нула!
Полугодовой план по  сдаче молока выполнен!  Июнь еще не  кончился,  а  план
выполнен. Сто процентов. Даже с какими-то десятыми. Анна знала положение дел
в  районе.  С  кормами на  фермах не  густо,  надои невелики,  район не  мог
выполнить план.  К концу июня должны были набрать девяносто пять,  девяносто
шесть процентов. И то хорошо. А тут - на тебе!
 Анна принялась изучать сводку.
 "Красный  партизан"  -   на   последнем  месте.   Семьдесят  процентов.
Правильно.  У них ни кормов,  ни голов...  За чей же счет выполнен план?  На
первом  месте  "Ленинский  путь".  Сто  двадцать.  Ну,  допустим,  там  люди
оборотистые.  Впрочем, у них с кормами лучше, чем у других. "Рассвет"... Сто
девять...  Враки!  Что касается "Рассвета",  Гончарову не проведешь, Анна не
хуже Мосолкиной знает положение дел в  "Рассвете".  С кормами там уже весною
было туговато. Не могли они выполнить...
 Анна позвонила в  "Рассвет".  Вызвала Челушкина.  Челушкин сменил ее на
посту секретаря парторганизации.
 - Григорий Федорович, откуда вы столько молока взяли?
 Он замялся.
 - Марья Филипповна надоила.
 - Нет, серьезно.
 Челушкин задал дипломатический вопрос:
 - А вы для чего - хвалить или ругать?
 - Ну как же хвалить, когда это невозможно?
 Она почувствовала, ее собеседник задумался.
 - Анна Андреевна,  я итоги не подбивал.  По-видимому,  набрали. Василий
Кузьмич с Малининым считали. Я ведь надои не проверяю...
 Раздражение все сильнее овладевало Анной.
 - Позовите-ка  к  телефону Мосолкину.  Найдите  ее,  и  пусть  она  мне
позвонит.  Впрочем,  нет...  -  Анна передумала.  -  Григорий Федорович,  не
говорите, что я звонила. Я сама приеду...
 Она  еще  не  очень-то  ясно  отдавала себе  отчет,  почему сообщение о
выполнении полугодового плана  по  молоку привело ее  в  такое  раздражение.
Очень уж  кстати была эта  сводка.  Дела в  районе шли не  блестяще.  Район,
правда, не числился в отстающих, но и хвастаться было нечем. В области давно
поговаривали,  что Тарабрин засиделся в Суроже. Сводка по молоку на какое-то
время затыкала критикам рты.
 На  войне  малейший самообман нередко приводил людей  к  гибели.  Обман
нарастает,  как лавина. Ложь ложью погоняет. Сводка о молоке была фальшивой.
Анна еще не знала подробностей,  но это-то она знала. Не упоминайся в сводке
"Рассвет",  она,  может быть,  прошла бы мимо, но "Рассвет" не мог выполнить
план на сто девять процентов...
 Она позвонила Тарабрину.
 - Иван Степанович, хочу съездить в "Рассвет".
 Тарабрин даже не спросил - зачем.
 - Пожалуйста. Можете взять машину. Я буду в городе.
 В Мазилове Анна проехала прямо на ферму.
 - Ну как, девочки, дела?
 Дневная дойка только что  кончилась.  Зоя  Черемисина,  одна из  лучших
доярок, откинула с ведер марлю.
 - Смотрите. Это от всей моей группы.
 - Маловато.
 - Кормим слабо.
 - А вас премировать собираются.
 - Не откажемся...
 Анна нашла Мосолкину.
 - Марья Филипповна, как у вас план?
 - Что-то около ста.
 - А в Кузовлеве?
 - Поменьше.
 - А как же в сводке?
 - А это уж вы Василия Кузьмича спрашивайте...
 Василий Кузьмич был где-то на сенокосе,  его нашли,  привели,  он вошел
обрадованный,   улыбающийся.   Он   уважал  Анну,   считал  ее  чуть  ли  не
представителем "Рассвета" в райкоме.
 - Василий Кузьмич, откуда такие проценты?
 Поспелов невозмутим.
 - А это мы немножко вперед. Перестраховываемся.
 - Да, но откуда их взяли?
 В глазах Поспелова мелькнула лукавая улыбка.
 - Ловкость  рук,   и  никакого  мошенства.   Резервы,   резервы,   Анна
Андреевна...
 Анна нахмурилась.
 - Я серьезно спрашиваю.  Спрашиваю вас как секретарь райкома. Откуда вы
взяли молоко? Было молоко или это приписка?
 Поспелов вдруг понял,  что Анна не шутит, что она рассержена, и заерзал
на стуле, как грешник на сковороде.
 - Было,   Анна  Андреевна,  было.  Честное  слово,  -  как-то  невнятно
пробормотал он. - Купили. Купили и сдали в счет плана.
 Анна окончательно помрачнела.
 - У кого? Где? Вы объясните, Василий Кузьмич. Меня очень интересует это
молоко.
 Поспелов потупился.
 - Это не молоко. Это масло. Мы маслом сдали.
 Анна пристально посмотрела на Поспелова.
 - Вы меня не обманываете?
 - Анна Андреевна! Купили масло и сдали.
 - Где?
 - В райпотребсоюзе.
 - Как же вы до этого додумались?
 - Подсказали.
 - Кто?
 - Ну, это я не скажу.
 - Много купили?
 - Весь излишек.
 - А деньги откуда взяли?
 - Сами знаете, деньги у нас есть.
 - Не ожидала я этого от вас, Василий Кузьмич...
 Анна вернулась в город. Поехала на склад райпотребсоюза.
 - Масло получали в этом месяце с маслозавода?
 - Получали.
 - Где оно?
 - Продано.
 - Кому?
 - Населению.
 - Врете. В магазины масло не поступало.
 Легкое замешательство.
 - Продавали со склада.
 - Кому?
 - Ну... Кто обращался.
 - А кто обращался?
 - А мы не знаем...
 Здесь трудно подкопаться.  Масло получено и продано. Может быть, даже в
одни руки. Но деньги получены. За все масло. Все в порядке.
 Анна поехала на маслозавод.  Дудаков, директор завода, считался хорошим
хозяйственником.  Вежливый товарищ,  с незаметным лицом, в недорогом зеленом
венгерском костюмчике.
 - "Рассвет" в этом месяце много масла сдал?
 - Порядочно.
 - А сколько именно?
 - Сейчас уточним... Алексей Ильич!
 Перед Анною предстал собственный муж.
 - Сколько молока "Рассвет" сдал в июне, Алексей Ильич?
 Алексей взял счеты.
 - Сейчас сочтем.
 Он защелкал костяшками.
 - Это ты что пересчитываешь? - догадалась Анна. - Масло в молоко?
 Он не ответил ей, закончил подсчет, назвал количество молока в литрах.
 Анна гневно посмотрела на Дудакова.
 - Вам "Рассвет" сдавал молоком или маслом?
 - Молоком.
 - А они говорят, маслом.
 Дудаков невозмутимо смотрел на Анну.
 - Они что-то путают.
 Анна  попросила  показать  квитанции.  Сдаточные ведомости оформлены на
молоко.  По документам все везде правильно. Она ни с чем вернулась в райком.
Не так-то легко опровергнуть сводку.
 С Алексеем они встретились за ужином.
 - Чего это тебя понесло на завод? - сразу обратился он к жене.
 - Да,  понимаешь,  Алеша,  молока не было и молоко сдали,  -  доверчиво
объяснила она. - Нельзя же такие вещи допускать.
 - Какие?  -  насмешливо спросил он.  -  К примеру,  я хочу сдать масло.
Пошел на рынок, купил, сдал. Разве возбраняется?
 - А сдавали все-таки масло? - поймала его на слове Анна.
 - Конечно, - подтвердил он.
 - Ваше же масло? От вас на склад, а со склада обратно?
 - А его и не возили вовсе,  -  насмешливо объяснил Алексей. - Двигались
одни накладные. А оно как лежало, так и лежит без движения.
 - И все это проводил ты?
 - А кому же еще!
 - Но ведь это мошенничество.
 - Чем?
 - Вот  почему нельзя купить масла в  магазинах!  Вот  как прячут дурную
работу...
 Алексей участливо посмотрел на жену.
 - По-детски думаешь, а пора бы уже повзрослеть.


XXXVIII

 Анна не спала ночь.  Она сама на себя сердилась, но что ж поделаешь? Не
защищаться же  фальшивыми сводками от  критики.  Она  понимала,  что  сводка
передана в Пронск,  что в Пронске довольны. Понимала, что исправлять сводку,
снижать проценты -  более чем неприятно. Она это понимала так же хорошо, как
и то,  что Тарабрин не захочет выступить в роли унтер-офицерской вдовы.  Она
не знала что делать. Но терпеть обман она не могла.
 Она  рано  пришла  в  райком.  Раньше  Тарабрина.  Предстоял неприятный
разговор.  Но Анна не торопилась,  даже оттягивала встречу,  пока,  наконец,
дверь не приоткрылась и не показалась голова Клаши.
 - Анна Андреевна! - позвала она. - Вас просит Иван Степанович.
 Анна поднялась тотчас. Тарабрин не любил ждать. Она пересекла приемную,
на мгновение задержалась у двери кабинета.
 Клаша уже сидела за своим столом.
 - Один? - спросила Анна.
 - Один, один... - торопливо сказала Клаша.
 Тарабрин сидел,  подперев голову рукой, читал какую-то бумагу, глаз его
не было видно, виден был только открытый лоб.
 "Хороший лоб, - подумала Анна. - Умный человек Тарабрин. Но какой-то уж
очень чистый лоб, ни морщинки на нем. Как мрамор".
 - Звали, Иван Степанович?
 Тарабрин  поднял  голову.  Он  редко  улыбался.  Посмотрел  на  Анну  и
улыбнулся ей.
 - Садись, садись, Анна Андреевна. Хорошо, что зашла.
 Анна села, молчала, ждала, что скажет Тарабрин.
 Но Тарабрин тоже молчал.
 - Бюро в час? - спросила Анна.
 - Да, через полчаса, - сказал Тарабрин.
 Помолчали еще.
 - С маслом ерунда какая-то получилась, - сказал Тарабрин.
 - Какая же  ерунда?  -  сказала Анна.  -  Просто липа.  Надо сообщить в
обком, что план по молоку не выполнен.
 - То есть как не выполнен?  -  насмешливо переспросил Тарабрин.  -  Ты,
Анна Андреевна,  чего-то путаешь.  План выполнен. Я сам просматривал сводку.
Разве без меня Дудаков посмел бы представить ее в райисполком?
 - Но ведь на самом деле нет даже ста процентов, Иван Степанович.
 - А что же сдавали? Воздух?
 - Масло.
 - Ну это меня не интересует - масло или молоко. Важно, что сдали.
 - Но ведь это комбинации.
 - Чьи?
 - Вот этого я пока не пойму.
 - Ну,  так вот по этому поводу я и позвал вас,  Анна Андреевна. Колхозы
сдавали,  как положено.  Но на маслозаводе совершенно запутана отчетность. И
повинен в этом, к сожалению, ваш муж...
 - Но ведь сдавал и принимал масло не он?
 - Но он оформлял! Я не хочу вам неприятностей. Поэтому оставим все, как
было.
 - Подождите,  Иван Степанович,  - медленно проговорила Анна. - Сперва о
молоке.  Потом о  моем муже.  Надо сообщить в  обком,  что мы  по  молоку не
дотянули.
 - Но это же неправда!
 - Покупали чужое масло и сдавали в счет собственного молока!
 - А где доказательства?
 - Мне сам Поспелов сказал.
 - Документы,   документы  нужны.  Я  тоже  звонил,  интересовался.  Все
правильно.
 - Надо исправить сводку.
 - Да поймите, Анна Андреевна, что это невозможно переиграть. Ну, как вы
это  себе представляете?  Колхозы обратно забирают масло с  завода,  везут в
райпотребсоюз,  там возвращают деньги... В общем, крути киноленту в обратную
сторону? Вы подумайте: возможно это проделать?
 - Тогда просто сказать правду...
 - Обрадуете обком? И что, собственно, сказать? Выполнили - и каемся?
 В чем-то Тарабрин прав. Сводку действительно невозможно переиграть.
 - Я  прошу назначить проверку,  Иван Степанович.  Ревизию.  Чтобы такие
вещи не могли больше повториться. Надо начать с маслозавода...
 Тарабрин с интересом посмотрел на Анну.
 - Хотите поставить под удар собственного мужа?
 - Я не хочу ставить под удар собственную совесть.
 - А если мы воздержимся?
 - Я поставлю вопрос на бюро.
 Тарабрин высыпал из деревянного стакана карандаши,  пересчитал, положил
обратно. Подумал. Тряхнул головой.
 - Обойдемся без бюро.  Не  надо так официально.  Пусть будет по-вашему.
Поручим Семену Евграфовичу...
 Облегченно откинулся на спинку стула,  поправил рукою волосы,  и только
тут Анна заметила на его умном и большом лбу мелкие капельки пота.


XXXIX

 Тарабрин оказался верен своему слову.  В  тот же  день он переговорил с
Жуковым.  Жуков тоже не стал медлить,  и без каких-либо оттяжек,  как Анна и
хотела, ревизия нагрянула на маслозавод.
 В основном ревизии подверглась бухгалтерия завода, то есть Бахрушин, то
есть   собственный  муж   Анны...   Санитарный  врач  достаточно  придирчиво
осматривал  завод  в  установленные сроки,  чистота  соблюдалась  на  заводе
неукоснительно.  Масло и  сыр,  которые завод поставлял в  Пронск и в другие
города,  -  продукция его  доходила  даже  до  Ленинграда,  -  не  встречали
неодобрительных отзывов.  Побольше бы  такого масла и  сыра!  Таким образом,
проверить следовало только отчетность,  приход да расход,  выяснить, сколько
поступает на завод молока и куда оно девается...
 - Раз уж проверять,  так проверять,  -  сказал Тарабрин, и Жуков сказал
обследователям примерно то же:
 - Злоупотреблений как будто незаметно, но уж коли решили, поднимите всю
отчетность, проверьте, так сказать, до конца...
 Два  дня  шелестели на  заводе бумагами,  Алексей Ильич  подавал всякие
гроссбухи,  в которые и сам-то заглядывал,  пожалуй,  впервые,  и все было в
порядке, все, как говорится, соответствовало. Но...
 И  вот  акт  комиссии уже на  столе у  Жукова,  Жуков звонит Тарабрину,
Тарабрин  разыскивает по  району  Гончарову,  и,  поймав  ее  по  телефону в
Давыдовском совхозе, просит вечером, по возвращении, обязательно заглянуть в
райком.
 Тарабрин отменно вежлив, спокоен, может быть, чуть ироничен.
 - Ваше  желание удовлетворено,  Анна  Андреевна.  Проверили маслозавод.
Причем проверяли на совесть, это вам говорю я.
 - Я знаю, Иван Степанович. Из райфо ведь Козловского посылали.
 - А что - Козловский?
 - Говорят, ни одной копейки не пропустит. Педант.
 - Ну,  не  знаю,  педант там  или не  педант,  но  все в  порядке.  Как
говорится, в ажуре. Так, кажется, у бухгалтеров?
 Анна вздохнула.  Про себя облегченно вздохнула. И все-таки ей что-то не
по себе.
 - Но...  - Тут последовала многозначительная пауза. - Есть разрыв между
принятым молоком и выходом готовой продукции. В самое последнее время молока
было принято больше, чем переработано.
 - Значит, квитанции колхозам выдавались, а...
 - Куда-то утекло. Бидоны дырявые.
 - А может быть, колхозы не сдавали этого молока?
 - Кто же в этом признается?
 - Следовательно...
 - Следовательно, недостача.
 - Кто же несет ответственность?
 - Бухгалтер Бахрушин. Ваш муж.
 Тарабрин сказал это  без  подчеркивания,  очень  просто,  как  если  бы
говорил о постороннем для Гончаровой человеке.
 Анна помолчала. Потом взглянула невесело на Тарабрина.
 - Это преступление?
 Тарабрин отрицательно замахал рукой.
 - Нет,  нет!  Не волнуйтесь.  Упущение...  -  Он участливо посмотрел на
Анну,  ему,  наверно,  искренне хотелось ее утешить.  -  Возможно,  виновата
спешка.  Допускаю,  что  уж  очень  хотелось  выполнить план.  Так  сказать,
авансировали  колхозы.   Мы  с  Семеном  Евграфовичем  расцениваем  это  как
служебное упущение. Не больше. Все отрегулируется...
 Так она и знала.  Она была уверена, что с выполнением плана что-то не в
порядке. Формально в порядке, но на самом деле...
 Ах,  Бахрушин,  Бахрушин!  Алексей хотел жить со всеми в  ладу.  С  тем
выпьет.  С другим согласится.  Навыдавал квитанций.  Люди не подведут. Он их
вызволит,  они его.  Теперь,  конечно, Бахрушин у всех в руках. Как поведешь
себя, так и получишь...
 Анна  сплела  кисти  рук,  принялась  дергать  себя  за  пальцы,  точно
стягивала с них несуществующие перчатки.
 - А большая сумма, Иван Степанович?
 - Да не волнуйтесь же, я вам говорю... - Тарабрин совершенно спокоен. -
Все отрегулируется. Помаленьку погасят...
 Он назвал сумму. Сравнительно невелика. Примерно, пять месячных окладов
Анны. Незаметная сумма. Но и Бахрушин, и Анна находились под прессом. Теперь
все зависело от доброго расположения людей. Разумеется, ей пойдут навстречу.
В этом она не сомневается. Помогут Алексею свести концы с концами.
 Тарабрин читал ее мысли.
 - Сведет ваш Алексей Ильич концы с концами, отрегулирует...
 План выполнен,  обком доволен,  Алексей отрегулирует.  Удивительно, как
все добры друг к другу. Но от этой доброты ей хочется плакать...
 Анна встала.
 - Что ж, Иван Степанович... Спасибо. Я подумаю, как поступить...
 - Да никак не поступать!  -  Тарабрин дружелюбно протянул руку.  -  Ваш
Бахрушин  не  так  уж  и  виноват.   Всем  хочется  выполнить  план.  Любыми
средствами.  Не  подумал.  Не стоит раздувать его ошибку,  ваш авторитет нам
дороже...
 Но Анна уже знала, что делать. Она заторопилась домой.
 Алексей находился в  благодушном настроении.  Сидел на  порожке дома  и
кое-как наигрывал на баяне. Был как будто слегка навеселе. В последнее время
Анна не  всегда могла разобрать -  под  хмельком Алексей или  ей  это только
кажется.
 Она притронулась к баяну.
 - Погоди. Что там у вас?
 - Порядок.
 - Но у тебя недочет?
 - Разбалансируем.
 Анна посмотрела на него сухими злыми глазами.
 - Неужели тебе что-нибудь давали?
 Алексей положил баян на  ступеньку,  в  глазах его  тоже мелькнуло злое
выражение.
 - Ты  соображай,  Аня,  что  говоришь!  Себя не  пожалел бы,  так  тебя
пожалею. Что я - не понимаю, что ли...
 - Значит, ты - ни в чем?
 - Ну, выпивал иногда с людьми...
 Бесполезно с  ним  говорить.  Тем  более сейчас.  Анна пошла прочь,  не
заходя в дом. Алексей приподнялся.
 - Ты куда?
 - Христа славить!
 Что с ним говорить...
 Она и вправду пошла по людям, собирать, что дадут.
 У Ксенофонтовых Евдокия Тихоновна бросилась ставить самовар. Она всегда
была душевно расположена к Анне,  а теперь,  когда Анна стала секретарем, ее
посещение вдвойне приятно.
 - Я по делу, тетя Дуся. Мне нужны деньги.
 - Что так?
 Евдокия Тихоновна испытующе посмотрела на гостью.
 - Нужно выручить. Одного человека. Очень нужно.
 - А много?
 Анна сказала. Евдокия Тихоновна всплеснула руками.
 - Откуда же у нас таким деньгам!
 - Сколько можно, - сказала Анна. - У меня есть платья, пальто. Шифоньер
можно продать. Приемник...
 - Впрочем,  погоди...  -  Евдокия Тихоновна подумала.  -  Гришка должен
скоро прийти...
 Гриша тоже обрадовался Анне.
 - Какими судьбами, Анна Андреевна?
 Мать помешала ему говорить с гостьей, увела в комнату, которую когда-то
занимала Анна.
 - Гришка на мотоцикл копит,  -  сказала она,  выходя обратно.  - Завтра
утречком сходит в сберкассу, в обед принесу...
 Накопления Ксенофонтовых равнялись двум ее окладам. Анна долго думала -
к кому бы еще обратиться.  Ни у кого из ее знакомых не было таких денег.  Ей
пришла в голову отчаянная мысль -  сходить к директору леспромхоза Ванюшину.
Член бюро райкома,  он держался в некотором отдалении от других членов бюро,
но в спорах часто поддерживал Анну.
 Утром она отправилась к Ванюшину.
 - У меня просьба,  Кирилл Савельич -  без обиняков начала она,  зайдя к
нему в  кабинет.  -  Мне нужны деньги.  Порядочная сумма.  Вы у  нас местный
Рокфеллер.  Ну,  не лично,  конечно.  Я не знаю,  есть ли у вас лично.  Но я
рискнула. Очень нужны. Отдам через полгода. Это я предупреждаю...
 Широкоплечий Ванюшин еще  шире расправил плечи.  Исподлобья взглянул на
Анну.  Он  был  громоздок,  тяжел,  круглолиц.  Когда  сердился -  багровел,
казалось, вот-вот его хватит удар.
 - Сколько? - коротко спросил он.
 Анна сказала.
 - Погодите... - сказал он и вышел.
 Анна провела в одиночестве минут пятнадцать.
 Ванюшин зашел обратно,  сел за стол, сунул руку в боковой карман, подал
деньги.
 - Вот, - сказал он.
 Анна смутилась.
 - Я предупредила.  Смогу вернуть только через полгода, - сказала она. -
Вы даже ни о чем не спросили...
 Ванюшин недовольно на нее поглядел.
 - И не спрашиваю.  Когда товарищ просит, я помогаю. А не выясняю - надо
ли помогать. Надо или не надо - это пусть другие выясняют...
 К концу дня Анна появилась на маслозаводе перед Алексеем.
 - Вот...  -  Она положила перед ним деньги.  -  Иди и внеси в кассу. Ты
ничего не должен.
 Алексей растерялся.
 - Колхозы сдавали,  они и рассчитаются,  -  забормотал он.  -  Это даже
как-то...
 - Я ничего не знаю, - сдавленным голосом произнесла Анна. - Я хочу быть
уверенной,  что ты никому ничего не должен.  Ни от кого не хочу зависеть. Ни
от чьей доброты.
 Он нерешительно запротестовал:
 - На это обратят внимание...
 - У тебя недостача на сегодняшний день?  -  сказала Анна.  -  Вот иди и
покрывай.
 Он упирался:
 - А как я проведу?
 - Незаконные операции умел проводить? Сумей провести законную.
 Об оконное стекло бился шмель. Жужжал как сумасшедший.
 Алексей прикрыл шмеля ладонью.
 - Ах, чтоб тебя!
 - Отпусти, - сказала Анна. - Шмель не виноват.
 Он швырнул шмеля за окно.
 Она спросила:
 - Вы куда деньги сдаете?
 - В банк.
 - Вечером покажешь квитанцию,  -  тихо сказала Анна. - А то так и знай,
завтра еще  одну  ревизию пришлю...  -  Она  поежилась.  -  Посадил семью на
голодный паек. Отец! Тоже мне...
 И не договорила.
 Вечером Анна долго сидела в  райкоме.  Советовалась с Добровольским,  о
ком из механизаторов н