-клубу "Four Beat". С первого класса повышенной школы мы с Ивасэ любили там бывать. В заведении стоял типичный запах черных, который мы называли "запахом блюзов". Им были пропитаны стойка, скамейки, столы и пепельницы. Иногда по ночам морской пехотинец с вытатуированной русалкой на левом плече выдавал на трубе Чета Бейкера или черные патрульные, совершая обход, напевали мелодию "Больница Сент-Джеймса", а иногда девицы из баров для иностранцев, с волосами, выкрашенными в каштановый, желтый или красный цвет, распространяя запах дешевых духов, устраивали драки. Мы могли провести там пять часов за стаканом пепси, а хозяин бара по имени Адати и слова нам не говорил, поскольку всегда был под мухой, пилюлями или наркотой, а когда был уже за гранью, начинал кричать: "Дерьмо! Почему я не родился черным?" - и начинал рыдать.
     Я решил, что это самое подходящее место для встречи с Нагаяма Миэ. Мы ушли первыми, сказав ангелице и чаровнице, что отправляемся обсудить детали представления. Не было никакой необходимости врать, но не признаваться же Леди Джейн, что мне захотелось встретиться с другой красоткой из той же школы, что тоже было бы враньем, так как идея принадлежала Адама. Он считал, что если меня посадить перед тремя красотками сразу, то я потеряю самообладание и распугаю их всех, понеся какую-нибудь околесицу.
     - У вас здесь с кем-то встреча? - спросил из-за стойки Адати. - Судя по тому, насколько Кэн на взводе, это должна быть женщина.
     Адама утвердительно кивнул.
     - Это первая красотка из школы Дзюнва, - сказал я.
     Адати фыркнул и ухмыльнулся. Он обратил к стене с плакатом Чарли Мингуса свои постоянно желтые и мутные от алкоголя, таблеток и наркоты глаза. Женщины не очень интересовали Адати. Как-то он признался мне, что его интересуют только алкоголь, таблетки и наркота.
     - Послушай, Адати-сан, сюда должна прийти действительно классная телка. Какую музыку ты мне посоветовал бы по этому случаю? Стэна Гетца или "Herbie Mann"? - спросил я.
     Адати кивнул.
     - Я врубился. У нас есть новая запись Вес Монтгомери. Там включены струнные. Закачаешься, мужик.
     - Это то, что надо! - обрадовался я, но подумал, что Адати не из тех людей, которые знают атмосферу в школе Дзюнва. Как мог я доверять этому странному типу, который вечно хнычет о том, что ему не посчастливилось родиться негром.
     Когда появилась Нагаяма Миэ в провоцирующем обличьи: в красной бархатной кофточке, в черных плотно обтягивающих джинсах, в серебряных сандалиях, с огромными золотыми серьгами и с наманикюренными розовым лаком ногтями, Адати захихикал и пошел ставить "Ascenstion" Колтрейна. Джон Чикай и Мэрион Браун визжали на альт-саксофонах, как недорезанные свиньи, от этих звуков глаза Нагаяма Миэ совсем сузились.
     Когда мы вернулись в "Бульвар", я обсуждал с Нагаяма Миэ детали предстоящего фестиваля, но при этом представлял, как этот ублюдок Адати свалился в беспамятстве на улице и его переехал грузовик.
     - Что ты имеешь в виду под фестивалем? - спросила Нагаяма Миэ, зажав между пальцами с розовыми ногтями фирменную сигарету "Hi-lite" и выдувая из оранжевых губ струйки дыма.
     Тогда впервые в жизни я осознал, что в женских губах есть нечто такое, чего не передают ни поэзия Рембо, ни гитара Джимми Хендрикса, ни фильмы Годара. "Если бы только я мог делать с этими губами все, что захочется", - подумал я. Любые ребята согласились бы ради этого даже есть уголь, есть пыль с терриконов.
     Я объяснял Нагаяма Миэ замысел фестиваля со страстью человека, готового сожрать террикон.
     - Я не могу выступать, - сказала Нагаяма Миэ, посасывая кусочек вытащенного из стакана льда.
     - Тебе не нужно думать, как играть, - сказал я, - тебе отведена главная роль.
     - Главная роль?
     - Да. Разве я не говорил об этом раньше? Ты из лучшей школы в Сасэбо, где более тысячи учеников, и теперь они все соберутся без преподавателей. Такого не было еще ни в Токио, ни в Осака, ни в Киото. И ничего подобного не случалось ни в Нью-Йорке, ни в Париже. Это будет крутое зрелище.
     - Париж?
     - Конечно, парижские старшеклассники такого не смогут сделать.
     - Но мне нравится Париж.
     - Не спорю. Но я считаю, что в открытии фестиваля в Масэюл должны участвовать самые красивые девушки.
     Нагаяма Миэ смотрела на меня широко раскрытыми глазами так пристально, что забывала выдыхать табачный дым.
     - Значит, я?
     - Правильно.
     - И я самая красивая девушка здесь? -Да.
     - Кто это решил?
     - Единодушно решил студенческий совет Северной школы.
     Нагаяма Миэ поочередно посмотрела на меня, на Адама, на Ивасэ, и в этот момент по кафе громко разнеслась мелодия "НЕОКОНЧЕННОЙ СИМФОНИИ" Шуберта. Нагаяма Миэ громко расхохоталась и, указывая на меня пальцем, спросила: "Он что, по жизни такой мудак?" Адама также рассмеялся и трижды произнес: "ПОЛНЫЙ МУДАК". Ивасэ тоже рассмеялся. Мне не оставалось ничего другого, как рассмеяться вместе с ними. Мы продолжали хохотать, пока не доиграла первая часть "Неоконченной симфонии".
     - Вы забавные ребята, - сказала Нагаяма Миэ, вытирая слезы, выступившие в уголках глаз. - Но мне пора уходить.
     Пришлось изменить состав для моего спектакля, но, во всяком случае, две самых талантливых и красивых девушки из Английского театрального клуба согласились принять участие. Главная красотка из частной миссионерской школы, за которой ухлестывали все самые страстные "умеренные", должна была появиться во время церемонии открытия. Выпускнику Северной школы оставили два бесплатных билета за то, что он позволил использовать свое имя в качестве гаранта за аренду клуба рабочих. Все билеты были великолепно отпечатаны в типографии Хиросимского университета.
     Я получал удовольствие, снова и снова разглядывая эти билеты.
     23 ноября (День Труда)
     С 2:00 до 21:00
     Место: Клуб рабочих в Сасэбо. Представляет "ИЯЯ".
     Рок-музыка, независимое кино, театр, поэтические чтения, хэппенинг и всяческие неожиданности...
     "Фестиваль Утренней Эрекции"!
     Объявление было напечатано жирным шрифтом поверх изображения девушки, красящей губы помадой и обхватывающей пенис в момент извержения.
     Билеты по двести иен были распроданы среди членов группы "Ваджра", выпускников Северной школы, в Клубе журналистики, в Английском театральном клубе, почти во всех спортклубах, в группе недоумков во главе с Сирокуси Юдзи, среди участников рок-оркестров, а также распространены по всем прочим школам. Ежедневно на счет "ИЯЯ" поступали новые деньги. Мне начало казаться, что я стал центром Вселенной.
     Но точно так же, как Рокфеллер и Карнеги вызывали зависть у бедняков, я тоже стал мишенью для группировок из других школ.

ЛЕД ЗЕППЕЛИН

     Когда бродишь по кварталу с барами для иностранцев, сердце начинает сжиматься. Ты начинаешь понимать, насколько бесполезными являются для человечества подобные места. "Black Rose" находился по другую сторону парка, славившегося своими гомиками. У входа в бар висели черные двухслойные занавески, создающие атмосферу ночи. Когда они открывались средь бела дня, если раздавались призывные голоса матросов, вдруг сходящих на берег, оттуда доносилось щебетанье местных девушек.
     Мы с Адама вошли в "Black Rose" с черного хода. По пояс голый хозяин играл в кости с официантом, на шее у которого болтался развязанный галстук.
     - Извините. Мы из оркестра, - сказал я, проходя через комнату.
     - Вы из Северной школы? - вскинул голову хозяин заведения. На плече у него была черно-белая татуировка цветка сакуры.
     - Да, оттуда, - ответил я.
     Адама оставался мрачным. Он чувствовал себя неуютно в подобной обстановке.
     - А учитель по имени Сасаяма там еще работает?
     Сасаяма был тренером, во время войны он сотрудничал с тайной полицией. Ему было уже за пятьдесят, он утратил былой пыл и уже не лупил учеников по головам бамбуковым мечом. Мой отец всегда утверждал, что после войны из-за неразберихи в стране и из-за нехватки мужчин многие недоделки стали преподавателями. Сасаяма был одним из них.
     Когда я согласно кивнул, хозяин заведения спросил:
     - Как дела у пахана? Передавай ему привет, - сказал он, бросая кубик в чашку.
     "Гнусный тип", - прошептал я, имея в виду мужика с черно-белой татуировкой. Полное отребье, даже не смог сделать цветную татуировку. Наверняка он из таких, как Сасаяма. Возможно, ему раскроили башку бамбуковым мечом, последствия таких инцидентов остаются надолго. При виде этого хозяина заведения я всякий раз думал о том, почему Япония проиграла войну. Мне были не вполне понятны разговоры о патриотизме.
     У НИХ ГОРДОСТИ НЕТ.
     Мы вошли в бар. Там царил американский запах, которого Адама терпеть не мог. Хотя я и называю это "американским запахом", но, разумеется, в Америке его нет. Он был только в коттеджах возле военной базы, в волосах полуамериканских детей или в магазинах при базе. Это был запах потных, жирных тел. Мне он казался тошнотворным.
     "Coelacanth" исполнял без ударников мелодию группы Спенсера Дэйвиса "Gimmi Some Lovin", басист Фуку-тян выдавал вокал, а Кэндзи на гитаре и Сираи на органе, с закрытыми глазами, размахивая гривами и высунув языки, воображали себя Майком Блумфилдом и Элом Купером. Сираи умел играть только на трех аккордах. В те времена этого было достаточно, чтобы считаться рок-музыкантом. Они помахали мне руками, и я вышел на сцену. Ухмыляющийся Адама сидел за стойкой бара, где официантки в одних маечках выставляли миски с лапшой.
     Фуку-тян в такт музыке двигал подбородком, напевая при этом какую-то чушь. Если он забывал слова, то повторял: "Don't you know, don't you know, don't you know". В те времена достаточно было выкрикнуть "Don't you know", чтобы считаться рок-музыкантом.
     Единственным посетителем был морячок, явно младше двадцати, с колли, которой он кричал "ЛЭССИ!" и изображал из себя Малыша Тимми. Он пил пиво прямо из бутылки и все норовил залезть под подол официанткам в китайских платьях. "Фрукты о'кэй, фрукты о'кэй?" - спрашивала его хозяйка, которой было уже под шестьдесят, а ни о чем не подозревающий Тимми кивал ей и говорил: "Sure!" После этого разыгралась обычная сцена: появилось блюдо, нагруженное ломтиками консервированных ананасов, мандаринов и персиков и украшенное побывавшей в употреблении веточкой петрушки. Потрясенный высокой ценой, Тимми разбил пивную бутылку о край стола. Выскочил разгневанный хозяин и вызвал военную полицию, после чего бедного Тимми с вывернутыми карманами загрузили в джип.
     А тем временем "Coelacanth" продолжал играть, а Фуку-тян пел свое "Don't you know, don't you know".
     - Ты договорился? - спросил я его. Хотя посетителей уже не осталось, Фуку-тян
     твердил в микрофон: "Thank you, thank you". Мы собирались позаимствовать у этого заведения усилители и микрофоны для "Фестиваля Утренней Эрекции". Ради этого "Coelacanth" целыми днями играл в этом баре за миску лапши и порцию китайских пельменей.
     - Мне еще нужно поговорить с хозяином, - покачал головой Фуку-тян.
     Девушки за стойкой подначивали Адама:
     - Ты из Северной школы?
     - Славный парень!
     - Выпей пива. За мой счет.
     - У тебя есть девушка?
     - Наверняка есть. Такой симпатяга.
     - Ты с ней целовался?
     - Тебе не мешало бы иметь при себе кондом, иначе получишь детишек.
     - Ты не голоден?
     - Возьми половину моей лапши.
     - Может, заказать еще порцию одэн?
     Для этих пожилых женщин с крашеными волосами, приехавших из разных городов, привлеченных запахом Америки, Адама должен был казаться существом с нимбом над головой. Если бы Адама основал новую религиозную секту, у него несомненно появилось бы много последователей. Но Адама, выросший на берегу реки, струящейся среди терриконов, был неспособен понять этих кисло-прекрасных дамочек, взращенных послевоенной японской экономикой. У него мурашки бегали по коже, когда одна за другой сморщенные руки прикасались к его бедру.
     - Не мог бы кто-нибудь спросить у хозяина, можно ли нам двадцать третьего ноября, тем более что это будет День Труда, одолжить у него усилители? - спросил я, обращаясь к трем женщинам. - Ямада-кун мы называем Аленом Делоном Северной школы. Если бар нам поможет, то мы на два-три дня одолжим его вам.
     От этих слов Адама серьезно разозлился:
     - Он больше похож на Гари Купера, чем на Алена Делона.
     - Ты хочешь предложить его нам?
     - А можно устроить с ним свидание?
     - Может быть, я познакомлю его со своей дочерью. Если у нее будет такой славный парень из Северной школы, она бросит своего чернокожего солдата. Она сделала уже пять абортов, и я беспокоюсь за ее здоровье.
     Взбешенный Адама вылетел из "Black Rose". Я попросил Фуку-тян решить вопрос с усилителями и выскочил за ним следом.
     - Я не могу тебе доверять. Ты - эгоист, думаешь только о себе. Ты хочешь сдать меня этим ведьмам? Ради чего? Ты несешь всякую херню, чтобы я обоссался?
     Я ТРИНАДЦАТЬ РАЗ перед ним извинился, но Адама категорически отказывался меня прощать.
     - Не сердись, я только пошутил.
     - Нет, Кэн, это была не шутка, теперь-то я наконец понял, к чему ты клонишь.
     - Послушай, Адама, может быть, благодаря таким, как я, человечество прогрессирует.
     - Не морочь мне голову.
     Он был прав. Адама было трудно одурачить.
     - Послушай!